Чем знаменит джордано бруно галилео галилей
Новое в блогах
Бруно, Галилей и инквизиция
Джордано Бруно (1548-1600) итальянский мыслитель, философ и поэт, монах-доминиканец, но из монастыря он сбежал в 1576 году. Мистик. Противник схоластики. Своим учителем он считал Николая Кузанского: «Природа есть Бог в вещах». Отстаивал идеи Коперника, но вполне резонно критиковал признание им замкнутой небесной сферы.
Бруно опирался на новейшие достижения тогдашнего естествознания и считал что познание возможно только с помощью «героического энтузиазма» в котором человек сливается с Богом. Одна из его книг так и называется «О героическом энтузиазме». Наиболее известны его работы «О причине, начале и едином», «О бесконечности Вселенной и мирах»…
Он считал что миров подобных нашему бесконечно много. Не существует различия между земным миром и небесным.
Своё отношение к Богу Бруно противопоставляет традиционной религии. Он понимает:
Религия требуется «для наставления грубых народов, которые должны быть управляемыми».
Бог существует внутри Вселенной и продолжает творить новые миры, он бесконечно могущественный, поэтому не может ограничиться созданием только одного конечного мира.
Вывод: природа бесконечна, другие миры обитаемы. Солнце не единственный центр Вселенной, любое светило может быть центром. Бруно разрушал представление о конечности мироздания, ограниченного сферой неподвижных звёзд.
В следующем году умерла его дочь, через три года он ослеп. Сына его заставили следить за отцом и сообщать обо всём «святой инквизиции». До самой смерти Галилей находился под домашним арестом. Говорят, что подписав публичное отречение от «еретического учения» и выслушав приговор, он встал с колен и прошептал: «И всё-таки она вертится». Но это лишь легенда.
В том, что Земля вращается вокруг своей оси и обращается вокруг Солнца он не сомневался, но вслух этого сказать не мог. Он хотел оставаться живым и заниматься наукой. Перед фанатичными и жестокими невеждами бессмысленно проявлять принципиальность.
У Галилея были единомышленники, но страх сковывал их волю и разум.
И современник Галилея
Был Галилея не глупее,
Он знал, что вертится Земля,
Но у него была семья…
Лишь в 1992 году специальная комиссия, созданная Папой Римским Иоанном Павлом II, реабилитировала ученого и признала суд над ним «трагической ошибкой».
Надо заметить, что Коперник, Кеплер, Бруно, Галилей не были атеистами и не могли ими быть. Но исследования космоса создали предпосылки для отказа от геоцентризма. Были созданы телескопы и микроскопы, обнаружены далёкие звёзды и ранее неизвестные формы жизни. Развитие производства и науки, географические открытия и открытия в физике, изобретения в оптике и механике оказали существенное влияние на философов Нового времени, которые особое внимание стали уделять проблемам и возможностям познания.
Назревала необходимость и в преобразовании церковной жизни, связанной с отказом от диктата терявшей авторитет церковной иерархии. Невежество, жадность и безнравственность духовенства вызывали недовольство. Папство стремилось к богатству и власти. Продажа церковных должностей и индульгенций, разврат в «обителях» свидетельствовали о нравственной деградации священнослужителей. Обязанные своим назначением на должность не своим личным качествам, а деньгам, внесенным в папскую канцелярию, духовные лица преследовали личные цели. С высшего духовенства деморализация перешла на все клерикальные круги, в особенности на монашество. Большинство из них не имели образования, о Библии у них было смутное представление. Литература XIV и XV веков тоже была критична по отношению к «порченой церкви» и осознавала необходимость реформ. В народных немецких сатирах тоже открыто высмеивали нравы духовенства.
Не забудьте поставить + и (или) высказать своё мнение.
Православная Жизнь
«Термин «лженаука» уходит далеко в Средние Века. Мы можем вспомнить Коперника, которого сожгли за то, что он говорил «А Земля всё-таки вертится»…». Автор этой фантастической цитаты, где перепутаны три разных человека – политик Борис Грызлов.
