Чем было вызвано движение луддитов

Этот день в истории: 1811 год — в Англии началось восстание луддитов

11 марта 1811 года на одной из площадей города Ноттингема (графство Ноттингемшир, Англия) собрались рабочие-вязальщики и поклялись разрушить станки тех фабрикантов, которые платят рабочим низкую заработную плату. В британском королевстве началось восстание луддитов.

Луддитами называли участников первых стихийных выступлений рабочих (конец XVIII — начало XIX вв.) против внедрения машин и капиталистической эксплуатации в Великобритании. Само название происходит от имени легендарного подмастерья Неда Лудда (Ludd), который сломал два чулочных станка, чтобы защитить интересы опытных вязальщиц. Легенда быстро овладела умами, хотя исторических подтверждений существования Лудда не имеется.

Движение луддитов было вызвано разорением ремесленников и рабочих мануфактур в ходе промышленной революции. Оно явилось специфической формой борьбы формирующегося промышленного пролетариата против невыносимых условий труда, нищенской зарплаты, безработицы. Все эти несчастья в сознании рабочих связывались с введением машин.

Движение быстро распространилось по всей Англии, оно повлекло за собой разрушение многих шерстяных и хлопкообрабатывающих фабрик. Понимая, что за свои права придется сражаться, луддиты собирались по ночам на торфяниках, окружающих индустриализованные города, где занимались строевой подготовкой и манёврами.

Наиболее напряжённые бои прошли у фабрики Бартонов (Burton’s Mill) в Миддлтоне и фабрики Вестоутон (Westhoughton) — обе были расположены в Ланкашире. Правительству, хоть и с большим трудом, но все же удалось подавить восстание в 1813 году.

При этом Англия в это же время вела войну с Наполеоном в Португалии. Сами военные утверждали, что ожесточение боев на родине было выше, чем в боях с французами.

После подавления восстания луддитов, уничтожение машин (индустриальный саботаж) было объявлено преступлением, наказуемым смертной казнью. В 1813 году, согласно новому закону 17 человек были казнены. Множество людей было отправлено в Австралию, которая в то время служила для Англии местом для высылки каторжников.

Источник

11 марта 1811 года в Ноттингеме началось восстание луддитов — противников машин.

Луддиты (Luddites), утвердившееся в литературе наименование участников первых стихийных выступлений рабочих (конец 18 — начало 19 вв.) против внедрения машин и капиталистической эксплуатации в Великобритании. Название Л., видимо, происходит от имени легендарного подмастерья Неда Лудда (Ludd), разрушившего свой вязальный станок. Движение Л. было вызвано разорением ремесленников и рабочих мануфактур в ходе промышленного переворота. Движение Л. явилось специфической формой борьбы формирующегося промышленного пролетариата против невыносимых условий труда, нищенской зарплаты, безработицы, что связывалось в сознании его участников с введением машин.

Начало массовому луддизму было положено в Ноттингеме. 11 марта 1811 г. рабочие-вязальщики собрались на одной из площадей города и поклялись разрушить станки тех фабрикантов, которые платят рабочим низкую заработную плату.

Уже в марте на некоторых предприятиях Ноттингема были сломаны станки. Движение продолжалось все лето и осень 1811 г. Современник этих событий пишет: «Вязальщики собирались в разных местах около Ноттингема в большом числе и оттуда направлялись к собственникам станков; замаскированные люди силой врывались в дома, требовали прекратить работу и повысить заработную плату». Луддиты обычно ломали железные части машин, а деревянные сжигали. Дело иногда доходило до вооруженных столкновений между охраной фабрик и луддитами.

Из Ноттингема движение разрушителей машин перебросилось в Лестершир и Дербишир.

По настоянию буржуазии местные власти мобилизовали войска и отряды местной милиции против луддитов. Но последние не прекратили своей деятельности, они только изменили тактику. Современник пишет: «Они дожидались, пока охрана случайно не уходила, затем входили в мастерские, уничтожали все станки и, прежде чем могла быть поднята тревога, по сигналу своего командира исчезали во тьме». Волнения луддитов в Ноттингеме, Лестершире, Дербишире продолжались и в январе — феврале 1812 года.

Лишь после того как предприниматели обещали удовлетворить все требования рабочих, движение разрушителей машин в Ноттингеме пошло на спад.

Во время нападения на фабрики луддиты предварительно выставляли посты у входов и выходов, а затем ломали машины и поджигали фабричные здания.

