бодун день в кировской области
Впервые о «Бодуне» как о поминальном дне мы услышали во время похода осенью 2005 года, получив информацию о том, что в селе Сердеж, в 25 км восточнее Яранска, летом на кладбище проходит праздник, хранящий традицию после поминовения усопших петь песни, плясать, играть на гармошках…
Во время экспедиции в июле 2007 года мы узнали, что «Бодун» исстари отмечается жителями бывшего Сердежского церковного прихода в последнее воскресенье перед Петровым днём, который бывает 12 июля. Для сердежан «Бодун» — особо почитаемый поминальный праздник. К нему готовятся, как к Пасхе.
Народ собирался на кладбище с утра. На могилах расстилали скатерти, раскладывали еду и поминали усопших. Рассказывали покойным, как живут. Женщины громко плакали, их причитания слышны были всюду. Перед уходом с кладбища «прощались» с покойными, оставляли на могилах еду. Шли с гостями по домам. А вечером вся округа собиралась в деревне Гусево на весёлое гулянье. Местная поговорка о празднике говорит так: «В Бодун-от день с утра плачут, а вечером скачут».
Все перечисленные элементы праздника говорят о языческом происхождении «Бодуна». Хотя сердежане считают его православным, наверное, потому, что со временем в нём появились элементы христианской религии: служба в церкви, приезд батюшек из Никулят, панихиды на могилах. Из литературы и из бесед со священниками мы выяснили, что в православии этого праздника нет.
От язычества в современном празднике остались трапезы на могилах, кормление покойных, беседы с ними.
Нам сообщили несколько версий названия праздника: одни связывают его с плачем, лежанием на могилах, поклонами до земли (от «бодания», т.е. касания земли лбами); другие — с большим количеством пьяных в былые времена, лежачее положение которых напоминало «бодание» с землёй, или же с драками, которые тоже случались в ходе праздника («бодали» друг друга). Прозвучала единичная версия — как производная от имени человека Бода, по аналогии: Пётр — Петров, Бода — Бодун.
Во время экспедиции в Сердеж у нас появилась ещё одна гипотеза по происхождению праздника: «Бодун» появился в память об исчезнувшем поселении. По словам старожилов, на месте кладбища было когда-то селение, со временем его жители перебрались в ближайшие населённые пункты. И сейчас пожилые люди из Сердежа и Гусева говорят: «Пора на старое село», в смысле — «пора умирать».
А ещё мы узнали, что «Бодун» отмечают в Пижанке. Это навело на мысль о возможном существовании праздника и в других местах. После посещения пижанского праздника в июле 2008 года у нас появилось предположение о переселении в былые времена жителей Сердежской округи в Пижанскую. Доказательством этому могут служить общие черты в проведении праздников и даже некоторые отличия. Подтверждением служат и фамилии пижанцев Головины и Гусевы, бытовавшие в деревнях Ключи и Гусево Сердежского церковного прихода.
На всего исследования нам не давал покоя вопрос: почему слово «бодун» в значении пьянки сейчас так широко известно по всей стране, но ни в этом значении, ни в значении праздника его нет в словарях Даля и Ожегова, нет в дореволюционном Словаре вятских говоров. А вот в современном словаре содержится информация, что в 1964 году о «Бодуне» знали как о поминальном празднике и весёлом гулянье. Мы долго думали и решили предложить такую версию: в XX веке проходили дальние и активные миграции жителей всей страны, в том числе и жителей из наших мест, знающих о «Бодуне». Возможно, на новых местах проживания сердежане и пижанцы рассказывали об этом удивительном празднике, интересное слово запоминалось и расходилось дальше.