Галилео Галилея заставили отречься от своих взглядов, но фразы «А всё-таки она вертится!» он не говорил
На самом деле за гелиоцентризм (представление, что центром нашей планетной системы является Солнце) преследовали Галилео Галилея. Великого астронома заставили отречься от своих взглядов, но фразы «А всё-таки она вертится!» он не говорил – это поздняя легенда. Живший ранее Николай Коперник – основатель гелиоцентризма и католический священнослужитель – тоже умер своей смертью (его доктрину официально осудили лишь 73 года спустя). А вот сожгли Джордано Бруно – 17 февраля 1600 года в Риме по обвинению в ереси.
Вокруг этого имени существует множество мифов. Самый распространенный из них звучит примерно так: «Жестокая Католическая Церковь сожгла передового мыслителя, учёного, последователя идей Коперника о том, что Вселенная бесконечна, а Земля вращается вокруг Солнца».
Красивая легенда о мученике науки, погибшем от рук средневековых варваров, от Церкви, которая «всегда была против знаний». Настолько красивая, что для многих реальный человек перестал существовать, а на его месте появился мифический персонаж – Николай Брунович Галилей. Он живёт отдельной жизнью, шагает из одного произведения в другое и убедительно побеждает воображаемых противников.
Для многих реальный человек перестал существовать, а на его месте появился мифический персонаж – Николай Брунович Галилей. Памятник Джордано Бруно в Риме, фото – ilmattino.it
Вот только к реальному лицу это не имеет отношения. Джордано Бруно был раздражительным, импульсивным и взрывным человеком, доминиканским монахом, а учёным скорее по названию, чем по сути. Его «одной, но подлинной страстью» оказалась не наука, а магия и желание создать единую мировую религию на основе древнеегипетской мифологии и средневековых гностических идей.
Вот, например, один из заговоров богине Венере, который можно найти в трудах Бруно: «Венера благая, прекрасная, красивейшая, любезная, благоволящая, милостивая, сладкая, приятная, блистающая, звёздная, Дионея, благоухающая, веселая, Афрогения, плодородная, милостивая, щедрая, благодетельная, мирная, изящная, остроумная, огненная, величайшая примирительница, любовей владычица» (Ф. Йейтс. Джордано Бруно и герметическая традиция. М.: Новое литературное обозрение, 2000).
Вряд ли эти слова уместны в творениях доминиканского монаха или учёного-астронома. Зато они очень напоминают заговоры, которыми пользуются до сих пор некоторые «белые» и «чёрные» маги.
Бруно никогда не считал себя учеником или последователем Коперника и астрономией занимался лишь в той мере, в которой она помогала ему найти «сильное колдунство» (воспользуемся выражением из «гоблинского перевода» «Властелина колец»). Вот как один из слушателей выступления Бруно в Оксфорде (правда, довольно пристрастный) описывает то, о чём рассказывал оратор: «Он решил среди очень многих других вопросов изложить мнение Коперника, что земля ходит по кругу, а небеса покоятся; хотя на самом деле это его собственная голова шла кругом и его мозги не могли успокоиться» (цитата из указанного сочинения Ф. Йейтс).
Бруно заочно похлопывал старшего товарища по плечу и говорил: да, Копернику «мы обязаны освобождением от некоторых ложных предположений общей вульгарной философии, если не сказать, от слепоты». Однако «он недалеко от них ушел, так как, зная математику больше, чем природу, не мог настолько углубиться и проникнуть в последнюю, чтобы уничтожить корни затруднений и ложных принципов». Иными словами, Коперник оперировал точными науками и не искал тайных магических знаний, поэтому был, с точки зрения Бруно, недостаточно «продвинут».
Джордано Бруно был раздражительным, импульсивным и взрывным человеком, доминиканским монахом, а учёным скорее по названию, чем по сути
Многие читатели пламенного Джордано не могли понять, почему среди его сочинений по искусству запоминания или устройству мира встречаются какие-то безумные схемы и упоминания античных и древнеегипетских богов. На самом деле именно эти вещи для Бруно были самыми важными, а механизмы тренировки памяти, описания бесконечности Вселенной – лишь прикрытием. Бруно, ни много ни мало, называл себя новым апостолом.
