Чем занимался достоевский в швейцарии
Достоевский и Швейцария
Статья размещена с разрешения автора Карена Степаняна
Диалогом князя Мышкина с Колей (8; 78) мне, как благодарному и восхищенному гостю Швейцарии, которому посчастливилось в последние годы дважды посетить эту страну, хотелось бы начать эту статью. А далее долг исследователя побуждает продолжить: в процитированных строках из романа «Идиот» отражен лишь один, хотя и немаловажный аспект, заявленной темы.
Исследователи Достоевского давно уже согласны с тем, что каждый город, каждая страна в его произведениях наделены глубоким смыслом и являются составной частью того мира, который воссоздается «реализмом в высшем смысле» (27; 65): Москва, Санкт-Петербург, Россия, Америка, Китай, Япония — это все у Достоевского не просто географические понятия, но смыслы. Швейцария не только не составляет исключения, но являет собой одно из глубочайших, основных понятий на метафизической карте мира Достоевского.
Достоевский посещал Швейцарию в 1862 и 1863 гг., но наиболее значимым, мне думается, для его духовной биографии и творческой истории его романов было более чем годовое пребывание его здесь в 1867—1868 гг. Его письма этого периода, история создания и содержание романов «Идиот», «Бесы», «Подросток», планы «Атеизма» и «Жития великого грешника» позволяют говорить о том, что это заграничное путешествие Достоевского и, главным образом, пребывание в Швейцарии можно назвать столь же переломным этапом в жизни писателя, как пребывание на каторге и кризис, выразившийся в «Записках из подполья».
Чем занимался достоевский в швейцарии
Войти
Авторизуясь в LiveJournal с помощью стороннего сервиса вы принимаете условия Пользовательского соглашения LiveJournal
Достоевский в Женеве. Фотоотчёт
Фёдор Михайлович Достоевский жил в Женеве с августа 1867 по июнь 1868 года. Достоевский очень нелестно отзывался о Женеве. Вот что он писал: «»Женева – город отвратительный, мрачный. Сегодня воскресенье. Нет ничего тоскливее, тягостнее их воскресений». По мнению писателя, там «правит посредственность, уровень культуры низок, всюду пьянство, разврат и порок, а в делах сплошное мошенничество… Как было хорошо в начале, в Германии! Это Женева проклятая. Что с нами будет? – не понимаю!»
По этим ссылкам Вы можете прочитать как Женева повлияла на Достоевского-писателя и в результате каких обстоятельств Достоевский с семьёй оказался в Женеве: www.moskvam.ru/2004/12/morozova.htm, www.voskres.ru/pravilo/tokarev.htm
Итак, Достоевский проживал в Женеве по адресу Rue du Mont Blanc, 16. Вот фотографии этого дома, на доме установлена мемориальная доска:
Интересно, что несмотря на все его нелестные отзывы о Женеве, в 2004 году, с 1 по 5 сентября в Женевском университете проходил XII Международный симпозиум, посвященный русскому писателю. Советник по культуре города Женевы Патрис Мюни сказал, что очень рад, что симпозиум проводит свою двенадцатую сессию в Женеве, несмотря на все плохие впечатления Достоевского от Женевы, тем более что здесь умерла его дочь. Патрис Мюни надеется, что сейчас Женева является менее печальным городом, чем в те времена. Также советник по культуре города на вопрос готовы ли власти Женевы установить мемориальную доску на доме, в котором жил Достоевский, ответил, что об этом ещё не думали, но обязательно рассмотрят это предложение.
Честь и хвала властям Женевы за установку мемориальной доски. Но я встречал информацию, что данная мемориальная доска была установлена в 1949 году. Этот вопрос предстоит выяснить.
Далее следуют фотографии могилы Софии Достоевской, которая похоронена в Женеве, на кладбище «Plainpalais», что в центре города. На фотографии видны даты рождения и смерти по старому и новому стилю.