На втором этапе исследования появились новые интересные версии по названию «Бодуна». Возможно, в стародавние времена на этом празднике проходили какие-то ритуалы, связанные с рогатым скотом, только память об этом уже исчезла? Слово «бодун» созвучно словам «быдтон» (удм.), «бете» (мар.), «patte» (фин.), в переводе означающее конец чего-либо. Например, окончание весеннего сева и т.д. Интересной нам кажется версия о трансформации удмуртского праздника «Герон–Быдтона» и праздника в честь марийского Бога воды Вудона в «Бодун». Кстати, на «Быдтоне» приносили в жертву баранов и быков. Да и Вудон, как говорят мифы, требовал жертв себе и своим родственникам. Возможно, эти праздники имеют общее начало или существовали параллельно у русского и финно-угорских народов.
Из научных источников мы знаем, что моления предкам в древности имели цикличность и были привязаны к земледельческому календарю. Например, окончание весеннего сева. Сроки проведения праздника могли сдвинуться по времени по ряду причин. «Бодун» проходит летом. В это время молились о сохранении посевов, о хорошем урожае, о дожде. Обращались не только к богам, но и к умершим предкам.
Ещё одну версию предложили учёные на конкурсе Вернадского: от славянского слова «бдеть–будить», охранять.
«Бодун» — удивительный и по-прежнему загадочный праздник. По содержанию и духу — праздник уважения потомков к предкам, уважения и любви к родной земле, к землякам. Пожилые сердежане с надеждой говорят: «Праздник никогда не исчезнет, народ соблюдает традиции», «Хотелось бы, чтобы молодёжь помнила об этом празднике, даже если нас не будет — стариков». Мы надеемся, что наша работа послужит сохранению этой доброй традиции.
(Л. Смирнова, Е. Дождикова, Ю. Печинина. Краеведческий сборник «Наш край» — № 9, 2010 год, г. Яранск Кировской области)
«Бодун» — поминальный праздник
Впервые о «Бодуне» как о поминальном дне мы услышали во время похода осенью 2005 года, получив информацию о том, что в селе Сердеж, в 25 км восточнее Яранска, летом на кладбище проходит праздник, хранящий традицию после поминовения усопших петь песни, плясать, играть на гармошках…
Во время экспедиции в июле 2007 года мы узнали, что «Бодун» исстари отмечается жителями бывшего Сердежского церковного прихода в последнее воскресенье перед Петровым днём, который бывает 12 июля. Для сердежан «Бодун» — особо почитаемый поминальный праздник. К нему готовятся, как к Пасхе.
Народ собирался на кладбище с утра. На могилах расстилали скатерти, раскладывали еду и поминали усопших. Рассказывали покойным, как живут. Женщины громко плакали, их причитания слышны были всюду. Перед уходом с кладбища «прощались» с покойными, оставляли на могилах еду. Шли с гостями по домам. А вечером вся округа собиралась в деревне Гусево на весёлое гулянье. Местная поговорка о празднике говорит так: «В Бодун-от день с утра плачут, а вечером скачут».
Все перечисленные элементы праздника говорят о языческом происхождении «Бодуна». Хотя сердежане считают его православным, наверное, потому, что со временем в нём появились элементы христианской религии: служба в церкви, приезд батюшек из Никулят, панихиды на могилах. Из литературы и из бесед со священниками мы выяснили, что в православии этого праздника нет.
От язычества в современном празднике остались трапезы на могилах, кормление покойных, беседы с ними.
В «Бодун» на Сердежском кладбище. 8 июля 2007 года.
Фото Л. Смирновой.
Нам сообщили несколько версий названия праздника: одни связывают его с плачем, лежанием на могилах, поклонами до земли (от «бодания», т.е. касания земли лбами); другие — с большим количеством пьяных в былые времена, лежачее положение которых напоминало «бодание» с землёй, или же с драками, которые тоже случались в ходе праздника («бодали» друг друга). Прозвучала единичная версия — как производная от имени человека Бода, по аналогии: Пётр — Петров, Бода — Бодун.
Гулянье по аллее во время «Бодуна» на Сердежском кладбище. 8 июля 2007 года.
Фото Л. Смирновой.