Подобные воззрения и привели философа на костер. К сожалению, полный текст приговора Бруно не сохранился. Из дошедших до нас документов и свидетельств современников следует, что коперникианские идеи, которые по-своему выражал подсудимый, также вошли в число обвинений, но не делали погоды в инквизиторском расследовании.
Это расследование продолжалось восемь лет. Инквизиторы пытались подробным образом разобраться в воззрениях мыслителя, тщательно изучить его труды. Все восемь лет его склоняли к покаянию. Однако философ отказался признать выдвинутые обвинения. В результате инквизиционный трибунал признал его «нераскаявшимся, упорным и непреклонным еретиком». Бруно был лишён священнического сана, отлучён от церкви и казнён (В. С. Рожицын. Джордано Бруно и инквизиция. М.: АН СССР, 1955).
Разумеется, заключать человека в тюрьму, а потом сжигать на костре только за то, что он высказывал определённые взгляды (пусть и ложные), для людей XXI века недопустимо. Да и в XVII веке подобные меры не добавили популярности Католической Церкви. Однако рассматривать эту трагедию как борьбу науки и религии нельзя. По сравнению с Джордано Бруно средневековые схоласты скорее напоминают современных историков, защищающих традиционную хронологию от фантазий академика Фоменко, чем тупых и ограниченных людей, которые боролись с передовой научной мыслью.
Джордано Бруно и Галилео Галилей
Когда речь заходит о взаимоотношении церкви и науки, то нельзя обойти молчанием процессы над Джордано Бруно и Галилео Галилеем. И хотя эти процессы по времени относятся уже к эпохе Возрождения, они несут в себе все основные черты Средневековья.
Казнь Джордано Бруно видится варварством, но сама Римско-католическая церковь имеет по этому поводу другое мнение. Образ Джордано Бруно в истории ассоциируется с образом мученика науки, и мало кто знает, что он пострадал не за науку, а за оккультизм. Кроме того, Джордано Бруно был монахом, а с них спрос у Римской церкви несколько иной.
Джордано Бруно, магистр богословия, был монахом ордена доминиканцев, но затем был вынужден покинуть орден и бежать, поскольку его философские убеждения шли в разрез с догматами Римско-католической церкви. Некоторое время он жил в Швейцарии, Франции, Англии и Германии. После возвращения в Италию в 1592 г. Джордано Бруно был арестован и выдан Римской инквизиции и после семилетнего заключения казнен на костре.
На следствии Джордано Бруно не отрицал, что его учение расходится с догмами христианства. Согласно стенограмме допроса обвиняемый отвечал: «Я считаю, что все эти тела (звезды) суть миры, без числа, образующие бесконечную совокупность в бесконечном пространстве, называющемся бесконечной Вселенной, в которой находятся бесконечные миры. Отсюда косвенно следует, что истина учения его находится в противоречии с верой. ”
Конкреция инквизиции признала, что его положения еретичны и противны католической вере. но если Джордано Бруно отвергнет их, как таковые, пожелает отречься и проявит готовность, то пусть будет допущен к покаянию с надлежащими наказаниями. » Однако Джордано Бруно не раскаялся, и трибунал объявил его » нераскаявшимся, упорным и непреклонным еретиком. «. Перед смертью Джордано Бруно писал: «Смерть в одном столетии дарует жизнь во всех веках грядущих” и последние слова его перед казнью были: «Я умираю мучеником добровольно».
До самого последнего времени отцы Римско-католической церкви отстаивали «законность» казни Джордано Бруно. В середине XX века кардинал Меркати, например, утверждал: «Церковь могла, должна была вмешаться и вмешалась: документы процесса свидетельствуют о его законности. Если приходится констатировать осуждение, то основание его следует искать не в судьях, а в обвиняемом».
Однако Галилей отверг предложенный ему компромисс, и инквизиция занялась его «делом». Она запросила своих цензоров дать заключения по двум основным положениям теории Коперника, которые развивал Галилей:
2) Земля не является центром мира и не неподвижна, но в себе самой целиком также движется суточным движением.
— второе положение: подлежит той же цензуре и в философском отношении; рассматриваемое же с богословской точки зрения, является, по меньшей мере, заблуждением в вопросах веры.
