16 октября 1941 года секретный день российской истории

События в Москве 16. 10. 1941

Московская паника 16 октября 1941года.

Просматривая материалы в интернете, я случайно наткнулся на очень редкий трагический материал о событиях, имевших место 16 октября 1941 года, и свидетелем которых я был сам лично.
В этот день я, как обычно, вышел во двор, чтобы у дворовых ребят, моих сверстников, узнать, что происходит в нашем городе, поскольку, мы ежедневно ждали милицию, у которой был приказ в приказном порядке эвакуировать всех жителей Москвы, в основном женщин с детьми допризывного возраста. Не успели мы обменяться вчерашними новостями, как во двор ворвался кто-то из наших ребят с диким криком: « Ребя, на Рогожке жидов отлавливают, тех, которые, ограбив свои магазины и по Нижегородке «рвут когти» на Восток, и раскулачивают!»
Естественно, после такой эмоциональной информации, нас во двора, как ветром сдуло на Рогожскую заставу, через которую двигался весь поток беженцев, покидающих Москву!
Материал, который я хочу опубликовать на ПРОЗА.РУ мне не принадлежит, и я, естественно, не могу претендовать на его авторство, и прошу не обвинять меня в плагиате. Всё, что написано в приводимом мною материале я видел своими глазами, мне было тогда 11 лет. Поэтому, мне нет нужды повторять весь этот ужас, поскольку, в приводимом материале очень ярко и красочно всё это уже изложено. Единственная цель, которую я преследую, познакомить современных россиян с тем, что мы пережили и в этот день и в последующем!

16 октября 1941года в Москве.