Почти одновременно с движением в Йоркшире развернулось движение луддитов и в Ланкашире. Здесь большинство разрушителей машин состояло из ткачей, которые страдали от безработицы, явившейся результатом широкого применения механических станков, и снижения заработной платы. Первыми поднялись рабочие Стокпорта, а затем движение перекинулось в Болтон и Манчестер. Борьбу против машин здесь возглавляли комитеты, избранные рабочими. Комитеты организовывали не только нападения на фабрики, но и целый ряд митингов и собраний. Интересно отметить, что на некоторых из таких собраний в Манчестере раздавались требования избирательной реформы.

По просьбе предпринимателей правительство тори провело через парламент билль, каравший смертью за разрушение машин, а затем начало разгром луддитов. В Ноттингем, йоркшир и Ланкашир были направлены дополнительные военные части для подавления луддитов. Над активными участниками движения были устроены многочисленные процессы. В Ноттингеме много активных луддитов было осуждено к различным срокам тюремного заключения, в Йоркшире судили 50 человек, из них 14 были приговорены к смертной казни. В Ланкашире по первому процессу в Честере из 28 подсудимых 16 были приговорены к смертной казни, а остальные —к тюремному заключению и ссылке; по второму процессу в Ланкастере к смертной казни было приговорено восемь человек.

Вне парламента некоторые левые радикальные деятели во главе с Вильямом Коббетом выступили против правительственных преследований, а в парламенте известный английский поэт Байрон был единственным, кто искренне протестовал против преследований рабочих и против билля о смертной казни. После своей поездки в графство Ноттингем он выступил со своей первой речью в верхней палате, в которой ярко описал страдания рабочих и горячо протестовал против смертных приговоров, вынесенных судами многим луддитам. Говоря о положении английских рабочих, Байрон заявил:

«Я проехал через Пиренейский полуостров в дни, когда там свирепствовала война, я побывал в некоторых из наиболее угнетенных турецких провинций, но даже там, под властью деспотического нехристианского правительства, я не наблюдал такой невыразимой нищеты, какую увидел со времени своего возвращения здесь, в самом сердце христианской страны. И каковы же ваши лекарства против нее? После месяцев бездеятельности, после месяцев деятельности еще худшей, чем бездеятельность, появляется, наконец. безошибочное средство, которым действовали все государственные лекари от времен Дракона до наших дней — смертная казнь!»

Речь Байрона была обвинительным актом английской буржуазии и землевладельческой аристократии. О сочувствии Байрона рабочим свидетельствует и его замечательная «Песня луддитов».

Движение разрушителей машин 1811 — 1812 гг. ничем почти не отличается от луддизма конца XVIII в. Это все та же ранняя форма классовой борьбы еще незрелого пролетариата.

С развитием классовой борьбы пролетариата, ростом его классового самосознания не осталось и почвы для массового луддизма. Все большее значение приобретали профессиональные организации рабочих, хотя они и были под запретом.

Источник

11 марта в истории: восстание луддитов в Ноттингеме, или человек против машины

Чем руководствовались противники машин во времена промышленной революции в Англии? Какие методы применяли? История и эволюция подобных движений от XVI века до наших дней.

Луддиты — группа английских рабочих, протестовавших в начале 1800-х годов против изменений, которые повлекли промышленный переворот, и считавших, что их рабочим местам угрожает опасность. Часто протест выражался в разрушении машин и оборудования. Луддиты считали своим предводителем некоего Неда Лудда, также известного как «Король Лудд» или «Генерал Лудд», которому приписывалось уничтожение двух чулочных станков, производивших дешёвые чулки и подрывавших дела опытных вязальщиц, и чья подпись стоит на Манифесте рабочих того времени.

Движение быстро распространилось по всей Англии в 1811 году, оно повлекло за собой разрушение шерстяных и хлопкообрабатывающих фабрик, пока английское правительство жёстко его не подавило. Луддиты собирались по ночам на торфяниках, окружающих индустриализованные города, занимаясь, по большей части, строевой подготовкой и манёврами.

Количество диверсий росло, пока «луддиты» не стали разрушать по 50 машин в неделю; к тому времени как атаки прекратились, было уничтожено более 1000 станков. Группы, которые совершали нападения, были дисциплинированными, организованными и вооруженными, их отличали вдумчивость, рассудительность и порядок – черты, которые элита обычно предпочитает не приписывать рабочим.

Уничтожение машин (индустриальный саботаж) было объявлено преступлением, наказуемым смертной казнью, и 17 человек были казнены в 1813 году.

Девятнадцатый век положил начало современной науке работами Луи Пастера, Чарльза Дарвина, Грегора Менделя, Майкла Фарадея, Анри Беккереля и Марии Кюри и изобретениями Никола Тесла, Томаса Эдисона и Александра Белла. Для многих мир менялся слишком быстро, они опасались происходивших перемен и хотели вернуть всё назад, как в старое «простое» время.