Беллаpмино и другие инквизиторы опять стали увещевать Галилея отказаться от публичной защиты своих взглядов, но убедить ученого было не так-то легко. Однако после беседы с папой Павлом V, Галилей решил формально проявить благоразумие и вести пропаганду своих идей косвенно, через свои книги.
В 1623 г. папой стал Урбан VIII. Новый папа, будучи еще кардиналом, поддерживал дружеские отношения с Галилеем, и тот, рассчитывая на его покровительство, стал смелее проводить свои идеи. Папа покровительствовал, но в конечном итоге заявил, что Галилей «запутал себя в сложном деле» и что «он не должен терпеть, чтобы Галилей развращал своих учеников и передавал им опасные воззрения. Галилей был арестован. Трибунал вынес осуждающий приговор, и Галилей произнес свое «отречение»:
Известное предание о вырвавшейся у Галилея после отречения фразе: «А все-таки она вертится», недостоверно. В действительности Галилей был измучен борьбой и желал лишь спокойствия.
Процессы Джордано Бруно и Галилея дали повод к уместным и неуместным упрекам Римской церкви в том, что она препятствовала развитию науки. Парадоксально, что если бы церковь не возвела в догму труды ученого (Аристотеля), не было бы и почвы для последующего конфликта. Как тут не вспомнить слова св. Василия Великого: «Не спешите опровергать ученых, ибо они все время сами опровергают свои теории».
Чем знаменит джордано бруно галилео галилей
Джордано Бруно и Галилео Галилей
Продолжателем дела Коперника был Джордано Бруно (1548-1600). Отправляясь от открытия Коперника, Бруно идет дальше: на месте гелиоцентризма он ставит учение о бесконечной, лишенной центра вселенной и бесконечных мирах.
Галилео Галилей Продолжателем дела Коперника и Бруно стал Галилео Галилей. Он известен в первую очередь как основатель современной физики. Первым из ученых он сделал основным методом научного исследования не рассуждения или наблюдения, а эксперимент. Широкую, в то время даже скандальную известность он получил, бросая шары разных размеров с вершины «падающей» Пизанской башни. Ранее все верили Аристотелю, что более тяжелый шар упадет быстрее, чем более легкий, и никому не пришло в голову проверять это на практике. Галилей был первым, кто решил проверить. И оказалось, что, вопреки Аристотелю, оба шара упали одновременно. Галилей объясняет: а известные из опыта случаи, когда, например, перышко опускается в воздухе куда медленнее, чем падает камень – это из-за сопротивления в воздуха. В вакууме (такие опыты впоследствии проводились) и камень, и перышко падают одинаково. Измеряя время падения с разных высот, Галилей приходит к выводу, что шары падают не с постоянной скоростью, а с ускорением. Проводя опыты с движущимися телами, Галилей видит, что есть разница между движением под действием силы и движением под действием инерции. В результате действия силы тело движется с ускорением, изменяет скорость или направление движения. Если же сила не действует, то тело либо остается неподвижным (если оно было неподвижным), либо продолжает двигаться под действием инерции (если ранее оно двигалось). Отсюда Галилей делает вывод, который сегодня общеизвестен, а в те времена казался диковинным – что нет принципиальной разницы между состоянием покоя и состоянием равномерного прямолинейного движения. Этот вывод Галилей иллюстрирует примером: если вы будете находиться в трюме корабля без окон и если кораблю будет двигаться прямолинейно, равномерно и плавно, то вы не сможете определить, стоит корабль на месте или равномерно движется – в равномерно движущемся корабле все явления будут протекать так же, как в неподвижном корабле – маятник будет качаться в одной плоскости, живые организмы будут вести себя так же, как и на твердой земле (вот если корабль будет ускоряться или тормозить, тогда да – мы с вами это почувствуем, и маятник отклонится). И этот вывод стал первым аргументом в пользу теории Коперника. Ранее критики Коперника говорили – если бы Земля двигалась, мы бы это почувствовали, Земля уходила бы из-под ног. Галилей доказал – ничего подобного. Хотя Земля движется по круговой орбите, но радиус этой орбиты настолько огромен, что в привычных нам масштабах длины это движение является почти прямолинейным и, следовательно – не ощущается.
