безлюдны альпийские долины и тихи горы в серые дни поздней осени
ЛитЛайф
Жанры
Авторы
Книги
Серии
Форум
Бунин Иван Алексеевич
Книга «Том 2. Произведения 1887-1909»
Оглавление
Читать
Помогите нам сделать Литлайф лучше
— Так, так! Очень, очень приятно послушать вас, друзья мои! Как вы все прекрасны, как вы тонко чувствуете, как умно и добродушно рассуждаете! Что это сталось сегодня с вами? Не скажете ли еще чего-нибудь?
Он помолчал и снова заговорил, уже с легким раздражением:
— Да-с, все обстоит как нельзя лучше! Добродетельней и умней нас, право, трудно сыскать! Что ж! Вечер великолепный, воздух тепел, ночь будет ясная и тихая… Отчего ж не порассуждать. И накушались мы, ко всему этому, исправно… Вот только лилия что-то молчит? Ах, друзья, неприятное это, в сущности, соседство. И ведь заметьте, она всегда такая… Правда, недалека она немного, — ну, да что ж делать! Все-таки не выигрываем мы в соседстве с ней, — ох, не выигрываем.
И жук долго-долго говорил на эту тему.
Он бичевал и себя. Он никого не жалел. Ничто не скрывалось от его проницательности и трезвости. Но увы! уж больно щедро награждал он себя за самобичевание. Он положительно смаковал каждое свое слово.
И если бы он решился до конца быть искренним, то он непременно должен был бы еще кое-что прибавить, например, нечто в таком роде:
— Эх, и умница я, в сущности! Ведь я положительно насквозь вижу всех, ведь, собственно говоря, каждое мое слово — золото. И, боже мой! мне приходится тратить все это на совершеннейших глупцов… Где же, наконец, справедливость? Где?
— Расскажите что-нибудь, Илья Абрамыч! — сказал я, ложась на теплый золотистый песок, когда мы добрались наконец по гремящему под ногами гравию до хорошего местечка на Алупкинском побережье.
Илья Абрамыч, маленький, толстенький караим, с загорелым лицом и веселыми глазами, сдвинул шляпу на затылок и, по обыкновению, ответил не сразу. Он только хитро улыбнулся, раздумывая о чем-то, что, очевидно, знал только он один, и вынул из кармана пиджака бутылку вина.
— Це, це, це! — сказал он, покручивая головой. — А в вине-то пробочка! Хотите? — прибавил он, держа бутылку наготове.
— Да ведь пробка! — ответил я нерешительно.
— Пробка, — согласился Илья Абрамыч. — Но знаете турецкую пословицу? «Дурак тот, кто бросает одеяло в огонь из-за одной блохи!»
И он лихо закинул голову назад, приставив бутылку ко рту.
Мимо нас проходили две девушки с соседних дач, англичанки, с огромной собакой, которую они купали по нескольку раз. Потом с трудом протащился по песку молодой, очевидно московский, купчик, уже полный и с одышкой, но добродушный, как хорошо упитанный теленок. И всех их Илья Абрамыч проводил веселыми, ласковыми и хитрыми в то же время глазами.
— Ну, — сказал он, внезапно оборачиваясь ко мне, — расскажу вам восточную сказку о том, о чем вы теперь думаете, — о женщинах.
— Почему же вы замечаете, что я думаю о женщинах?
— Це! — сказал Илья Абрамыч. — Всё на свете думает только о женщинах и всё на свете для них. И всё, всё, ну, совсем всё мы тратим на них. Вот слушайте.
Он поджал ноги калачиком, положил шляпу на песок и, прикрыв глаза, начал:
«Жил-был на свете один турок, хороший, честный турок, и был он так беден, что все его добро составляла только одна жена. Трудится турок, работает самые тяжелые работы и все не может выбиться из бедности. Все идет на пищу, а что остается — на подарки жене. А жену-то он сильно любил, и стыдно ему было дарить ей бедные подарки. И запечалился турок. Сидит на пороге своей избушки и вздыхает вместе с женой.
— Алла, Алла! Видишь сам, как я работаю, и никогда-то ты не исполнишь ни одной моей просьбы! Никогда-то не знал я счастья и, верно, так и умру, обойденный твоей справедливостью!
А в это время проходил по деревне пророк. Подошел он к порогу турка, услыхал его жалобы и покачал головой.
