будь начеку в такие дни подслушивают стены
Я сказать хотел короче
Я сказать хотел короче..
Чтоб мозги вам не морочить
Чтобы каждый мог понять
Смысла слов не потерять
Может это всем по силам
Лишь бы только складно было
Чтобы к месту и под стать
Всё что я хотел сказать..
Я сказать хотел короче
Средь других поэтов прочих
Всё что я в душе познал
Как я думал и мечтал..
Чтоб хватило слов и точек
Без пробелов, лишних строчек
Чтоб кругами не ходить
И всё проще объяснить
Чтоб оставить то что важно,
Поместить на лист бумажный.
И в строке слова не путать,
Не затягивать минуты..
То что вам здесь написал
Слов на ветер не бросал
Если что то упустил,
Может просто, я забыл..
Словно белка в колесе,
То что сразу ясно всем.
Если всё ж ошибся я,
Вы простите тут меня.
Я хотел писать короче,
Просто ставил многоточье..
Думал как же лучше быть,
Чтобы всё не удалить..
Не верь ты всяким слухам разным
Что плохо всё у нас в стране,
Мол скоро в кризисах увязнем
И все окажемся на дне..
Хотел стихи я написать
Но вот не знал с чего начать
Ведь в голове лишь пустота
На ум приходит ерунда
Я напишу лишь пару строчек
Попробую ещё разочек
Никак мне что то не понять
Как можно рифму подобрать
Здесь не понятен даже смысл
Опять свою теряю мысль
Наверно это бесполезно
И может всем уже известно
В строке меняю снова слово
И оставляю лишь основу
Вновь получается не то
Быть может плохо, ну и что..
Приходит в душу вновь печаль
Не стать поэтом мне, а жаль..
«Маршаком рисковать нельзя!» Потомок раввина, любитель Англии и автор сценария для Диснея
Свои стихи, как зелье,
В котле я не варил
И не впадал в похмелье
От собственных чернил.
Но четко и толково
Раскладывал слова,
Как для костра большого
Пригодные дрова.
1. Потомок известного раввина и талмудиста
Самуил Яковлевич происходил из древнего еврейского рода. Фамилия «Маршак» переводится как «Наш учитель рабби Аарон Шмуэль Кайдановер», который и считается основоположником семейной линии. Не удивительно, что первые серьезные поэтические опыты Самуила Яковлевича были проникнуты еврейской тематикой. Не начнись антисемитских гонений, возможно, эта тема поглотила бы поэта целиком и мы никогда б не узнали о Робине-Бобине Барабеке и о глупом мышонке.
2. «Сочинять стихи я начал еще до того, как научился писать», – вспоминал поэт
Талантливый мальчик быстро стал известен: детвора со всей округи сбегалась в дом юного поэта, чтобы послушать забавные произведения его сочинения. Маршак много читал, сочинял и даже пробовал переводить – классику английской литературы и даже «Песнь песней». Юное дарование заметил учитель, преподававший Самуилу словесность. Этого человека поэт всегда вспоминал с особым теплом, ведь он первым заметил талант мальчика, считал его даже вундеркиндом, привил ему любовь к классической поэзии и поощрял несмелые литературные опыты.
3. «Ялтинский университет»
Молодого талантливого поэта заметил В.В.Стасов, известный критик и искусствовед. Именно по его настоянию Маршак переехал в Петербург. Так все и началось. Репин, Римский-Корсаков, Мусоргский, Шаляпин, Чуковский, Горький… Кто бы мог подумать, что еврейский юноша из провинциального городка будет вращаться в высших культурных кругах страны. Маршаку даже посчастливилось полтора года прожить на знаменитой ялтинской даче Горького – радушный хозяин, озабоченный слабым здоровьем опекаемого юноши, настойчиво предложил отдых начинающему поэту.
