Чем болеют бобры в природе
Юридическая консультация в Беларуси
Вчера мы рассказывали жуткую историю о том, как в Каменецком районе бобр укусил человека и тот умер от потери крови. Рыбаки, которые увидели животное на обочине дороги, решили сфотографироваться на память, и в какой-то момент оно впилось одному из них сзади выше колена, повредив артерию бедра. Случай неординарный, поэтому мы обратились за комментарием к научному сотруднику сектора охотоведения и ресурсов охотничьей фауны научно-практического объединения «Научно-практический центр НАН Беларуси по биоресурсам» Евгению Востокову. Собеседник пишет книгу о бобрах, более трех десятков лет занимается отловом и учетом этих животных.
– Весной бобровые семьи делятся и молодые особи расселяются по новым водоемам. Надо знать, была ли поблизости какая-нибудь речка. Ведь при наличии рядом воды бобры в случае опасности обычно в несколько прыжков стараются нырнуть в нее. Таким образом они спасаются от хищников, которые охотятся на них. На взрослых особей могут напасть волки, рыси, попытаться добраться в хатке до зверя может медведь. На маленьких бобрят могут позариться лисы, хищные птицы — совы и филины, а также щуки и сомы. Наверное, животное напало на человека от безысходности. Таким образом защищаться может даже крыса, не говоря о более крупном звере, — рассказал Евгений Кирович. — Человек на земле со спины может прижать это неповоротливое животное с массивной шеей. Я ловлю бобров каждый год, но вот так прямо подойти к зверю не рискну. Были случаи, когда идешь проверять капкан — а того нет. Бобр срывает капкан и вместе с ним закручивается в траве. Ты бродишь по колено в воде и чувствуешь, что зверь находится за спиной. Подходишь к нему с осторожностью.
Сообщалось, что бобр, который укусил рыбака, — был крупным, на вид, килограммов под сорок. На это Евгений Кирович заметил, что в литературе обычно упоминаются экземпляры под 30 килограммов. Вес некоторых достигает и 36-37 килограммов.
– Раньше я брал с собой безмен на 23 килограмма, и в полевых условиях при взвешивании всегда было превышение этой цифры. Насколько, не скажу, так как бобра ведь не будешь взвешивать по частям! Сейчас приобрел безмен на 60 килограммов, но еще не пользовался им.
Ученый отметил, что хорошо было бы отыскать того самого бобра и отправить на экспертизу его голову проверить, не болел ли он бешенством и от чего мог стать агрессивным. Поскольку естественные враги бобра в природе — волки, лисы, рыси, которые болеют им, именно от этих хищников раненый зверь мог заразиться. Ведь само животное употребляет исключительно растительную пищу, какие-то частички мяса могут только случайно попасть к нему с основным кормом. Кстати, по этой причине профилактика бешенства среди бобров невозможна, в отличие от хищников, которых вакцинируют через мясные приманки.
– Процент заболевших бешенством бобров очень небольшой: регистрируется один-два случая в год. Причем такое случается не каждый год подряд. Подчеркиваю, это регистрируемые случаи. Сколько на самом деле их, сказать трудно, поскольку заболевшая особь может умереть в природе и об этом не будет известно.
Зачем он отгрызает себе яйца? 10 самых странных фактов о бобрах
Хвост бобра на вкус как ростбиф, и его можно есть в пост. 76 бобров однажды стали десантниками и даже пережили полет на парашюте. Раньше считали, что бобр отгрызает себе яйца, почуяв опасность. А самую большую бобровую плотину открыли в 2007 году со спутника.
В честь Международного дня бобра (да, есть и такой) собрали для вас самые лучшие факты об этих несносных лентяях.
Бобра можно есть в пост
По крайней мере, если вы канадский католик. В 1760 году парижский коллеж врачей и факультет богословия официально провозгласил бобра рыбой. Благодаря этому решению франкоканадские поселенцы в Северной Америке имели полное право есть бобра в постные дни. В конце концов, у него чешуйчатый хвост, и он живет в воде — все по-честному. Кстати, канадские трапперы еще и приручали бобров, чтобы те ловили для них рыбу. Так что для них это были самые полезные твари в мире.