Ватикан пришел в ярость. Папа, которому уже нашептали, что под видом схоласта в книге выведен он сам, не желает слушать никаких оправданий.
— Ваш Галилей осмелился писать то, чего не должен, и вдобавок о самых важных вопросах, о самых опасных, какие только можно подымать в наше время! — кричит Урбан VIII тосканскому посланнику, пытавшемуся защитить ученого. О ссылках на разрешения цензоров он не хочет даже слушать.— Святая инквизиция никогда никому не дает предупредительных советов. Это не в ее обычаях. Уже через два дня после этого разговора флорентийская инквизиция по особому повелению инквизиционного суда приказывает Галилею ехать в Рим. Проявив «снисхождение и любовь», папа позволяет ему жить в доме тосканского посланника, а не в тюрьме суда инквизиции, «от которого не избавлены даже государи». У папы скорбное лицо: «Господь да простит его за то, что он стал рассуждать о вещах, касающихся новых учений и священного писания, ибо всегда лучше следовать общепринятому учению. Мне горько делать ему неприятности, но дело касается веры и вероисповедания».
Суд длился более двух месяцев. «Унижение великого человека было глубокое и полное,— писал один из французских биографов Галилея.— В этом унижении он был доведен до отречения от самых горячих убеждений ученого и до мучения человека, побежденного страданием и страхом костра. ». 22 июня 1633 года в церкви монастыря святой Минервы в присутствии всех прелатов и кардиналов суда, подчиняясь приговору, коленопреклоненный, он прочел отречение. Утверждают, что будто бы, поднимаясь с коленей, Галилей крикнул: «А все-таки она вертится!». Но вряд ли это было так. Инквизиция никогда не простила бы ему отречения чисто формального. От него ждали именно покаяния, смирения, требовалось не согнуть, а сломать его мысль. Однако остановить прогресс науки было уже невозможно.
Только в 1818 году католическая церковь отменила запрет на книгу Коперника. И только в 1979 году церковники покаялись за содеянное ими. Выступая 10 ноября 1979 года в Ватиканской академии наук на праздновании столетия со дня рождения Альберта Эйнштейна, тогдашний римский пап а Иоа нн Павел II неожиданно заявил: «Галилей много выстрадал — мы не можем этого скрывать — по вине служителей органов церкви. Я желал бы, чтобы теологи, ученые и историки, искренне руководствуясь идеей сотрудничества, как можно глубже проанализировали дело Галилея и, чистосердечно признав вину за теми, на ком она действительно возлежит, помогли бы искоренить недоверие, которое это дело все еще вызывает в умах многих, мешая прийти к плодотворному согласию между наукой и верой. »
Неужел и Иоа нн-Павел II не понял, что никогда не придет Галилео Галилей к этому «плодотворному согласию»?
Коперник, Галилей и Джордано Бруно – три мыслителя, которые бросили вызов традиции
В одной из глав XII книги «Метафизики» Аристотель утверждает, что среди математических наук именно астрономия ближе всего стоит к философии. Ведь она изучает природу небесных тел, говорит основоположник науки о бытии, то есть сущность вечную, хотя эта сущность и воспринимается в данном случае органами чувств. В иерархии всего сущего, какой она представлялась Аристотелю, Бог является мыслью о самой мысли и перводвигателем изначальной вечной небесной сферы.
Древний, дохристианский мир не осмеливался идти до конца по пути философии, которая привела бы к разделению Бога и природы. Сама природа в известной степени обожествлялась, поэтому философия и религия не вступали в противоречия, так как та и другая опирались на знания, полученные из чувственного опыта.
До Коперника философия и феномены, фиксируемые непосредственными наблюдениями, сходились на том, что Земля неподвижна в пространстве, а звезды движутся. Движутся, добавляла метафизическая астрономия, по круговой орбите, то есть таким образом, что движение, воссоединяя бесконечное число раз начало и конец, представляет собой бесконечность во времени.