Самуил Маршак, 1912 год
4. Любитель Англии и чудаков
В качестве корреспондента дореволюционных петербургских изданий «Всеобщая газета» и «Синий журнал» Маршак побывал в Турции, Греции, Сирии, Палестине. Из стран Средиземноморья он привез цикл стихотворений «Палестина» и невесту – Софью Мильвидскую. Вскоре после свадьбы молодожены отправились в Англию – там поэт отучился в Лондонском университете, изучал английский фольклор и переводил баллады, а когда позволяли обстоятельства – много путешествовал. К «Туманному Альбиону» Маршак питал особую любовь. Когда спрашивали, почему, он отвечал: «Среди англичан трое из четырех обязательно окажутся чудаками». Шотландский политик Эмрис Хьюз, который оставил это воспоминание о Самуиле Яковлевиче, продолжал: «Он любил чудаков. И сам, пожалуй, был таковым».
Маршак (крайний слева в нижнем ряду) с женой (крайняя слева в верхнем ряду) в Палестине, 1911 год
5. Эталон советской детской литературы
Находилось немало критиков творчества Маршака: «Новый советский человек должен с младенчества воспитываться по-новому, привыкать к суровой правде жизни», – негодовали бдительные граждане, приводя в пример добродушные и искрящиеся юмором стихи поэта. Утверждали, что «Детки в клетке», «Багаж», «Сказка о глупом мышонке» «вводят советских детей в заблуждение». Маршак возмущался: бюрократы-теоретики «искусственно подгоняют взросление детей».
В спор вмешался Горький: «Ребенок до 10 лет требует забав, и требование его биологически законно…», а в статье с красноречивым названием «Человек, уши которого заткнуты ватой. О безответственных людях и детской книге» он делает категоричный вывод: «Нельзя позволять безграмотным кальмам (производное от фамилии «негодовавшего») травить талантливых маршаков!» Более того, на Первом съезде советских писателей (1934) главный доклад по детской литературе делал именно Самуил Маршак. Таким образом, его видение этого вопроса признавалось эталонным и на многие годы стало программой развития детской литературы в Союзе.
6. Был в расстрельном списке
7. «Маршаком рисковать нельзя!»
Кто не знает серию беспощадных плакатов Кукрыниксов. А ведь подписи сочинял Маршак:
Днем фашист сказал крестьянам:
Шапку с головы долой!
Ночью отдал партизанам
Каску вместе с головой.
Даже на обертках махорки были его строки: «Бойцу махорка дорога/ Кури и выкури врага…»
Твардовский и Маршак
8. Сценарий для Диснея
В разгар Великой Отечественной войны появилась самая волшебная сказка Маршака. «Двенадцать месяцев» я писал в суровой, затемненной, военной Москве – в часы отдыха от работы в газете и «Окнах ТАСС», – вспоминал поэт. – …Мне казалось, что в суровые времена дети – да, пожалуй, и взрослые – нуждаются в веселом праздничном представлении, в поэтической сказке (…)». Неизвестно, каким образом, но эта сказка попала в руки Уолта Диснея. И знаменитый американец захотел снять по ней мультфильм. Но обстоятельства сложились иначе: письмо Диснея из-за военного времени дошло с большим опозданием. Маршак, узнав об этом, попытался исправить ситуацию и отправился к министру кинематографии А.Большакову. Большаков встречу согласовал, но не пришел (возможно, догадывался о причине визита поэта). По легенде, прождав два часа в приемной министра, Маршак ушел, оставив на двери записку:
У Вас, товарищ Большаков,
Не так уж много Маршаков.
Но мультфильм все же появился – не диснеевский, а родной, советский. И еще неизвестно, смогли бы американские мультипликаторы снять что-то подобное.
9. Переводчик Мао Цзэдуна
Самуил Маршак – автор ставших классическими переводов сонетов Уильяма Шекспира, песен и баллад Роберта Бёрнса, стихов Уильяма Блейка, У.Вордсворта, Дж.Китса, Р.Киплинга, Э.Лира, А.А.Милна, Дж.Остин, Ованеса Туманяна и многих других поэтов. Более того, он переводил даже с китайского – и не кого-нибудь, а Мао Цзэдуна. Считается, что Самуил Яковлевич существенно помог своему «китайскому собрату по перу»:
В день осенний, холодный
Я стою над рекой многоводной,
Над текущим на север Сянцзяном.
Вижу горы и рощи в наряде багряном,
Изумрудные воды прозрачной реки,
По которой рыбачьи снуют челноки…
10. «Будь начеку»
Знаменитый плакат «Не болтай!», ставший символом эпохи тотального контроля и надзора, знаком всем. Но мало кто знает, что идеологически правильный текст к нему написал Маршак: «Будь начеку! В такие дни подслушивают стены. Недалеко от болтовни и сплетни до измены».