Антимодернизм в христианстве:

Известными христианскими антимодернистами были доминиканский монах Джироламо Савонарола и Папа Пий X, который выступил против безбожных модернистов в энциклике «Pascendi Dominici Gregis», в которой он характеризует модернистов, как врагов не только католической религии но и всех религий вообще. Для него модернизм составлял «синтез всех ересей». Папа Пий Х требовал чтобы все священники и другие церковные чиновники приносили присягу против модернизма. Эта присяга должна была заново даваться ими каждый год.

Подобные настроения в обществе циркулируют и сейчас, вот только к прежним страхам добавились новые, вполне обоснованные. Почему сейчас вновь создаётся негативный образ современных технологий и на чём он основан?

Как и прежде, технофобия основана на страхе, что рост автоматизации начнёт снижать ценность живой рабочей силы или вовсе сделает неактуальным ряд специальностей. Это действительно происходит в течение ограниченного периода времени на каждом новом этапе развития. Раньше этот временный негативный эффект компенсировался общим трендом. В итоге рабочих мест как раз создавалось больше, просто они были другими.

До сих пор происходило не столько вытеснение людей машинами, сколько изменение характера труда первых. Он становился менее рутинным и более интеллектуальным. Наблюдались рост объёмов производства и появление всё новых профессий. Однако в последние годы ситуация стала меняться. Принципиально новым стало то, что машины стали посягать и на интеллектуальный труд.

Сегодня люди, потратившие годы жизни на обучение, также рискуют лишиться профессии, как и ранее это происходило с неквалифицированным персоналом. Международная консалтинговая компания McKinsey & Company опубликовала «список подрывных технологий, которые изменят бизнес, мировую экономику и саму жизнь».

Например, в последние пять лет операторы беспилотников вытесняют лётчиков из рядов ВВС США. Первых уже больше, но стоимость обучения вторых была гораздо выше. Более того, их сложнее переобучить на операторов, чем научить перспективного кандидата с нуля, поскольку строевому лётчику будут мешать крепко засевшие в голове прежние инструкции и навыки.

Системы автоматической обработки информации снижают актуальность штатных аналитиков, самонастраивающиеся эксимерные лазеры превращают офтальмологов-хирургов в операторов медицинской техники.

Добиваться улучшения ситуации сложнее, чем выплеснуть гнев на технологии и разломать пару компьютеров под восторженные крики неолуддитов.

Любое явление, включая технический прогресс, — само по себе нейтральное. Эмоциональную окраску ему придаёт призма нашего сознания. У каждого из нас она формировалась под влиянием специфического жизненного опыта, отражая уникальный набор надежд и опасений. Именно поэтому люди с близким восприятием окружающей действительности объединяются в разные, подчас непримиримые между собой социальные группы. Часто важнее дружить против кого-то, чем с кем-то.

Одна из таких групп – энвайронменталисты, считающие технологии главной причиной ухудшения экологической ситуации. При этом под ухудшением понимается её несоответствие тому состоянию, который был века три-четыре назад. За эталон берётся период, когда людей было в четырнадцать раз меньше, единицы умели читать, а любой мог умереть от пустяшной болезни. К уровню той эпохи призывают вернуться, чтобы вокруг было больше деревьев и меньше машин.

Эти люди сосредоточены на отдельных аспектах производства, а конкретно – на вредных факторах рабочей среды, выбросах и сбросах предприятий. Они повсюду видят только загрязнение и угрозу природе, полностью игнорируя любой положительный вклад. Подумаешь, продолжительность жизни за это время увеличилась почти вдвое! Ну и что, что нас теперь семь миллиардов? Их не убедить никакими аргументами, потому что они оперируют исключительно критериями веры, агрессивно отстаивая своё право не видеть общей картины.

Современные луддиты стали более разнообразны и избирательны в способах борьбы. Сейчас их основная цель – склонить на свою сторону общественное мнение, пролоббировать очередной запрет, играя на страхах неосведомлённого большинства.

Грубые и подходящие для сдерживания индустриализации методы стали малопригодны для противодействия информационным технологиям. Впрочем, самые радикальные из них ведут настоящую партизанскую войну и сейчас. Они занимаются поджогом учебных заведений, домов руководителей компаний, саботажами на заводах.

Колледж во французском городе Ле-Ман был полностью уничтожен в результате поджога.

У нас есть только один реальный способ оставаться востребованными в современном мире. Надо перестать цепляться за узкую специальность и воспринимать новые технологии как союзников. Учиться не до получения диплома, а постоянно, стремясь сохранить широту взглядов и оставаться хоть в чём-то умнее компьютеров.

