Чем были недовольны диссиденты

История инакомыслия в СССР

В 1960-х годах в Советском Союзе появились диссиденты или «инакомыслящие» люди. Они выступали против тоталитарного режима и боролись за права человека.

Причины появления

После смерти Сталина в СССР пришла «оттепель». В этот период писатели и поэты получили больше творческой свободы, молодежь стала создавать неформальные клубы, люди перестали бояться власть и партию. Так в Советском Союзе начало зарождаться диссидентское движение.

В 1960-1970-х годах стали формироваться группы людей, оппозиционно настроенных по отношению к власти. Выделяются следующие причины их возникновения:

Численность и направления

В начале 70-х годов в диссидентском движении обозначились 3 основных направления, отличающиеся по политическим устремлениям и идеалам:

Цели и методы

У представителей различных направлений диссидентства были схожие цели:

Основными методами диссидентской деятельности являлись:

Основные события 1960-х годов

История широкого диссидентского движения берет отсчет от уголовного процесса против советских писателей Синявского и Даниэля. В Советском Союзе их гротескно-сатирические произведения не печатались, поэтому они переправляли их на Запад и публиковали под псевдонимами. Когда об этом узнало КГБ, писатели были арестованы (сентябрь 1965 года) и отданы под суд.

В декабре 1965 года в Москве прошел первый правозащитный митинг в советской истории. Его участники требовали гласности суда над писателями. Судебный процесс освещался в изданиях «Литературная газета» и «Известия».

Синявский был отправлен в колонию на 7 лет за «антисоветскую агитацию и пропаганду», а Даниэль – в лагеря на 5 лет. После вынесения приговора в феврале 1966 года началась новая волна протестов. В разные партийные, судебные и государственные органы были направлены индивидуальные или коллективные петиции.

После скандального процесса Юрий Галансков и Александр Гинзбург составили и распространили так называемую «Белую книгу». В нее вошли газетные статьи о Синявском и Даниэле, их речь, письма протеста и прочее. В 1967 году авторы «Белой книги», а также 2 их «сообщника» Алексей Добровольский и Вера Пашкова были арестованы. В январе 1968 года над ними состоялся суд. Гинзбург получил 5 лет лагерей, а Галансков – 7. Юрий умер в Дубравном лагере из-за язвы. 2-й публичный процесс вызвал широкий резонанс в обществе.

В 1968 году разразился чехословацкий кризис, закончившийся вмешательством советских войск. В поддержку этой страны на Красную площадь вышло 7 диссидентов с лозунгами «Руки прочь от ЧССС» и «Позор оккупантам». «Демонстрация семерых» стала одним из символов диссидентского движения.

Основные события 1970-х годов

В 1970 году была создана правозащитная организация «Комитет прав человека в СССР», изучающая проблемы прав советских граждан. Она стала 1-й диссидентской ассоциацией, получившей международный статус (членство в Международной лиге прав человека).

С 1960-х годов на Западе стали печататься произведения писателя-диссидента Александра Солженицына. В 1970 году он получил Нобелевскую премию по литературе. В советских газетах начинается травля писателя. За ним и его окружением начинает круглосуточно следить КГБ.

После выхода на Западе книги Солженицына «Архипелага ГУЛАГ» он был арестован и лишен советского гражданства. В 1974 году писатель и его семья покинули СССР.

«Инакомыслящие» были не только среди людей искусства и науки, но и среди военных. В ноябре 1975 года вспыхнул мятеж на корабле Балтийского флота «Сторожевой». Его возглавил капитан 3-го ранга Саблин. С борта корабля он вышел в радиоэфир и высказал свою «антибрежневскую» позицию. «Сторожевой» был взят на абордаж. Участники бунта получили разные сроки заключения, а Саблин как изменник Родины расстрелян.

В 1976 году в Москве была организована Московская Хельсинкская группа, которая занималась сбором информации о нарушении прав человека в СССР и других странах. Позже аналогичные организации появились на Украине, Литве, Грузии и Армении. Все они преследовались КГБ, поэтому к началу 80-х годов прекратили работу.