11. «Вот какой рассеянный»
Поговаривали, что Маршак страдал удивительной рассеянностью и знаменитое стихотворение «Вот какой рассеянный» поэт писал с себя. Его стол был завален рукописями, черновиками, корректурами, книгами… Вокруг вечно была масса просителей. К нему приезжали, ему звонили – с мольбой что-то оценить, прочесть, послушать, кого-то посетить… А на закономерный вопрос, когда же он успевает работать, Маршак отвечал: «Бессонница выручает!»
12. «Маршак Советского Союза»
Самуил Маршак стал одним из символов Страны советов. Его здоровый оптимизм, умение ненавязчиво затронуть вопросы морали, между строк поговорить о главном сделали его настоящим любимцем публики и в особенности – детей. Не случайно так много фотографий, где Самуил Яковлевич запечатлен в окружении ребятишек. Михаил Светлов по поводу всенародного почитания поэта даже сочинил эпиграмму: «Труднейших множество дорог, / Где заблудиться может муза, / Но все распутья превозмог / Маршак Советского Союза».
Похороны Маршака. Фото: Павел Маныч. МАММ / МДФ
Самуил Яковлевич Маршак скончался 4 июля 1964 года в Москве. К этому моменту катаракта практически лишила его зрения. Похоронен на Новодевичьем кладбище. Незадолго до смерти он написал одно из своих лучших лирических стихотворений:
Все те, кто дышит на земле,
При всем их самомнении –
Лишь отражения в стекле,
Ни более, ни менее.
Каких людей я в мире знал,
В них столько страсти было,
Но их с поверхности зеркал
Как будто тряпкой смыло.
И неужели только сон –
Все эти краски, звуки,
И грохот миллионов тонн,
И стон предсмертной муки.
Будь начеку в такие дни подслушивают стены
Владимир Осипович Богомолов родился 3 июля 1926 года в деревне Кирилловне Московской области. Он – участник Великой Отечественной войны, был ранен, награжден орденами и медалями. Воевал в Белоруссии, Польше, Германии, Маньчжурии.
Первое произведение Богомолова – повесть «Иван» (1957), трагическая история о мальчике-разведчике, погибшем от рук фашистских захватчиков. Повесть содержит принципиально новый взгляд на войну, свободный от идеологических схем, от литературных нормативов того времени. Не пропадает с годами читательский и издательский интерес к этому произведению, оно переведено более чем на 40 языков. На его основе режиссер А. А. Тарковский создал фильм «Иваново детство» (1962).
В повести «Зося» (1963) с большой психологической достоверностью рассказано о первой юношеской любви русского офицера к польской девушке. Чувство, пережитое в годы войны, не забылось. В финале повести ее герой признается: «И по сей день меня не покидает ощущение, что я и в самом деле что-то тогда проспал, что в моей жизни и впрямь – по какой-то случайности – не состоялось что-то очень важное, большое и неповторимое…»
Есть в творчестве Богомолова и короткие рассказы о войне: «Первая любовь» (1958), «Кладбище под Белостоком» (1963), «Сердца моего боль» (1963).
В 1963 году написано несколько рассказов на другие темы: «Второй сорт», «Кругом люди», «Сосед по палате», «Участковый», «Сосед по квартире».
В 1973 году Богомолов закончил работу над романом «Момент истины (В августе сорок четвертого…)». В романе о военных контрразведчиках автор приоткрыл читателям область воинской деятельности, с которой сам был хорошо знаком. Это история о том, как оперативно-розыскная группа контрразведки обезвредила группу фашистских агентов-парашютистов. Показывается работа командных структур вплоть до Ставки. В ткань сюжета вплетены военно-служебные документы, несущие большую познавательную и экспрессивную нагрузку. Этот роман, как и написанные ранее повести «Иван» и «Зося», относится к числу лучших произведений нашей литературы о Великой Отечественной войне. Роман переведен более чем на 30 языков.
В 1993 году Богомолов написал повесть «В кригере». Ее действие происходит на Дальнем Востоке, в первую послевоенную осень. Разместившиеся в «кригере» (вагон для перевозки тяжелораненых) военные кадровики раздают вернувшимся с фронта офицерам назначения в отдаленные гарнизоны.