Источник

enjoy_england

Занимательная Англия

История, литература, язык

«Восстание луддитов»: народ против промышленной революции

Разрушить гораздо легче, чем создать. Но что делать, если созданное обрекает тебя на нищету? Громить, крушить, кувалдой, чтобы вдребезги, чтобы в порошок, чтобы от этих проклятых станков не осталось и следа. Так мыслили английские рабочие в начале 19 века. Что ж, технический прогресс был не всем по вкусу. И на то есть очень веские причины.

Однако обратимся к истории. В старые добрые времена люди изготавливали нити и ткани вручную, используя незамысловатую технику. Но в 1733 году замечательный Джон Кей усовершенствовал ткацкий станок, придумав «летучий челнок» (flying shuttle) – механическое устройство, позволившее сильно ускорить процесс выработки ткани.

Ну а дальше все завертелось-закружилось к превеликой радости промышленников. Еще бы, товар теперь производился в значительно бóльших объемах, гораздо быстрее и при существенно меньших издержках: рабочих-то рук требовалось меньше. И народ не на шутку затосковал, потому что без работы и, соответственно, денег жизнь сильно тускнеет.

Удар был серьезный. Британские предприниматели и производители оказались отрезаны от европейского рынка. Что делать? Известно что: увольнять рабочих, чтобы еще больше сократить издержки.

Дальше – хуже, потому что в дело вмешалась природа: в период с 1808 по 1812 годы в Британии были очень скудные урожаи. В результате взлетели цены на еду, и народ не на шутку занервничал.

На этом вот фоне в адрес заводчиков Лестершира и Ноттингемшира от имени некоего Неда Лудда (Ned Ludd) посыпались послания, в которых сообщалось, что в ближайшее время все оборудование предприятий будет уничтожено. Что характерно, угрозы исправно приводились в исполнение. Ночной порой группы хорошо организованных людей шли к зданиям фабрик, били там стекла, вышибали двери и громили машины.

Важно отметить, что к акциям людей «генерала Лудда» приписывали и случаи голодных бунтов, вызванных невыносимо высокими ценами на продукты питания. Один из них имел место в Манчестере в апреле 1812 года. Отчаявшиеся женщины совершали нападения на предприимчивых торговцев, которые за телегу картошки просили 15 шиллингов, то есть 180 пенсов, при том, что средний заработок обычного рабочего составлял где-то 9 пенсов в неделю (про английские деньги читайте здесь). Благочиние быстро восстановили, но для этого пришлось задействовать армию.

Борьба с «варварами» шла и на законодательном уровне. В том же 1812 году был принят документ (Frame-Breaking Bill), согласно которому за порчу оборудования полагалась смертная казнь. Примечательно, что ярым противником этой меры был Джордж Гордон Байрон. Выступая в палате лордов он как-то заявил: «Только крайняя нужда могла вынудить честных и трудолюбивых людей на такие действия, столь разрушительные как для их семей, так и для общества».

Однако слова поэта прозвучали впустую. Кстати, через несколько месяцев после принятия закона был убит премьер-министр Великобритании Спенсер Персиваль. Вину сначала взвалили на «луддитов». Но потом выяснилось, что преступление совершил разорившийся предприниматель.

Спенсер Персиваль, портрет работы Джорджа Френсиса Джозефа, 1812 г.

Одним словом, власти ударили по всем фронтам. Пару десятков человек казнили, еще столько же отправили в Австралию на «исправительные работы». Так что «восстание» удалось подавить.

Но кто такой Нед Лудд, спросите вы. Да никто. Мифический персонаж, придуманный доведенными до отчаяния людьми. Своего рода супер герой, который помогает обездоленным. Кстати, в своих посланиях «луддиты» нередко писали, что их дом – Шервудский лес, в котором когда-то хозяйничал другой вымышленный герой – Робин Гуд.

PS Любопытный факт: в современном английском языке слово luddite используется в качестве оскорбления людей, упрямо противостоящих прогрессу. Так что обзывайтесь на здоровье.

Источник

Луддизм: борьба против машин в прошлом и будущем

Мы привыкли считать, что новых технологий боятся суеверные варвары. Но как изменится наше отношение к технике, когда машины оставят многих из нас без работы?

Эта перспектива оживила старый спор между защитниками прогресса и луддитами — людьми, которые относятся к нему настороженно. В массовом сознании понятие «луддит» обычно ассоциируется с дремучим консерватором, который под воздействием собственных страхов встаёт на пути у прогресса. Но кто такие луддиты на самом деле? И как отношение к технике может измениться в будущем?

