Чем занимаются люди на северном полюсе
Чем занимаются люди в Арктике
Люди живут в Арктике уже порядка 30 тысяч лет — так утверждают археологи. Именно столько лет, по их мнению, стоянкам древнего человека, найденным в Якутии и Коми. Разумеется, речь идет о предках современных северных народов — ненцев, эвенков, поморов и других. Разведка, картографирование и освоение этих земель началось существенно позже. Тогда же деятельность человека в Арктике стала делиться на жизнь коренных народов и «пришлого» населения, в Российской зоне влияния это преимущественно «титульная нация» — русские.
Уклад жизни коренных народов требует отдельного рассмотрения. Здесь мы будем говорить о тех, кто приехал осваивать этот суровый край.
Житель центральных регионов России чаще всего представляет Арктику как страну вечных льдов, а жизнь людей — как постоянную борьбу с суровой природой. Фантазия рисует тьму полярной ночи, бродящих везде медведей, маленькие домики дрейфующих станций и суровых, закаленных людей, способных выжить в этих условиях.
Роль и деятельность человека в Арктике
С одной стороны представления эти имеют под собой основу — вероятно, примерно так выглядело начало освоения этих земель, да и сегодня от людей в Арктике требуются устойчивость к холоду, умение работать и переносить трудности.
Чем же занимаются люди в Арктике сегодня? Конечно, прежде всего, научно-исследовательской деятельностью. Это климатические, метеорологические, гидрологические, геофизические, биомедицинские наблюдения, это работа биологов и экологов в многочисленных заповедниках и национальных парках. Здесь люди занимаются как изучением и сохранением различных биологических видов, так и решением экологических проблем, возникших при освоении Арктики в советский период — вывозом огромного количества мусора.
Кроме того, люди занимаются добычей полезных ископаемых — если посмотреть на карту, большая часть городов и поселков в Арктике сосредоточена вокруг мест добычи и переработки газа, нефти, металлов и других ископаемых и транспортных узлов. Жизнь в арктических городах и поселках не слишком отличается от жизни в любых других населенных пунктах страны — разве что столбик термометра опускается зимой гораздо ниже, чем в средней полосе, а солнце показывается над горизонтом на час-полтора в день.
В постсоветский период произошел довольно большой отток населения из арктических регионов в более умеренные, и многие виды деятельности в Арктике, в основном связанные с добывающей промышленностью, приобрели вахтовый характер, когда работники приезжают на определенный срок, а семья живет, как здесь выражаются, «на земле». Но сегодня уже строятся новые порты, поселки, разрабатываются новые месторождения, открываются туристические маршруты.
Экспертный Совет при Правительстве РФ
Рабочая группа
«Развитие Арктики и Северного морского пути»
ekspertny.sovet@yandex.ru
Как живут в городах и поселках Арктики: санитарная авиация, дорогие продукты и переносные жилища
Что представляет собой жизнь в городах и поселках Арктики, как устроен быт людей, приезжающих в тундру на заработки, и каким образом на Севере справляются с нехваткой дорог и медицины?
В конце 2018 года Европейский университет запустил интерактивный проект об Арктике — с картой социальной инфраструктуры региона. Младший научный сотрудник Центра социальных исследований Севера Анастасия Карасева рассказала «Бумаге», как живет население Арктики: от коренных народов Севера до сотрудников нефтедобывающих предприятий.
Большая часть населения Арктики живет в городах. Жизнь в них, как правило, строится вокруг предприятий
— Арктическая зона Российской Федерации выделена как отдельный социально-экономический регион сравнительно недавно — в 2014 году. Есть стереотип о том, что Арктика — это снежная пустыня, в которой бродят только белые медведи и есть анклавы, где добывают нефть, а больше ничего.
При этом самая типичная и распространенная среда — города, где живет большая часть арктического населения: примерно 2,1 млн из 2,4 млн человек. Но устройство жизни в городах отличается от того, к чему мы привыкли.