— Ах, — говорит, — добрый человек, напрасно ты сетуешь на Аллаха! Не годишься ты для счастья!
— Как? — говорит турок. — Это я-то не гожусь, я, который чуть не у груди матери уже умел работать?
— Нет, — говорит пророк, — не годишься. Очень уж ты любишь жену.
Турок, знаете, даже рассердился.
— Жену люблю? Ну так что ж? У меня и так никогда не бывало счастья в гостях, а ты еще и с женой меня хочешь поссорить?
— Напротив! — отвечает пророк, а сам этак хитро улыбается. — Я, — говорит, — пришел, чтобы помочь тебе.
— Благослови тебя бог, — говорит турок, — помоги, поскорее помоги, я, признаться, еще не ел сегодня.
— Ну, так слушай, — говорит пророк, — Аллах посылает тебе счастье. Он решил исполнить твои три просьбы. Проси о чем хочешь — все будет исполнено. Это ли не счастье? А мы посмотрим, как ты распорядишься с своим счастьем.
И пропал. Понимаете, сказал пророк эти слова и исчез. Боже мой! Как радовался весь вечер турок с женой!
— Ну, — говорит, — заживем мы с тобой, жена! А жена прикинулась этакой овечкой и умоляет:
— Подари мне одну просьбу!
— Согласен, — говорит турок, — я и на две остальные буду счастлив до самой смерти.
Глядь, а жена уж стоит перед ним такой красавицей, каких и во сне не увидишь.
— Что? — говорит, — хороша я? Я уж употребила в дело свою просьбу. А теперь, — говорит, — прощай. Я иду к Ибрагим-Гассану, он лучше тебя, а богат так, что ему и просить не о чем Аллаха. Теперь меня сам султан возьмет.
У турка даже в глазах помутилось от такой штуки. Как зарычит он да как бросится на жену!
— О, Аллах! — кричит, — молю тебя, преврати ее в самую злую и безобразную жабу!
Трах — и стоит перед ним уж не красавица, а такая, как говорят у вас, Баба-Яга, что смотреть жутко! И, разыгравши такую историю, стоят муж с женой и глядят друг на друга.
— Повелитель мой, — говорит жена, — вспомни прежнее, вспомни, как я любила тебя.
Упала на колени, зарыдала в три ручья и умоляет:
— Преврати меня в прежнюю!
Не выдержал турок, вспомнил прежнее и говорит сквозь слезы:
— Заклинаю тебя, Алла, возврати мне прежнюю жену!
И вдруг, откуда ни возьмись, — пророк.
— Аллах исполнил твою просьбу, — говорит, коснулся Бабы-Яги рукой, и стала жена турка прежняя.
— Ну, — говорит пророк, — доволен ты теперь?
— Доволен, — говорит турок и не знает, куда глаза девать от стыда.
— Распорядился ты своим счастьем? — спрашивает пророк.
А турок только рукой махнул.
— Прав ты, — говорит, — прав, святой пророк. Все ушло на женщину! И будь проклят час, когда я связался с ней!»
— Хороша сказка? — прибавил Илья Абрамыч, заглядывая мне в глаза.
Я отвернулся и засмеялся. К сожалению, я в эту пору сам похож был на турка из сказки. И мы долго лежали молча на песке. «О, милая, тонкая и наивная восточная мудрость!» — думал я, поглядывая на алеющий при закате Ай-Петри. А Илья Абрамыч делал вид, что он забыл о сказке, и причмокивал, потягивая из бутылки.
— Доброе, доброе вино! — говорил он. — О, дурак тот, кто бросает из-за одной блохи целое одеяло в огонь!