XIX век: человек против станка

Мифический лидер луддитов в представлении неизвестного художника XIX века

Слово «луддизм» напоминает название философского течения, но у истоков этого движения стояли не самые образованные люди. Оно названо в честь Неда Лудда, английского рабочего, якобы жившего на рубеже XVIII-XIX веков. Эпоха Наполеоновских войн для Великобритании была временем стремительной индустриализации, одним из символов которой стали ткацкие станки. По легенде, как раз две такие машины для вязания дешёвых чулок и разбил Лудд в знак протеста ещё в 1779 году. Правда, никаких исторических подтверждений этому не найдено. В 1810-е годы подпись Лудда появилась на Манифесте рабочих, авторы которого требовали от нанимателей убрать с фабрик станки. Но нет гарантии, что это был тот самый человек.

Однако легенда о нём зажила собственной жизнью. В начале века зародилось и стало стремительно набирать популярность движение рабочих, выступавших против станков на фабриках. Их основным методом борьбы было «поступать как Нед Лудд» — то есть ломать станки. Именно тогда слово «луддит» вошло в широкий обиход, а позже им стали называть любого человека, выступающего против техники и прогресса. Впрочем, тогда индустриальным саботажем дело не ограничивались — рабочие устраивали стачки, избивали, а в редких случаях и убивали своих нанимателей. Для подавления выступлений правительству пришлось использовать войска, а фабрикантам — нанимать вооружённую охрану.

Концом движения условно считают Пинтричское восстание 1817 года, названное так в честь деревни Пинтрич. Две-три сотни человек, недовольных экономическим упадком, выступили в сторону Лондона с пиками и ружьями. Но восстание было подавлено, а зачинщики казнены или сосланы в Австралию.

Так выглядят луддиты в массовом сознании — варвары, ломающие непонятные машины, которых они боятся

Говоря о выступлениях начала XIX века, им иногда приписывают психологические или даже религиозные причины. Рабочих изображают чуть ли не дикарями, которые испугались непонятных машин и попробовали их уничтожить. Но всё было гораздо проще. Станки ставили под угрозу наиболее квалифицированный персонал. Зачем дорого платить кому-то, способному ткать быстро, если можно за те же деньги нанять пятерых людей «с улицы» и получить больший объём полотна от каждого за станком? Мастера, потратившие годы жизни на получение своих навыков, столкнулись с угрозой увольнения или серьёзного сокращения оплаты.

В Англии XIX века, где не было никаких социальных гарантий, снижение жалования легко могло стать катастрофой: рабочие лишались домов, теряли возможность содержать семьи. Их протест был направлен против несправедливости, символом которой стали станки. В этом смысле последователи легендарного Лудда и бунтовщики Пинтрича мало чем отличались от любых других людей, пытавшихся силой отстоять свои права.

Во многом их недовольство оказалось пророческим. Индустриализация Великобритании пошла на пользу богатой части общества и стране в целом, но для самих рабочих обернулась бедами. Увеличение рабочего дня, сокращение зарплат, использование детского и женского труда, знаменитый лондонский смог — всё это прямые последствия массового распространения станков. Понадобился целый век тяжёлой политической и общественной борьбы, чтобы работники фабрик начали получать хоть какую-то выгоду от механизации своего труда.

Образ безумного учёного возник из-за страха перед техникой

Но в том же XIX веке вдали от рабочей среды зародился набор идей, который и вдохновил то, что мы сейчас называем луддизмом. Романтизм второй половины столетия во многом строился вокруг противопоставления жизни всему «неживому». Одним из проявлений этого стал скепсис в отношении техники и технического взгляда на мир. Романтики превозносили человека как нечто целое, превосходящее сумму своих компонентов, отказываясь от механистического взгляда на людей, распространённого в эпоху Просвещения. Для романтизма было характерно настороженное отношение к технике, которое мы наблюдаем до сих пор.

В романе «Франкенштейн» Мэри Шелли задала архетип «безумного учёного» — он расплачивается жизнью за попытки безрассудно играть с силами природы. А немецкий романтик Эрнст Гофман в своём «Песочном человеке» впервые показал механического человека как нечто страшное, заложив начало традиции роботов-антагонистов. И хотя никто из этих писателей не был и не мог быть членом реального движения луддитов, их творческие идеи в сочетании с практической борьбой рабочих постепенно складывались в альтернативную картину мира, приверженцы которой критиковали технический прогресс.