Реакция властей

Власть отрицала существование оппозиции в стране, но при этом правоохранительные органы следили за диссидентами, делали облавы и регулярно обыскивали их квартиры. В 1967 году даже было создано особое 5-е управление КГБ, занимающееся борьбой с идеологическими диверсиями.

В начале 1960-х годов диссиденты в основном арестовывались. Позже власти стали проводить «профилактические мероприятия»: угрозы и предупреждения. Самым активным диссидентам предлагали выбор между эмиграцией и задержанием.

В 1970-х годах «инакомыслящие» стали подвергаться психологическому давлению. За ними следили, увольняли, проводили регулярные профилактические разговоры, запугивали и провоцировали. Некоторых диссидентов «признавали» душевнобольными и подвергали принудительным мерам лечения. Диагноз позволял без судебного разбирательства на долгое время избавиться от неугодного человека.

Итоги

Диссидентское движение было ответной реакцией на диктатуру властей и ограничение прав и свобод простых граждан. Оно не получило массового распространения из-за отсутствия возможности открыто распространять свои идеи и давления со стороны правоохранительных органов. Однако диссиденты «расшатали» тоталитарный режим в Советском Союзе и стали предвестниками перемен в политической системе страны.

Источник

Могильщики СССР. Диссиденты и предатели: ненависть к стране или стремление к прогрессу?

Вспоминая происшедший в 1991 году распад СССР, портал «Банки сегодня» продолжает анализировать не только причины этой «величайшей геополитической катастрофой ХХ века», но и препарирует виновных этой катастрофы.

Ростки диссидентства

Можно утверждать, что диссидентство как явление в человеческом обществе возникло ещё до появления у наших предков способности говорить. В самом деле: кто как не древние диссиденты, расплевавшись с вождями, двинулись из Африки осваивать новые континенты?

Даже в львином прайде или в волчьей стае есть свои диссиденты.

И даже в волчьей стае диссиденты, если не уходят вовремя в другую или не создают собственную стаю, постоянно получают по холке.

Чего уж говорить о человечьей стае: меж нами нравы поозверелее. Джордано Бруно вон на костре сожгли. Декабристов частью перевешали, частью – в ссылку. Троцкого (чем не диссидент?) альпенштоком по темечку тюкнули. Да и позже, уже оглядываясь на всё прогрессивное человечество, в лагеря или психушки сажали, в лучшем случае – под домашний арест.

Всё это к тому, что диссидент вовсе не произошёл от прозревшего вдруг бывшего советского гражданина. Несогласные были и есть в любом обществе, вне зависимости от того, какое это общество и насколько жестоко к ним относится.

«Мы ждём перемен»

В большинстве своём первые советские диссиденты были народом интеллигентным, незлобивым и даже несколько инфантильным в быту. Примеры – Бродский, Сахаров, Солженицын, да мало ли. Может, поэтому после смерти Сталина, при котором вопрос решался без всяких буржуйских штучек типа презумпции невиновности, стало модно закатывать несогласных с политикой партии не в тюрьмы, а в дурдомы. Раз не считаешь существующую в СССР власть и новую общность – советский народ – единственно возможной формой существования человека, значит, кто, если не псих? Псих и есть. Очень опасный в том смысле, что несёшь зерно сомнения в правильности курса, но безопасный в смысле активной борьбы с режимом.

Вот с каким определением классических диссидентов можно согласиться: историк Алексей Макаров, например, полагает, что

«Диссиденты не планировали захватить власть в СССР и даже не имели конкретной программы по его реформированию.

Все вместе они хотели, чтобы в стране уважались базовые права человека: свободы передвижения, вероисповедания, слова, собраний. А каждая группа в отдельности добивалась чего-то своего: еврейское движение занималось репатриацией в Израиль, движение крымских татар выступало за то, чтобы вернуться в Крым, откуда татары были депортированы в 1944 году; христианское движение хотело открыто исповедовать Христа и крестить детей; диссиденты-заключенные голодали за то, чтобы соблюдались их права и выполнялись тюремные правила; кришнаиты хотели спокойно заниматься йогой и кормить своих детей вегетарианской пищей, не боясь, что их лишат родительских прав». Эта часть общества ждала лишь перемен в рамках существующего строя, не посягала на его основы и были эти диссиденты, возможно, бОльшими патриотами, чем несшие с трибун привычный бред правильные товарищи.