Хвост бобра на вкус как ростбиф
Знающие люди говорят, что хвост бобра, приготовленный надлежащим образом, на вкус похож на ростбиф, то есть запеченную говядину. Единственная проблема — он довольно хрящеватый, и при неумелом приготовлении его поедание может превратиться в мучение. К тому же, надо учитывать, что именно в хвосте бобр запасает жир и питательные вещества: зимой он в два раза толще, словно кусок поросенка, а летом — как весло.
Бобр — не трудяга, а лентяй
Бобр — прирожденный строитель, буквально. Для него строительство дамб — это не сознательный труд работяги, а почти что мания. Он работает, повинуясь инстинкту: если молодого бобра поместить в вольер, где нет текущей воды и даже деревьев, он все равно будет пытаться возвести дамбу. Еще он способен не особо напрягаясь повалить за час дерево диаметром 16 см. И при всем при этом бобр — довольно ленивая скотина. Зимой он, например, выходит из своей хатки не чаще, чем раз в две недели, предпочитая расслабляться и похрапывать.
Раньше люди считали, что бобр отгрызает себе яйца, когда напуган
По-латински бобр — caster, что по недоразумению созвучно «кастрату». К тому же, раньше многие ошибочно считали, что ценная «бобровая струя» (выделения его прианальных желез) добывается из его тестикул. Из-за этих сомнительных фактов сложилось поверье, согласно которому бобр якобы отгрызает себе яйца и гениталии, почуяв охотников. Вроде как: «Забирайте и оставьте меня в покое!». На эту утку попались даже великие мужи древности: средневековые монахи, составляющие бестиарии, повторяли ее вслед за Эзопом и Плинием старшим.
76 бобров были десантниками
Однажды бобры прыгали с парашютом! В 1948 году на западе штате Айдахо начались серьезные проблемы с этими животными. Вместо того, чтобы по старой доброй традиции перестрелять их, решили действовать гуманно и просто переселить подальше в глушь. Чиновник из местного рыбнадзора по имени Элмо Хитер предложил воспользоваться скопившимися после Второй мировой парашютами и десантировать бобров за пределами штата. Так и сделали: переловили всех неугодных (76 особей) и скинули их над новым местом проживания. Погиб только один из них, остальные дали жизнь популяции, которая существует до сих пор.
Самую большую бобровую плотину открыли со спутника
Самая большая бобровая плотина в мире построена в Канадской глуши. На севере провинции Альберта, если точнее. Она протянулась на 850 метров, и ее удалось обнаружить со спутника в 2007 году. Однако строить ее начали как минимум в 1970-х, так что это — результат усилий множества поколений бобров. В 2014 году плотину посетил исследователь и член Нью-йоркского клуба путешественников Роб Марк. Ему пришлось идти пять дней по тайге и болотам, и он едва не утонул в одном из них. Придя на место, Роб был слегка разочарован, так как плотина оказалась довольно низкой, заросшей и нефотогеничной, а бобры попрятались, завидев его. Но он в любом случае рад, что стал первым человеком, открывшим плотину и называет это «своей бобровой Одиссеей».
Раньше бобры были гигантскими. Примерно с Майка Тайсона
Нынешние бобры в своей лучшей форме достигают высоты 10-летнего ребенка (если встанут на задние лапы, конечно же). Но в древности они были намного больше. В Северной Америке времен Плейстоцена жили гигантские бобры Castoroides ohioensis, которые весили 125 килограммов и достигали длины 2.2 метра (с хвостом — все 2.7). Они были не только больше нынешних, но и значительно глупее. Их мозг был невелик относительно тела, а это значит, что им, скорее всего, были недоступны сложные модели поведения, характерные для современных бобров. Кастороидес вымер несколько тысяч лет назад, также как мамонты, мастодонты и лошади ледникового периода — из-за экологического кризиса. Но наверняка помогли и древние охотники: по крайней мере, у индейцев сохранились легенды о гигантских бобрах и войне с ними.
Веки бобров работают как очки, а хвост — как сигнализация
Бобры невероятно круто приспособлены к жизни строителя плотин. Намного лучше, чем может показаться на первый взгляд. У них есть прозрачные веки, которые работают как очки, и клапаны, которые закрывают ноздри и уши во время погружения.