На табличке написано на французском языке: Погребальные комнаты (кладбище) Плянпале, Часы работы с понедельника по пятницу, в субботу, воскресенье и праздничные дни с 8 до 12 и с 13 до 17.30
По этой улице, Rue des Rois, находится кладбище.
Хоть кладбище и небольшое, но не зная номера могилы я бы её не нашёл. На сайте geneve-tourisme дана очень подробная информация по Достоевскому. Именно там я нашёл точный адрес дома и номер могилки Софии Достоевской. Также на этом сайте было указано, что Соня Достоевская была крещена в русской церкви. Информация на сайте предоставлена на французском и английском языках.
Это русская церковь в Женеве, в которой крестили Соню Достоевскую.
Читать Достоевского – это обмениваться крестами |Lire Dostoïevski, c’est échanger nos croix
Автор: Проф. Жорж Нива. (Перевод Н. Сикорской), Эзри-Женева, 12. 11. 2021.
Мы продолжаем развивать « тему Достоевского » и знакомить вас с размышлениями о великом русском писателе литераторов разных стран. Сегодня слово предоставляется известному французскому слависту, почетному профессору Женевского университета Жоржу Нива.
Nous continuons à vous faire part des réflexions des hommes des lettres internationaux au sujet de Féodor Dostoëvski. Aujoud’hui la parole est au slavisant français, professeur honoraire de l’Université de Genève Georges Nivat.
А еще потому, что роман Достоевского неисчерпаем. Все те, кто пытались быть его толкователями, свести к какой-то единой формуле эту громаду текстов, персонажей, противоречий и разрывов, неминуемо терпели фиаско. А уж нехватки в таких попытках точно не было. С самого начала и до сегодняшнего дня. Среди французов это Клодель, Жид, Бретон, Камю, Рене Жирар и многие другие. Среди англичан – гениальный Джон Купер Поуис, среди итальянцев – Романо Гвардини, среди русских Мережковский, Бердяев, Шестов, на японском вышли фильмы Куросавы – везде, везде остается и не дает покоя загадка.
Достоевский жил в Дрездене в 1869 – 1871 годах, там он узнал об убийстве студента Иванова нечаевцами, там он несколько раз ходил размышлять перед «Сикстинской мадонной», купленной саксонским королем у Папы Римского. В романе «Бесы» Степан Трофимович пишет своей благодетельнице генеральше Ставрогиной: «По вечерам с молодежью беседуем до рассвета, и у нас чуть не афинские вечера мечты всечеловеческого обновления, идея вечной красоты, Сикстинская Мадонна, свет с прорезами тьмы». Тьма – это то, что в «Братьях Карамазовых» Димитрий называет «идеалом Содома», противостоящим Мадонне, демонам, убийству, пожару, беглому каторжнику, юродивому, признанию в изнасиловании девочки… Тут уже не прорези тьмы в свете, но тьма с прорезями света.
Философ Николай Бердяев лучше всех определил провидческий дар Достоевского, позволяющий ему предсказывать нашествие тьмы и бесцельного насилия во всемирном масштабе. Нашествие нацизма в одеждах социализма, сталинизма в одеждах марксизма, людей подземелья, бывших скромных и боязливых людишек, вдруг взобравшихся на ступени трона. И вот уже Великий Инквизитор – не тот, что в рассказе о воображаемой Севилье, который Иван Карамазов читал брату Алеше, чтобы его напугать, но тот, что встал во главе «московских процессов», приведя в движение механизм костров и совершив поджог фабрики ведьм, невиданной за всю историю человечества.