XX век: Война Машин

Впрочем, в XIX веке такой взгляд на вещи оставался маргинальным в образованных кругах. Отдельные авторы писали рассказы-предупреждения, порой доходя до экзотических идей о необходимости уничтожить машины, пока они не истребили людей. Но в целом это был период любви к технике. Скорости становились всё больше, за распространением телеграфа последовало открытие телефона, а затем и радио, передовые государства соревновались в промышленных мощностях.

И хотя рабочие продолжали борьбу за свои права и часто прибегали при этом к саботажу, из их требований полностью исчезли какие-либо следы противодействия машинам. Напротив, социалистические и марксистские идеи — и особенно их популярные интерпретации — связывали обретение равноправия именно с техническим прогрессом.

По-настоящему альтернативная точка зрения появилась после Первой мировой войны. Конфликт, который продолжался четыре года и унёс миллионы жизней, навсегда изменил интеллектуальный климат в Европе.

Первая мировая война показала, к чему ещё могут привести достижения прогресса

В глазах современников войны она превратилась в замкнутый цикл: солдат вооружали по последнему слову техники, транспортировали с использованием новейших средств передвижения для того, чтобы победить в войне, которая обещала расширение промышленных мощностей. Казалось, что люди теперь подчинены машинам, воюют за их, а не за свои интересы. Недаром многие солдаты, вспоминая о войне, сравнивали себя с механизмами. Страх того, что машины «подчинят» человечество, в буквальном или метафорическом смысле, с тех пор стал основой луддитской риторики.

Огромные механические монстры, появившиеся на полях сражений, надолго прививали страх к технике (Bundesarchiv Bild 183-S34490 | CC-BY-SA)

Но настоящий всплеск таких настроений произошёл в США и в других западных странах уже в 1960-е годы. Это было время перемен, когда множество отдельных сдвигов в общественном сознании превратилось в бескровную революцию. Новое отношение к сексу и семье, к религии, радикальный антимилитаризм хиппи и подобных движений в других странах — вот далеко не полный список новых идей, которые завоёвывали популярность в 60-е. И одной из них стала тревога за судьбу окружающей среды. В этой теме смешивалось всё: и актуальные данные экологов, и популярность новых религиозных движений, черпавших вдохновение в шаманизме и язычестве, и чисто эстетические соображения.

Смотрите также

Рассказываем, как страх перед ядерным апокалипсисом повлиял на нашу культуру.

Почти параллельно с этим был подписан и договор о нераспространении ядерного оружия: его создание запрещалось странам, у которых на 1 января 1967 года не было соответствующих возможностей. Хотя авторы всех этих ограничений не считали себя луддитами, они разделяли луддитские опасения, что бесконтрольное развитие технологий может стать гибельным для человечества или отдельных групп людей. Появление правил позволило технофилам и техноскептикам договариваться между собой.

Новая цивилизация

Впрочем, как всегда бывает, с обеих сторон встречались и радикалы. На Западе, особенно в США, до сих пор существуют группы, выступающие за отмену любых ограничений в промышленности и науке, будь то со стороны экологов, пацифистов или религиозных организаций. А в стане луддитов есть люди, хотя бы на словах вдохновляющиеся одиозным примером Теодора Качинского.

Теодор Качинский во время работы в университете…

Гениальный математик, преподававший в 1960-е в Калифорнийском университете, позже уволился и зажил в одиночестве на природе. Последовательный анархист, Качинский считал, что люди должны существовать на самообеспечении, независимо от государства, пытающегося их контролировать. Однако уже в 1970-е годы он столкнулся с тем, что оторваться от цивилизации не так-то просто. Окрестности его хижины постоянно оказывались под угрозой застройки или загрязнения. Начав с мелкого саботажа, Качинский вскоре понял, что должен перейти к широкомасштабной борьбе с обществом, которое, как он считал, подавляет истинные потребности людей и манипулирует массами. Это подтолкнуло его к терроризму.

Частично эту репутацию попыталась исправить Челлис Гленденинг — исследовательница в области экопсихологии и последовательный критик западного общества, которое она считала технократическим. В 1990 году Гленденинг попыталась организовать конгресс неолуддитов, чтобы превратить их в цельную политическую силу. Но проблема, с которой она столкнулась, состояла в том, что никаких неолуддитов нет.

В США технологии в той или иной форме отрицает огромное количество социальных групп. Хиппи и их наследники, некоторые объединения консервативных христиан, анархисты, видящие в технике средство подавления свободы, писатели, поэты и музыканты, делающие акцент на эстетической бедности техники, учёные из разных областей, обеспокоенные родители, не понимающие, с чем именно взаимодействуют их дети, и многие другие… Единственное, что их объединяет, — ярлык, который на них навесило общество.