Московская паника — события во время битвы за Москву, когда 15, 16 и 17 октября 1941 года после принятия постановления «Об эвакуации столицы СССР», предусматривавшего отъезд из Москвы правительства во главе с И. В. Сталиным, по Москве распространились слухи, что город сдают немцам[1].
Вечером 15 октября Совинформбюро передало сообщение о том, что в ночь с 14 на 15 октября положение на Западном направлении ухудшилось и о прорыве обороны на одном из участков. В газетах появились сообщения о непосредственной угрозе столице[2].
В эти дни десятки тысяч человек пытались вырваться из города на восток. Промышленные предприятия закрывались, работникам выдавали месячную зарплату[3]. Перед закрытием из продовольственных магазинов стали раздавать прохожим продукты[4]. Отмечались случаи нападения на эшелоны. Городское руководство не пыталось обуздать паникёров, так как само спешно покидало город[4]. Обстановку дополнительно накаляли действия немецких диверсантов[5].
Раздавались призывы к расправе над евреями. В Москве в это время появилась выпущенная подпольной организацией «Союз спасения Родины и революции» брошюра «Как охранить себя от холода» под авторством некоего И. С. Коровина, которая призывала к свержению «жидомасонской клики» Сталина и в целом была написана в пораженческих тонах[6].
Московское метро 16 октября не работало (единственный день за всю его историю), так как велась подготовка к его уничтожению в соответствии с поступившим накануне указанием Л. Кагановича: «Метрополитен закрыть. Подготовить за три часа предложения по его уничтожению, разрушить объекты любым способом»[7].
15 и 16 октября с перебоями работал московский троллейбус, отдельные магазины не обеспечивали нормальное обслуживание покупателей, что нашло своё отражение и меры по устранению данных фактов в Постановлении Московского городского Совета депутатов трудящихся от 16 октября 1941 года[8].
Паника прекратилась на четвёртый день, когда был издан приказ применять к трусам, паникёрам, мародёрам любые меры вплоть до расстрела[9]. Количество расстрелянных точно не известно. По оценке российского историка, ведущего научного сотрудника Института российской истории РАН Елены Сенявской, в значительной степени ситуацию переломило выступление по радио председателя Моссовета В. П. Пронина, после которого на следующий день паническое бегство прекратилось, город изменился, на улицах появились военные и милицейские патрули, заработали даже такси[10].
Некоторые свидетельства
Свидетельства о панике, случаях бегства и мародёрства
• Сохранилась опись осмотра здания ЦК ВКП(б) на Старой площади: «Ни одного работника ЦК ВКП(б), который мог бы привести все помещение в порядок и сжечь имеющуюся секретную переписку, оставлено не было. В кабинетах аппарата ЦК царил полный хаос. Многие замки столов и сами столы взломаны, разбросаны бланки и всевозможная переписка, в том числе и секретная, директивы ЦК ВКП(б) и другие документы…»[11]
• Директор медицинского института В. В. Парин, как отмечалось в решении райкома, скрылся из Москвы со своими заместителями и кассой института, «оставив без руководства госпиталь с ранеными (около 200 человек), ряд клиник с больными, коллектив профессорско-преподавательского состава и студентов»[12].
• Секретарь Союза писателей Александр Фадеев докладывал, что автор слов «Священной войны» Василий Лебедев-Кумач «привез на вокзал два пикапа вещей, не мог их погрузить в течение двух суток и психически помешался»[13].
• «На Ногинском заводе № 12 группа рабочих в количестве 100 человек настойчиво требовали от дирекции завода выдачи хранившихся на складе 30 тонн спирта. Опасаясь серьезных последствий, директор завода Невструев вынес решение спустить спирт в канализацию. Группа рабочих этого же завода днем напала на ответственных работников одного из главков Наркомата боеприпасов, ехавших из города Москвы по эвакуации, избила их и разграбила вещи»[1].
• Из письма военврача Казакова жене:[10] «16-го там была невероятная паника. Распустили слух, что через два дня немец будет в Москве. „Ответственные“ захватили свое имущество, казенные деньги и машины и смылись из Москвы. Многие фабрики остались без руководства и без денег. Часть этих сволочей перехватали и расстреляли, но, несомненно, многие улизнут. По дороге мы видели несколько машин. Легковых, до отказа набитых всякими домашними вещами. Мне очень хочется знать, какой вывод из всего этого сделает наше правительство».
• Из статьи «Паникеры и предатели приговорены к расстрелу» в газете «Комсомольская правда» за 21 октября 1941 года:
«Военный трибунал войск НКВД Московской области под председательством военюриста 1-го ранга тов. Петрова А. А. вчера рассматривал дело бывших руководителей обувной фабрики № 2 Московского городского управления лёгкой промышленности. Директор фабрики Варламов, начальник цеха Евплов, технорук Саранцев, заведующий отделом труда и зарплаты Ильин и начальник снабжения Гершензон обвинялись в бегстве со своих постов, в разбазаривании государственного имущества.
16 октября Варламов собрал рабочих фабрики, выполнявших ответственное задание оборонного значения и объявил им, что предприятие закрывается. Свои панические настроения он оправдывал угрозой, которая нависла над Москвой…
Рассмотрев дело Варламова и др., Военный трибунал войск НКВД Московской области приговорил Варламова Г. И., Евплова В. К. и Саранцева В. А. к высшей мере наказания — расстрелу. Обвиняемые Гершензон Д. Б. и Ильин А. П. приговорены к 10 годам исправительно-трудовых лагерей с поражением в правах на 5 лет»[14].
15 октября Л. П. Берия на заседании ГКО настаивал на отъезде Сталина и повторил свои настояния 19 октября, сказав: «Москва — не Советский Союз. Оборонять Москву дело бесполезное. Оставаться в Москве — опасно». Эти слова он сказал Молотову и Маленкову (их слышал председатель Моссовета В. П. Пронин). Сталин с Берия не согласился.

У трамвайной остановки красноармеец во всем выходном, рядом хорошенькая жена, провожает.
Им не хочется ничего говорить. Они долго жмут, словно греют, друг другу руки в перчатках, а потом начинают возиться, толкать один другого, хватать за талию со смехом и шутками.

Сегодня метро работает нормально. Вчера было закрыто.

Три дня не могу получить в домоуправлении деньги за плотничьи работы. Не выдает банк.

Черный керосин плохо горит, через полчаса оставляет крепкий, как камень, нагар, и фитили тухнут.
Итак, мне отопляться нечем.
А в соседнюю (отапливаемую) комнату власть не пускает по непонятным для меня причинам.
Может быть, перееду на кухню, где есть плита! Дрова буду воровать.

Беседа с Петром Ивановичем. Туманно, ах как все туманно!
Пришли к заключению, что остается только оставаться!
Кто-то меня спросил:
— Не лучше ли служить немцам, чем англичанам, если вообще придется служить?
Я пожал плечами.