Механизм рухнул, Великий Инквизитор, кажется, исчез, хотя множество мелких инквизиторов и сегодня трудятся посреди войн и сфабрикованных процессов. Остается Достоевский с его непостижимыми пророчествами, противоречиями и признаниями, которые надо уметь расшифровать. Лев Шестов говорил, что Достоевский всегда представал замаскированным, прячущимся за своими персонажами, ведь признание, которое делает Ставрогин священнику Тихону в «Бесах», есть, по сути, не что иное, как крошечная часть непроизносимого признания, спрятанного в глубине всего творчества (не жизни) писателя. В каждом из нас есть свойства палача, говорит Горянчиков, от имени которого написаны «Записки из мертвого дома». Но и тут рассказчик – маска, как и тогда, когда Достоевский приходит в экстаз по поводу «Последнего дня приговоренного к смерти» Виктора Гюго. Еще одна маска – для рассказа о своей несостоявшейся казни на Семеновском плацу в Санкт-Петербурге, 22 декабря 1849 года.
Я открыл для себя роман «Бесы» в великолепном переводе Бориса де Шлоцера в лицее, лет в пятнадцать. Исповедь Ставрогина была опубликована в приложении. Шлоцер хотел перелить в ясный и свободный язык Вольтера «животный» язык «Бесов» – кстати, в то время роман был еще известен под названием «Одержимые». Но там присутствовал Христос, поскольку это он изгнал бесов в свиней, устремившихся в море. Деревенские жители были недовольны, ведь свиньи были их средством к существованию. А мы-то, готовы ли были мы сбросить наших свиней с обрыва? В то время в нашем маленьком подпольном кружке мы читали «Я выбираю свободу» Виктора Кравченко. Внутри нашей «ячейки» книга вызвала острый конфликт. «Бесы» мне помогали…
Разумеется, это были только мелочи, и вскоре история придала гораздо более зажигательную окраску «Бесам» и другим «провидческим» романам Достоевского, которые Жид понимал довольно плохо. Маркиз де Сад вскоре стал сопровождать Достоевского в венке сюрреализма. Погружение во тьму Соловков, Хрустальная ночь, атомный гриб над Хиросимой придадут куда более инфернальный колорит сочинениям Достоевского.
Вытеснение начинает таять, пишет Кристева, «мокрый снег» во второй части «Записок из подполья» – это именно таяние того, что Фрейд стал называть вытеснением (или репрессией), когда он открыл механизмы психологической защиты. Вытеснение цивилизации, поскольку она зиждется на репрессии. В своем предисловии к «Братьям Карамазовым» Фрейд приходит к выводу, что феномен отцеубийства у Достоевского уже полностью расшифрован, Орест гол! «Все желают смерти отца», – говорит Иван на процессе брата прежде, чем забиться в припадке шизофрении.
Гольбейн и Достоевский |Holbein et Dostoïevski
Автор: Заррина Салимова, Базель, 13. 07. 2021.
Фото: Kunstmuseum Basel, Jonas Hänggi
Какая связь между Спасителем, одним из самых значимых немецких художников и великим русский писатель? Ответ на этот вопрос вы получите, посетив выставку в Художественном музее Базеля.
Это полотно считается одним из самых необычных религиозных произведений искусства. Прежде всего, изображение могилы Христа в виде ниши в стене не встречается в художественной традиции ни Западной, ни Восточной церкви, отмечают исследователи. В то время ни один художник не мог взять на себя ответственность за столь радикальный отход от традиции без одобрения своего покровителя: Амербах и его друг Эразм Роттердамский, вероятно, вместе обсуждали, как именно будет выглядеть гробница Христа. Эразм посетил Рим и Неаполь и мог видеть античные и раннехристианские катакомбы с настенными гробницами, соответствующими тем, что изображены на картине Гольбейна. О том, что этот вопрос занимал Амербаха именно в то время, свидетельствует тот факт, что 16 декабря 1521 года он взял из библиотеки монастыря в Базеле знаменитый труд с описанием Святой земли и ее памятников «Peregrinatio in terram sanctam» Бернхарда фон Брейденбаха, опубликованный в 1486 году. Книга, которую он держал в руках, когда Гольбейн писал мертвого Христа, сейчас находится в университетской библиотеке в Базеле.