Зубы бобра оранжевого цвета из-за высокого содержания железа, что делает их прочными. К тому же, их резцы неоднородны: задняя часть кромки прочнее передней, что дает эффект самозатачивающегося лезвия. Хвост бобра не только работает как весло и накопитель жира, но и служит своего рода подставкой-стульчиком, когда он стоит на берегу. Еще он может служить сиреной: бобр, который почуял опасность, бьет хвостом по воде, и этот звук предупреждает его корешей на сотни метров вокруг.
Лапландцы употребляли бобровую струю вместе с табаком
Сейчас бобровая струя, кастореум, кажется переоцененным ресурсом. Ну, да, она обладает мускусным запахом с ванильными нотами, и оттого использовалась в парфюмерии. Однако раньше считалось, что это — практически панацея от всех болезней. Бобровую струю прописывали от головных болей, лихорадки, эпилепсии и в качестве слабительного. Лапландцы вообще до недавнего времени употребляли кастореум вместе с нюхательным табаком. Кстати, бобровая струя используется в парфюмерии до сих пор. К счастью, синтетическая.
Взаимоотношения с животным миром, болезни бобра
После заселения местности бобрами (Самусенко, 1984) образуются участки суши и воды вдоль береговой линии, имеющие многочисленные биологические и абиотические отличия как от водоема, так и от суши. Эти участки — экотоны — после заселения их бобрами становятся на редкость богатыми экосистемами, привлекающими консументов разных рангов.
Однако для столь крупного, сильного, в воде и логове полностью защищенного животного реальным врагом на территории Латвийской ССР можно считать только волка, и то лишь в крупных лесных массивах нижнего течения р. Абава и в бассейне р. Ирбе, где плотность бобров значительна, а истребление волков затруднительно. А. Д. Пономарев и В. К- Хлебович врагами бобра называют также медведя, росомаху, лисицу, ряд пернатых хищников, крупных щук и сомов (цит. по Огнев, 1947). Ю. В. Дьяков (1975а, с. 153, 165) приводит схемы биоценотических связей в бобровых поселениях, подчеркивая, что большинство позвоночных животных извлекают выгоду из совместного обитания с бобрами, чаще не давая ничего взамен.
К сожителям Ю. В. Дьяков причисляет только тех животных, которые поселяются в бобровых жилищах, занимают и постоянно-используют общую территорию (земноводные, пресмыкающиеся, рыбы, моллюски, небольшие млекопитающие, насекомые) или живут на самих зверьках (Platypsillus castoris), не принося бобрам существенного вреда или пользы. К кормовым конкурентам он причисляет ондатру, мелких грызунов, зайцев, оленей и, как самого серьезного из них, называет лося, отмечая, что все названные конкуренты иногда используют труд бобров совместно, обгрызая стволы и ветви сваленных деревьев и кустарников (Дьяков, 1975а).
Можно согласиться с И. И. Барабаш-Никифоровым (1950), что водяная крыса и даже обыкновенная полевка могут стать пищевыми конкурентами бобра, однако такая возможность при имеющей место чрезвычайно высокой степени зарастания водоемов маловероятна. По нашему мнению, описанное весьма распространенное в природе явление следует назвать комменсализмом, при котором, по Ю. Одуму (1975, с. 273), «одна популяция извлекает пользу из объединения, а для другой это объединение безразлично», ибо бобр валит гораздо больше деревьев, чем потребляет. В. В. Дежкин и Н. В. Менькова (1978, с. 9) пишут, что в бобровых прудах селится рыба — карась, линь, вьюн, щука, а также птицы — утки, кулики, пастушковые. Плотность уток в бобровых водоемах США колеблется от 4,3 до 11,5 особи на 1 га.