С 7-ми час. вечера воздушные налеты один за другим.
Выражают недоумение: почему постановление Мос совета не расклеено в виде афиш? Почему вообще нет печатной агитации (кроме газет), связанной с событиями вокруг Москвы? Почему два дня не вывешивается «Правда»? Почему нет ничего от ЦК ВКП(б) от Коминтерна с начала войны? И т. д.

Промтоварные магазины закрываются так: сперва вывешивается билетик: «Закрыто на учет» (явный обман), а потом товар исчезает и магазин закрывается. Так закрылись нее палатки у нас на рынке.

Хотел отдать починить галоши в мастерскую. Не принимают. Всегда принимали.

В овощных магазинах только картошка (очереди) и салат (без очереди). Есть еше уксусная эссенция. В газетах сообщения о богатом завозе овощей в Москву.
По улице двигаются грузовики с бойцами. Из рупора, зычно:
«Ребята, не Москва ль за нами?
Умрем же за Москву!»

Но в те дни судьба Москвы зависела не от немцев и не от обезумевших горожан. Судьбу города и, возможно, далекий исход всей войны решил один человек: Иосиф Сталин. Вождь размышлял долго, целые сутки — и остался в Москве.
Это решение было поистине судьбоносным и невероятно мощным по силе психологического воздействия. Можно было не верить ни в бога, ни в черта, ни в отца народов, но одно казалось незыблемым: пока Сталин в Москве, катастрофы не произойдет. Этой веры было достаточно, чтобы паника пошла на убыль.
Обстановка оставалась крайне тяжелой, но люди вновь начали мыслить трезво. Согласованно действовали милиция, добровольческие рабочие отряды и сотрудники НКВД. Знаменитое постановление ГКО от 19 октября о введении в Москве и области осадного положения словно обозначило конец «смутного времени»: каждый из четырех его пунктов был планом действий. Несмотря на то, что правительство уже находилось в Куйбышеве, а эвакуация людей и предприятий продолжилась, Сталин принял окончательное решение: Москву не сдавать. Любой ценой и любыми средствами.
Возмущению горожан и рождению панических настроений способствовали и факты бегства иных руководящих работников, покидавших свои рабочие места без всякого предписания об эвакуации. По неполным данным, «из 438 предприятий, учреждений и организаций сбежало 779 руководящих работников… За время с 16 по 18 октября сего года бежавшими работниками было похищено наличными деньгами 1 484 000 рублей, разбазарено ценностей и имущества на сумму 1 051 000 рублей и угнано 100 легковых и грузовых машин».

Брошенные квартиры, магазины, склады подвергались грабежам. Свидетелем такого случая стал даже И. В. Сталин, ехавший с дачи в Москву днём 16 октября. «Сталин видел, как люди тащили мешки с мукой, вязанки колбасы, окорока, ящики макарон и лапши, – вспоминал начальник его охраны А. Т. Рыбин. – Не выдержав, он велел остановиться. Вокруг быстро собралась толпа. Некоторые начали хлопать, а смелые спрашивали: «Когда же, товарищ Сталин, остановим врага?» – «Придёт время – прогоним», – твёрдо сказал он и никого не упрекнул в растаскивании государственного добра. А в Кремле немедленно созвал совещание, спросил: «Кто допустил в городе беспорядок?»»
Вопреки первоначальному решению, лидер страны не уехал из Москвы ни 16 октября, ни позднее. Более того, он, по воспоминаниям начальника его охраны, периодически появлялся на улицах Москвы, чтобы людская молва разносила информацию о том, что руководство страны остается в столице, и тем укрепляло бы дух москвичей, предотвращало появление панических настроений и слухов. Между тем, процесс регулируемой эвакуации шёл с нарастающими темпами. К середине октября из Москвы уже были вывезены около 2 млн человек. На восток перебазировались наркоматы, различные учреждения, вывозилось промышленное оборудование, которое сопровождали рабочие московских предприятий и члены их семей.

Став личным свидетелем грабежей, Сталин потребовал принять жёсткие меры по наведению порядка в городе. 19 октября он подписал постановление ГКО о введении с 20 октября в Москве и прилегающих к городу районах осадного положения: «Сим объявляется, что оборона столицы на рубежах, отстоящих на 100–120 километров западнее Москвы, поручена командующему Западным фронтом генералу армии т. Жукову, а на начальника гарнизона г. Москвы генерал-лейтенанта т. Артемьева возложена оборона Москвы на её подступах».