Тихи и безлюдны альпийские долины в серые дни поздней осени! Неясно синеют они, уходя друг за другом в горы, дикие вершины которых тонут в облачном небе. Свинцовое и равнодушное, оно низко висит над озерами, и такие же свинцовые, только более темные и красивые, лежат под ним озера, налитые между гор, сизыми гранитами подымающихся из их лона. Когда глядишь в это облачное небо, тянет уйти в его туманы, провести ночь в каком-нибудь безлюдном горном отеле, скрытом в высоте мглою…
Как-то в начале ноября мы с товарищем скитались в Гларнских долинах. Утром мы покинули на пароходе город, а после полудня уже были далеко в горах. Немного было жутко, — на горах могли разыграться метели, — но крестьяне, встретившиеся нам в начале пути, когда мы только что стали подниматься вдоль забытой до весны зубчатой железной дороги, сказали, что ожидать метелей пока еще нет основания. Но печально было в горах! Низкорослый лес на обрывах был редок и точно задремывал, роняя мелкие желтые листья. Изредка можно было видеть изумленные и тупые морды пасущихся коров, изредка слышался свист мальчиков, собиравших по кустарникам хворост… Потом замерли и эти звуки, в воздухе слегка посвежело… В глубокой тишине мы мерно шагали все выше и выше по крутой дороге, а с гор, с диких скал, сумрачно синеющих сосновыми лесами, серым дымом спускалась к нам зима. Приближались и мы к ней и, останавливаясь, чтобы передохнуть, подолгу смотрели в долины, слабо синеющие сквозь деревья, далеко под нами. Тогда слышно было падение каждого листика в лесу; мокрые кустарники плакали беззвучными слезами, а тишина уже сменялась мертвым молчанием гор. И, счастливые этим глубоким покоем, мы все дальше уходили в долгие сумерки густого ноябрьского дня, медленно умирающего среди горного безлюдья.
Безлюдны альпийские долины и тихи горы в серые дни поздней осени
Иван Алексеевич Бунин
Тихи и безлюдны альпийские долины в серые дни поздней осени! Неясно синеют они, уходя друг за другом в горы, дикие вершины которых тонут в облачном небе. Свинцовое и равнодушное, оно низко висит над озерами, и такие же свинцовые, только более темные и красивые, лежат под ним озера, налитые между гор, сизыми гранитами подымающихся из их лона. Когда глядишь в это облачное небо, тянет уйти в его туманы, провести ночь в каком-нибудь безлюдном горном отеле, скрытом в высоте мглою…
Как-то в начале ноября мы с товарищем скитались в Гларнских долинах. Утром мы покинули на пароходе город, а после полудня уже были далеко в горах. Немного было жутко, — на горах могли разыграться метели, — но крестьяне, встретившиеся нам в начале пути, когда мы только что стали подниматься вдоль забытой до весны зубчатой железной дороги, сказали, что ожидать метелей пока еще нет основания. Но печально было в горах! Низкорослый лес на обрывах был редок и точно задремывал, роняя мелкие желтые листья. Изредка можно было видеть изумленные и тупые морды пасущихся коров, изредка слышался свист мальчиков, собиравших по кустарникам хворост… Потом замерли и эти звуки, в воздухе слегка посвежело… В глубокой тишине мы мерно шагали все выше и выше по крутой дороге, а с гор, с диких скал, сумрачно синеющих сосновыми лесами, серым дымом спускалась к нам зима. Приближались и мы к ней и, останавливаясь, чтобы передохнуть, подолгу смотрели в долины, слабо синеющие сквозь деревья, далеко под нами. Тогда слышно было падение каждого листика в лесу; мокрые кустарники плакали беззвучными слезами, а тишина уже сменялась мертвым молчанием гор. И, счастливые этим глубоким покоем, мы все дальше уходили в долгие сумерки густого ноябрьского дня, медленно умирающего среди горного безлюдья.
