Чем болен сын антоновой
Слухи о неизвестной болезни сына Ирины Антоновой Бориса Ротенберга не утихают
Ирина Антонова : краткая биография
Ирина Александровна Антонова – коренная москвичка. Она родилась в далеком 1922 году. После окончания Института философии и истории Ирина Антонова начала работать в знаменитом Пушкинском музее. В 1941 году она стала его директором.
За 40 лет работы на этом посту Ирина Александровна организовывала многочисленные выставки западноевропейских художников, устраивала музыкальные вечера. Также Антонова организовывала реставрацию многих картин, которые лежали в запасниках музея. Благодаря таким работам многие забытые картины великих художников были выставлены на всеобщее обозрение.
Благодаря Ирине Антоновой за время перестройки музей Пушкина не только не потерял своей значимости, но и возвысился до уровня мировых музеев-гигантов. Сегодня в Музее изобразительных искусств насчитывается около 600 тысяч произведений искусства.
С того времени эта великая женщина самостоятельно несла на своих хрупких плечах тяжелый груз. Ее сын Борис Евсеевич серьезно болен многие годы. Диагноз сына мать всегда держала от всех в секрете.
Ирина Александровна рассказывала о своем ребенке всегда с огромной любовью. Говорила, что их сын очень талантлив с самого детства. Когда Борис был еще маленьким, он мог прочитать наизусть целого «Евгения Онегина», и это в 6 лет!
А в семилетнем возрасте Борис заболел. Врачи поставили мальчику страшный диагноз. С тех самых пор Ирина Антонова и ее муж Евсей Иосифович перестали спокойно жить. Супруги возили своего сына к лучшим врачам, однако болезнь оказалась неизлечимой.
Сейчас Борис Евсеевич остается прикованным к инвалидному креслу. Несмотря на все эти трудности и свой преклонный возраст, 95-летняя Ирина Александровна старалась вести, насколько это было возможно в ее обстоятельствах, активную жизнь. Она продолжала посещать музеи, театры, ходить на концерты до самого своего конца.
Слухи о неизвестной болезни Бориса Ротенберга, сына Ирины Антоновой, не утихают
1 декабря 2020 года умерла Ирина Антонова. Эта поистине потрясающая женщина с 2013 года являлась президентом Государственного музея изобразительных искусств имени А.С. Пушкина. Близкие друзья этой смелой дамы с сочувствием рассказали о том, что Борис Ротенберг, ее сын, серьёзно болен уже многие годы.
Ирина Антонова: краткая биография
Ирина Александровна Антонова – коренная москвичка. Она родилась в далеком 1922 году. После окончания Института философии и истории Ирина Антонова начала работать в знаменитом Пушкинском музее. В 1941 году она стала его директором.
За 40 лет работы на этом посту Ирина Александровна организовывала многочисленные выставки западноевропейских художников, устраивала музыкальные вечера. Также Антонова организовывала реставрацию многих картин, которые лежали в запасниках музея. Благодаря таким работам многие забытые картины великих художников были выставлены на всеобщее обозрение.
Благодаря Ирине Антоновой за время перестройки музей Пушкина не только не потерял своей значимости, но и возвысился до уровня мировых музеев-гигантов. Сегодня в Музее изобразительных искусств насчитывается около 600 тысяч произведений искусства.
Болезнь Бориса Ротенберга, сына Ирины Антоновой: неизвестный диагноз
Ирина Александровна Антонова с мужем Евсеем Иосифовичем Ротенбергом, доктором естествоведения, состояли в крепком браке больше 64 лет. Вдвоем они прошли через многие испытания и сохранили свою любовь. В 2011 году Евсея Иосифовича не стало.
С того времени эта великая женщина самостоятельно несла на своих хрупких плечах тяжелый груз. Ее сын Борис Евсеевич серьезно болен многие годы. Диагноз сына мать всегда держала от всех в секрете.
Ирина Александровна рассказывала о своем ребенке всегда с огромной любовью. Говорила, что их сын очень талантлив с самого детства. Когда Борис был еще маленьким, он мог прочитать наизусть целого «Евгения Онегина», и это в 6 лет!
А в семилетнем возрасте Борис заболел. Врачи поставили мальчику страшный диагноз. С тех самых пор Ирина Антонова и ее муж Евсей Иосифович перестали спокойно жить. Супруги возили своего сына к лучшим врачам, однако болезнь оказалась неизлечимой.
Сейчас Борис Евсеевич остается прикованным к инвалидному креслу. Несмотря на все эти трудности и свой преклонный возраст, 95-летняя Ирина Александровна старалась вести, насколько это было возможно в ее обстоятельствах, активную жизнь. Она продолжала посещать музеи, театры, ходить на концерты до самого своего конца.