Охрану строжайшего порядка ГКО возложил на коменданта Москвы генерал-майора К. Р. Синилова, для чего в распоряжение коменданта были выделены войска внутренней охраны НКВД, милиция и добровольческие рабочие отряды. ГКО также постановил «нарушителей порядка немедля привлекать к ответственности с передачей суду военного трибунала, а провокаторов, шпионов и прочих агентов врага, призывающих к нарушению порядка, расстреливать на месте». Всякое уличное передвижение как отдельных лиц, так и транспорта с 12 часов ночи до 5 часов утра было воспрещено. Текст этого постановления оперативно довели до населения.
Паника в Москве
16 октября – самый черный день для Москвы и москвичей.
5 октября немцы прорвали нашу линию фронта и для них открылась свободная дорога на Москву. Пять наших армий были окружены в районе г.Вязьмы. В руководстве фронтов произошли изменения, но военных резервов не было и некому было закрыть этот прорыв. Государственный Комитет Обороны принимал срочные меры. Командующим был назначен Жуков Г.К. с чрезвычайными полномочиями.
Возникла опасность обхода немцами Москвы с востока, где их не ждали.
Эвакуация предприятий и учреждений из Москвы началась раньше, но эта работа проводилась медленно. Товарные станции и подъездные пути предприятий забиты составами с оборудованием, подготовленным к отправке на восток, но железные дороги не справлялись. Пути были заняты продвижением войск и вооружения на запад, кроме того, в первую очередь шли эшелоны с ранеными солдатами. Уезжало и гражданское население, вокзалы были забиты уезжающими с детьми, стариками, вещами, чемоданами, узлами.
Государственный Комитет Обороны принял решение о подготовке к взрывам предприятий, которые производили вооружение и работали на оборону, с тем, чтобы немцы при захвате Москвы не могли воспользоваться этим оборудованием для производства боеприпасов и вооружения. Также были заминированы или подготовлены к взрыву другие важные объекты оборонного значения, по утвержденному списку. В случае прорыва фронта и вторжения немцев в Москву другие объекты предполагалось вывести из строя путем разрушения или поджога. На некоторых объектах такое уничтожение уже начали 16 октября.
Среди населения появились упорные слухи, что Москву собираются сдавать немцам с тем, чтобы за Москвой собрать силы и перейти в наступление. Говорят, что у Сталина был такой план. Вообще Сталин очень хорошо знал историю и исторические аналогии для него имели большое значение. Поэтому был план поступить как М.И.Кутузов в войне с Наполеоном в 1812 году.
Наша мама работала на оборонном предприятии. И вот в один из дней, 8 или 9 октября к вечеру на завод приехали военные. Они оставили работать на ночь нескольких наиболее ответственных работниц, в том числе мою маму. По указанию военных работники взвешивали взрывчатое вещество в количестве, указанном военными, насыпали его в мешочки и раскладывали под каждый станок, механизм и другое оборудование. После этого военные соединяли все проводами. Так они работали всю ночь. Работниц предупредили о том, чтобы они все сохраняли в тайне.
Такие приготовления проводились на большинстве предприятий, а управление взрывами выводилось дистанционно в специальные места. Были подготовлены к взрывам мосты, переезды, дороги, электростанции, здания и другие сооружения. Всего было подготовлено к взрывам более 1000 объектов.
Большинство рабочих и вообще москвичей об этих подготовках ничего не знало. Но непосредственно в Москве начали сооружать укрепления, баррикады, противотанковые рвы, надолбы, ежи, чтобы задерживать немецкие танки и другую технику. И это свидетельствовало о чрезвычайном опасном положении Москвы и ее жителей.
Государственный Комитет Обороны на заседании 15 октября дал распоряжение правительству, иностранным посольствам, наркоматам выехать в г.Куйбышев и другие города в течение одних суток, наркомам самим тоже приказано выехать, а для завершения эвакуации предприятий оставить заместителей. Сталин тоже должен был выехать на следующий день или позже, смотря по обстановке.
В результате 16 октября все предприятия были остановлены, метро, трамваи и другой транспорт не работали, магазины были тоже закрыты. Рабочие, ничего не зная, пришли на свои предприятия, а ворота оказались запертыми. Некоторые руководители, директора предприятий, бросив все, уехали, а некоторые захватили все деньги из кассы. Рабочим объявили, что всем дают расчет и зарплату за месяц вперед. Денег не хватало, некоторым выдавали только за две недели вперед. На одних предприятиях выдавали трудовые книжки на руки, на других не выдавали. Все это вызывало волнения и непонимание. Часть рабочих получили расчет раньше, в связи с эвакуацией предприятий, но они еще не уехали и тоже были в растерянности.