Другая заметная черта полотна – крайне реалистичное изображение тела человека, которого только что предали смерти. Было ли это требованием заказчика или приемом художника, неизвестно и вряд ли когда-либо будет выяснено. Наша Газета уже рассказывала, что одинокий в своей смерти, Иисус изображен предельно подробно и натуралистично: сведенные судорогой мышцы, кровоподтеки и раны, следы начинающегося разложения. Известно, что Гольбейн писал Спасителя с утопленника, выловленного в Рейне.
Однако чаще всего в книге упоминается «Мертвый Христос» Ганса Гольбейна Младшего. Исследователи творчества Достоевского нашли упоминания в трех отдельных отрывках. Картина является предметом краткого диалога между князем Мышкиным и Рогожиным:
— Это копия с Ганса Гольбейна, — сказал князь, успев разглядеть картину, — и хоть я знаток небольшой, но, кажется, отличная копия. Я эту картину за границей видел и забыть не могу.
— А на эту картину я люблю смотреть! — пробормотал, помолчав, Рогожин.
— На эту картину! — вскричал вдруг князь, под впечатлением внезапной мысли, — на эту картину! Да от этой картины у иного еще вера может пропасть!
— Пропадает и то, — неожиданно подтвердил вдруг Рогожин.
Кроме того, копия полотна висит среди других работ в квартире Рогожина. Наконец, 18-летний Ипполит Терентьев, жертва неизлечимого туберкулеза, посвящает картине часть своего «интеллектуального завещания», которое он читает вслух с намерением впоследствии покончить жизнь самоубийством.
Достоевский о Женеве: «Это ужас, а не город!» |Dostoïevski à propos de Genève : « C’est pas une ville, c’est une horreur »
Автор: Наталья Беглова, Женева, 9. 02. 2016.
Перов, В.Г. Портрет Ф.М. Достоевского. 1872
Nous célébrons aujourd’hui le 135ème anniversaire de la mort du grand écrivain russe dont l’itinéraire de vie a touché à la Suisse. Avec les analystes professionnels de son œuvre et les simples lecteurs, admirateurs de son talent, nous avons décidé de marquer cette triste date par une publication à notre avis originale – sa déclaration de désamour pour Genève et la Suisse, à travers les citations.
Пожалуй, нет другого именитого русского, который бы так же невзлюбил Женеву и в целом Швейцарию, как Федор Михайлович Достоевский.
Женева не пришлась по вкусу Достоевскому уже в первые его приезды в этот город в 1862 и в 1863 годах. Правда, тогда он не задерживался здесь надолго. Но вот наступил 1867-й, Достоевский женился на Анне Сниткиной, и вместе они отправились в свадебное путешествие. Молодожены посетили Вильно, Дрезден, Баден-Баден, Базель и в августе приехали в Женеву.
Женевская погода сразу же дала о себе знать. Уже в сентябре в письме к своему другу, поэту Аполлону Николаевичу Майкову, Федор Михайлович, объясняя, почему он так задержался с написанием давно обещанной статьи, жалуется: «…как только переехал в Женеву, тотчас же начались припадки, да какие! — как в Петербурге. Каждые 10 дней по припадку, а потом дней 5 не опомнюсь. Пропащий я человек! Климат в Женеве сквернейший, и в настоящую минуту у нас уже 4 дня вихрь, да такой, что и в Петербурге разве только раз в год бывает. А холод — ужас!». О том же пишет он и в письме к Софье Александровне Ивановой, своей любимой племяннице: «Я хоть прежде и бывал раза три в Женеве, но в ней не живал и не знал, что это за климат: решительно по три раза в день меняется погода и припадки мои начались вновь, точь-в-точь как в Петербурге».