Во время сильных засух вода, сохраняющаяся в прудах, ямах и каналах вокруг хаток, привлекает на водопой множество зверей и птиц. По словам В. В. Дежкина, у бобра много «нахлебников». Осенью и зимой сваленными ими деревьями кормятся зайцы, олени, лоси, мышевидные грызуны. Замечено, что ручьевая форель в бобровых прудах значительно длиннее, чем в течении, а утки селятся в бобровых прудах, полностью отвергая другие водоемы данной местности (Rutherford, 1955). Грассе (Grasse, 1951) отмечает, что поселение бобров, которое не привлекло бы по крайней мере одного выводка уток, является исключением.
В старых бобровых прудах поселяется ондатра, которая, в свою очередь, является важной составной частью питания куницы. Отмечая мнения о том, что бобровые плотины противодействуют размножению форели, Грассе на основе собственных наблюдений пишет, что бобровые пруды, имеющие возраст от 7 до 15 и больше лет, представляют собой великолепное место для рыбалки, во многих случаях лучшее в окрестностях. В основном бобры выгодны для форели, но их плотины могут создавать препятствия для достижения нерестилищ поздно нерестящимися видами.
По наблюдениям И. И. Барабаш-Никифорова (1950), соседство выхухоли (ныне это реликтовое животное обитает в Хоперском и Окском заповедниках, а также за их пределами) в связи с поеданием последней большого количества носителей личиночных стадий Stichorchis subtriquetrus положительно влияет на оздоровление водоема от этих опасных для бобра гельминтов.
Настоящим пищевым конкурентом бобра может стать домашний скот (Дьяков, 1975а). Уничтожение травяного покрова и растаптывание нор скотом заставляют бобров покидать такие места. Оставшиеся животные голодают. Несправедливо причислять к «конкурентам» ряд норных животных, использующих для жилья брошенные и даже жилые бобровые норы, ибо ни бобр, ни его «конкуренты» активно друг друга не подавляют. Это также вид комменсализма, увеличивающий поток энергии, косвенным «импортером» которой является бобр.
Давая исчерпывающий обзор врагов бобра, Ю. В. Дьяков отмечает, что даже все хищники в целом в настоящее время не могут считаться фактором, определяющим численность любой бобровой популяции. Этот вывод отличается от наблюдений В. Я. Паровщикова (1960) в Слободском бобровом заказнике Архангельской области, считающего необходимым ограничить там численность филина, росомахи, медведя и выдры. О выдре в списке врагов бобра мнения весьма разноречивы.
Существует мнение, что это злейший враг бобра, которому под силу разрушить бобровую плотину (Peleka Puce, 1978), что, на наш взгляд, сомнительно, Мы согласны с сообщением В. К- Лебедева (1972) о том, что на грязевой прибрежной полосе (у кромки воды) постоянно встречаются следы бобров вперемешку со следами выдры, при этом уже в течение 5 лет ни бобр, ни выдра не покидают участок совместного обитания, а проделываемые и поддерживаемые бобрами продушины во льду дают выдре в зимний период доступ к воде, что облегчает кормежку.
Особое место в отношениях бобра с животным миром принадлежит паразитам, которые неблагоприятно действуют на организм хозяина. По Ю. В. Дьякову (1975а), круг выявленных паразитов бобра довольно велик и далеко не исчерпан. Основные материалы об эндопаразитах опубликованы В. А. Ромашовым (1969а, б, в). Эти материалы имеют прямое отношение также к бобрам Латвии. Единственные исследования по гельминтозным заболеваниям бобров бассейна р. Ирбе (С. fiber fiber L. — потомков бобров, привезенных в 1927 г. из Норвегии) проведены бригадой ловцов Воронежского заповедника под руководством И. И. Ковалевского (1952). Бобры, отловленные в 1952 г., оказались сильно зараженными гельминтами Stichorchis subtriquetrus Rud., 1814 и Travassosius rufus Khalil, 1922 и были очень истощены. Исследования В. А. Ромашовым трех бобров (Балодис,. 1979), добытых в декабре 1976 г., показали, что бобры, в том числе и воронежского происхождения, заражены травассосиозом. Количество паразитов у одного зверька было 1250—2300 экз. Оказалось, что этими гельминтами успели заразиться и переселенные в 1952 г. из Воронежского заповедника бобры: по материалам В. А. Ромашова (19696, с. 183), указанные нематоды в заповеднике не встречаются.