В связи с тем, что руководителям предприятий разрешили реализовать рабочим оставшуюся на производстве продукцию, сырье и материалы, чтобы они не достались немцам, начались беспорядки.
Например, на фабрике «Буревестник» вся улица перед фабрикой запружена народом, ворота закрыты. Рабочие, стоящие за воротами, увидели, что некоторые выходят с фабрики с сапогами через плечо. Рабочие возмутились, стали перелезать через забор, ворота сломали и ворвались на территорию фабрики. Начали грабить склад обуви, но порядок удалось восстановить. Из ворот расположенной рядом макаронной фабрики (3-я Рыбинская улица, дом 22), на территорию которой рабочих не пропустили, выносили целые ящики макарон.
Аналогичные беспорядки были на многих других предприятиях (автозавод им. Сталина, камвольный комбинат, мясокомбинат им.Микояна, шарикоподшипниковый завод, несколько номерных заводов авиационной промышленности, текстильная фабрика, предприятия Подмосковья и другие).
Беспорядки продолжались целый день 16 и 17 октября. На некоторых заводах рабочие останавливали машины с эвакуируемыми членами семей руководителей и даже разбрасывали и разворовывали их вещи. Или не давали вывозить с заводов оборудование. После разъяснений и обещаний рабочие успокаивались.
В помещении какого-то склада на окраине парка Сокольники, вероятно, от мелькомбината, стали продавать по карточкам муку – по одному пуду на человека. Видимо, запасов муки было много, поэтому в последующие дни стали ее просто продавать, без карточек – кто сколько возьмет. Наши родители вместе с нами купили сначала два мешка, потом вечером подсчитали оставшиеся деньги и решили купить еще один мешок. Всю эту муку мы увезли с собой в эвакуацию и она спасла нас в трудные последующие годы войны.
В магазинах распродавали все продукты по всем талонам.
Началось паническое бегство населения из Москвы по шоссе Энтузиастов, на восток. В том же направлении ехали машины, нагруженные домашними вещами, некоторые машины народ останавливал и вещи сбрасывал. Такие же случаи были на железнодорожных станциях и вокзалах. При эвакуации предприятий, наркоматов вагонов не хватало, а некоторые организации пытались погрузить канцелярскую мебель, столы, пианино. В этих случаях представители железной дороги запрещали погрузку.
Для эвакуации людей использовали вагоны электричек и троллейбусы, поставленные на открытые платформы, в этих вагонах было холодно и отсутствовал туалет. Тем не менее люди соглашались грузиться – лишь бы уехать.
Многие уходили из Москвы пешком, неся на себе узлы, чемоданы, везли коляски, тележки.
Некоторым работникам было рекомендовано самостоятельно добираться в те места, куда эвакуировали предприятие или организацию. А, например, молодежь из ФЗУ и техникумов рекомендовано было отправлять пешком.
На следующий день, 17 октября появилось Обращение к москвичам. Оно было расклеено всюду. В обращении москвичи призывались к спокойствию и соблюдению порядка, объявлялось, что все предприятия будут работать. Магазины уже были открыты. Москвичей заверяли, что Москву не сдадут, ее будут защищать всеми силами, что на подходе войска из Сибири.
Обращение было подписано Прониным, я не знала, кто он такой, но до сих пор помню фамилию человека, который остановил панику и которому поверили москвичи. Теперь я выяснила, что Пронин В.П. был тогда председателем Моссовета.
В тот же день по радио выступил с обращением к москвичам Первый секретарь МК и МГК ВКП(б) Щербаков А.С., который сказал, что решающим в создавшейся обстановке является выдержка, дисциплина и революционный порядок и призвал москвичей соблюдать спокойствие, не поддаваться панике и быть уверенными, что Москву мы отстоим.
Паника прекратилась быстро, но тяжелое положение оставалось еще долго. На предприятиях было много неразберихи и трудностей: получившие расчет рабочие снова пришли на заводы и фабрики, никто не знал, как их оформлять на работу. Большая часть оборудования была демонтирована и подготовлена к эвакуации – работать было не на чем. Срочно стали создавать новые участки по ремонту военной техники, изготовлению деталей и так далее, но квалифицированные специалисты эвакуировались, некому было организовывать производство заново.
Публикация Кареева В.Н. 04.07.16