Последние годы жизни Богомолов работал над публицистической книгой «Срам имут и живые, и мертвые, и Россия…», в которой рассматривались издания, как говорил сам писатель, «очерняющие Отечественную войну и десятки миллионов ее живых и мертвых участников».
Владимир Осипович Богомолов ушел из жизни в 2003 году.
(В августе сорок четвертого…)
1. Алехин, Таманцев, Блинов
Их было трое, тех, кто официально, в документах, именовались «оперативно-розыскной группой» Управления контрразведки фронта. В их распоряжении была машина, потрепанная, видавшая виды полуторка «ГАЗ-АА» и шофер, сержант Хижняк.
Измученные шестью сутками интенсивных, но безуспешных поисков, они уже затемно вернулись в Управление, уверенные, что хоть завтрашний день смогут отоспаться и отдохнуть. Однако как только старший группы, капитан Алехин, доложил о прибытии, им было приказано немедленно отправиться в район Шиловичей и продолжать розыск. Часа два спустя, заправив машину бензином и получив во время ужина энергичный инструктаж специально вызванного офицера-минера, они выехали.
К рассвету позади осталось более ста пятидесяти километров. Солнце еще не всходило, но уже светало, когда Хижняк, остановив полуторку, ступил на подножку и, перегнувшись через борт, растолкал Алехина.
Капитан – среднего роста, худощавый, с выцветшими, белесоватыми бровями на загорелом малоподвижном лице – откинул шинель и, поеживаясь, приподнялся в кузове. Машина стояла на обочине шоссе. Было очень тихо, свежо и росисто. Впереди, примерно в полутора километрах, маленькими темными пирамидками виднелись хаты какого-то села.
– Шиловичи, – сообщил Хижняк. Подняв боковой щиток капота, он склонился к мотору. – Подъехать ближе?
– Нет, – сказал Алехин, осматриваясь. – Хорош.
Слева протекал ручей с отлогими сухими берегами. Справа от глоссе, за широкой полосой жнивья и кустарниковой порослью, тянулся лес. Тот самый лес, откуда каких-нибудь одиннадцать часов назад велась радиопередача. Алехин в бинокль с полминуты рассматривал его, затем стал будить спавших в кузове офицеров.
Один из них, Андрей Блинов, светлоголовый, лет девятнадцати лейтенант, с румяными от сна щеками, сразу проснувшись, сел на сене, потер глаза и, ничего не понимая, уставился на Алехина.
Добудиться другого – старшего лейтенанта Таманцева – было не так легко. Он спал, с головой завернувшись в плащ-палатку, и, когда его стали будить, натянул ее туго, в полусне дважды лягнул ногой воздух и перевалился на другой бок.
Наконец он проснулся совсем и, поняв, что спать ему больше не дадут, отбросил плащ-палатку, сел и, угрюмо оглядываясь темно-серыми, из-под густых сросшихся бровей глазами, спросил, ни к кому, собственно, не обращаясь:
– Идем, – позвал его Алехин, спускаясь к ручью, где уже умывались Блинов и Хижняк. – Освежись.
Таманцев взглянул на ручей, сплюнул далеко в сторону и вдруг, почти не притронувшись к краю борта, стремительно подбросив свое тело, выпрыгнул из машины.
Он был, как и Блинов, высокого роста, однако шире в плечах, ýже в бедрах, мускулистей и жилистей. Потягиваясь и хмуро поглядывая вокруг, он сошел к ручью и, скинув гимнастерку, начал умываться.
Вода была холодна и прозрачна, как в роднике.
– Болотом пахнет, – сказал, однако, Таманцев. – Заметьте, во всех реках вода отдает болотом. Даже в Днепре.
– Ты, понятно, меньше, чем на море, не согласен! – вытирая лицо, усмехнулся Алехин.
– Именно. Вам этого не понять… – с сожалением посмотрев на капитана, вздохнул Таманцев и, быстро оборачиваясь, начальственным баском, но весело вскричал: – Хижняк, завтрака не вижу!
– Не шуми. Завтрака не будет, – сказал Алехин. – Возьмете сухим пайком.