Во время экспедиции в Сердеж у нас появилась ещё одна гипотеза по происхождению праздника: «Бодун» появился в память об исчезнувшем поселении. По словам старожилов, на месте кладбища было когда-то селение, со временем его жители перебрались в ближайшие населённые пункты. И сейчас пожилые люди из Сердежа и Гусева говорят: «Пора на старое село», в смысле — «пора умирать».
А ещё мы узнали, что «Бодун» отмечают в Пижанке. Это навело на мысль о возможном существовании праздника и в других местах. После посещения пижанского праздника в июле 2008 года у нас появилось предположение о переселении в былые времена жителей Сердежской округи в Пижанскую. Доказательством этому могут служить общие черты в проведении праздников и даже некоторые отличия. Подтверждением служат и фамилии пижанцев Головины и Гусевы, бытовавшие в деревнях Ключи и Гусево Сердежского церковного прихода.
На протяжении всего исследования нам не давал покоя вопрос: почему слово «бодун» в значении пьянки сейчас так широко известно по всей стране, но ни в этом значении, ни в значении праздника его нет в словарях Даля и Ожегова, нет в дореволюционном Словаре вятских говоров. А вот в современном словаре содержится информация, что в 1964 году о «Бодуне» знали как о поминальном празднике и весёлом гулянье. Мы долго думали и решили предложить такую версию: в XX веке проходили дальние и активные миграции жителей всей страны, в том числе и жителей из наших мест, знающих о «Бодуне». Возможно, на новых местах проживания сердежане и пижанцы рассказывали об этом удивительном празднике, интересное слово запоминалось и расходилось дальше.
На втором этапе исследования появились новые интересные версии по названию «Бодуна». Возможно, в стародавние времена на этом празднике проходили какие-то ритуалы, связанные с рогатым скотом, только память об этом уже исчезла? Слово «бодун» созвучно словам «быдтон» (удм.), «бете» (мар.), «patte» (фин.), в переводе означающее конец чего-либо. Например, окончание весеннего сева и т.д. Интересной нам кажется версия о трансформации удмуртского праздника «Герон–Быдтона» и праздника в честь марийского Бога воды Вудона в «Бодун». Кстати, на «Быдтоне» приносили в жертву баранов и быков. Да и Вудон, как говорят мифы, требовал жертв себе и своим родственникам. Возможно, эти праздники имеют общее начало или существовали параллельно у русского и финно-угорских народов.
Из научных источников мы знаем, что моления предкам в древности имели цикличность и были привязаны к земледельческому календарю. Например, окончание весеннего сева. Сроки проведения праздника могли сдвинуться по времени по ряду причин. «Бодун» проходит летом. В это время молились о сохранении посевов, о хорошем урожае, о дожде. Обращались не только к богам, но и к умершим предкам.
Ещё одну версию предложили учёные на конкурсе Вернадского: от славянского слова «бдеть–будить», охранять.
«Бодун» — удивительный и по-прежнему загадочный праздник. По содержанию и духу — праздник уважения потомков к предкам, уважения и любви к родной земле, к землякам. Пожилые сердежане с надеждой говорят: «Праздник никогда не исчезнет, народ соблюдает традиции», «Хотелось бы, чтобы молодёжь помнила об этом празднике, даже если нас не будет — стариков». Мы надеемся, что наша работа послужит сохранению этой доброй традиции.
Людмила СМИРНОВА,
Елена ДОЖДИКОВА,
Юлия ПЕЧИНИНА.
«Бодун». Версия о происхождении дня поминовения усопших «Бодун» в селе Сердеж Яранского района Кировской области
Слово «бодун» в значении дня поминовения, отмечаемого в некоторых местах области, зафиксировано в словаре Вятских народных говоров. Но сам ритуал поминок принципиально ничем не отличается от других «родительских дней», таких, как:
Языческое происхождение и содержание современного поминального ритуала хорошо известны этнографам. Но праздника с таким названием нет в других областях России, а сроки его проведения не совпадают с днями, признанными официальной религией. Следовательно, истоки «Бодуна» следует искать в местной истории.