В основном города в Арктике — это моногорода. Они привязаны к каким-то предприятиям, где работает значительная часть населения. Оставшаяся часть работает на государственных предприятиях, обеспечивающих существование города: в котельных, в сфере электроэнергетики, в коммунальных службах, а также в учреждениях образования, здравоохранения, культуры.
Например, один из самых крупных городов за полярным кругом — Норильск. Жизнь там сильно привязана к комбинату (раньше — Норильский горно-металлургический комбинат имени А. П. Завенягина, сейчас часть «Норникеля» — прим. «Бумаги»): с утра от города к комбинату идет вереница автобусов, которые стараются ехать друг за другом, чтобы в пургу и метель поток движения не прервался.
Инфраструктура арктических городов быстро изнашивается из-за погоды. А новые объекты строят очень медленно
— С одной стороны, построенная в советские годы инфраструктура [городов Севера] нам хорошо знакома. С другой — она имеет свои особенности. Интересная черта городского быта в Арктике — отопление: там очень жарко внутри помещений и очень холодно снаружи. Возникает довольно сильный контраст, который может быть непривычен для людей из других городов.
Существующая инфраструктура ветшает, менять ее сложно, а изнашивается она быстрее: этому способствует погода. Строительства [новых объектов] тоже ведется не очень много: на многолетней мерзлоте строить здания дорого и технологически сложно. Допустим, торговый центр «Арена» в Норильске строился восемь лет — очень долго по сравнению со сроками, в которые такие объекты возводятся в Москве и Петербурге.
На Севере живут и в небольших поселках — где все друг друга знают, а многое строится на личных связях
— Следующий по популярности образ жизни — поселковый: когда люди живут в небольших населенных пунктах. Условия могут разниться: от 2–3-этажных домов полугородского типа с какой-то коммунальной инфраструктурой до отдельных домов где-нибудь в якутских поселках, где есть только печка, а баня и туалет — на улице.
Сельское поселение в Арктике — это не то, что мы представляем, когда говорим о деревнях в центральной полосе. Например, вся территория полуострова Таймыр — административно практически одно сельское поселение. И там люди живут разными способами: кто-то — в поселке, кто-то кочует между различными населенными пунктами. Это другая форма организации сельской жизни, нежели та, к которой мы привыкли.
Основное отличие маленьких поселений в том, что все друг друга знают. Экономика строится иначе: она базируется в большей степени на личных связях. Вы можете пойти в магазин, и даже если вам, к примеру, не пришла пенсия и у вас нет денег, знающий вас продавец отпустит какое-то количество нужных продуктов «под запись», пока пенсия не придет. Это очень распространенное явление.
Причем поселки, которые охватываются такого рода неформальными сетями, необязательно маленькие: там может жить и 300 человек, и несколько тысяч.
Другой распространенный образ жизни в Арктике — в тундре. Там живут коренные народы и те, кто приезжает на заработки
— Когда речь заходит о жизни в тундре, в первую очередь вспоминают о коренных малочисленных народах Севера (народы численностью менее 50 тысяч человек; к ним относятся, например, эвенки, ханты, манси, чукчи и еще несколько десятков народов — прим. «Бумаги»), которые большую часть времени находятся в движении. Но мы [в проекте об Арктике] рассматривали также людей, которые, например, добывают мамонтовые бивни или золото — и тоже проводят в тундре много времени. Эти заработки не всегда официальные.
«Охотник из Коми любит и понимает природу лучше, чем любой хиппи»
Режиссер фильма о Крайнем Севере рассказывает о быте мужчин, которые месяцами живут в лесу и охотятся на животных
Жить в тундре могут в охотничьих избушках или переносных жилищах. Коренные народы Севера как раз часто используют традиционное переносное жилье, различное по конструкции и названиям (например, чумы или яранги — прим. «Бумаги»). Сейчас разрабатывают и более современные модификации.
Для организации тундрового быта приходится прикладывать усилия, чтобы добыть воду зимой: нужно размораживать снег, колоть лед. Гигиена ограничивается баней раз в неделю или несколько дней. Электричество получают с помощью генераторов, работающих на жидком топливе.