Звоночки в виде очередей за колбасой или туалетной бумагой в семидесятых превратились в набат в восьмидесятых: пустые полки, уничтожение целых отраслей сельского хозяйства и промышленности, всеобъемлющее телефонное право, полная неадекватность власти и всеобщее двуличие расплодили столько несогласных, что милым словом «диссиденты» называть их стало уже как-то не в масть.

И действовать новые революционеры стали уже по-новому…

Все ли несогласные были «пятой колонной»?

Как правило, на лесоповал отправляли немногих. В основном, как уже упоминалось, пристанищем диссидентов были Дома скорби.

А за стенами таких домов дела шли всё хуже, в силу тех обстоятельств, кои мы обсуждаем в этом цикле статей. В шестидесятых людям ещё казалось, что мы вот-вот догоним и перегоним, а разгон художников или тупые эксперименты с кукурузой даже тогдашние вольнодумцы считали досадными ухабами на правильном в общем пути. В те времена основным занятием диссидентства было написание и подписывание писем советскому руководству, содержащих просьбы отнестись к такому-то и такому-то с пониманием, учесть заслуги или просто помиловать.

После сталинских «мрачных времён» (по Высоцкому), такая форма протеста была настоящим проявлением и гражданской позиции, и принципиальности, и смелости. Формировался этакий блок оппозиционеров «от народа», которые, впрочем, представляли лишь малую его часть – интеллигенцию.

Была другая часть народа, этих людей тоже можно назвать диссидентами, впрочем, совсем другого окраса.

Эти существовали всегда, и милыми назвать их перо не выписывает. Из-за их «светлых лиц», одухотворённых стремлением к кардинальным изменениям, всегда проглядывает оскаленная морда ненависти и нетерпимости. Которая перестаёт маскироваться, лишь такие приходят к власти.

Кто как не подобные диссиденты устраивали революции? Кто как не подобные диссиденты в них побеждали, оставив за собой трупы мечтателей-интеллигентов, с которыми со временем становилось «не по пути»? Кто как не подобные диссиденты назначали себе и окружающим главных «шатунов» режима, которых после сами же вышибали из общественной памяти? Надо полагать, тот же Солженицын, или Сахаров, закрепись во власти какие-нибудь новодворские или гайдары, были бы подвергнуты аутодафе. По-другому диссиденты с оскаленными мордами не умеют.

Вот в чём разница между первыми и вторыми: одни ратуют за эволюцию, другие – за революцию. Одни достойны уважения и понимания, другие отличаются от тех, с кем борются, лишь бОльшим радикализмом и нетерпимостью.

Одни заявляют журналистам «государств-партнёров»: «У меня есть претензии к властям моей страны, но решать я их буду не с вами». Другие захлёбываются от ненависти и презрения и к властям своей страны, и к её народу, остерегающемуся их, взбесившихся, и лижут руки властям любой другой страны. Любой другой страны, стремящейся если не к полному уничтожению, то как минимум к подчинению нашей. Одни, будь советские руководители прозорливее, не позволили бы Советскому Союзу развалиться. Вторые мечтали и мечтают поставить – нет, не крест, а что там у них – на могилу всего, связанного с Россией. Неважно, как наша страна называется.

Одних сажали, другие бежали

СССР перестал существовать в том числе оттого, что власти не увидели в первых диссидентах настоящих патриотов, за идеологическими шорами не разглядели необходимости перемен, коих открыто ждали и эти несогласные, и подспудно большинство помалкивающих граждан страны. Власти даже в первых, в Сахаровых и Бродских, в Солженицыных и Галичах видели лишь вторых, взбесившуюся новодворскую и предателя резуна (взявшего псевдоним Виктор Суворов).