Первыми его начали изучать краеведы из Яранска. Они провели сбор полевого материала, определили географию праздника, сравнили его с другими поминальными днями, принятыми в православии, так как жители села Сердеж считают «Бодун» православным праздником. Но приемлемой версии о происхождении «Бодуна» им найти не удалось, поскольку одной русской истории для понимания этнических процессов в Вятском регионе совершенно недостаточно. Также невозможно сделать правильно заключения о ритуале, основываясь только на его современной вульгаризированной форме, образовавшейся вследствие утраты мировоззренческой основы фольклорного явления. Мало помогают выявленные совпадения и параллели с другими праздниками. Правильное направление для изучения сущности подобных ритуалов могут дать историко-типологические исследования, выполненные выдающимся учёным Н.Н. Велецкой и её предшественниками.
Вот что конкретно опубликовано яраничами о «Бодуне дне»:
Вятский историк и этнолог Д.М. Захаров предложил идею о тюркских корнях праздника, чему имеются веские основания. Во-первых, слово «бодун» есть в тюркских языках. Древнейшие его значения: «народ, предки, род, основание». Вероятно, оно родственно английскому «body» — тело. Следует однозначно исключить какую-либо связь между тюркским словом и жаргонным русским «бодун» в устойчивом выражении «с бодуна». Последнее известно в ненормативной лексике только с 50-х годов ХХ века и происходит от другого арготизма «балдеть». Во-вторых, до завоевания Казани юг территории Кировской области, большая часть Марий Эл и Удмуртии входили в состав Казанского ханства, наследника Золотой Орды. Культурно-хозяйственное влияние тюркских народов на эти регионы началось ещё раньше, во времена Западного тюркского каганата и Волжской Булгарии. Достаточно бегло взглянуть на топонимию этих регионов и проанализировать местный ономастикон, чтобы понять, как глубоки были эти связи. Кстати, недалеко от Сердежа протекает речка Бурданка, а в 1,5 километрах от села когда-то стояла деревня Старые Бурданские. Названия тюркские: бурда — мутная вода.
В ХVI–XVII веках тюркское население Вятского края возросло, так как, боясь насильственной христианизации, сюда бежали многие жители Казани. Это способствовало консервации тюркских обычаев.
К сожалению, история родного края ни в школе, ни в институте глубоко не изучается. Если бы мы сумели заглянуть в прошлое своего рода на 5–10 поколений, то, вероятно, обнаружили бы, что праотцы наши говорили на других языках, относили себя к другим народам, следовали иным обычаям. За тысячелетия подобных перерождений в цепи предков могло быть несколько. Большинство вятчан являются потомками марийцев, удмуртов, яранов, коми-зырян, чувашей, татар, булгар и других народов, а не только русских. Какие только племена не «варились» в этническом котле междуречья Камы и Вятки!
Булгары (татары) от окончания сева до начала сенокоса тоже отмечали очень древний праздник, включавший в себя поминальный ритуал. Но назывался он «Джиен», а не «Бодун». Можно ли сопоставить эти праздники и выявить их общее происхождение?
Согласно татарской энциклопедии, «джиен» («кыен») — это патронимическая родовая община тюрок, закрытая для посторонних, объединявшая несколько селений, иногда более 10, являющаяся в то же время административно-хозяйственной единицей государства. Общинный родовой праздник тоже назывался «Джиен» и проводился в определённой последовательности: от одного рода к другому, с окончания сева до начала сенокоса. Вятский «Бодун», как отмечалось, тоже праздновался перед сенокосом.