Кто теперь будет заботиться о Борисе Ротенберге, неизвестно. Однако есть надежда, что найдется хороший человек, который не оставит в беде сына знаменитых людей — Ирины Александровны и Евсея Иосифовича.
Борис Ротенберг — сын Ирины Антоновой
Краткая биография Ирины Антоновой
Рассказать о жизни Ирины Антоновой в двух словах просто не возможно, но мы попробуем. Ирина Александровна родилась в 1922 году, в Москве. От своей мамы она унаследовала любовь к музыке, а от отца – к театру.
С 1929 по 1933 году ее семья жила в Германии, но после прихода к власти нацистов, им пришлось вернуться в Советский Союз. После школы Ирина Александровна поступила в Московский Институт философии, истории и литературы, но получить высшее образование она смогла только после окончания войны.
В 70-е годы под ее руководством в музее была проведена полная реорганизация экспозиций и выставочных залов. Ирина Александровна настояла на том, чтобы картины западноевропейских художников, которые пролежали в запасниках музея десятилетия, были отреставрированы и выставлены на обозрение. Только благодаря Ирине Антоновне советские зрители смогли увидеть работы великих художников разных стран.
Сегодня музей им. А. С. Пушкина насчитывает 600 000 произведений искусства, на его территории открылись новые музеи частных художников и импрессионистов. Но, по словам Ирины Антоновой для полноценной работы требуется строительство целого музейного городка.
Ирина Антонова, Евсей Иосифович и их сын Борис Ротенберг
Со своим мужем Евсеем Иосифовичем, искусствоведом, доктором наук, она прожила 64 года, в 2011 году Евсея Ротенберга не стало.
Если вы нашли ошибку в статье, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
Слова Ирины Антоновой звучат как завещание
Мы проговорили два часа. Это был один из лучших разговоров в моей жизни. Нет, не интервью, а разговоров…
Закон одаренности
Я многократно говорила, у меня нет веры, может, меня так родители воспитали. Потом, это опыт человека, который много живет и много видит. Человека, который привык думать. Сколько на свете горя, зла несправедливости. Кому это надо? Если это разрешает делать Бог, который олицетворяет справедливость и правду, то зачем ему так корежить мир? Для чего?
И вообще, зачем человек рождается с этим набором дурных способностей? Совершать гадкие поступки и творить отвратительные дела. Зачем и кем придумана такая система?
Нас уверяют, что Бог всемогущ, если это так, тогда он же может по-другому мир сложить? Я не понимаю зависимости жизни от кого-то всемогущего.
А если мы от кого-то зависим, то к нему и требования надо предъявлять, вот мы и предъявляем. Но не имеем ответа. Я не воинственный атеист, я размышляющий, думающий человек. Это разные вещи. Скажем так, за свои 95 лет я не нашла подтверждения тому, что Бог существует. Как бы было хорошо, чтобы в жизни было к кому обратиться. Но пока не к кому.
Пятьдесят комнат несчастья
Понимаете, мы умрем, наша плоть истлеет и все. В этом нет у меня никаких сомнений. В бессмертие души я не верю. Но есть одно существенное «но». Надо что-то оставить после себя. Это очень важно. Надо сделать какой-то вклад. Если ты озабочен только сегодняшним днем и тебе надо жилье в пятьдесят комнат, то это один вопрос. Ну скажите мне, зачем человеку дом в пятьдесят комнат? Даже если у тебя большая семья, то тебе хватит четырех, ну максимум шести комнат.
Я так и не смогла это понять. Мы часто себя ведем и живем так, как будто у нас нет рук, ног и даже головы.
Когда у человека пятьдесят комнат, это говорит о неправильном понимании того, для чего он родился. Он и родился для этих пятидесяти комнат, чтобы их обставлять, убирать и украшать. Это же страшно непродуктивная жизнь.
Смирение непродуктивно
Мне близки принципы порядочности, добра, желания сделать добро другим, не делать зла. Смирение мне не нравится, понимаете, оно не дает возможности развиваться.
Нельзя превращаться в полное послушание. Человек должен быть внутренне активен, смирение как модель поведения не достойна подражания.
Человек должен развивать свое тело, душу, знания, талант. А смиренному это невозможно.
Урок от сына
Запомнила урок справедливости, который я получила от своего сына. Когда он учился в первом классе, мне позвонила его учительница и голосом полным напряжения сказала: «Ваш сын ведет себя неправильно».
Она ему сказала: «Борис, я же тебя не ставила в угол». Он ответил одним словом «несправедливо» и продолжал стоять.
Вот это очень говорящий маркер, как человек понимает справедливость и как он борется с несправедливостью.
Возьмите живопись. Сколько мировых шедевров, на которых изображены женщины с детьми на руках. А если не считать шедевры, а просто живопись.