Как результат – начали больше сажать и отправлять «на Канатчикову дачу».

Эта неразборчивость властей привела к тому, что условные Сахаровы и Солженицыны из страны уезжали, обескровливая здоровую часть диссидентского движения. За кордоном эти люди либо полностью выпадали из политики, либо становились сторонниками резунов. А оставшиеся в стране пополняли стан новодворских – осатаневших от ненависти, готовых пахать на любую разведку, лишь бы против своей страны, готовых рушить всё вокруг, не взирая на последствия…

Вторые никуда не делись…

Сейчас почти не сажают. И в дурдом так просто за политические взгляды не закрывают. Сейчас всё больше экономическими методами решают, причём, и власти, и оппоненты.

Да, общество изменилось – то, о чём говорили шёпотом на кухнях, вовсю обсуждается на экранах, на страницах и в соцсетях. Представителям интеллигенции, ранее составлявшим сообщество диссидентов, кои здесь названы первыми, нет больше нужды скрывать свои взгляды – они обсуждаются и учитываются. В том числе властями.

Со вторыми беда. Им и вещать о своём можно. У них и блоги свои. У них и радиостанции, и газеты свои. У них и в правительстве, и в госкорпорациях – тоже свои. А удовлетворения нет!

Оскаленные морды всегда и везде будут голодны. Им нужно шатать устои, им нужно гвоздить власть, отбрасывая спадающий на глаза локон.

Им необходим шум на улицах и давка на площадях. И ещё им очень нужны деньги. А поскольку на провоцирование всего вышеупомянутого у себя ни одно государство денег не даст, берут у любого другого государства. По определению – враждебного. Вот почему нынешних новых оппозиционеров называют «пятой колонной», вот почему они – враги, и вот почему государству с ними нужно поступать так же, как они мечтают поступить с государством. То есть множить на ноль.

Ведь одно дело, когда свободы самовыражения, свободы слова и свободы действия добиваешься у властей ради собственно свободы. Ради увеличения своих и соседских доходов, ради ощущения спокойствия и безопасности, ради комфорта в доме и в душе. И совсем другое дело, подлое дело – если всего этого добиваешься лишь ради уничтожения этих властей, чтобы занять их место.

Ещё подлее – если добиваться этого провоцируешь других, по молодости лет ещё туповатых, но пока действительно со светлыми лицами.

Они ведь ещё не видят за лицами своих идолов оскаленные морды…

Источник

Главное о диссидентах в 9 вопросах

Как появились, что делали и что изменили инакомыслящие в СССР, рассказывает историк Алексей Макаров

Когда и как в СССР появились «несогласные» и с чем они были не согласны?

Пока был Сталин, открыто не соглашаться с действием властей почти никто не решался — можно было попасть в лагерь и за более мелкие провинности. Хрущев на XX съезде разоблачает культ личности и освобождает политических заключенных. Общество начинает попытки наладить диалог с властью: сни­маются фильмы, пишутся книги, существование которых при Сталине было бы невозможным. Вырастает поколение, которое верит в то, что действия государ­ства можно редактировать, и позволяет себе все больше свобод. В частности, два писателя — Андрей Синявский и Юлий Даниэль — передали на Запад свои произведения и издали их под псевдонимами. В 1965 году их арестовали и стали судить за «антисоветскую агитацию и пропаганду». К недовольству властей, за писателей вступились известные деятели культуры (Шкловский, Чуковский, Окуджава, Ахмадулина и другие), направив в Президиум Вер­хов­ного Совета «Письмо 62-х» с просьбой об освобождении писателей. Несколько человек организовали на Пушкинской площади «Митинг гласности», а мате­риалы процесса стали собирать и распространять в самиздате.