– Веселенькая жизнь. Ни поспать, ни пожрать…
– Давайте в кузов! – перебил его Алехин и, оборачиваясь к Хижняку, предложил: – А ты пока погуляй…
Офицеры забрались в кузов. Алехин закурил, затем, вынув из планшетки, разложил на фанерном чемодане новенькую крупномасштабную карту и, примерясь, сделал повыше Шиловичей точку карандашом.
– Мы находимся здесь.
– Историческое место! – фыркнул Таманцев.
– Помолчи! – строго сказал Алехин, и лицо его стало официальным. – Слушайте приказ. Видите лес?… Вот он. – Алехин показал на карте. – Вчера в восемнадцать ноль-пять отсюда выходил в эфир коротковолновый передатчик.
– Это что, все тот же? – не совсем уверенно спросил Блинов.
– А текст? – тотчас осведомился Таманцев.
– Предположительно передача велась вот из этого квадрата, – будто не слыша его вопроса, продолжал Алехин. – Будем…
– А что думает Эн Фэ? – мгновенно справился Таманцев.
Это был его обычный вопрос. Он почти всегда интересовался: «А что сказал Эн Фэ?… Что думает Эн Фэ?… А с Эн Фэ вы это прокачали?…»
Не болтай! Символ тревожного времени СССР
Будь на чеку (такое было правописание).
В такие дни
Подслушивают стены.
Недалеко от болтовни
и сплетни
Среди стихотворений Маршака, я нашел иное по тематике, но схожее с плакатным четверостишие: «Ты сиди за партой стройно / И веди себя достойно, / На уроках не болтай, / Как заморский попугай…»
…Утром 22 июня 1941 года в дверь ее комнаты в коммунальной квартире постучал сосед, художник Иван Амплеев: «Объявлена война с Германией…» Вечером город погружался в кромешную тьму светомаскировки. Ни фонаря, ни освещенного окна. Лишь мелькнут изредка крошечные маячки папирос…
Впрочем, создателем плаката «Не болтай!» считается не только Ватолина. Она разделила авторство со своим первым мужем, художником Николаем Денисовым, сыном известного плакатиста Виктора Дени. Участвовал ли он в создании пропагандистского шедевра? Неведомо. Возможно, Нина Николаевна «приписала» его фамилию по доброте душевной. Она называла Денисова «милый-не любимый» и после войны с ним развелась.
Она уже редко выходила из дома – возраст давил все сильнее. Но однажды на улице вдруг возникло видение – она, совсем кроха, взяв за руку отца, идет в гости к деду, жившему на Страстной площади. Заодно отец решил устроить Нине экскурсию по Москве. Захватил с собой саночки, на случай, если она устанет
Засекреченный секрет
Готовить как горох со шпеком,
Как щи томить, детей рожать,
Как размыкать с похмелья веки
Заклятый враг не должен знать.
Вот наши летчики в Судане
Из плена дали стрекача.
Бандиты поутру в казане
Варили мясо сообща.
Бойцы на стол кидали кости,
Был на кону суданский фунт.
Главарь в тени икал от злости,
Нутром злодейским чуя бунт.
И вдруг, не дав врагам очнуться,
Рванули летчики: «Ура!
Вперед, орлы! Суданцы гнутся!
Пора на волю нам, пора!»
Перевернув казан и нарды,
Ошпарив супом главаря,
Всех сокрушив, как Уиллис в кадре,
Через пустыню и моря
Бежали летчики. И что же?
Триумф? Награды? Голливуд?
Их именами завтра, может,
Проспекты в Риге назовут?
Нет, не бывать такому счастью.
«Молчать! Секрет!» — раздался рык.
Хранясь герои от напасти,
Враз проглотили все язык.
А что секретить? Там, в Судане,
Не знают, кто куда рванул?
Кто опрокинул утром ранним
Казан? И копья кто погнул?
Но приказали строить рожи,
И дан молчания обет.
Пусть главаря сомнения гложут:
А были летчики иль нет?
Пусть он гадает на бархане,
Несет подарки колдуну,
Бойцов гоняет на аркане
И служит богу Бодуну.
А мы продолжим все секретить
И прятать шифры под кровать.
Главарь икает на рассвете,
И можем мы спокойно спать!