Сильную зараженность травассосиозом считали причиной медленного роста численности бобрового поголовья в 40—50-х гг. нашего столетия. Допускали возможность, что очень высокая степень зараженности у бобров, отловленных в 1952 г., была вызвана длительностью транспортировки. Но размер исследованной группы (3 бобра) для такого вывода явно недостаточен. Мероприятия по борьбе с гельминтозными заболеваниями бобров по инструкции В. А. Ромашова (1960, 1969в) в Латвии не применены. Перечень ряда менее распространенных паразитов дает С. И. Огнев (1947).
Следует добавить, что евразийский бобр очень устойчив па отношению к эпизоотиям (Дьяков, 1975а — ссылка на А. В. Фе-дюшина), чего нельзя сказать о канадском бобре (Warren, 1927, р. 125). Как сообщают В. А. Ромашов и В. А. Семенов (1980,. с. 92), к настоящему времени зарегистрировано более 40 болезней, однако завершенные научные исследования в основном касаются проблемы оздоровления бобров от гельминтозов.
Б. Т. Артемов (1980) из болезней, наиболее часто встречающихся у бобров в Воронежском заповеднике, называет сальмонеллез, стафилодермию и колибактериоз. По новейшим сведениям (Krott, 1985), ондатра и тем более бобр — основные промежуточные хозяева туляремии. Около 2/3 шведских бобров являются носителями Pasteurella tularensis. Информация требует тщательной проверки и специальных исследований, ибо этой эпизоотии, по информации ветеринарной службы Латвийской ССР, ныне практически не существует, а за появлением данной болезни следят специальные службы. В условиях перенаселенности часто встречаются бобры, покусанные сородичами, с более или менее зажившими ранами (Дьяков, 1975а), иногда вызывающими гибель этих животных.
Из изложенного следует, что бобр ввиду специфического образа жизни, крепкого тела, вооруженного мощными резцами, хорошо защищен. Более серьезными, одновременно и единственными его врагами являются волки и крупные собаки. У бобров есть свои специфические паразиты, однако, если условия обитания не плохие, они, по-видимому, существенного влияния на хозяев, не оказывают. У бобров Латвии пока не обнаружены эпизоотии. Соотношение между бобром и остальным окружающим животным миром в основном имеет характер комменсализма. Практически все обитатели бобрового биоценоза питаются у сваленных бобрами деревьев, используют брошенные жилища, продушины во льду, пруды для нереста и гнездовья.
Бобровое поселение привлекает разных хищников. Биоценотическая роль бобра как мощного эдификатора, по высказыванию Э. Г. Самусенко (1984), не менее важна, чем получение товарной продукции. В свою очередь, для предупреждения и устранения разных заболеваний необходимо-постоянно следить за животными, не допуская перенаселенности, при которой возможны вспышки эпизоотии.
Неожиданная правда о бобрах: зачем и как их следует нюхать тонким натурам
Совершают ли бобры добровольный акт самокастрации, если начать их преследовать, и если да, то зачем? В поисках ответа на этот непростой вопрос британский зоолог Люси Кук узнала много нового о бобриных тестикулах, блуждающих женских матках и почти полном уничтожении бобра в реках Европы. Публикуем фрагмент из книги Кук «Неожиданная правда о животных», которая вышла в издательстве «КоЛибри».
Сбор материалов для этой книги сопровождался странными приключениями. Но мое страстное желание узнать правду о бобре, возможно, заставило бы подняться не одну бровь. Все началось ранним осенним утром со встречи на автостоянке с длинным, под два метра, тощим человеком, у которого в багажнике лежала заряженная винтовка в комплекте с глушителем. Его звали Микаэль Кингстад, и он был профессиональным охотником на бобров.
Микаэль работает в Стокгольме — возможно, самой чистой и зеленой столице, в какой я бывала. Недалеко от исторического пастельного центра города — леса, изобилующие животными, которые иногда выходят поизучать городскую жизнь.
Задача Микаэля — обеспечить, чтобы эти пришельцы находились под контролем. Он отправил в мир иной кроликов («проблема»), крыс (его главное проклятье), гусей («они производят много дерьма») и явно пьяного лося. А иногда в его поле зрения попадают чрезмерно активные бобры.