Важной задачей ученых древности было, как говорили платоники, «спасать явления», то есть постараться обосновать факты теоретически. Казалось, это единственно правильный
путь. В диалоге Галилея «О двух главнейших системах мира» Симплиций говорит: «Учение Коперника предполагает отказ от чувственных восприятий, и прежде всего от ощущений, иначе как же могло быть, чтобы мы, ощущающие дуновение легчайшего ветерка, не почувствовали бы постоянного ветра, разящего нас со скоростью более 2529 миль в час, ибо таково расстояние, которое центр Земли при годовом движении проходит за час по окружности большой орбиты, как прилежно вычисляет автор…»
Действительно, казалось, что если признать неподвижность небесного тела, на котором живет человек, то было бы легче объяснить многие явления внешнего мира. Долгое время натурфилософия удовлетворялась ведущей ролью чувственного опыта в познании мира. Аристотелизму удалось отделить Землю, со всеми характерными для нее несовершенными преходящими явлениями, от чистоты и нетленности небес, куда водрузили «перводвигатель» мира — Бога.
Несмотря на усилия апостола Павла, Блаженного Августина, уже ранние христианские мыслители оказались в тупике натуралистической теологии. Отцы восточной церкви объясняли строение мира буквально по «Книге бытия», что шло вразрез с греческой научной традицией. А некий малоизвестный грек Козьма Индикоплевст, побывавший в Индии, пытался подменить языческую топографию и космогонию «христианской топографией Вселенной». Согласно учению Козьмы, Земля не только не являлась центром Вселенной, но была всего лишь самой низкой точкой солнечной системы, плоской равниной, накрытой куполом небосвода. Нас, однако, интересуют не сами эти ошибки в попытках объяснить строение мира, а причина, по которой они совершались, и — неоднократно — та причина, которая вызвала столь серьезные заботы у Коперника, а позже привела Галилея к суду инквизиции.
А причина в том, что в те времена наука находилась в подчинении у религии и метафизики. Тот же Коперник верил в упорядоченность, совершенство мироздания и на этом строил свою теорию. И это сближает великого польского ученого с учеными античности, и именно в строгой рациональности системы и заключается все величие его открытия.
В посвящении к своему трактату «Об обращениях небесных сфер» Коперник ставит в вину поборникам геоцентризма то, что, принимая теорию эксцентрических кругов и эпициклов, они нарушают принцип несомненной гармонии мира в целом и каждой его части.
Первая же глава книги его трактата открывается утверждением совершенства строения Вселенной: «Прежде всего, нам следует принять во внимание, что Вселенная шарообразна как потому, что шар — самое совершенное по форме и не нуждающееся в каких-либо скрепах безупречное целое, так и потому, что из всех фигур эта самая вместительная, наиболее подходящая для включения и сохранения всего мироздания».
Идея Земли как центра Вселенной была принята средневековым христианством так же, как язычниками во времена античности. Аристотель и Библия, птолемеевская система и мир, познаваемый через откровение, учение Фомы Аквинского примиряли эти противоположные позиции, утверждая, что разум и откровение не противоречат друг другу. Земля, согласно Козьме Индикоплевсту, рассматривалась как пьедестал для Бога, как часть Вселенной, противоположная небесной сфере — раю, согласно Гонорию, как местоположение ада, согласно Данте. В общем, в христианском учении Земля заняла вполне определенное положение в космосе, хотя адепты христианства не осознали еще до конца духовную революцию, совершенную Евангелием.
По сути дела, натурфилософия искажала результаты чувственного опыта или, вернее, стремилась как-то обойти их противоречия. Желая примирить Вселенную с Богом, она старательно избегала возможности примирить ее с разумом, с человеческой мыслью. Поэтому особенно интересно нам место в трактате Коперника «Об обращениях», где он говорит о мысли, «влекомой то туда, то сюда».
Первоначальная строгость теории концентрических сфер, выдвинутой в первой половине IV века до н. э. Евдоксом Книдским, постепенно приходила в упадок. Лишь изредка чье-нибудь гениальное воображение пыталось привнести в нее что-то новое, и лишь во II веке н. э. все эти попытки синтезировались в «Амальгесте» Клавдия Птолемея.