Источник

16 октября 1941-го: когда Москва зашаталась

Автор фото, РИА Новости

Фраза «Москва зашаталась» вошла в обиход во второй половине XVII века во время восстания Разина. Еще больше она применима к ситуации 16-19 октября 1941 года, когда на фоне продвижения вермахта в столице возникла паника, вылившаяся в массовое бегство и анархию.

Вопреки распространенному мнению, началась она не спонтанно. Стихию вызвал, как, впрочем, и погасил четыре дня спустя, Иосиф Сталин.

Угроза городу

2-12 октября войска Западного, Брянского и Резервного фронтов потерпели тяжелое поражение под Вязьмой. Прекратили существование пять советских армий, немцы захватили в «котле» 660 тысяч пленных, 1242 танка, 5412 орудий, и продвинулись к Москве на 120 километров. Руководство СССР узнало о германском ударе 4 октября из выступления Гитлера по радио.

В 2:30 8 октября Георгий Жуков, посланный Ставкой выяснить обстановку, доложил Сталину: «Бронетанковые войска противника могут внезапно появиться под Москвой».

14 октября пал Калинин (ныне Тверь), спустя сутки Можайск.

Автор фото, РИА Новости

В тоталитарном обществе от первого лица зависит если не все, то очень многое

15 октября Сталин, обычно приезжавший в Кремль около полудня, приказал собрать политбюро к 9 утра и объявил соратникам, что им надлежит эвакуироваться до вечера, а сам он покинет город на следующий день. Из высшего руководства во время кризиса в столице, кроме него, оставались только Берия, Микоян и Косыгин.

Член Военного совета Московского военного округа генерал Константин Телегин в мемуарах погрешил против правды, написав: «Обывательские домыслы, а то и просто трусость отдельных людей породили провокационные слухи о якобы готовящейся сдаче Москвы».

Партийные функционеры и наркомы поделились новостью с подчиненными и семьями. Поползли слухи. Вечером Совинформбюро передало невнятное, но тревожное сообщение об ухудшении положения на западном направлении и «прорыве обороны на одном из участков».

Спасайся, кто может!

Самые пессимистические предположения подтвердились на следующее утро, когда, единственный раз в истории, не открылось московское метро. Приказ подготовить его к уничтожению отдал накануне нарком путей сообщения Лазарь Каганович.

Именно это стало для массы лишенных достоверной информации и привыкших к постоянному обману граждан недвусмысленным сигналом: если уж метро встало, значит, конец.

Добравшимся до работы объявляли, что предприятия закрываются, но ничего толком не сообщали о порядке эвакуации и вообще их дальнейшей судьбе.

В результате люди стали действовать по принципу: «Спасайся, кто может!», а пример показывало большое и малое начальство.

Согласно многочисленным документам и свидетельствам, подобное творилось во многих местах с начала войны.

Но в Москве номенклатуры и привилегированной интеллигенции было намного больше, и находились они на виду.

Картины с натуры

Десятиклассник 407-й московский школы Лев Ларский утром 16 октября оказался возле Заставы Ильича.

Во второй половине дня встали трамваи и троллейбусы, перестало работать отопление, начался массовый грабеж магазинов и складов под лозунгом: «Не оставлять же немцам».

Без оглядки

Из секретной справки Московского горкома партии и прокуратуры Москвы:

«16-17 октября из 438 предприятий, учреждений и организаций сбежало 779 руководящих работников. Было похищено наличными деньгами 1 484 000 рублей, а ценностей и имущества на 1 051 000 рублей. Угнаны сотни легковых и грузовых автомобилей. Выявлен 1551 случай уничтожения коммунистами своих партийных документов вследствие трусости в связи с приближением фронта».

18 октября заместитель Берии Иван Серов сообщил шефу, что сотрудники железнодорожной милиции нашли на Курском вокзале 13 брошенных чемоданов с постановлениями горкома и личными делами номенклатурщиков.