Близ какого-то большого туннеля, смутно чернеющего в тумане, мы встретили маленькое селенье, — пять или шесть сонных хижин на горном скате. Не спеша одолевали мы трудный подъем по грязной дороге этого ската, но очень скоро от селенья осталось только мутное пятно внизу, а с гор уже веяло на нас сыростью снега. Туман продолжал густеть и темнеть, а мы шли ему навстречу, — миновали черную и гулкую пасть туннеля, перешли почти отвесный мост над бездонным ущельем, полным сырой, сизой мглою, потеряли его из виду, так же скоро, как и туннель и селенье, и почувствовали себя уже в совершенной пустыне. Если товарищ отставал от меня, он тотчас же терялся в тумане. И когда мы перекликались, голоса наши звучали глухо и странно. Мокрые рельсы, покрытые тающим снегом, сбегали сверху, сосны и ели шли оттуда по обрывам; но сквозь туман можно было скорее предчувствовать, чем различать лиловато-темные силуэты бора. В десяти шагах от нас они расплывались в мглистых сумерках, и надо всеми этими хмурыми лесами стояла такая глубокая тишина заоблачного царства, которая исключала всякий признак жизни. Но вот послышался слабый шорох: маленькая серая птичка вспорхнула с мокрого, дымящегося рукава ели, села на мгновенье на дорогу и, оглянувшись на нас светлым глазком, тихо перелетела к обрывам налево. Там она тотчас же затерялась в тумане, но, увидав ее, мы почему-то приостановились… И что-то радостное внезапно шевельнулось в моем сердце; почему-то мне захотелось крепко сжать руку товарища, и по его быстрому, хорошему взгляду я увидал, что он меня понял. Опять вокруг нас пошли мрачные, туманные стены соснового леса, мокрый, бледный снег вдоль крутой дороги, дымные ущелья и обрывы, где глубоко внизу видела тяжелая мгла аспидного цвета, и гробовое молчание заоблачного царства… Но еще долго не выходила у меня из головы серая птичка, одиноко проводящая осень среди мрачного горного леса…
Да, она спокойно, хотя и несмело перелетала в нем с места на место. В мертвой тишине зимних сумерек она была занята каким-то тихим делом, — спокойная в ожидании ночи, которую она надеялась провести где-нибудь под елью, спрятав под крылышко голову и предоставив себя чьей-то высшей защите. И что-то бесконечно трогательное было в этом слабом намеке на жизнь, который принесла она в горную пустыню. Мы тоже были одиноки и беззащитны среди этом пустыни. Но и мы несли в ночь и туманы искру божественной тайны — наши мысли и чувства, нашу братскую близость человека к человеку и нашу молодую дружбу, сознание которых так сладостно перед лицом того вечного и враждебного, чем окружает нас мертвая природа и что порождает высшее проявление человеческого духа — поэзию!
Мне задали Сделать проверочную работу по Рассказу И. А. Бунина «В Альпах»
В рассказе «В Альпах» (1902) от лица путешественника описывается горная природа поздней осенью. Цветовая палитра, используемая в данном описании, призвана отразить туманную, по-осеннему сумрачную позднюю природу альпийских гор. Поэтому, в основном, используется палитра серых тонов. Эпитеты, которые сопутствуют данным цветообозначениям, создают более глубокое ощущение «грустного ноябрьского дня». «Тихи и безлюдны альпийские долины и дни поздней осени. Свинцовое и равнодушное, небо висит над озерами и такие же свинцовые, только более темные, лежат под ними озера, налитые между гор, сизыми гранитами, подымающихся из их лона».
Интересно выстроена последовательность описания в рассказе, она как бы отражает шаг за шагом подъем людей в гору. С целью показать то, как природа постепенно темнеет и мрачнеет, автор использует все более темные цвета и оттенки. Тем самым, создавая иллюзию постепенного погружения «в тяжелую мглу аспидного цвета». Эпитеты, присутствующие в данном повествовании, также постепенно приобретают все более мрачное значение: «В глубокой тишине мы мерно шагали все выше и выше…, а с гор, с диких скал, сумрачно синеющих сосновыми лесами, серым дымом спускалась к нам зима… было слышно падение каждого листика в лесу, а тишина уже сменялась мертвым молчанием гор». И на фоне мрачного молчания спящей природы «послышался слабый шорох: маленькая серая птичка вспорхнула с мокрого рукава ели.… Увидав ее, мы почему-то приостановились… и что – то радостное внезапно шевельнулось в моем сердце».
Серый цвет птицы говорит о том, что она не выделялась из общего фона мрачной окружающей ее действительности. Но, тем не менее, она жила своей жизнью, вразрез с окружающей ее «мертвой природой». Автор, тем самым, пытается провести параллель с человеческой жизнью: «Мы тоже были одиноки и беззащитны среди этой пустыни. Но и мы несли в ночь и туманы искру божественной тайны – наша мысль и чувство, нашу братскую близость человека к человеку… перед лицом того вечного и враждебного, чем окружает нас мертвая природа».
ЛитЛайф
Жанры
Авторы
Книги
Серии
Форум
Бунин Иван Алексеевич
Книга «Осенью»
Оглавление
Читать
Помогите нам сделать Литлайф лучше
В гостиной наступило на минуту молчание, и, воспользовавшись этим, она встала с места и как бы мельком взглянула на меня.