Но дело не только в климате, хотя, безусловно, он оказался крайне неблагоприятным для человека, страдавшего эпилептическими припадками. Все раздражает Федора Михайловича в Женеве. Вот лишь несколько цитат из его многочисленных писем, написанных в этот период родным и друзьям:
«Вот уже скоро месяц, как я засел в Женеве; надо сказать, что это самый прескучный город в мире; он строго протестантский, и здесь встречаешь работников, которые никогда не протрезвляются».
«Женева на Женевском озере. Озеро удивительно, берега живописны, но сама Женева — верх скуки. Это древний протестантский город, а впрочем, пьяниц бездна».
«И как здесь грустно, как здесь мрачно. И какие здесь самодовольные хвастунишки! Ведь это черта особенной глупости быть так всем довольным. Все здесь гадко, гнило, всё здесь дорого. Всё здесь пьяно! Стольких буянов и крикливых пьяниц даже в Лондоне нет».
Вот как он описывает свою женевскую жизнь в одном из писем: «Мы с Анной Григорьевной одни-одинешеньки. Жизнь моя: встаю поздно, топлю камин (холод страшный), пьем кофе, затем за работу. Затем в четыре часа иду обедать в один ресторан и обедаю за 2 франка с вином. Анна Григорьевна предпочитает обедать дома. Затем иду в кафе, пью кофей и читаю «Московские ведомости» и «Голос» и перечитываю до последней литеры. Затем полчаса хожу по улицам, для движения, а потом домой и за работу. Потом опять топлю камин, пьем чай, и опять за работу…Женева скучна, мрачна, протестантский глупый город, со скверным климатом, но тем лучше для работы».
Единственное утешение от пребывания в этом городе, как мы видим, он находит в том, что ему удается сосредоточиться на работе. Правда, писатель несколько кривит душой, когда пишет, что лишь скука его жизни в Женеве и скверность города заставляют его больше работать. Истинная причина – постоянная нехватка денег. По сути, и поездка за границу – это бегство от кредиторов, которые уже перестали верить обещаниям Достоевского вернуть долги и требовали их взыскания в судебном порядке.
Причина же отсутствия денег кроется в значительной степени в пагубном пристрастии писателя к игре. Даже по дороге в Швейцарию Достоевские заехали в Баден-Баден, где Федор Михайлович сначала выиграл четыре тысячи франков, а затем, не удержавшись от дальнейшей игры, все проиграл, вплоть до личных вещей своих и жены. Для продолжения путешествия потребовались новые займы.
Так что если бы не постоянные визиты Достоевского в казино, авансов, присылаемых из издательств, хватало бы на жизнь, но не на рулетку! В итоге ему и жене, которая вот-вот должна родить, приходится жить на то, что присылают друзья и родственники из России, и постоянно закладывая вещи. Вот запись Анны Григорьевны в дневнике от 18 сентября: «Он отправился заложить наши обручальные кольца, потому что у нас нечем было обедать». Тема безденежья проходит красной нитью и через все письма Достоевского: «Хоть живем и не нуждаясь в насущном, но, однако ж, вещи постоянно в закладе. При каждом получении денег выкупаем, а к концу месяца опять закладываем».
Играть Федор Михайлович ездил в казино в Саксон-ле-Бэн (Saxon les Bains), находившееся в Вале, недалеко от города Мартиньи. Сегодня город называется просто Saxon (Саксон), поскольку термальных купален теперь здесь нет, они находятся на другой стороне автострады в местечке под названием Saillon (Сайон).
Иногда проигрыши в казино, трагически сказывающиеся на повседневной жизни молодой пары в Женеве, оборачиваются позитивной стороной для творчества писателя. Так, одна из поездок в октябре закончилась потерей всех денег, Федор Михайлович остался даже без обручального кольца и пальто! И вот что пишет Достоевский жене после этого.