По поводу средневекового значения слова «бодун» (бод, будун) у историков разные суждения. Большинство следуют мнению Л.Н. Гумилёва, согласно которому «будун» — это род или союз родов, передавший часть своих прав бегам — командному слою тюрок и являющийся административной единицей Тюркского каганата. Понятие «будун» уже не связывается с патронимией, кровным родством, оно ближе к значению греческого слова «демос», т.е. народ, что особо подчёркивается Л.Н. Гумилёвым. Система будунов создавалась на территориях свободно присоединившихся и завоёванных народов в интересах быстрой мобилизации орды во время войны и упорядочения сбора налогов. Эта административно-территориальная система была воспринята и наследниками Тюркского каганата. Можно предположить, что уже во времена Волжской Булгарии свои кровно-родственные общины стали называть «джиенами», а за общинами покорённых территорий закрепился термин «будун», поскольку в них могли входить как тюрки, так и местные этносы. Праздники общины тоже назвали «будун» («бодун») по аналогии с «джиеном». Именно в этом значении слово дожило до наших дней.
Историки МарНИИЯЛИ подтверждают, что марийские общины, как и русские, изначально были открытыми, но слова «будун» они не знают. Возможно, за более чем 400-летнюю историю русской колонизации края оно было забыто.
Что касается удмуртского праздника «Гырон-быдтон», то это аналогичный «джиену» ритуал, посвящённый окончанию весеннего сева. («Гырыны» в удмуртском языке означает «пахать», «быдтыны» — заканчивать). По утверждению Д.М. Захарова, этот ритуал имеет не тюркское происхождение, более древнее по сравнению с «джиеном».
Тюрки, как известно, исповедовали тенгрианство — культ верховного бога неба и света Тенгри. Простой народ совершал моления ему на вершинах гор, которые, как и сами моления, назывались «бодын инли», что значило «дух, покровитель народа». Думается, что понятие «бодын» в этом случае означало основателя рода и других благородных предков, достойных предстоять перед богом, и заступничества которых можно было просить. Тюркские вельможи (беги) молились отдельно в пещере предков–героев, что объясняется иноэтническим происхождением правящего рода Ашина. Очень возможно, что в слове «инли» — «дух» начальная «и» йотирована, что позволяет читать её как «дж» (по-арабски дух — джинн. Аналогично: игит — джигит, Йованна — Джованна, Иван — Джон и т.п.). Если это так, то праздник «Бодун-джиен» можно считать деградацией архаичного культа предков, приуроченного впоследствии к аграрно-хозяйственному народному календарю. То же самое говорится этнологами о сохранившихся рудиментах ритуалов индоевропейских народов (см. работы Н.Н. Велецкой).
Частью тризны древних русов являлось бдение на вершине могильного холма перед памятным знаком, называвшимся «бдын». У южных славян до начала ХХ века существовал реликт того же культа предков — сжигание бадняка — дубовой чурки с антропоморфным изображением, олицетворявшим посланца к богам. Моления предкам и верховному богу на вершинах гор и высоких холмов известны у западных славян. Получается, что лингвистическая близость понятий «бодун» — «бдын-бадняк» подтверждается их семантическим соответствием. Оказывается, что совсем недавно, каких-то 1,5–2 тысячи лет назад, предки индоевропейских и тюркских народов имели общий корень и, вероятно, понимали друг друга без переводчика!
К происхождению вятского Бодуна
Хорошо известный местному населению и краеведам в Яранском и Пижанском районах Кировской области [Печинина 2008; Смирнова, Дождикова, Печинина 2010] поминальный день Бодун представляет собой, вероятно, интереснейший реликт, позволяющий объяснить одно тёмное место в памятниках древнерусского языка. Впервые о Бодуне я услышал от моего учителя Александра Николаевича Анфертьева в Санкт-Петербурге много лет назад. Нас тогда интересовали именно этимологические связи этого слова, и оба, будучи связанными с Вяткой происхождением (моя фамилия происходит из Малмыжского района, а Сашина — с Моломы), мы безуспешно пытались выяснить, где конкретно Бодун известен. Так получилось, что, когда это удалось установить (я имел возможность посетить Бодун–день в Сердеже в 2012 г.), Саши уже не было в живых, и эти заметки в какой-то мере дань его памяти.