Коренные жители много времени проводят в тундре, но это не значит, что они живут в резервации и не имеют никаких контактов с жителями поселков и городов. Они тоже приезжают в города, где у них зачастую есть квартиры, работают внутри социального сектора и совершенно интегрированы в обычную городскую жизнь.
В Арктику приезжают работать: например, на гидрометеостанциях. Их сотрудники могут провести целый год всего впятером
— Совсем иной образ жизни ведут в Арктике люди, которые приезжают выполнять какую-то работу на определенный срок: в частности — на гидрометеостанциях. Работники живут в маленьких замкнутых коллективах и не могут оттуда выехать. Метеорологи чаще всего заключают годовой контракт, который чаще всего продлевается. Их задача — несколько раз в сутки снимать показания и отправлять их в определенное время, потому что от погоды зависит большое количество организаций — от транспортных и логистических до ЖКХ.
Количество сотрудников станций может составлять от трех до 15 человек, но в основном группы небольшие. Таким образом, люди втроем или впятером проводят большую часть времени, что бывает непросто. Эту специфику они чаще всего упоминают в интервью и разговорах.
Уехать на год в Антарктиду, чтобы работать сисадмином на полярной станции среди неземных пейзажей
История Александра Красикова
Люди полностью снабжаются той организацией, которая их посылает: им привозят еду, одежду. Часто люди приезжают туда, чтобы отложенную за эти месяцы небольшую зарплату потом вложить в покупку жилья или какие-то другие большие проекты.
Сотрудники крупных предприятий — например, нефтедобывающих — живут в вахтовых поселках, которые напоминают общежития
— Вахтовые поселки — тоже временный вариант [проживания в Арктике], когда люди, в основном нефтяники, приезжают работать на короткие сроки: месяц или два. А потом на столько же уезжают. На больших месторождениях могут жить сотни людей.
Вахтовые городки довольно удобны, но это своеобразные общежития. Люди живут в комнатах по несколько человек, ходят вместе в столовую, ведут очень регламентированный образ жизни. Там нет такой бытовой нагрузки, как в тундре, где вы должны думать, каким образом получить воду или как сэкономить на топливе. Корпорация обо всем позаботилась, а ваше дело — выполнять свою работу.
Коренное население Севера соседствует с предприятиями, которые добывают полезные ископаемые. Из-за этого страдает экология, но компании вкладываются в инфраструктуру
Влияние [на развитие региона] компаний, которые пришли разрабатывать недра, зависит от их социальной политики в отношении этих территорий и населяющих их людей. Компании стараются учитывать интересы местных жителей, но не всегда это получается успешно.
Бывают скандальные случаи, как в Ханты-Мансийском автономном округе, где развернулся конфликт вокруг использования территории парка «Нумто» (компания «Сургутнефтегаз» получила разрешение добывать нефть на участке природного парка «Нумто», против чего выступали местные жители и экологи, — прим. «Бумаги»). Но такие громкие ситуации, как правило, единичны.
Отношения [между предприятиями и местными жителями] складываются двояко. С одной стороны, экология страдает, невзирая на все попытки применять новые технологии. Наши информанты рассказывают, что, например, из рек пропадает рыба и ее уже невозможно ловить в тех местах, где она водилась раньше.
С другой стороны, компания платит компенсации, вкладывается в поддержание и развитие инфраструктуры, создает какие-то программы для обучения коренных жителей, а иногда даже помогает с трудоустройством. И приоритеты компаний и местных жителей всё время находятся в динамическом балансе.
В Арктике преобладает население трудоспособного возраста. А многие жители больших городов переехали туда из других мест
— Жители больших городов в основном образованные, часто — с опытом миграции. Это значит, что это люди активные, предприимчивые, готовые к переменам. Люди, которые с большой вероятностью могут избрать миграцию как способ решения своих проблем, если им что-то не понравилось.