– Ну, мне пора, – сказала она с легким вздохом, и у меня дрогнуло сердце от предчувствия какой-то большой радости и тайны между нами.
Я не отходил от нее весь вечер и весь вечер ловил в ее глазах затаенный блеск, рассеянность и едва заметную, но какую-то новую ласковость. Теперь в тоне, каким она как бы с сожалением сказала, что ей пора уходить, мне почудился скрытый смысл, – то, что она знала, что я выйду с нею.
– Вы тоже? – полуутвердительно спросила она. – Значит, вы проводите меня, – прибавила она вскользь и, слегка не выдержав роли, улыбнулась, оглядываясь.
Стройная и гибкая, она легким и привычным движением руки захватила юбку черного платья. И в этой улыбке, в молодом изящном лице, в черных глазах и волосах, даже, казалось, в тонкой нитке жемчуга на шее и блеске брильянтов в серьгах – во всем была застенчивость девушки, которая любит впервые. И пока ее просили передать поклоны ее мужу, а потом помогали ей в прихожей одеваться, я считал секунды, боясь, что кто-нибудь выйдет с нами.
Но вот дверь, из которой на мгновение упала в темный двор полоса света, мягко захлопнулась. Подавляя нервную дрожь и чувствуя во всем теле необычную легкость, я взял ее руку и заботливо стал сводить с крыльца.
– Вы хорошо видите? – спросила она, глядя под ноги.
И в голосе ее опять послышалась поощряющая приветливость.
Я, наступая на лужи и листья, наугад повел ее по двору, мимо обнаженных акаций и уксусных деревьев, которые гулко и упруго, как корабельные снасти, гудели под влажным и сильным ветром южной ноябрьской ночи.
За решетчатыми воротами светился фонарь экипажа. Я взглянул ей в лицо. Не отвечая, она взяла своей маленькой, узкой от перчатки рукой железный прут ворот и без моей помощи откинула половину их в сторону. Поспешно прошла она к экипажу и села в него, так же быстро сел и я рядом с нею…
Мы долго не могли сказать ни слова. То, что тайно волновало нас последний месяц, было теперь сказано без слов, и мы молчали только потому, что сказали это слишком ясно и неожиданно. Я прижал ее руку к своим губам и, взволнованный, отвернулся и стал пристально глядеть в сумрачную даль бегущей навстречу нам улицы. Я еще боялся ее, и когда на мой вопрос, – не холодно ли ей, – она только со слабой улыбкой шевельнула губами, не в силах ответить, я понял, что и она боится меня. Но на пожатие руки она ответила благодарно и крепко.
Южный ветер шумел в деревьях на бульварах, колебал пламя редких газовых фонарей на перекрестках и скрипел вывесками над дверями запертых лавок. Иногда какая-нибудь сгорбленная фигура вырастала вместе с своею шаткою тенью под большим качающимся фонарем таверны, но исчезал фонарь за нами – и опять на улице было пусто, и только сырой ветер мягко и непрерывно бил по лицам. Из-под колес брызгами сыпалась в разные стороны грязь, и она, казалось, с интересом следила за ними. Я взглядывал иногда на ее опущенные ресницы и склоненный под шляпой профиль, чувствовал всю ее так близко от себя, слышал тонкий запах ее волос, и меня волновал даже гладкий и нежный мех соболя на ее шее…
Потом мы свернули на широкую, пустую и длинную улицу, казавшуюся бесконечной, миновали старые еврейские ряды и базар, и мостовая сразу оборвалась под нами. От толчка на новом повороте она покачнулась, и я невольно обнял ее. Она взглянула вперед, потом обернулась ко мне. Мы встретились лицом к лицу, в ее глазах не было больше ни страха, ни колебания, – легкая застенчивость сквозила только в напряженной улыбке, – и тогда я, не сознавая, что делаю, на мгновение крепко прильнул к ее губам…
В темноте мелькали высокие силуэты телеграфных столбов вдоль дороги, – наконец пропали и они, свернули куда-то в сторону и скрылись. Небо, которое над городом было черно и все-таки отделялось от его слабо освещенных улиц, совершенно слилось здесь с землею, и нас окружил ветреный мрак. Я оглянулся назад. Огни города тоже исчезали, – они были рассыпаны точно где-то в темном море, – а впереди мерцал только один огонек, такой одинокий и отдаленный, точно он был на краю света. То была старая молдаванская корчма на большой дороге, и оттуда несло сильным ветром, который путался и торопливо шуршал в иссохших стеблях кукурузы.