В сегодняшнем искусстве его стало меньше. К сожалению.
Моя природа
«На мужа смотрела как в зеркало…»
Когда муж умирал, я зашла в реанимацию. Гладила его по руке, что-то говорила. Ему было очень тяжело, он задыхался, был подключен к аппаратам. Затем, из последних сил прохрипел: «Я тебя люблю». (Плачет.)
Часто ли я плачу? Крайне редко, мои слезы связаны чаще всего только с искусством. Могла плакать, видя, как Галина Уланова гениально танцевала «Джульетту»…
Немножко верила в бессмертие…
Вы будете смеяться, я долго, лет до 90, о смерти не думала вообще.
Я никогда не думала и не думаю, как мир будет без меня. Зачем? У меня в жизни есть два дела. Одно из них мое личное и связано с моим сыном. Оно никого не касается. И это самое главное дело. Мой сын болен и не сможет жить после меня…
Я хочу кое-что вернуть на нормальный путь, но меня слышат очень плохо. Очень надеюсь, что услышат.
Маяки? Нет у меня внутри никаких маяков, я буду цинична, но я сама себе маяк. Сама иду на свой свет, понимаю, что его осталось немного и понимаю, что он обречен погаснуть. Я должна доверять себе, своему опыту, и постараться по мере сил, сделать все, что я считаю важным.
При этом я читаю лекции, делаю выставки, но это моя текущая работа. А жизнь я посвятила тому, чтобы здесь был музейный городок. Когда я сюда пришла, тут был один дом, одно здание, а сейчас целый комплекс стал, целый организм. Главное, чтобы он не превратился в дешевый шоу-центр.
Ирина Антонова: самое большое мое предназначение – быть мамой
Директора и президента Государственного музея имени А. С. Пушкина Ирины Антоновой не стало 30 ноября 2020 года. В августе 2020 года Ирина Антонова дала эксклюзивное интервью Гуле Балтаевой. В нем о музее, личной жизни и большой миссии.
— Музей – это такое учреждение, где пребываешь долго, даже физически долго каждый день, но так он устроен – такое учреждение. Поэтому считать, что это моя жизнь, а вот это жизнь музея – я просто не могу, настолько для меня это внутреннее совместимо. Поэтому, когда я рассуждаю об этапах музейной жизни, то я имею в виду свое отношение к тому, что здесь происходит, что удалось, что нет, в чем провал, а в чем может быть не провал. Все-таки за время моей работы 28 новых помещений музей получил, за каждым из них стояла работа с бюрократическим аппаратом. Но не только с идеей, чем это должно стать. Надо вам сказать, что далеко не все меня удовлетворяет сейчас, скажем, последние 5-6 лет. Я об этом тоже напишу без всяких склочных интонаций, как пожелание, что ли, на будущее, что надо кое-что внести, кое-что вынести, кстати говоря, к чему-то присмотреться. Вот это я хочу сделать, сделаю. Так что поставила июнь следующего года – сдать этот материал. И поэтому я об этом говорю.
— А что тогда отправной точкой стало, если вы говорите, что это не хронология – в 1945 году пришла, были такие-то выставки. А что тогда стало отправной точкой, с чего вы начинаете свое повествование и свой взгляд в прошлое?
— Что такое музей? В Москве вот такой музей – Музей мирового изобразительного искусства, который начинал без материалов. Конечно, это удивительная смелость, гениальная смелость Цветаева. Он видел его как университетское вспомогательное учреждение с прекрасной коллекцией слепков и так далее. И сделал его одним из самых известных в мире художественных музеев, как ни странно, не обладающих уровнем самой коллекции, которую он хранит – это очень любопытный тип музея – с тем местом, которое он занимает в мировой музейной истории. Самое главное в этом. Я очень люблю наши коллекции, и все-таки это не те коллекции, которые есть не только в Дрездене, не говоря о Лувре. А вместе с тем, место, которое они заняли в истории не только своей страны – России, но и в мировой истории музейного дела, очень, по-моему, любопытно. Причем, знаете, здесь все – и оценка революции, ее значение, и оценка соотношения научного коллектива очень цельного – Московский университет, если брать целиком, и как говорится, характера музейного. Мне об этом хочется написать.
— Я даже знаю, чему будет целая глава, видимо, посвящена – это коллекциям Щукина и Морозова.
— Обязательно, об этом и говорить нечего. Это – гениальная идея, если так можно выразиться, которую на сегодня разрушили. И я не теряю надежду, что ее когда-нибудь восстановят, хотя все меньше остается надежды на это.
— Не могу не думать, какая вы красивая женщина! И хотела задать дурацкий вопрос: как можно в 95 лет получить комплимент?
— В 98! Мне скоро будет 99 лет.