В случае Арктики, за исключением районов давно обжитого Севера — Архангельской области, сложно рассматривать миграцию из сельских поселений в городские. Скорее, можно говорить о миграции из всей арктической зоны в центральные районы страны и на так называемый материк.
Паттерны миграции закладывались в ходе освоения Севера в советское время, и установка на отъезд есть у всех — независимо от того, насколько хорошо человек там живет. Это очень четко видно в Норильске, где политика компании («Норникель» — прим. «Бумаги») ориентирована на то, чтобы поддерживать в основном трудоспособное население и сокращать затраты на тех, кто не может работать. Они стимулируют переезд пенсионеров и заранее предлагают им достаточно хорошие условия для того, чтобы приобрести жилье где-то в центральных районах России. Преобладание людей рабочего возраста — одна из специфических черт Арктики в целом.
Похожие процессы характерны и для Архангельской, и для Мурманской областей, и для Чукотки. Может быть, немного другая ситуация только в Якутии, где меньше людей нацелены уезжать. Они, скорее, переезжают между разными поселками и городами, пользуясь своей широкой сетью знакомых и родственников, но не имея цели уехать окончательно.
Мы видим тенденцию, что исходящая миграция по-прежнему превышает входящую, за счет чего население убывает.
На Севере высокие цены на продукты, услуги ЖКХ и бензин. При этом инфраструктура района зависит от уровня его экономического развития
— Районы Арктики отличаются по степени экономического развития. Ямал — впереди всех: это очень благополучный, развитый регион с хорошей инфраструктурой. Есть Чукотка, которая в 1990-е годы пережила крах, потом — ренессанс, и с тех пор поддерживает довольно высокий уровень. В Архангельской области и Ненецком автономном округе немного хуже: и дороги, и коммунальная, и социальная инфраструктура.
В советское время развивали не столько Арктику, сколько Север в целом, куда входили более южные по сравнению с нынешней арктической зоной области, также имеющие суровый климат. Сейчас — из-за выделения арктической зоны — разрыв по качеству жизни между этими регионами может начать увеличиваться.
Арктика отличается высокими ценами на всё: и на коммуналку, и на транспорт, и на бензин, и на продукты питания. Качество этих продуктов, как правило, довольно низкое — если не брать местную продукцию вроде оленины, рыбы или ягод. Доставляют их долго и не известно, в каком состоянии [они попадают в магазины].
В Арктике мало дорог, поэтому в медицине используют санитарную авиацию, детей отдают учиться в интернаты, а товары завозят летом по воде
— Дорог [в арктической зоне] довольно мало из-за климата. При этом контакт между отдельными поселениями есть: там работает то, что моя коллега Валерия Васильева (младший научный сотрудник Центра социальных исследований Севера — прим. «Бумаги») называет «невидимой инфраструктурой». Она изучает Таймыр — место, где дорог нет вообще. При этом люди перемещаются там довольно активно: на снегоходах, на различных модификациях гусеничных транспортных средств — и поддерживают контакт с людьми, живущими на довольно большом расстоянии.
На Севере есть проблемы с доступом к образованию и медицине. Например, в последние годы проводилась так называемая оптимизация: если поселение небольшое и в школе учится пять человек, то содержать учителя, директора, уборщицу и прочих сотрудников не очень выгодно. Происходит сокращение этих расходов, школу закрывают, и люди должны думать, где учить своих детей. В таких случаях их обычно отдают в интернат, откуда ученики приезжают домой только на каникулы.
С другой стороны, в больших городах вроде Норильска и Мурманска с социальной инфраструктурой всё более или менее хорошо: в шаговой доступности у человека могут быть школы и кружки дополнительного образования — и для детей, и для себя.
Что касается медицины, есть санитарная авиация, которая прилетает в самых крайних случаях. В Якутии активно развивается телемедицина, с помощью которой вы можете проконсультироваться с врачом на расстоянии.