– Куда мы едем? – спросила она, сдерживая дрожь в голосе.
Но глаза ее блестели, – наклонившись к ней, я различал их в темноте, – и в них было странное и вместе с тем счастливое выражение.
Ветер торопливо шуршал и бежал, путаясь в кукурузе, лошади быстро неслись ему навстречу. Снова куда-то мы свернули, и ветер сразу изменился, стал влажнее и прохладнее и еще беспокойней заметался вокруг нас.
Я полной грудью вдыхал его. Мне хотелось, чтобы все темное, слепое и непонятное, что было в этой ночи, было еще непонятнее и смелее. Ночь, которая казалась в городе обычной ненастной ночью, была здесь, в поле, совсем иная. В ее темноте и ветре было теперь что-то большое и властное, – и вот наконец послышался сквозь шорох бурьянов какой-то ровный, однообразный, величавый шум.
– Море? – спросила она.
– Море, – сказал я. – Это уже последние дачи.
А в побледневшей темноте, к которой мы пригляделись, вырастали влево от нас огромные и угрюмые силуэты тополей в дачных садах, спускавшихся к морю. Шорох колес и топот копыт по грязи, отдаваясь от садовых оград, на минуту стал явственнее, но скоро их заглушил приближающийся гул деревьев, в которых метался ветер, и шум моря. Промелькнуло несколько наглухо забитых домов, смутно белевших в темноте и казавшихся мертвыми… Потом тополи расступились, и внезапно в пролет между ними пахнуло влажностью – тем ветром, который прилетает к земле с огромных водяных пространств и кажется их свежим дыханием.
И тотчас же ровный и величавый ропот, в котором чувствовалась огромная тяжесть воды, и беспорядочный гул деревьев в беспокойно дремавших садах стали слышнее, и мы быстро пошли по листьям и лужам, по какой-то высокой аллее, к обрывам.
Море гудело под ними грозно, выделяясь из всех шумов этой тревожной и сонной ночи. Огромное, теряющееся в пространстве, оно лежало глубоко внизу, далеко белея сквозь сумрак бегущими к земле гривами пены. Страшен был и беспорядочный гул старых тополей за оградой сада, мрачным островом выраставшего на скалистом прибрежье. Чувствовалось, что в этом безлюдном месте властно царит теперь ночь поздней осени, и старый большой сад, забитый на зиму дом и раскрытые беседки по углам ограды были жутки своей заброшенностью. Одно море гудело ровно, победно и, казалось, все величавее в сознании своей силы. Влажный ветер валил с ног на обрыве, и мы долго не в состоянии были насытиться его мягкой, до глубины души проникающей свежестью. Потом, скользя по мокрым глинистым тропинкам и остаткам деревянных лестниц, мы стали спускаться вниз, к сверкающему пеной прибою. Ступив на гравий, мы тотчас же отскочили в сторону от волны, разбившейся о камни. Высились и гудели черные тополи, а под ними, как бы в ответ им, жадным и бешеным прибоем играло море. Высокие, долетающие до нас волны с грохотом пушечных выстрелов рушились на берег, крутились и сверкали целыми водопадами снежной пены, рыли песок и камни и, убегая назад, увлекали спутанные водоросли, ил и гравий, который гремел и скрежетал в их влажном шуме. И весь воздух был полон тонкой, прохладной пылью, все вокруг дышало вольной свежестью моря. Темнота бледнела, и море уже ясно видно было на далекое пространство.
Задание 16 ЕГЭ 2022 по русскому языку
Практика по материалам открытого банка ФИПИ.
Расставьте знаки препинания. Укажите предложения, в которых нужно поставить ОДНУ запятую. Запишите номера этих предложений
1.
1) Иногда взгляд Илюши наполнялся выражением безразличия усталости или скуки.
2) Художник был увлечен не только красотой открывшегося перед ним вида но и разнообразием природных форм.
3) Пианист виртуозно исполнял свои и чужие сочинения и с легкостью читал с листа незнакомые произведения.
4) Картины и вазы в комнате отражали утонченность вкуса её хозяина.
5) В зеркальных стеклах качались сосны и плыли грузные серые облака.
2.