«Аня, милая, бесценная моя, я всё проиграл, всё, всё! О, ангел мой, не печалься и не беспокойся! Будь уверена, что теперь настанет наконец время, когда я буду достоин тебя и не буду более тебя обкрадывать, как скверный, гнусный вор! Теперь роман, один роман спасет нас, и если б ты знала, как я надеюсь на это! Будь уверена, что я достигну цели и заслужу твое уважение. Никогда, никогда я не буду больше играть. Точно то же было в 65-м году. Трудно было быть более в гибели, но работа меня вынесла. С любовью и с надеждой примусь за работу и увидишь, что будет через 2 года» (Saxon les Bains, 6 ноября 1867).
Последнюю часть обещания Федор Михайлович действительно выполнил. В 1865 году, проигрыш послужил толчком к написанию «Игрока». Теперь же, вернувшись в Женеву, Достоевский засел за работу и за три недели написал около шести печатных листов романа «Идиот». Эти главы были переданы для публикации в журнал Каткова «Русский Вестник», который в 1868 году начал печатать роман частями.
А вот первую… увы! Рулетка останется пагубной страстью Достоевского, он будет продолжать играть и в Швейцарии, и уехав из нее.
… Не прошло и полугода пребывания четы Достоевских в Женеве, как Федор Михайлович невзлюбил город окончательно и бесповоротно. В очередном письме к Аполлону Николаевичу Майкову он расписал жизнь в Женеве в таких черных красках, что, пожалуй, до сих пор никто его не превзошел в этом! Досталось не только женевцам, но и всей по его выражению «подлой республике». Единственное утешение для швейцарцев, это то, что Достоевский не любил их все-таки чуть меньше, чем немцев.
«…О, если б Вы знали, как глупо, тупо, ничтожно и дико это племя! Мало проехать, путешествуя. Нет, поживите-ка! Но не могу Вам теперь описать даже и вкратце моих впечатлений; слишком много накопилось. Буржуазная жизнь в этой подлой республике развита до nec plus ultra.(лат. донельзя). В управлении и во всей Швейцарии — партии и грызня беспрерывная, пауперизм, страшная посредственность во всем; работник здешний не стоит мизинца нашего: смешно смотреть и слушать. Нравы дикие; о, если б Вы знали, что они считают хорошим и что дурным. Низость развития: какое пьянство, какое воровство, какое мелкое мошенничество, вошедшее в закон в торговле. Есть, впрочем, несколько и хороших черт, ставящих их все-таки безмерно выше немца. (В Германии меня всего более поражала глупость народа: они безмерно глупы, они неизмеримо глупы)».
Но девочка была слабенькой, а у Анны Григорьевны не было молока. Найти кормилицу в Женеве не удалось, и было решено выкармливать младенца искусственно, что в то время было делом весьма сложным, особенно учитывая неопытность молодой матери и отсутствие профессиональной помощи.
Анна Григорьевна ходила гулять с ребенком в Английский сад. Во время одной из таких прогулок поднялся сильный ветер, пошел дождь. Анна Григорьевна поспешила вернуться домой, но девочка простудилась и, проболев несколько дней, умерла от воспаления легких. Сонечке еще не было и трех месяцев. Отпевал ее протоирей А.П. Петров, который незадолго до этого крестил ее в женевском храме Воздвижения Креста Господня на улице Топпфера.
О том, как это произошло, мы узнали от Татьяны Георгиевны Варшавской (Дерюгиной), вдовы известного русского писателя и журналиста Владимира Сергеевича Варшавского. По ее словам, ей как-то позвонили знакомые американские слависты и попросили разыскать могилу дочери Достоевского. Сказали, что делают это по просьбе представителей «Международного общества Достоевского». Оказавшись на кладбище Пленпале, Татьяна Георгиевна узнала, где находится захоронение. Подойдя к указанному месту, она увидела лишь табличку с номером 1009. По ее словам, она не только заказала мраморную плиту, но и заплатила половину ее стоимости – пятьсот франков. Вторую половину оплатило Общество.