Старший майор госбезопасности Шадрин доложил заместителю наркома внутренних дел Всеволоду Меркулову о результатах обхода здания ЦК ВКП(б) на Старой площади: «Ни одного работника оставлено не было. В кабинетах царил полный хаос. Многие столы взломаны, разбросана всевозможная переписка, в том числе секретная. Совершенно секретный материал, вынесенный в котельную для сжигания, оставлен кучами».

Секретарь Союза писателей Александр Фадеев докладывал в ЦК, что автор слов «Священной войны» Василий Лебедев-Кумач «привез на вокзал два пикапа вещей, не мог их погрузить в течение двух суток, и психически помешался».

Возник горький анекдот: «Медаль за оборону Ленинграда на муаровой ленточке, а за оборону Москвы на драповой!».

Народный гнев

Участник обороны Москвы Михаил Коряков, командированный 16 октября из воинской части за противотанковыми минами, въехал в столицу по Ярославскому шоссе и первым делом увидел разграбление толпой грузовика с маслом, сахаром и консервами под выкрики: «Взяться всем народом, распотрошить чемоданчики ихние».

«Тучный человек в брезентовом дождевике и каракулевом картузе» уверял, что везет продукты работникам предприятия, отправленным на рытье окопов, но ему не верили: «Видали мы твои документы! Сам их отпечатал!».

Чуть позднее Коряков стал свидетелем разгрома магазинов в самом центре, на Тверской и Кузнецком Мосту.

Где деньги?

Особое возмущение вызывали повсеместные задержки с выплатой выходных пособий.

Типичную ситуацию обрисовал рабочий Григорий Решетин:

«Придя утром на завод, обнаружили отсутствие руководства: оно уже уехало. Поднялся шум. Рабочие направились в бухгалтерию: по закону нам положено выплатить двухмесячный заработок. Кассира нет. Начальства нет. Никого нет. Начались волнения. Стены легких фанерных перегородок трещат под напором людей. Наконец, часам к двум дня деньги выдали и предложили: кто пожелает, следовать в Ташкент самостоятельно. Получив деньги, я пошел домой».

В других местах все заканчивалось не столь мирно.

Документальное представление о том, что творилось в Москве, дает справка начальника столичного управления НКВД Михаила Журавлева от 18 октября:

«Группа рабочих завода № 219 напала на автомашины, проезжавшие по шоссе Энтузиастов, и принялась захватывать вещи. Ими было свалено в овраг шесть легковых машин. В рабочем поселке завода имели место беспорядки, вызванные нехваткой денежных знаков для зарплаты. Помощник директора Рыгин 16 октября, нагрузив машину большим количеством продуктов питания, пытался уехать с заводской территории, однако был задержан и избит рабочими. Арестованы пять организаторов беспорядков».

«16 октября во дворе завода «Точизмеритель» в ожидании зарплаты находилось большое количество рабочих. Увидев автомашины, груженные личными вещами работников Наркомата авиационной промышленности, толпа окружила их и стала растаскивать вещи. Разъяснения оперативного работника районного отдела НКВД Ныркова рабочих не удовлетворили. Ныркову и директору завода Гольдбергу они угрожали расправой».

«16 октября рабочие колбасного завода Московского мясокомбината имени Микояна растащили до 5 тонн изделий».

«Директор Краснохолмского комбината Шилов разрешил выдать пятнадцати работникам комбината по три-четыре метра материала «бостон». Стоявшие у ворот рабочие, ожидавшие зарплаты, увидев выносивших материал, стали возмущаться и отнимать ткань».

«На обувной фабрике «Буревестник» из за нехватки денежных знаков задержалась выплата выходного пособия. В связи с этим 16 октября в 17 часов рабочие снесли ворота и проникли на территорию».

«Директор фабрики «Рот-Фронт» Бузанов разрешил выдать печенье и конфеты. Между пьяными рабочими произошла драка».

«17 октября рабочие завода электротермического оборудования, требуя выдачи зарплаты, вооружились молотками и лопатами, окружили территорию завода, и никого не выпускали».

«На шарикоподшипниковом заводе № 2 рабочие собирались большими группами и проявляли намерения сломать станки».

«17 октября на Ногинском заводе № 12 группа рабочих в количестве ста человек настойчиво требовала от дирекции выдачи хранившихся на складе 30 тонн спирта. Опасаясь серьезных последствий, директор вынес решение спустить спирт в канализацию. Ночная смена вахтерской охраны завода оставила пост и разграбила склад столовой с продовольствием. Группа рабочих этого же завода напала на ответственных работников Наркомата боеприпасов, ехавших из Москвы, избила их и разграбила вещи».