1) Русский дух ощущается в творчестве Пушкина в юморе и иронии в силе чувств и лиризме отступлений в пафосе всей поэмы и в характерах действующих лиц.
2) Иван Иванович всегда дает каждому из детей или по бублику или по кусочку дыни.
3) Сравнительный метод одинаково полезен и необходим как в анатомии отдельного человека так и в социальной науке.
4) Лодка шла вдоль берега и попадала то в полосы прохладного морского воздуха то в струи теплого сыроватого ветерка.
5) Направо белела низменная песчаная коса и темнела груда дальних гор.
3.1) Санин ощущал во всем своем существе если не удовольствие то некоторую легкость счастья.
2) Среди сибирских рек есть и большие и малые и спокойные и буйные.
3) Снаряды рвались справа слева и впереди.
4) По небу голубому проехал грохот грома и снова лес молчит.
5) От него не было ни слуху ни духу.
4.
1) Солнышко село и зорька погасла.
2) Для Алевтины Васильевны хотя и привычна но тяжела была власть Ерофея Кузьмича.
3) Отрывистый и ломаный звук метался и прыгал и бежал куда-то в сторону от других.
4) И день и ночь не утихала работа в поле.
5) Листья в поле пожелтели и кружатся и летят.
5.
1) Вода быстро поднималась и заливала луга и огороды жителей деревни.
2) Зарево распространилось не только над центром города но и далеко вокруг.
3) Ни свет ни заря отправилась Матрена в город.
4) Часовой дошел до противоположного угла и повернул обратно но вдруг остановился
5) Здесь краски не ярки и звуки не резки.
6.
1) На суше на море молодые и сильные руки творят чудеса.
2) Не то сон не то наваждение не то видение чудное показалось старому монаху.
3) Задолго до рассвета Ильинична затопила печь выпекла хлеб и насушила две сумы сухарей.
4) И день и ночь мой Ленинград стоял и жил сражался и мечтал.
5) Над Невой покачивался слюдяной солнечный блеск и пролетали легкие ветры со взморья.
7.
1) Я имею поручение как от судьи так равно и от всех ваших знакомых примирить вас с приятелем вашим.
2) И радости встреч и горечь разлук мы все испытали товарищ и друг.
3) Слушайте тишину и тогда осень лесная покажет вам все богатства.
4) Здесь барство дикое без чувства без закона присвоило себе насильственной лозой и труд и собственность и время земледельца.
5)Вот уж и стука и крика и бубенцов не слыхать.
8.
1) Клёны и берёзки столпились на пригорках и лощинах.
2) Он слеп упрям нетерпелив и легкомыслен и кичлив.
3) Русский народ смышлён и понятлив усерден и горяч ко всему благому и прекрасному.
4) Ты внемлешь грохоту громов и гласу бури и валов и крику сельских пастухов.
5) Солнышко село и зорька погасла и птицы затихли в лесу
9.
1) Ни побоища ни стана ни надгробного кургана не встречает царь Дадон.
2) Как недостатки так и достоинства «Полтавы» были равно не поняты тогдашними критиками и тогдашнею публикой.
3) И сегодня рифма поэта — ласка и лозунг и штык и кнут.
4) Не железным ключом открывается сердце а добротой.
5) Бесхитростная тишина и воздух прозрачен до боли до слёз
10.
1) Наставник внимательно и придирчиво оглядывал выполненную работу обсуждал все тонкости механизма со своим помощником и его учеником.
2) Ветер приносит холод ясность и некую пустоту всего тела.
3) Буду ли я пеною в море или голубою мглой на горах или вечерней тенью степной — я всегда буду помнить о тебе.
4) Осенней свежестью листвою и плодами благоухает сад.
5) Мой отец любил порядок и порядок любил его.
11.
1) Калитка открылась и мы вошли в узкий дворик подошли к хозяйке.
2) Ветер срывал с берез мокрые и пахучие листья и швырял их в ночь.
3) Он рощи полюбил густые уединенье тишину и ночь…
4) Долго ль мне гулять на свете то в коляске то верхом то в кибитке то в карете то в телеге то пешком?
5)Необходимо побывать если не во всех то в большинстве районов.
12.
1) Писательский талант равно проявит себя как в книгах для взрослых так и в детской литературе.
2) Крылов и Даль и Гончаров были чиновниками и не утратили из-за этого своих дарований.