При такой удаленности любой полет вертолета или самолета используется для того, чтобы передать или забрать какой-то груз: эксплуатация техники очень дорогая, и нужно, чтобы любое передвижение было максимально полезным.
Еще одна специфика арктической жизни — это привязка к северному завозу (комплекс государственных мероприятий по обеспечению территорий Крайнего Севера Сибири, Дальнего Востока и Европейской части России жизненно важными товарами, в том числе продовольствием и нефтепродуктами, в преддверии зимнего сезона — прим. «Бумаги»).
Летом, когда есть прибрежная навигация и навигация по рекам, завозятся основные товары и горюче-смазочные материалы, которые нужны для котельных, машин, снегоходов, дизельных электростанций. Это требует совсем другого планирования, нежели в условиях, когда необходимые товары есть в постоянном доступе, и задает иной ритм жизни.
Когда все дороги ведут на юг Репортаж «Ленты.ру» о том, что делают люди на Северном полюсе
Пятый раз в России отмечается День полярника. Дата 21 мая выбрана в память о первой в мире полярной научно-исследовательской дрейфующей станции. Ровно 81 год назад папанинцы высадились с самолета у Северного полюса, и это было достижение, сравнимое с выходом в открытый космос. Так началась советская арктическая эпоха, вписавшая в историю имена многих смельчаков — ученых, моряков, летчиков-асов. Но что такое Северный полюс сегодня, кому и для чего он служит и правда ли, что полярная романтика навсегда уступила место туристическому бизнесу? Подробности — в репортаже «Ленты.ру».
Вершина мира
Вертолет двадцать минут парит над бескрайними и пустынными арктическими льдами: где-то они сшиты грубыми швами торосов, где-то трещины превратились в припорошенные снегом реки. Идти здесь пешком, а точнее — на лыжах, нелегко.
Другое дело — лететь в теплом салоне новенького Ми-8АМТ. Но это не праздная прогулка — пилоты должны отыскать и забрать из ледяной пустыни группу туристов-лыжников. Сутки назад она достигла Северного полюса и разбила лагерь, но с учетом ледового дрейфа лыжников вместе с лагерем уже отнесло от вершины мира на несколько километров.
Корреспондент «Вечерней Москвы» Евгения Стогова на Северном полюсе
У экипажа в распоряжении не больше часа. Туристов нужно срочно доставить на полярную станцию «Барнео», которая уже эвакуируется на Большую землю — вернее, на норвежский остров Шпицберген.
Весной морозы в Арктике слабеют, «оживают» льды. Они трескаются, ломаются, лишая полярников главной точки опоры — взлетно-посадочной полосы.
И все же на лицах людей в салоне вертолета больше радости, чем тревоги. Они летят поздравить своих друзей с триумфом. Да, в Арктике даже едва знакомый человек становится другом, родственником, а всякий завершенный без ЧП маршрут — триумфом, как бы наивно это ни звучало потом на Большой земле.
Вот слева по борту появляются темные точки на белом покрывале льда. Вертолет облетает палатку и маленькую группу людей на большом расстоянии, садится, ерзая на месте, будто зарывающийся в перину или сугроб пес. Это не прикол, а проверка на прочность льдины, на которую еще никто не ступал. Никто, кроме нескольких смельчаков в ярких красных куртках, двинувшихся от лагеря к вертолету.
Отряд школьников на северной Вершине мира
Только вблизи эти арктические лыжники оказались вовсе не исполинами с седыми от мороза бородами. Дети! Но как?
Для справки: ближайший поселок — норвежский Лонгйир на Шпицбергене — находится отсюда в двух с половиной часах пути на самолете (1300 километров). А эти пятеро юношей и две девушки, проведя неделю в полном отрыве от цивилизации, выглядят такими свежими и веселыми, будто они на прогулке в подмосковном лесу: ни следа усталости, холода или голода на лицах.
А что вообще делать людям, достигшим Северного полюса? Сразу на ум ничего не приходит. Проще всего найти торос повыше, забраться на него и воткнуть флажки (привет альпинистам!). Это ребята сделали, как и многие другие посетители вершины мира, но нашли и более яркий способ самовыражения.