Хотя мы обращаемся друг к другу по именам, профессиональный убийца животных — для меня необычная компания. Но мне надо было встретиться с Микаэлем, чтобы задать настоящему охотнику на бобров важный вопрос: «Случалось ли когда-нибудь такое, чтобы бобр откусывал себе яйца и кидался ими?»
Микаэль посмеялся. Однако я не шутила. Предполагаемый акт самокастрации бобра был главным, ради чего я ехала. Я как-то не ожидала, что мое расследование вытащит на свет грязную историю о том, как ошибочно за семенники принимали препуциальные железы, о неуместном морализме, блуждающих матках и почти полном уничтожении бобра в реках Европы.
Из всех мифов о животных те, что повествуют о бобре, наверное, могли бы получить титул самых нелепых. В древности этот прославленный трудолюбием грызун был знаменит не своими крепкими навыками лесоруба, как можно было бы ожидать, и не исключительным архитектурным талантом, а тем, что принимали за семенники и что ценилось лекарями за лечебные свойства.
Бобр из бестиариев был, однако, коварным созданием. Когда его преследовали охотники, говорят, он обнажал свои огромные желтые зубы и приступал к кастрации, сдавая свою главную ценность нападающему (возможно, подавая ее, как ракеткой, своим веслообразным хвостом) и так спасая свою жизнь. Ход, достойный упоминания в какой-нибудь энциклопедии в статье «Изящный маневр».
Но по большинству свидетельств искусность этого животного этим не исчерпывалась. Священник и хроникер XII века Джеральд из Уэллса (Гиральд Камбрийский) был одним из тех, кто наделял бобра и другими умениями.
«Если собаки случайно погонятся за животным, которое уже кастрировано, — пишет Гиральд, — у него хватит прозорливости забежать на возвышенное место, там поднять заднюю ногу, показывая охотнику, что объекта преследования уже нет».
Неправдоподобие этого яркого акта самооскопления не слишком беспокоило авторов средневековых бестиариев. Беспощадная религиозная аллегория каждый раз брала верх над истиной.
Этот непристойный рассказ о мудрости грызуна содержал назидательный урок: человек должен отрезать все свои пороки и сдать их дьяволу, если он хочет спокойно жить. Такой серьезный аскетический подход понравился христианским моралистам. Неудивительно, что историю про бобра повторяли и распространяли по всей Европе.
Ловкую кастрацию бобра описывали не только в бестиариях. Эта легенда встречалась почти в каждом описании животных начиная с древних греков. Энциклопедист Клавдий Элиан дополнительно приукрасил эту чушь, приписав бобру изобретение ловкого трюка, особенно любимого трансвеститами.
«Часто, — писал он в своем эпическом творении о животных, — бобры прячут свои интимные части». Это позволяет находчивым грызунам уходить в голубую даль, как сообщил нам Элиан, «сохраняя свои сокровища».
Читайте также
Позднее Леонардо да Винчи должным образом зафиксировал в записных книжках удивительное осознание бобром ценности своих половых желез:
«Мы читаем о бобре, который, когда его преследуют, знает, что это из-за ценности его семенников для медицины, и если он не может скрыться, он останавливается; и чтобы примириться со своими преследователями, он откусывает себе семенники острыми зубами и оставляет их своим врагам».
К сожалению, великий художник не создал соответствующих иллюстраций, и мы можем лишь вообразить бобра Леонардо с подходящей к случаю загадочной улыбкой Моны Лизы.
Эта гравюра на дереве из немецкого издания басен Эзопа (1685) — хороший пример самокастрации бобров с целью отдать семенники охотнику
В 1670 году шотландский картограф Джон Оджилби все еще писал о том, как бобры «откусывают свои яички и бросают их в охотника», в своей книге «Америка: точное описание Нового Света» (America: Being an Accurate Description of the New World). Эта небылица была слишком соблазнительной, чтобы не повторять ее, — идеальная смесь восхитительной похабности и праведной морали.