3) Фокусник обманывает зрителей однако никогда не выдает иллюзию за «чистую монету».
4) Небосвод покачивался то приближался то отходил.
5) У нас выпал снег и начался санный путь.
13.
1) Внезапно закружил листопад и постепенно похолодало.
2) Серый коршун с растопыренными шевелящимися кончиками крыльев пролетел над гребнем горы.
3) Вся мебель в комнате состояла из стола кровати да табурета.
4) В праздник кто-нибудь в доме варил варенье или пек торт или готовил еще что-нибудь вкусное и обязательно угощал соседей.
5)Я сижу один над обрывом глажу добрейшую собаку с невероятно забавными в своей ложной свирепости желтыми мужичьими глазами.
14.
1) Брат был умен и ловок легко решал задачи и легко научился делать фокусы.
2) Черная дыра тоннеля то виднелась отчетливо то пропадала в подымавшемся от раскаленных камней мареве.
3) Сама площадь и позлащенные солнцем листья и памятник казались какими-то чужеземными.
4) Мне пришлось читать Ане и стихи и сказки и потешки.
5) Совсем стемнело и в темноте мы очень скоро потеряли наших товарищей.
16.
1) Зоя придерживала двумя пальчиками край широкой шляпы и посматривала то вбок то назад.
2) Все уселись вокруг разостланной скатерти и принялись за паштет и прочие яства.
3) Инсаров прочёл Берсеневу свой перевод двух или трёх болгарских песен и пожелал узнать его мнение.
4) Внезапный порывистый ливень без грому и молний только что промчался над нашей широкой равниной.
5) Лесная путаница тропинок окончилась и открылся великий простор.
17.
1) С самого раннего утра убегал он или на пруд или в рощу или на сенокос.
2) А я не только впредь не трону здешних стад но сам за них с другими грызться рад.
3) Татьяна верила преданьям простонародной старины и снам и карточным гаданьям и предсказаниям луны.
4) Даша кивнула головой и на шапочке закивали ромашки.
5) Ни конца ни края не было их задушевным беседам.
18.
1) Овсянников разъезжал либо на беговых дрожках либо в небольшой красивой тележке с кожаным верхом
2) Листья распускаются если не в апреле то в мае.
3) Пускай послужит он в армии да потянет лямку да понюхает пороху да будет солдат а не шаматон.
4) Добровольцы давно промокли до нитки и продрогли до мозга костей
5) Далеко за воротами кричали лягушки и пел в саду соловей.
19.
1) Иногда взгляд Обломова наполнялся выражением усталости скуки.
2) Я или зарыдаю или закричу или в обморок упаду.
3) То ль от зноя то ль от стона подошла усталость.
4) Я видел только верхушки лозняка да извилистый край противоположного берега.
5) Дождями каждодневными кончается лето и начинается осень холодом.
20.
1) Жизнь удивительна и прекрасна.
2) Борьба учила хитрости и осторожности зоркости и смелости.
3) Дорога то проваливалась между горных гребней то поднималась на округлые холмы то исчезала в траве.
4) Все блещет и нежится и радостно тянется к солнцу.
5) Я гашу лампу и ночь начинает медленно светлеть.
21.
1) Он поминутно останавливался и только при блеске молнии делал шаги.
2) Лунный свет поблескивал не только на стёклах окон но и на глади реки.
3) Всю ночь не сходил месяц с неба и утром готовился настоящий мороз.
4) Дай мне карандаш или ручку.
5) Ночью ветер злится да стучит в окно.
22.
1) Агроном сначала осмотрел посевы пшеницы и гороха потом что-то записал в блокнот.
2) Юбиляра поздравляли не только сотрудники но и совершенно незнакомые люди.
3) Здесь побывала анаконда или какая-нибудь другая крупная змея.
4) Серебро и злато брильянты и жемчуг дарил боярин своей ладушке.
5) Третий выстрел и птица снялась с дерева широкими взмахами своих крыльев.
1) 1 2
2) 2 3 4
3) 13 4
4) 12
5) 24
6) 134
7) 13
8) 4 5
9) 15
10) 12 4 5
11) 13
12) 1 3
13) 135
14) 12 5
15) 2 3 4 5
16 15
17) 2 4
18) 125
19) 13 5
20) 25
21) 2 3
22) 12 45