— Я полезла в энциклопедию, чтобы для себя опять уточнить: я думаю, нет, я все-таки путаю, наверное.
— Вы ничего не путаете, все на месте. К сожалению, я сегодня была у врача, я стала очень плохо слышать на левое ухо. И они обнаружили полную атрофию. Правое, нет, левое ухо. Оказывается, случается такая неравномерность. А я думаю в последнее время: знаете, месяца четыре, когда я почувствовала такое ослабление сильное. Ну, наверное, тоже нормально. Я провела много времени до вас, почти 3 часа, в очень хорошей клинике. Ну, что делать? Я как к этому отношусь: что я буду слезы проливать. Наверное, даже слишком долго все это продолжается в моей жизни.
— Видимо, какая-то миссия есть. Мы недавно говорили с Александром Адабашьяном, прекрасным соавтором Михалкова. И он вспомнил случаев 5-7, наверное, от туберкулеза в открытой форме, которая тогда не лечилась в конце 1950-х годов, а он выжил, попав случайно в экспериментальную программу, до разрыва аорты и перитонита. И все это он пережил, как сам он говорил, не делая особых усилий для этого. И друзья ему рассказали притчу: однажды человек попал в рай и очень удивился, потому что не всегда делал только добро. И когда он предстал перед Господом Богом, то спросил: а неужели я заслужил это? Тот говорит: да, вы миссию выполнили. «Миссию?» – человек приосанился, воспринял себя действительно мессией. «А в чем она заключалась? «- задал он уточняющий вопрос. На что Господь Бог ему сказал: а помните, вы были в командировке в таком-то городе? Он говорит: да. И вы сидели в ресторане, рядом с вами за столиком была женщина с ребенком, она попросила у вас соль, вы передали солонку. В этом и заключалась ваша миссия. Я к тому, что, наверное у таких людей, как Александр Адабашьян, которого спасает что-то в самых критических, даже смертельных ситуациях, Юрия Петровича Любимова, который тоже почти столетие отметил свое, есть миссия. И на мой вопрос: что помогает людям дожить до такого возраста и оставаться в чудесной форме, Любимов сказал: надо правильно выбирать родителей.
— Вы знаете, это тоже правильно, наверное. Но я должна сказать, что, мне кажется, если мне позволено здесь сказать свое слово: в самом деле, почему? Вы знаете, надо иметь какую-то задачу внутреннюю, которая требует длительного времени, но, понимаете, такую жизненную. Не просто хотелось бы подольше пожить, это всякий может сделать, а жить долго не будет. Миссия должна быть как бы внутренняя. Если подумать, что я ощущаю эту миссию как музей – нет, вот нет. Это будет ошибка. Совпало просто. Мне дано еще время, в том числе для того, чтобы поработать на музей, понимаете, – и только. А по-настоящему это не то. У меня есть просто другая цель. И не то чтобы цель, и даже не как поставленная задача, а по-настоящему, – природа жизни. У меня больной сын. Это стало ясно в 8 лет, с тех пор мы живем вместе, ему 66 лет. Он – прекрасный человек, абсолютно беспомощный, целиком зависящий от меня, понимаете. Да, он может читать книжки, он даже читает по-английски, он играет на фортепиано, но он – 5-летний ребенок, понимаете? И это меня ведет, его необходимость, и чем дальше, тем больше. Потому что ему нужно сейчас. А у меня такая жизнь, что все вокруг меня уже померли – из семьи, никого нет, кто бы мог его взять. А я его никогда никуда не отдавала, и врачи мне говорили: он такой, его не надо никуда. Понимаете?
— Особенный.
— Да, он так развивается, и оставьте его в покое. Я говорю: да, но ведь как называют люди, которые берут на попечение?
— Сиделка?
— Нет, не сиделка. Он официальный титул имеет этот человек. Это человек, который сменяет родителей, если ему отдают уже официально документы.
— Наследник?
— Еще слово. Он наследником становится. Короче говоря, такой человек, понимаете. И вот такой человек нужен обязательно после меня.
— Преемник?
— Есть специальное слово.
— Опекун?
— Опекун! Совершенно верно. Меня пугают: вы знаете, говорят, что с опекунством. Знаете, все могут говорить, но опекун, есть опекун. И можно иметь группу людей, друзей, которые наблюдать будут. Опекун.
— В общем, вы – мама, Ирина Александровна. Ваше главное предназначение – быть мамой.
— Да, но ведь это кончается в какой-то момент. Хорошо, если у человека семья, он живет и все такое, а если никого, и он никому не нужен. Что очень важно – никому не нужен! Ну, квартира – еще нужен, денежки нужны, которые есть, а это ничего остального – нет. Поэтому, я думаю, то, что я живу долго, – это, наверное, кто-то помогает мне, понимает, что не все решено!