Но те же самые данные чувственного опыта, которые, казалось, подтверждали правоту птолемеевой картины мира по причинам, изложенным Симплицием на страницах «Диалога» Галилея, содержали в то же время элементы, подводящие к другим выводам. Откроем еще раз диалог «О двух главнейших системах» (Третий день). Симплиций задает Сальвиати вопрос: «Но из чего вы заключаете, что не Земля, а Солнце находится в центре обращения планет?» И Сальвиати отвечает: «Это следует из очевиднейших и потому самых убедительных наблюдений; из них наиболее веским является тот факт, что все планеты находятся то ближе то дальше от Земли, причем разность эта так велика, что, например, Венера в самом дальнем положении находится в шесть раз дальше от нас, чем когда она в самом близком положении, а расстояние до Марса в одном положении почти в восемь раз больше, чем в другом. Вы видите, таким образом, что Аристотель ошибался, думая, что они всегда одинаково удалены от нас».
Наряду с идеями геоцентризма древнему миру были известны и положения гелиоцентрической теории строения Вселенной, выдвинутой в первой половине III века до н. э. Архимед, из трудов которого мы и знаем о теории Аристарха, приводит свои возражения против гелиоцентризма. В то же время он ни в коей мере не был смущен появлением подобной теории.
Коперник не раз ссылается на античный гелиоцентризм, как бы подкрепляя свою революционную теорию неоспоримыми авторитетами классической древности. В трактате «Об обращениях небесных сфер» он требует той же «свободы воображения», которую позволяли себе Аристарх и другие ученые античности при объяснении астрономических явлений. Он воспользовался также могучим символом Солнца и утверждал, что оно, как подлинный светоч мира, гораздо более достойно занимать центр Вселенной, чем Земля. Здесь мы видим элемент обожествления природных явлений, аналогичный той традиции, которая уже завела в тупик древнюю астрономию.
И все же Коперник, создавая свою изумительно стройную теорию, основанную частью на собственных наблюдениях, а главным образом уже на имеющихся данных, руководствовался законами разума. При этом вера в разум приобрела у Коперника некоторый мистический оттенок. Он даже сочинил письмо некоего пифагорейца, в котором истина рассматривалась как священная тайна, известная лишь немногим посвященным.
Сорок лет спустя после появления трактата «Об обращениях» в опубликованных в Лондоне итальянских диалогах Джордано Бруно угадал более глубокий смысл учения Коперника, провозгласившего приоритет мысли над чувственным опытом и открывшего тем самым путь к утверждению неограниченной свободы мышления человека нового времени. Бруно справедливо отмечал, что астрономия Аристотеля и Птолемея построена на частичных данных, к тому же полученных при помощи столь ограниченного орудия познания, как человеческие ощущения. Реальность, познанная разумом, бесконечна, тогда как реальность, познанная чувствами, неизбежно ограниченна. Итак, в произведениях Бруно оживает Коперник — рационалист и платоник, нетерпимый к мысли, «влекомой то туда, то сюда»; мыслитель, для которого разум — явление священное, абсолютное, бесконечное; дерзкий разрушитель тысячелетней научной традиции во имя торжества разума.
Имя польского ученого — последнего представителя эры расцвета античной мысли — вскоре стало символом нового исторического этапа в человеческой культуре. Многовековой спор о конечном и бесконечном во второй половине XVI века завершается победой идеи бесконечности, преимущества которой интуитивно ощущаются человеческим сознанием. И в этом большая заслуга астрономии, хотя она еще и не осмеливается открыто постулировать бесконечность Вселенной. Даже Копернику — и это очень важно — мир представляется ограниченным сферой неподвижных звезд. Мир, но не реальность, ибо мысль — это тоже реальность, а мысль не имеет границ, ее нельзя ограничить рамками какой-либо идеи или системы. И вот идея бесконечности приводит к утверждению о множестве миров во Вселенной — одному из еретических утверждений, за которые 17 февраля 1600 года Бруно взошел на костер.
Вряд ли Коперник мог вообразить, к каким драматическим последствиям приведет отказ от многовекового компромисса между чувственным опытом и разумом, который закреплялся в птолемеевой системе мира. В его время теория гелиоцентризма не получила сколько-нибудь существенного резонанса. Но позже, в разбуженной и взбудораженной Италии периода Возрождения, вспыхнула острая полемика о бесконечности, причем речь шла уже не только о макрокосме, но и о микрокосме.