Протестующие против ввода советских войск в Чехословакию. Прага, август 1968 года Getty Images

Одновременно похожие процессы происходят в других социалистических странах. Доходит даже до того, что в Чехословакии начинаются либеральные реформы. Советское правительство, боясь потерять контроль над со­циа­ли­сти­ческим миром, вводит в 1968 году в Прагу танки. В знак протеста восемь че­ловек выходят на Красную площадь с плакатами «За вашу и нашу свободу», «Позор оккупантам» и т. д. Естественно, их тут же арестовывают, судят и от­правляют в лагеря или психиатрические лечебницы (ведь только сумасшедший может выступать против СССР, как однажды заметил Хрущев).

Как «несогласные» превратились в диссидентское движение?

Действия «несогласных» главным образом сводились к двум направлениям: первое — составление коллективных писем в советские инстанции, суды, прокуратуру, партийные органы с просьбами обратить внимание на нарушения (например, прав заключенных, инвалидов или нацменьшинств). Второе — это распространение информации о правонарушениях — главным образом через самиздатский бюллетень «Хроника текущих событий» (он выходил с апреля 1968 года).

То, что делало активистов движением, — это два «символа веры»: прин­ци­пи­альное ненасилие и основной инструмент борьбы — буква закона, принятого в стране, а также международные обязательства в сфере прав человека, кото­рые СССР обязался соблюдать.

Сначала они называли себя «правозащитники» или «Демократическое Дви­жение» (оба слова с большой буквы), потом — «инакомыслящие» (впо­след­ствии исследователи уточняли: «инакодействующие» — «мало ли кто был инакомыслящим»). Однажды иностранные корреспонденты, которые за­труднялись одним словом описать явление, которое в целом нельзя было охарактеризовать ни как правое, ни как левое, ни как оппозиционное, употребили тот же термин, каким в XVI–XVII веках называли английских протестантов, — dissidens (от лат. «несогласный»).

Тем не менее организации как таковой не было — каждый диссидент сам определял меру своего участия в общем деле: найти бумагу для самиздата, распространить, хранить его, самому писать воззвания или их подписывать или помогать деньгами политзаключенным.

У диссидентов не было лидера, но были авторитеты: скажем, письма, которые писал Сахаров, или заявления Солженицына весили больше, чем высказывания другого человека. Для власти отсутствие иерархии было пробле­мой — если нет главы, невозможно ликвидировать одного и тем самым разрушить всю организацию.

Чего добивались диссиденты?

Диссиденты не планировали захватить власть в СССР и даже не имели кон­крет­ной программы по его реформированию. Все вместе они хотели, чтобы в стране уважались базовые права человека: свободы передвижения, вероисповедания, слова, собраний, а каждая группа в отдельности добивалась своего — еврейское движение занималось репатриацией в Израиль, движение крымских татар выступало за то, чтобы вернуться в Крым, откуда татары были де­пор­ти­рованы в 1944 году; христианское движение хотело открыто исповедовать Христа и крестить детей; диссиденты-заключенные го­лодали за то, чтобы соблюдались их права и выполнялись тюремные правила; кришнаиты хотели спокойно заниматься йогой и кормить своих детей вегетарианской пищей, не боясь, что их лишат родительских прав.

Главным образом диссиденты старались, чтобы как можно больше людей в СССР и за рубежом узнало о нарушениях и о том, что власть врет, когда говорит, что в стране соблюдаются права человека и все счастливы. Для этого использовался и самиздат, в частности «Хроника текущих событий», и разные способы передачи информации на Запад — домашние пресс-кон­фе­ренции, пересылка текстов через иностранных подданных и т. д. Но часто пострадав­шие получали и конкретную помощь: деньги или бесплатного адвоката. Скажем, Солженицын передавал все доходы от издания за рубежом «Архипе­лага ГУЛАГ» политзаключенным, а адвокат Софья Каллистратова бесплатно защищала самиздатчиков, крымских татар и евреев-отказников.

Почему диссидентам было так важно обращаться к Западу?