«Они надели такие пижамы в виде костюмов животных — кигуруми — и играли тут в футбол», — говорит Матвей Шпаро, руководитель группы, самый опытный и наиболее известный сегодня (после своего отца) полярный путешественник в России.
Его образ вполне соответствует хрестоматийному, только вот суровости Матвею явно не хватает, раз допускает подобное арктическое хулиганство. Впрочем, можно ли быть смелым путешественником и не быть при этом шалопаем хотя бы в душе?
Рядом со Шпаро — Алексей Сейкин, его верный спутник и заместитель, к тому же отрядный врач. На лице улыбка, но в глазах читается особая твердость и концентрация, как на экзамене. Именно у Алексея в руках прибор, указывающий точное расстояние до полюса. Он и сам как прибор — точен и строг. По крайней мере здесь, на краю света.
С «Барнео» к ним, точнее — за ними, прилетел Иван Смирнов, руководитель первой в истории России научной группы школьников, работающей на дрейфующей полярной станции, а «в миру» — обычный педагог, правда, получивший в прошлом году звание «Учитель года».
Солнце светит, но неярко, будто сквозь дымку. Ветра почти нет, температура около минус 15 по Цельсию. По местным меркам — жара.
Смирнов орудует своей зеркалкой, меняя объективы, как обоймы. Сегодня здесь, в сердце Северного Ледовитого океана, он и Ломоносов — то есть вся российская наука в одном лице, и Индиана Джонс, сумевший со своими юными помощниками изловить из океана невиданного и неизученного учеными гребневика, внешне напоминающего красную медузу.
Маршрут
Старшеклассники, запряженные в сани, прошли на лыжах до полюса сотню километров. Путешествие заняло несколько дней и началось с опозданием, поэтому им пришлось спешить. На пути они опробовали новый способ преодоления полыньи: соорудили катамаран из двух саней. Раньше каждому полагалось бы надеть специальный костюм и добираться по открытой воде вплавь. «Сэкономили немало времени», — резюмировал Матвей Шпаро.
Гораздо больше забот доставили торосы — ледяные каменоломни. Подросткам пришлось ощутить всю тяжесть груза, который так легко тянуть за собой по равнине.
«Дрейф сносил нас в сторону Канады, приходилось корректировать путь. А один раз льдина подбросила нас к полюсу на 500 метров, пока мы преодолевали очередной торос», — рассказал один из юных покорителей Арктики Олег Гайдеров.
Еще в Москве он настраивал себя на то, что будет тяжело, что ему как одному из самых рослых и сильных придется нести больше груза, остерегался играющего под ногами тонкого льда и много чего еще. Да и вообще Олег, как он сам признавался, с трудом переносит холод. Другими словами, к Северному полюсу отправился не сверхчеловек или охваченный необъяснимой любовью к суровым полярным льдам фанатик, а обычный подросток, которого от большинства сверстников отличает лишь походный опыт.
То же самое можно сказать и об остальных. Среди них нашелся парень, у которого даже походного опыта почти не было — Владислав Тюрин из первого столичного кадетского корпуса. Такой же высокий и статный, как и Олег, он, оказавшись на вершине мира, превратился в заправского полярника. Отсутствие бороды компенсировалось загорелым лицом и дерзкой бейсболкой — мол, где там ваши морозы?
Длинные переходы отнимали все силы, поэтому никаких страхов и тревог во время ночевок под незаходящим солнцем ребята уже не испытывали — отрубались при первой же возможности. А какого труда потом стоило выбираться на улицу из теплой палатки!
Вертолет летит за отрядом Матвея Шпаро на Северный полюс
Конечно, путь, который прошли участники этой экспедиции, по протяженности и погодным условиям ни в какое сравнение не идет с тем, что преодолел их руководитель Матвей Шпаро ровно десять лет назад. Тогда они с Борисом Смолиным поставили мировой рекорд, добравшись до Северного полюса на лыжах в полярную ночь, пройдя больше тысячи километров от мыса Арктического. Школьники за все время (слава богу!) даже ни одного медведя не встретили!