В 1993 году срок сохранения могилы был продлен на 30 лет благодаря финансовой помощи барона Эдуарда Александровича фон Фальц-Фейна. Этот человек – меценат, исключительно много сделавший для русского наследия в Швейцарии, в 2012 справил столетний юбилей! Фон Фальц-Фейн – не просто швейцарец с русскими корнями, но и в определенной степени родственник Достоевского: дед барона и сын Достоевского Федор Федорович были женаты на родных сестрах.
А вот как Анна Григорьевна описывает первые дни, последовавшие за кончиной младенца.
«Я не в силах изобразить того отчаяния, которое овладело нами, когда мы увидели мертвою нашу милую дочь. Глубоко потрясенная и опечаленная ее кончиною, я страшно боялась за моего несчастного мужа: отчаяние его было бурное, он рыдал и плакал, как женщина, стоя пред остывавшим телом своей любимицы, и покрывал ее бледное личико и ручки горячими поцелуями. Такого бурного отчаяния я никогда более не видала. Обоим нам казалось, что мы не вынесем нашего горя».
И далее продолжает: «Оставаться в Женеве, где все напоминало нам Соню, было немыслимо, и мы решили немедленно исполнить наше давнишнее намерение и переехать в Vevey, на том же Женевском озере. Жалели мы очень о том, что, по недостатку средств, не могли совсем уехать из Швейцарии, которая стала для моего мужа почти ненавистна: он винил в смерти Сонечки и дурной, изменчивый климат Женевы, и самонадеянность доктора, и неумелость няньки и пр. Самих швейцарцев Федор Михайлович и всегда недолюбливал, но черствость и бессердечие, выказанные многими из них в минуты нашего тяжкого горя, еще увеличили эту неприязнь. Как пример бессердечия, приведу, что наши соседи, зная о нашей утрате, тем не менее прислали просить, чтоб я громко не плакала, так как это действует им на нервы».
Но и в Веве семья Достоевских была по-прежнему несчастлива. Федор Михайлович явно не был расположен миловать не только Женеву, но и всю Швейцарию. В Веве он изливает на головы швейцарцев такой поток обвинений, что в это было бы трудно поверить, если бы не сохранившееся письмо.
«О, если б Вы понятие имели об гадости жить за границей на месте, если б Вы понятие имели об бесчестности, низости, невероятной тупости и неразвитости швейцарцев. Конечно, немцы хуже, но и эти стоят чего-нибудь! На иностранца смотрят здесь как на доходную статью; все их помышления о том, как бы обманывать и ограбить. Но пуще всего их нечистоплотность! Киргиз в своей юрте живет чистоплотнее (и здесь в Женеве). Я ужасаюсь; я бы захохотал в глаза, если б мне сказали это прежде про европейцев. Но черт с ними! Я ненавижу их дальше последнего предела!»
В письмах Достоевского постоянно встречаются упоминания о двух качествах швейцарцев, которые его поражают: пьянство и нечистоплотность. В принципе, и в воспоминаниях других русских путешественников по Швейцарии можно найти аналогичные отклики. Как же получилось так, что спустя сто пятьдесят лет эти обвинения кажутся абсурдными в отношении швейцарцев, но остаются вполне актуальными, если разговор заходит, например, о русской провинции? А если говорить о пьянстве, то и не только провинции. Как могло получиться, что мы поменялись со швейцарцами местами? Только ли революция тому виной или есть какие-то другие причины?
.. Мемориальную доску на доме, в котором произошли драматические события, заметить нелегко: настолько высоко она прибита и так сливается ее цвет с цветом здания. Да и появилась она на доме лишь в 1949 году, что документально засвидетельствовано в архивах города Женевы. Говорят, что женевские власти довольно долго были принципиально против. Достоевский так упорно и так много писал о своей ненависти к Женеве и женевцам, что их можно понять. Или нет?