Сначала правозащитники не собирались «выносить сор из избы» и писали о своих открытиях советскому руководству, в крайнем случае — главам ком­партий стран Восточной Европы. Но в январе 1968 года четверых активистов самиздата осудили за то, что они опубликовали материалы по предыдущему громкому процессу — суду над писателями Синявским и Даниэлем 1965 года. Тогда двое других диссидентов написали «Обращение к мировой обществен­ности». В нем они описали процессуальные нарушения и попросили пересмо­тра дела при международных наблюдателях. Обращение было передано по ра­дио BBC на английском и русском языках, за ним по­сле­довала кампания против политических преследований, гораздо более мас­штабная, чем в 1965 году.

Это был первый случай такого официального выступления диссидентов против действий властей. В дальнейшем же они старались сообщить на Запад обо всем незаконном, что попадало в их поле зрения. Власть это раздражало: так слож­нее было делать «хорошую мину». Кроме того, информация, попадавшая на Запад, становилась инструментом экономического давления, своего рода санкций. Например, в 1974 году к закону о торговле США была принята по­правка Джексона — Вэника, согласно которой США ограничивали торговлю со странами, которые препятствуют свободной эмиграции. Из-за этой по­правки СССР, в частности, было трудно закупать компьютеры и приходилось действовать через подставные фирмы.

Другим раздражающим фактором для советского правительства были письма от международных комитетов ученых в поддержку коллег — как, например, в защиту биолога Сергея Ковалева, историка Андрея Амальрика, физиков Юрия Орлова и Андрея Сахарова — на такие обращения невозможно было не реа­ги­ровать: бюрократическая система была устроена так, что по факту каждого обращения нужно было проводить расследование, наказывать, при­ни­мать меры.

Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев подписывает Заключительный акт Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе. Хельсинки, 1975 год AFP / Getty Images

Вывозить информацию помогали иностранные корреспонденты, которых звали на домашние пресс-конференции. (Интересно, что общение с иностранцами в целом для обычного советского человека выглядело вопиющим диссидент­ским актом — о каждом случае такого общения становилось известно властям.) Распространяя информацию таким образом, диссидентам удавалось, не меняя системы в целом, спасать или смягчать участь отдельных людей.

Сколько всего диссидентов было в СССР?

Точное число неизвестно, и зависит оно от того, кого, собственно, мы считаем диссидентом.

Если считать тех, кто образом привлек внимание КГБ (например, дал почитать самиздат) и был приглашен на так называемые «про­филактические беседы» с сотрудниками Госбезопасности, — это почти полмиллиона человек за 1960–1980-е годы. Если считать подписавшихся под разными письмами (например, под обращениями с просьбой разрешить эми­грировать или открыть храм или под письмом в защиту политзаключен­ных) — то это десятки тысяч людей. Если сократить диссидентское движение до ак­тивных правозащитников, адвокатов или составляющих обращения, то это сотни.

При этом надо учитывать, что многие ничего не подписывали, а тихо хранили дома архив «опасных» документов или перепечатывали на машинке за­пре­щен­ные тексты.

С трудом можно понять, сколько людей слушало запрещенные песни Галича или читало самиздат, но известно, что сигнал западных радиостанций прини­мали многие тысячи людей.

Опасно ли было быть диссидентом?

Официально власть не признавала, что в «счастливом» советском государстве есть «несогласные»: только уголовники или сумасшедшие могли заниматься антигосударственной деятельностью под маской защиты прав чело­века. Основных статей, по которым можно было расправляться с такими людьми, было четыре: «Антисоветская агитация и пропаганда»; «Рас­простра­нение заведомо ложных измышлений, порочащих советский го­су­дарственный и общественный строй»; «Нарушение закона об отделении церкви от государ­ства» и «Посягательство на жизнь и здоровье граждан под видом исполнения религиозных обрядов» (все осужденные по этим статьям в 1990-х годах были реабилитированы вне зависимости от «фактической обоснованности обвинений»).

Только за «агитацию и пропаганду» можно было попасть в политический лагерь (небольшая, как правило, зона для особо опасных преступников), по остальным — в обычные лагеря к уголовникам. Власти в момент поняли, что, несмотря на большие сроки, политическим желательнее попадать в лагерь «к своим», поскольку там они пребывали в кругу интеллигентных людей, учились друг у друга — например, юриспруденции и языкам.