Но ведь и не было цели удивить кого-то особой сложностью маршрута. Вместо этого Шпаро и его соратникам удалось сделать куда больше: превратить ледяную пустыню в образовательную площадку, придав новый импульс и новый смысл полярной программе, утратившей былой задор.
В беспрецедентном проекте «Большой Арктической экспедиции» приняли участие тысячи столичных школьников. Все они на время забыли о своих юношеских заботах, грезя возможностью побывать в Арктике или поучаствовать в исследованиях данных, добытых там их сверстниками. Был длительный отбор ребят для отправки на полюс. Сорок человек прошли учебно-тренировочный сбор в заснеженной Карелии.
А потом медицинские и прочие тесты — как у космонавтов. Отбор продолжался долго, казалось, ему не будет конца. В последнюю неделю перед вылетом ребята дневали и ночевали в спортивном зале математического колледжа в Измайлове, где собирали вещи, тренировались ставить палатку в толстых варежках, наблюдая через окна, как их сверстники наслаждаются прогулками по согретой весенним солнцем Москве.
Впервые на Северный полюс отправился не только отряд юных лыжников во главе со Шпаро, который прежде провел девять подобных экспедиций, но и отряд из семи юношей и девушек, которым предстояло работать на научно-исследовательской полярной дрейфующей станции «Барнео».
Станция
Программу больших полярных станций, которые, подобно «Северному полюсу-1» Папанина, доставляли на лед по воздуху, а «снимали» ледоколами почти у берегов Гренландии, некоторое время назад пришлось свернуть как раз из-за дороговизны. Но полярные летчики — народ упрямый. В 2000 году один из асов арктической авиации Александр Орлов с женой организовали небольшую мобильную ледовую базу, которая обустраивается всего на один месяц в году — когда уже наступает полярный день и уходят сильные морозы, но лед еще достаточно крепок, чтобы сажать на него самолет.
Сегодня эта база осталась единственной российской опорной точкой вблизи вершины мира, и без нее никакая юношеская полярная экспедиция была бы в принципе невозможна.
«Все начинается с того, что из Новосибирска идут два вертолета. Ил-76 сбрасывает для них бочки с керосином и маячками, чтобы они могли дозаправиться, — рассказывает обслуживающий станцию пилот Сергей Слесарев. — На вертолетах летят руководитель полетов и специалист по льду. Ищут подходящее место: чтобы лед был старый, то есть многолетний. А когда найдут — передают координаты, и Ил-76 летит из Мурманска, сбрасывает туда керосин, трактора, десантирует трактористов и десантников, которые готовят взлетно-посадочную полосу для Ан-74. Это происходит в конце марта».
Весь этот процесс связан с высоким риском. Так, два года подряд у тракториста, прыгающего в спарке с десантником, не выпускался основной парашют. Приходилось с трудом доставать запасной, зажатый между пристегнутыми друг к другу в свободном падении людьми. В последний раз, выполняя эту процедуру, десантник повредил руку, и его пришлось эвакуировать.
«Тракторист заявил, что больше прыгать не будет», — говорит Слесарев. Однако это не означало, что он уволился, просто в этом году его доставили на льдину вертолетом.
«Как оказалось, текучки кадров в коллективе, обслуживающем станцию, нет, — отмечает летчик. — Просто человек со стороны сюда не попадет. Все они профессионалы своего дела, иногда сутками не спят. Когда полоса треснула 14 апреля, отремонтировали ее, а потом стали новую полосу строить».
Отряд столичных школьников, работавших на полярной станции «Барнео»
И еще в заботу этих людей входит создание комфортных условий для ученых, туристов, а теперь и для московских школьников, поселившихся в одной палатке на девять человек вместе со своими педагогами.