Нужен был бесстрастный ум, чтобы выудить правду про бобровые яички и избавить бедное существо от перманентной потери половых органов. И тут на сцену выходит разрушитель мифов XVII века сэр Томас Браун, который, несмотря на нездоровое стремление скормить страусам железные пирожки, был одиноким гласом логики в явно темные века.
Врач и философ с оксфордским образованием, Браун был автором книги «Ошибки и заблуждения» (Pseudodoxia Epidemica, 1646), в которой он силой интеллекта атаковал то, что называл «вульгарными ошибками», — большого каталога популярных заблуждений, распространяемых бестиариями и им подобными книгами, которые назойливо засоряли стройную картину, создаваемую естествознанием.
Для этого он затеял исследование множества укоренившихся неправд, начиная с барсуков, чьи ноги на одной стороне тела были якобы короче, чем на другой (идея, которую он считал «противной закону природы»), и заканчивая тем, что из мертвых зимородков получаются хорошие флюгеры. (Не получаются, выяснил Браун, поэкспериментировав с парой птичьих тушек. Он подвесил их на шелковых нитках и пронаблюдал, что «они не становились регулярно грудью в одну сторону», а просто бесполезно болтались в разных направлениях.)
Браун с его нюхом на всякую ерунду заметил нечто особенное в бобровых яичках. Заблуждения насчет бобра, говорил Браун, были «очень древними; и посему с легкостью распространялись».
Он предположил, что все началось с неправильного толкования египетских иероглифов, которые, безо всякой видимой причины, представляли наказание за человеческое прелюбодеяние в виде бобров, отгрызающих свои гениталии. Это описание подхватил Эзоп, который включил сюжет про бобров в свои знаменитые басни. Басни, в свою очередь, были усвоены ранней греческой и римской научной литературой — и представлены как факт.
Браун предположил, что своей живучестью этот сюжет был в значительной степени обязан необычной биологии этих грызунов. В отличие от большинства млекопитающих, яички бобров не болтаются снаружи тела, а спрятаны внутри.
Даже если «скрытые детали» и подтверждали мысль о том, что животное каким-то образом кастрировано, Браун резонно подчеркивал: такое анатомическое устройство в то же время подтверждало, что бобр не мог откусить себе яйца, даже если бы захотел. Попытка «евнухнуться», писал он, была бы «не то что бесплодным, но и вообще невозможным действием» — или даже «опасным… если бы кто-то другой попытался» произвести подобное с бобром.
Истоки легенды были отчасти этимологическими — на что у Брауна был удивительно острый глаз и слух, так как он и сам был довольно талантливым словотворцем. Его здравая протонаучная логика была вплетена в бурлящий поток цветистых длиннокрылых слов, многие из которых, как и «евнухнуться», он изобрел сам.
Брауну приписывают введение в английский язык почти восьмисот новых слов; его неологизмы «галлюцинации», «электричество», «плотоядное» и «недоразумение» активно используются до сих пор. Впрочем, другие — такие как «ретромингент» («мочащийся назад») — как-то не прижились.
Браун проницательно заметил, что латинское название бобра, Castor, часто связывается со словом «кастрат». Одним из многих книжников, приписавших ложный смысл, был архиепископ Севильи. «Бобр (Кастор) назван так от кастрации», — ошибочно утверждал он в своей «Этимологии» (Etymologiæ), энциклопедии VII века. На самом деле латинское слово Castor происходит не от кастрации, оно родственно санскритскому слову kasturi, означающему «мускус», — что подводит нас к самой сути многовековых скандалов вокруг бобровых причиндалов.
Может быть интересно
Историю с ложными семенниками впервые почти за столетие до Брауна опроверг французский врач и бонвиван Гийом Ронделе. За некоторое время до своей смерти, последовавшей в 1566 году от передозировки инжира, этот мастер вскрытия приступил с ножом к паре бобров и установил, что и самец и самка производят драгоценный кастореум, который у них хранится в паре грушевидных мешочков возле анального отверстия.
У многих млекопитающих есть пара пахучих околоанальных желез, продуцирующих мускусное вещество, которое служит для привлечения партнеров и мечения территории. Ронделе первым обнаружил, что бобр наделен уникальными железами — размером почти с гусиное яйцо и чрезвычайно похожими на семенники.