«17 октября собравшиеся у ворот автозавода ЗИС полторы тысячи рабочих требовали пропустить их на территорию и выдать зарплату. Вахтеру, охранявшему проходную, разбили голову лопатой, двух милиционеров избили».

«16 октября слесарь мотоциклетного завода Некрасов похитил со склада спирт и организовал коллективную пьянку, в ходе которой призывал уничтожать евреев».

«Страшная пропасть»

Автор идейных произведений о Гражданской войне Аркадий Первенцев вспоминал, как пытался уехать из города, но дорогу преградила толпа.

«Несколько человек бросились на подножки, на крышу. Под ударами кулаков рассыпалось и вылетело стекло. Машину схватили десятки рук и сволокли на обочину, какой-то человек поднял капот и начал рвать электропроводку».

«Я знаю русскую толпу. Эти люди в 1917 году растащили имения, убили помещиков, бросили фронт, убили офицеров, разгромили винные склады. Я посмотрел на их разъяренные, страшные лица, на провалившиеся щеки, на черные, засаленные пальто и рваные башмаки, и вдруг увидел страшную пропасть, разъединявшую нас, сегодняшних бар, и этих пролетариев. Они видели во мне барина, лучше жившего при всех невзгодах пятилеток и сейчас бросающего их на произвол судьбы».

В конце концов, Первенцева отпустили, отняв пиджак и унты на волчьем меху, и бросилась грабить очередной правительственный ЗИС.

«Летели носовые платки, десятки пар носков и чулок, десятки пачек папирос. ЗИС увозил жирного человека из каких-то государственных деятелей и его жену с черно-бурой лисой на плечах. Из машины вылетел хлеб и упал на дорогу. Какой-то человек прыгнул к хлебу, поднял его и начал уписывать за обе щеки…».

Перелом

По свидетельству наркома авиационной промышленности Алексея Шахурина, 16 октября Сталин в его присутствии приказал первому секретарю МГК Александру Щербакову и главе исполкома Василию Пронину выступить по радио и начать наводить в городе порядок, однако указание было выполнено лишь на следующий день.

17 октября заработал транспорт, на улицах появились армейские и милицейские патрули.

Документ, очевидно, составил он сам, о чем свидетельствует архаичный оборот в его начале: «Сим объявляется…».

Историки практически единодушно подчеркивают роль назначенного 13 октября командующим Западным фронтом Георгия Жукова, который в «черный день» 16 октября на заданный ему Сталиным «как коммунисту» вопрос: «Отстоим ли Москву?», уверенно ответил: «Отстоим!».

Однако, по мнению присутствовавшего на заседании ГКО Василия Пронина, до 19 октября были возможны и иные варианты.

В ходе вышеупомянутого разговора с Жуковым верховный главнокомандующий приказал: «Все же набросайте план отхода войск фронта за Москву, но только чтобы кроме вас, [члена Военного совета фронта Николая] Булганина и [начальника штаба фронта Василия] Соколовского никто не знал».

План был разработан и 18 октября утвержден Сталиным.

Руководителям Ярославской, Ивановской и Горьковской областей показали карту генштаба с рубежом обороны, который надлежало создать на вверенных им территориях, если Москва будет сдана.

Так или иначе, именно личное решение Сталина остаться, судя по всему, давшееся ему нелегко, сыграло ключевую роль и в прекращении паники, и вообще в обороне города.

Забвение

Режим осадного положения предусматривал, помимо прочего, расстрел на месте грабителей и паникеров.

Сколько человек расстреляли, неизвестно.

По имеющимся данным, в ходе облав в городе задержали свыше 20 тысяч дезертиров и лиц без документов, которых направили в армию.

За самовольное бегство и разбазаривание казенного имущества угодили под суд несколько второстепенных чиновников, в частности, заведующие отделами горисполкома Фрумкин и Пасечный, управляющий трестом местной промышленности Коминтерновского района Маслов, директор обувной фабрики Хачикьян, директор продбазы треста «Мосгастроном» Антонов и его заместитель Дементьев.

Но в целом, с учетом природы тогдашнего режима, московская элита отделалась на удивление легко.

Сталин решил предать забвению эту неприглядную историю, и в дальнейшем к ней не возвращаться.

Источник