А вот слово «бодун» в значении ‘бодливый бык’ Л.И. Горева справедливо отделяет от интересующего нас [ОСВГ: 85] — замечу, что только в таком значении фиксируется бодун (наряду с подобными прозрачными семантическими производными от глагола бодать) в [СРНГ III: 58], где о вятском Бодуне ничего нет. Вообще никаких упоминаний о Бодуне в литературе по русскому фольклору, народной религии и диалектологии за пределами Кировской области мне найти не удалось. Интересно, что о Бодуне, кажется, нигде не пишет даже такой знаток вятской этнографии, как Д.К. Зеленин, нет этого слова и в вятском словаре Н.М. Васнецова.
В принципе, по форме проведения — как сохранённой в памяти стариков, так и наблюдаемой сегодня — Бодун не сильно отличается от подобных поминальных обрядов, широко известных у русских и других европейских народов, например, от той же Радоницы. Разве что игра на гармошке на кладбище и последующее гулянье с дракой — относительно редкие (хотя тоже не уникальные) элементы. Несколько необычна и приуроченность этого дня к середине лета: после Троицы по народно-христианской традиции до осени поминаний на кладбище обычно не проводили.
Но всё-таки наибольший интерес представляет происхождение названия Бодуна–дня. В Сердеже и Пижанке господствует мнение о том, что оно связано с глаголом бодать: якобы, во время поминовения на кладбище, когда в прежние времена женщины плакали на могилах, они нередко, стоя на коленях, кланялись в землю или просто падали на могилы — бодали их. По всей вероятности, эту версию следует отвергнуть как типичную народную этимологию, попытку дать объяснение названию, смысл и происхождение которого забыты, исходя из случайно подобранного похожего слова: ясно, что сходство со словом бодать напрашивается само собой, но при этом действия поминающих на самом деле не называли «боданием» могил, да и это отнюдь не главный эпизод в обрядовой части Бодуна–дня.
В работах краеведов предложено несколько гипотез иноязычного происхождения этого названия. Версия от удм. быдтон ‘окончание’ [Смирнова, Дождикова, Печинина 2010] в Гырон быдтон ‘окончание пахоты’ — название праздника окончания весенних полевых работ, аналогичного татарскому Сабантую, — не может быть принята: удм. Гырон быдтон — довольно поздний по происхождению, скорее колхозный праздник, не нёс практически никакой ритуальной и тем более поминальной нагрузки, да и нет никакой информации о былом присутствии удмуртского населения в районах бытования Бодуна; преобразование удм. быдтон в рус. Бодун фонетически невозможно (и непонятно, куда делась первая часть удмуртского названия). Несколько интереснее предположение о связи Бодуна с татарским летним праздником Джиен, суть которого состоит в съезде членов одного родового объединения, что до некоторой степени напоминает Бодун–день, в особенности — в его современном бытовании. Поскольку тат. җыен буквально означает ‘собрание, сходка’, появляется возможность предположить здесь своего рода метонимическую замену на древнетюркское bodun ‘народ’, которое, якобы, и было заимствовано в русский язык [Буков 2010]. Однако проблема состоит в том, что др.-тю. bodun не фиксируется ни в татарских, ни в башкирских словарях, включая и диалектные, и предполагать его хотя бы былое наличие в тюркских языках Поволжья нет никаких оснований (по этой причине оставим за скобками обсуждение возможности фонетического развития при заимствовании дериватов др.-тю. bodun > рус. Бодун: при заимствовании через гипотетическую татарскую форму в русском было бы скорее что-то вроде *Будын). Кроме того, сам характер татарского Джиена (съезд родичей с гостеванием и молодёжными игрищами) соответствует скорее второй части Бодуна, но никак не первой (и, видимо, наиболее старой), поминальной. Наконец, опять-таки нет оснований предполагать заимствование татарского праздника в русскую традицию, таких примеров вообще практически не известно — тем более что речь идёт о территориях, где сколько-нибудь массового присутствия татар, по всей видимости, не было.