Западная цивилизация остаётся технической, построенной на идеалах прогресса и научной революции. Назвать кого-то луддитом — значит просто оскорбить, намекая на интеллектуальную несостоятельность. В разное время в луддизме обвиняли, к примеру, Стивена Хокинга и даже Илона Маска — за то, что они призывали к осторожности в исследовании искусственного интеллекта. Любая тень сомнения в том, что новое научное изобретение полезно и замечательно, даёт окружающим право окрестить сомневающегося луддитом. И многие этим правом пользуются.

Хокинг, как известно, высказывался против искусственного интеллекта и контактов с инопланетянами

Подробнее

Почему Стивен Хокинг предсказывает конец света?

Великий физик то и дело угрожает человечеству гибелью. Пора волноваться за Землю — или за Хокинга? А может, эти пророчества — часть какого-то замысла?

Технический прогресс — это не прямая линия и не постепенно заполняющаяся шкала, как в игре «Цивилизация». Каждое открытие и изобретение порождено своим временем, потребностями и нуждами общества, и у каждого есть свои критики и защитники.

А главное, обижая луддитов, мы всегда немного обижаем себя, потому что на самом деле и сами к ним относимся. Когда мы постим смешные картинки о том, что интернет отупляет, издеваемся над очередями за новым айфоном, отказываемся от ПО из-за подозрений, что оно позволит спецслужбам за нами следить, или критикуем программы перехода на экологически чистую энергию, мы выступаем как самые настоящие луддиты.

Сейчас борьба с технологиями тесно связана с борьбой за экологию

Наша культура научила нас любить технологии, но она же научила нас тому, что технологии могут быть опасны, а одержимость ими — тревожна или забавна. И остаётся только догадываться, как мы сможем сочетать эти противоречивые импульсы в ближайшие десятилетия, по мере того как техника будет всё глубже и глубже вторгаться в нашу жизнь.

Профессии, которые исчезнут

В настоящий момент большинство экспертов сходится на том, что роботы могут заменить людей в целом ряде профессий уже в ближайшие годы. Ещё в сентябре 2016 года американская компания Forrester выступила с прогнозом, что в ближайшие пять лет до 6% рабочих мест в США будут полностью автоматизированы. А многие другие изменятся настолько, что навыки современных работников окажутся не востребованы. Чьё рабочее место отдадут машине раньше?

Автоматический грузовик Tesla Semi может положить конец профессии дальнобойщика

Говоря о том, что на смену людям придут роботы, мы чаще всего представляет себе заводских работников, которых заменяют их механизированные копии. Но современные фабрики, особенно в развитых странах, уже предельно автоматизированы. Чтобы искусственный интеллект смог завоевать там ещё больше пространства, он должен стать существенно лучше и в то же время дешевле.

Скорее уж первыми под сокращения могут попасть люди, вынужденные работать с фактами и информацией по устоявшимся схемам: бухгалтеры, юридические и финансовые консультанты, банковские клерки, продавцы, работники колл-центров и, как ни иронично, сотрудники техподдержки. Из людей, связанных с физическим трудом, — работники фастфуда, таксисты и дальнобойщики. Также в зоне риска окажутся журналисты, сообщающие факты с места событий, особенно в сфере спортивных репортажей.

«Последняя работа на Земле»: короткометражка

В большей безопасности находятся представители креативных профессий, как, например, дизайнеры и маркетологи. Хотя машины изменят и эти сферы деятельности, заменить людей полностью они пока не смогут. Спокойно себя могут чувствовать специалисты по работе с людьми: психотерапевты, работники в домах престарелых, учителя и тренеры.

Свободной от роботов неожиданно может оказаться кулинария. Машинам не хватает ловкости, изобретательности и интуиции, которая требуется профессиональным поварам. Это же справедливо и в отношении докторов, хотя некоторые рутинные медицинские процедуры можно доверить и машинам.

Мнение эксперта

О том, каким может быть будущее луддитов и насколько оправданны опасения в отношении технологий, мы поговорили с Кириллом Мартыновым, философом, специалистом в области современной политической теории.

Сейчас часто можно услышать о всплеске луддизма. Но люди, опасающиеся машин, существовали всегда. Верно ли, что последние годы какие-то особенные?

Очевидно, что случилось две вещи. Во-первых, выросла роль техники в жизни человека, причём как в профессиональном смысле слова, так и в экзистенциальном. Смартфон стал фактически частью тела, многие люди просто не знают, куда себя девать без него. Во-вторых, постоянно растут темпы технологических изменений, а в связи с этим появляются новые социальные практики. Технологический переход, вызванный проникновением интернета в разные сферы нашей жизни, — это не единый процесс. Происходит много быстрых и разнонаправленных изменений. Вчера казалось, что вы пользуетесь самыми современными программами и сервисами, а сегодня уже всё иначе. В целом техника стала занимать очень большое место в нашей жизни, а если что-то занимает такое пространство, то оно будет вызывать различную реакцию, в том числе вытеснения и отторжения, то есть в данном случае луддизма.