Если брать статистику арестов, то она не очень высокая: в 1959 году КГБ ввел практику так называемого «профилактирования» — предупредительных бесед сотрудников органов с «инакомыслящими» — и на сто профилакти­ро­ван­ных приходится примерно один арестованный. То есть несколько десятков человек в год в Москве. В регионах — плюс еще несколько человек за все 1970–80-е го­ды. Полтора десятка человек умерли в тюрьмах и лагерях от болезней, спрово-цированных голодовками и избиениями.

Здание КГБ на Лубянской площади. 1989 год РИА «Новости»

Но кроме лишения свободы к диссидентам применялось множество других мер: могли выгнать с работы, из института, установить слежку или про­слуши­вание, отправить на принудительное лечение в психиатрическую больницу. Людей, которые через это прошли, уже были тысячи.

Известен ряд случаев, которые можно назвать политиче­скими убийствами, но доказать это невозможно. Среди самых известных — нападение на перевод-чика Константина Богатырева в 1976 году и происшествие с математиком и организатором Еврейского народного университета Беллой Субботовской, которую в 1982 году при странных обстоятельствах задавил грузовик.

Боялась ли власть диссидентов?

Поскольку у диссидентов не было задачи свергнуть власть, то прямой угрозы они не представляли, но их действия постоянно доставляли неприятности руководству страны в целом и разным администрациям в частности.

Во-первых, неприятно было объясняться с западными компартиями, неудобно было заку­пать высокотехнологичное оборудование через подставные фирмы и быть жертвой санкций; неприятно было маленькому начальнику получать по шапке от вышестоящего за зэка. Политические заключенные за­брасы­вали тюремное руководство жалобами, которые нужно было про­токо­лировать и с которыми нужно было разбираться, ломая канцелярскую машину.

Во-вторых, диссиденты подавали плохой пример и смущали «правоверных» граждан, распространяя вредную информацию. Кроме того, было непонятно, как бороться с тем, что не имеет организованной структуры: кого сажать?

С другой стороны, КГБ был нужен внутренний враг, которого удобно было связать с внешним — Америкой, чтобы постоянно генерировать ощущение опасности. Это позволяло влиять на политические решения и получать дополнительное финансирование от КПСС.

Чего добились диссиденты?

Другой важный результат их деятельности — документирование проис­ходившего в 1960–80-е годы: это та часть истории, о которой бы мы сейчас не имели объективного представления без документов неофициального происхождения.

Четвертое — это внимание, которое обратили политики и психиатры всего мира на проблему использования психиатрии в политических целях благодаря деятельности Владимира Буковского.

Cбор самиздатских текстов, которые циркулировали в диссидентских кругах, подготовил последующие официальные публикации. Пример, не относящийся к их деятельности напрямую, но важный для культуры в целом: при жизни Высоцкого не было ни одного издания, а, когда появилась возможность пуб­ликоваться, тексты песен были уже собраны активистами Клуба са­мо­дея­тельной песни. Другой пример — переводы «Хроник Нарнии» Натальей Трауберг, которые до конца 1980-х ходили в самиздате и с которых потом делались официальные издания.

Деятельность диссидентов меняла общественный климат страны, де­монстри­руя существование альтернативного взгляда на порядок вещей и утверждая ценность человеческой жизни и гражданских прав. Тем самым диссиденты подготовили интеллектуальную альтернативу советскому строю, а также нынешнюю общественную активность: это преемственность прин­ципов правозащитной деятельности.

Митинг в поддержку Съезда народных депутатов СССР. Москва, Лужники, 21 мая 1989 года ТАСС

Что стало с диссидентским движением?

Движение стало растворяться с выпуском из тюрем политзаключенных в 1987 году (хотя последние выходили до 1992 года). После 1987-го появляется возможность издавать то, что раньше было самиздатом, большими тиражами и безнаказанно, появляется уличная активность — выступления, митинги. Традиционные инструменты устрашения перестают работать.

Источник