Попытки поисков истоков слова «бодун» в удмуртском, марийском, татарском языках исходят прежде из того, что, согласно местной традиции (сформировавшейся во многом под влиянием мнения православных священников), Бодун — «языческий» обряд. На это указывают и время проведения, не согласующееся ни с какими поминальными днями церковного календаря, и особенности, вроде хождения по кладбищу с гармошкой и обильных возлияний у могил и др. Поскольку предполагается, что русские — народ православный, всё «языческое» должно происходить из нерусской культуры, тем более в регионе, где реально обитают некрещёные группы удмуртов и марийцев и мусульмане–татары. Такое рассуждение в корне неверно. Дело в том, что в данном случае мы имеем дело не с «язычеством» и христианством, а с народной религией, которая существует в любой этнической и локальной культуре и, в отличие от религии «высокой», передаётся из поколения в поколение не путём изучения канона и поддержания догматических правил и обрядности, а путём непосредственного участия каждого в религиозных ритуалах и обрядах, проводимых в его семье. Народная религия впитывает в себя элементы и религии канонической (поэтому правильно говорить о русском народном христианстве или татарском народном исламе), и «религии предков», которая в свою очередь содержит как заимствования из канонической религии, от соседей, а нередко и элементы, восходящие к очень древним временам, возможно, к тем, когда соответствующий народ ещё не принял мировую религию. Дихотомия христианство–«язычество» актуальна для целей церковного просвещения, но неуместна в научном религиоведении и исследовании традиционной народной культуры. Таким образом, то обстоятельство, что русское (и, кстати, в большинстве своём и марийское) население, отмечающее Бодун, давно и прочно является православным, не отменяет возможности сохранения в культуре и в народной религии этого населения элементов нехристианского (или даже дохристианского) происхождения.
Учитывая сказанное, а также принимая во внимание более широкое бытование Бодуна в прошлом среди разных групп русских Вятской земли, истоки названия Бодун следует поискать прежде всего в русском языке. В этой связи стоит вспомнить загадочный термин б(ъ)дынъ, встречающийся в проложном житии св. кн. Ольги, которая, умирая, призвала к себе Святослава «и заповѣда ему съ землею равно погрести ю, а могылы не сути, ни тризнъ творити, ни бдына дѣяти». Что такое б(ъ)дынъ здесь — не известно, ясно только, что слово имеет отношение к дохристианской русской погребально-поминальной обрядности. Связь др.-рус. б(ъ)дынъ с вятским диал. Бодун фонетически безупречна: в вятских говорах встречаются переходы ы > у, ср., например, в Подосиновском р-не Кировской области: муши-ти лонись заили; пули-ту в онбаре наилася; я мутница и ты мутница, а ишь-ко, с разной стороны заходим. Вероятно, именно такому диалектному чередованию обязано существование наряду с речкой Хлыновицей, на которой стоит Хлынов (Киров), и рек Чёрной и Белой Холуницы (левые притоки Вятки) — все эти названия, видимо, связаны с основой хлынуть, и здесь перед нами точная параллель соответствию б(ъ)дын
бодун. Естественно, на закрепление формы Бодун должна была повлиять и народная этимология в связи с глаголом бодать. С точки же зрения семантики сопоставление б(ъ)дын
бодун интересно тем, что позволяет прояснить значение загадочного древнерусского слова.