Но увидеть «настоящий» луддизм нам ещё только предстоит — в грядущие годы, когда люди станут зависеть от техники даже больше, чем сейчас. Потому что если мы используем слово «луддит» не как метафору, а как реальное описание чьих-то взглядов, то мы подразумеваем человека, который не просто не любит технику, а страдает из-за того, что она сломала привычный ему уклад жизни, лишив рабочего места. Такой луддит в современный мир ещё не вернулся, пока что мы сталкиваемся лишь с предчувствиями.

И как это может изменить западное общество?

Есть несколько методов адаптации общества к развивающимся технологиям, лишающим людей работы. Во-первых, могут возникнуть новые рабочие места. Технологии, которые уничтожают одни варианты занятости, приводят к появлению других. Также есть вариант социальной адаптации, когда остальное общество создаёт механизмы, призванные помочь людям, находящимся в зоне риска.

А третий возможный ответ, кажущийся наиболее интересным, но и наиболее сложным, — это ответ идеологический. Лично мне только сейчас стал по-настоящему понятен смысл социалистического движения, развернувшегося в Европе в XIX веке. Потому что мы вновь оказываемся в ситуации резкого изменения социального уклада, когда люди теряют работу, отказываются от привычного образа жизни и старого горизонта планирования. Тогда, после провала непосредственно луддитского движения, начались другие процессы: постепенный переход от накопления прибыли в руках владельцев станков к чему-то принципиально иному. И весь старый мир пришлось принципиально демонтировать, чтобы люди вообще могли в нём жить дальше. Если этот сценарий повторится, нас ждёт появление новой социальной теории и обострение дискуссии между социалистами и их оппонентами, которая идёт уже 200 лет.

В результате может возникнуть угроза, например, той политической системе, которая сложилась в последние века. Можно утешать себя тем, что если этот процесс будет достаточно быстрым, то наблюдать за ним окажется очень интересно. Мы никогда прежде не жили в обществе с сокращающимся объёмом того, что обычно называют работой. И особенно любопытно окажется тем, кто в это время только начнёт выходить на рынок труда. Есть, например, очень интересный «конкурс» того, какие массовые профессии можно придумать.

Кевин Келли, главный редактор Wired, обещал, что люди станут своего рода robot resource manager, по аналогии с human resource manager. Но этот рынок вряд ли станет очень большим. Перспективнее кажется сфера человеческих взаимодействий — например, работа профессионального компаньона для людей старшего возраста. Конечно, есть мнение, что такими компаньонами также станут роботы, но тут мы, как мне кажется, слишком сильно «очеловечиваем» машины. Западное общество не первый век сталкивается с ростом производительности труда, и пока что оно справлялось. Но как именно оно изменится сейчас — непонятно.

Насколько луддизм вообще нужен?

Мне близка позиция Евгения Морозова, знаменитого американского интеллектуала белорусского происхождения. В своей книге он критикует мышление условных «современных инженеров из Силиконовой долины», которые не вполне отдают себе отчёт в том, что такое реальные социальные проблемы, и считают, что их можно решать чисто технологическим путём.

Например, у вас бедное общество, где мало технологий. Сделайте так, чтобы технологий стало больше, и общество станет богатым и счастливым. Но понятно, что реальность гораздо сложнее. Морозов приводит историю, как один стартап пытался бороться с глобальной экологической проблемой. Они предложили создать «умную» мусорную корзину, которая должна была оценить, сколько и какого мусора вы выкинули, а также выкладывать его фотографии на фейсбук, чтобы получать лайки от других коллег-«экологов». Это очевидный пример того, как частичное решение проблемы связано с разрушением границ личного и общественного и множеством других сложностей. Но лучше всего замечают такие вещи те, кого называют луддитами.

Тут можно привести аналогию с борьбой против капитализма в XIX и XX веке. Всё-таки многие вещи, к которым мы привыкли, вроде гарантированного выходного и восьмичасового рабочего дня, появились именно благодаря критикам капитализма. Внешний наблюдатель, который ограничивает мечты о бесконечном прогрессе и указывает на слабые места в техноцентрической идеологии, — фигура полезная. И на нём не стоит ставить ярлык «луддита» только для того, чтобы отмести и забыть.

Источник