Сходство этих желез с половыми так велико, что другие — не столь внимательные — анатомы часто ошибочно принимали бобрих за гермафродитов или сообщали о самцах-уродах, у которых ненормальное количество яичек — четыре штуки. Но Браун со свойственным ему остроумием напомнил читателям, что внешность бывает обманчива.
«Семенники определяются по их функции и не определяются по месту или положению; функция у них у всех одна, а вот расположение часто различается». Он констатировал, что «сходство и расположение этих образований» служило «основанием для такой ошибки», и тем самым, как он считал, был разоблачен миф о бобрах.
Кастореум в Древнем мире ценился как лекарство благодаря своей необычайной вонючести. Это вообще было время, когда запахи считались особенно мощными снадобьями — и чем крепче пахло, тем больше было шансов на выздоровление. По этим причинам неизменной популярностью у врачей (а порой и у пациентов) пользовались фекалии.
Обращение к врачу могло повлечь за собой прием умопомрачительного коктейля более чем из тридцати разных сортов целебного дерьма (от мышиного до человеческого), от чего больному могло стать только хуже. По сравнению с таким настоем аромат бобровых «семенников» благоухал как розы.
Священник и натуралист XVII века Эдвард Топселл посвятил несколько страниц своего знаменитого бестиария «История четвероногих зверей» (The History of Four-Footed Beasts) пахучим свойствам кастореума. «Эти камни, — писал он, — имеют сильный вонючий запах».
Выделения бобра помогали от всего: от зубной боли (просто залить подогретый кастореум в соответствующее ухо) до метеоризма (лучше не спрашивайте). Главное применение, однако, они находили при лечении женских гинекологических недугов. Вряд ли это удивительно.
Античная и средневековая фармакопея была напичкана фаллическими ингредиентами; по ее правилам при жалобах на половую сферу выписывали тыквы-горлянки, рога и плоды бешеного огурца (исходя из главного принципа: все, что нужно больной женщине — это пенис, а потому назначение овоща соответствующей формы должно было подействовать). Бобровые «камни» очень естественно угнездились в этом фаллоцентрическом подходе к женскому здоровью.
Бобр в «Истории четвероногих зверей» Эдварда Топселла (1607) выглядит сильно ошарашенным. Возможно, потому, что это самка, обритая, чтобы показать не только ее соски, но и «камешки», о которых Топселл говорил, что они очень востребованы как средство от всего — от зубной боли до кишечных газов
Говорили, что кастореум усмиряет женские репродуктивные органы. Римляне сжигали маслянистые бурые выделения в лампах, чтобы вызвать выкидыш, а Топселя замечал, что «духи с кастореумом, ослиным пометом и свиным жиром открывают закрытую матку». Надо сказать, липовым яичкам бобра приписывалась такая абортивная сила, что беременной женщине достаточно было перешагнуть через бобра, живого или мертвого, чтобы потерять ребенка.
Но самым популярным рецептом с кастореумом был тоник от истерии — вымышленного женского расстройства с таким длинным списком симптомов, что под него можно было подверстать любую ипохондрию, эмоциональные всплески, тревожность и общую раздражительность, и это лишь некоторые из множества форм «истерии». Считалось, что истерия (от греческого названия матки — «истера») возникает, когда ядовитая матка блуждает внутри тела, ввергая в хаос остальные органы женщины.
Туманный характер «болезни» сделал ее универсальным диагнозом для дам в расстроенных чувствах со времен Египта и во все последующие эпохи. В XVII веке, по оценке английского врача Томаса Сиденхэма, истерия была наиболее распространенным заболеванием после лихорадки, составляя шестую часть всех человеческих болезней. Среди женщин, писал Сиденхэм, «редко найдется такая, чтобы была полностью свободной от нее».
На протяжении веков было предложено множество методов лечения истерии. «Массаж таза» — звучит почти приятно; «экзорцизм» — не очень. Однако одним из средств до середины XIX века было глубокое занюхивание «яиц» бобра. В 1847 году американский врач Джон Эберле все еще рекламировал околоанальный секрет водного грызуна как радикальное средство для истерических дам, особенно для «тонких и возбудимых натур».