Бруно читал Коперника как буквально, так и метафорически, как до него читали Аристотеля и «Книгу бытия». Иногда его интерпретация была ошибочной. Так, Копернику было приписано отбрасывание теории небесных сфер, хотя при внимательном чтении его трактата этот вывод оказывается весьма сомнительным. Но, несомненно, польский ученый восстановил в правах идею бесконечности бытия и предугадал иной путь к решению вопроса об абсолютном и необходимом, и в этом его огромная заслуга перед человечеством.
То, что Бруно пошел на казнь, лишь бы не отречься от своих убеждений, говорит о том, сколь сильна в умах человечества жажда решить проблемы реальности. Своей смертью он еще раз подтвердил проверенную веками справедливость сократового призыва все подвергать сомнению, а также необходимость в человеческом обществе веротерпимости, в которой ему было отказано в Женеве Кальвином, а в Риме инквизицией.
Бруно первым пришел к мысли о слиянии в индивиде конечного и бесконечного. Индивид конечен, ограничен, поскольку он не является другим индивидом. В то же время он бесконечен, неограничен, так как он не обусловлен ничем иным, кроме как самим собой. Коперникова система вещей с ее удивительной точностью и ясностью обрела новую глубину, новое ценностное содержание и породила то новое измерение человеческого сознания нового времени, которое мы называем индивидуальностью. Галилею было предначертано стать наиболее чистым воплощением такой индивидуальности.
На каждой странице сочинений Галилея оживает работа мысли, стремящейся к точному определению вещей и явлений. Ограниченность чувственного опыта всякий раз преодолевается бесконечностью разума и преобразуется в индивидуальность утверждения. Именно здесь кроется секрет могучего обаяния Галилея как вполне современного мыслителя, более того, как человека всех времен, который мог появиться в любой стране. Его Коперник, тот, которого он вернул к жизни в 1632 году в своем диалоге «О двух главнейших системах мира», — это защитник логики и очевидности, противник самовластия, насильственного навязывания идей, поборник ответственности человека за этот мир. Это личность не только интеллектуального, но и морального величия. Ясность его мышления — этическая категория, так как она предполагает мужество, благодаря которому новая наука оказалась столь плодотворной в сравнении с идеями «слишком робких и ревнивых сторонников неизменности небесных сфер».
В стремлении к индивидуализации, в стремлении слить воедино ограниченность чувственного опыта и бесконечность чистого разума научная мысль вместе с Галилеем обрела свою истинно вечную характеристику, которая дала возможность связать прошлое, настоящее и будущее: от Евдокса, Евклида и Архимеда до Коперника и от Коперника до Ньютона, Гильберта и Эйнштейна.
Короче говоря, у Галилея Коперник-рационалист выступает как предтеча и залог Коперника-астронома. Поразительному гениальному астрономическому открытию предшествовало прозрение внутреннее, субъективное. Зародившееся в сознании каноника из Фромборка, это открытие было подхвачено доминиканцем-отступником из Нола, а затем углублено и отточено придворным математиком семьи Медичи. И как античный мир превзошел свое собственное порождение — натурфилософию, когда его наиболее выдающиеся представители создали теорию познания, так Коперник, Бруно и Галилей объединились в общем стремлении утвердить новое представление о мире, отвечающее требованию идеи бесконечности.
Индивидуальность и индивид — вот та цель, к достижению которой были направлены усилия, индивидуальность как осознанная первопричина всего. Постоянные опасения Коперника за последствия созданной им теории, казнь Бруно, суд над Галилеем подтверждают освободительную силу этой революционной идеи, созданной человеком, затем проецированной в небо и, в конце концов, воплотившейся в теории самого бытия. А те бесплодные научные традиции, философские паралогизмы, религиозное идолопоклонство, которым на какой-то период удалось навязать новым идеям свое превосходство, в дальнейшем пали перед судом истории вместе с теми псевдоноваторами, которые их поддерживали. Их судьба да послужит уроком грядущим поколениям.