Обсуждение проблемы Ольгиного б(ъ)дына имеет долгую историю, которая достаточно полно описана в [Страхов 2002]. Сегодня существует две конкурирующие гипотезы о значении и происхождении этого слова. Согласно первой, восходящей ещё к словарю И.И. Срезневского [Срезневский I: 47, 764] и с некоторой модификацией развиваемой А.Б. Страховым [Страхов 2002: 191], б(ъ)дынъ — надмогильное сооружение или конструкция, укрепляющая могильную насыпь. Оба варианта реконструкции значения имеют этимологическое обоснование: ‘надмогильное сооружение’ — в связи с сербско-хорватским бадняк (bädnjak) ‘колода, сжигаемая в течение ночи в сочельник’ [ЭССЯ III: 112–114], однако, обоснованное опровержение этой гипотезы см. в [РЭС II: 320]: поскольку и б(ъ)дынъ и бадняк являются в этом случае, скорее всего, независимыми образованиями от *бъдѣти ‘бдеть, бодрствовать’ (в данном случае, видимо, — у могилы или у гроба), реалии, стоящие за ними, совершенно не обязательно должны совпадать, это — просто однокоренные слова. Более интересной и надёжной кажется этимология, предусматривающая значение ‘конструкция (сруб?), поддерживающая могильную насыпь’: б(ъ)дынъ < *объ-дынъ < слав. *дынъ ‘укреплённый могильный холм’ (откуда также старое рус. дынити ‘поминать’, придынивать ‘покрывать рясой могилу на сороковой день’)
кельтское *dūno — ‘городище, крепость, город’ и, возможно, латинское fūnero ‘погребать’, fūnus ‘погребение’ — всё это восходит с праиндоевропейскому *dhūno — ‘насыпь, курган, холм’ [Страхов 2002: 190–193].
Согласно второй гипотезе, обоснованной ещё А. Брюкнером [Brückner 1980: 62] и поддержанной А.Е. Аникиным [РЭС II: 320], б(ъ)дынъ — некий погребальный или поминальный обряд, связанный с бдением у гроба или у могилы, и слово происходит от слав. *бъдѣти. Здесь основным аргументом является весьма надёжная этимология, в том числе и в связи с прямой параллелью в балтской обрядовой традиции: литовское budyỹnė, латышское budine ‘обрядовое бдение у тела покойного’. Единственной, хотя и не фатальной, проблемой данной этимологии является слабая фиксация ера в первом слоге слова б(ъ)дынъ и неясность отношения б(ъ)дынъ и приведённых выше дынити, придынивать, которые трудно отделять друг от друга.
Возвращаясь в вятскому Бодуну, следует сказать, что наличие такой фонетической формы на Вятке указывает скорее на этимологию от *бъдѣти, нежели от гипотетического *дынъ. Семантика вятского слова также, скорее, ближе ко второй из рассматриваемых гипотез: хотя Бодун–день и связан с обустройством могил (не более, впрочем, чем, например, Радоница), всё-таки прежде всего это — название поминального обряда, а не надмогильной конструкции. А.Е. Аникин также обратил внимание на замену Ольгиного бдына дѣяти на плакатисѧ в двух списках Пролога [РЭС II: 320] — данное обстоятельство также сближает б(ъ)дын и Бодун, и указывает на первоначальное значение ‘поминальное действо, обряд’.
Таким образом, можно предположить, что на Вятке сохранился и дожил до наших дней (и, судя по всему, будет жить ещё долго) обряд, который является продолжением древнерусского дохристианского погребально-поминального обряда, упомянутого в проложном житии св. кн. Ольги. Естественно, за тысячу с лишним лет он пережил существенные трансформации, но сохранил основное содержание и древнее имя.
Последнее, о чём следует сказать в связи с Бодуном, — происхождение известной, общерусской, вероятно, идиомы быть с бодуна. Имеющиеся объяснения её в связи с бодать [Елистратов 2002]: то ли потому, что пьяный человек ходит, наклонив голову, как бык, то ли потому, что пьяный туп и упрям, как скотина, — не слишком убедительны. Полагаю, что данная идиома напрямую связана с Бодун–днём: обильные возлияния как во время поминок на кладбище (информанты отмечали, что и раньше некоторые активные участники процесса оставались отдыхать на кладбище, не возвращаясь домой до вечера), так и, в особенности, во второй половине дня, — неотъемлемая черта этого праздника. Если предположить (основания см. выше), что ещё в XIX в. Бодун имел более широкое распространение на Вятке, в регионе, который являлся перекрёстком путей из центра страны на Урал и в Сибирь и с Поволжья на Русский Север, допустить распространение такой идиомы по всей России вполне возможно — тем более что её восприятию, безусловно, способствовала ассоциация этого слова с глаголом бодать и соответствующая народная этимология.