«На маршруте к Северному полюсу, когда мы прибыли, было 70 человек. Они регулярно связывались с «Барнео». Обошлось без ЧП: всех их сняли и увезли, — рассказал Николай Русьев, один из подростков, неделю живших на полярной станции. — Люди из Америки, Англии, Канады, Израиля. Были спортсмены — к примеру, обладатель Кубка мира по регби из Австралии. Треть потока — это ученые. С ними и туристами у нас были дружеские футбольные матчи. Мы старались создать традицию ежедневных игр. Играли на взлетке. Привезли специально с собой раскладные ворота».
Молодой человек в своей группе отвечал за физмат и занимался вычислением местонахождения магнитного полюса. «Простое наблюдение за компасом на опыте доказало, что полюса у нашей планеты поменялись. Стрелка на южный указывала направление на северный географический», — поделился 16-летний юноша.
А еще Николай отметил усиленное питание, которому на «Барнео» уделяют особое внимание. «Кормили очень хорошо. Следили за тем, чтобы не было авитаминоза. Когда попадаешь на полюс, то вроде бы все нормально: большую часть времени находишься в теплом помещении, но постоянный полярный день приводит к истощению. Более суровая среда проявляется пониженным давлением и содержанием кислорода. Чтобы это компенсировать, такой у нас был усиленный режим питания».
Юноши и девушки хоть и действовали на льдине по своей программе, но добавляли происходящему здесь определенный колорит. К примеру, Полина Михайлова каждое утро начинала с пробежки по взлетной полосе. «После завтрака мы работали: либо шли ловить сетями планктон, либо были в лаборатории, если погода плохая, — рассказала девушка. — В час обед. Очень рано. После обеда — час свободного времени. На Шпицберген отправляли флешку с фотографиями. Потом работали. А после ужина один из сотрудников станции читал нам лекции по истории».
А однажды, выполнив всю работу досрочно, ребята выпросили у персонала станции сани, нашли небольшую горку, оставленную трактором, расчищавшим полосу, и катались с нее. Что тут скажешь? Дети — они и в Арктике дети!
На вершине Эвереста все ясно: вот он я, а там внизу — весь остальной мир. Выше, в прямом смысле, только звезды, а рядом — флажки, следы и даже тела погибших альпинистов. На Южном полюсе тоже есть некая конкретная точка, пусть и оформленная на любителя: торчащий из льда столб, на котором лежит зеркальный шар.
А вот Северный полюс — это только цифры на монохромном экране прибора, показывающем координаты точки пересечения оси вращения Земли с ее поверхностью. Человек разглядывает их, стоя на толстой корке льда, под которым тысячи метров морской воды. Спереди, сзади, справа и слева — лишь бескрайние и однообразные просторы белой ледяной степи, бугрящейся торосами. Не за что взгляду зацепиться.
К тому же лед постоянно движется, поэтому встать на заветную точку можно, а вот удержаться на ней — нет. Оттого и не встретишь на северной вершине мира никаких следов пребывания человека: хотя ежегодно сюда тем или иным путем попадают участники десятков экспедиций, у каждого из них есть возможность стать первопроходцем.
Попадая на Северный полюс, понимаешь, что эта макушка мира, несмотря на всю объективность своего существования, понятную любому, кто видел глобус, существует лишь в человеческом сознании. И если есть на этом краю света что-то необычное — то это опять же люди, и только они. Те самые полярники. Такие, как Сергей Слесарев.
На вид ему уже немало лет, но назвать его пожилым невозможно. Слесарев невысок, крепок и уверен в движениях. Морщины на его лице говорят скорее не о годах, а о том, какого напряжения и внимания требуют все эти экстремальные воздушные рейсы.
«Уникальность Ан-74 в том, что на льду после посадки можно затормозить только такими двигателями, как у него, — увлеченно рассказывает заслуженный военный летчик, который четверть века провел за штурвалом самолета. — Для нас хватает 120 сантиметров толщины льда. Сейчас 190. В идеале площадка нужна два на два километра, но в этом году короткая полоса. Когда открывали, она была 1100-1200 метров (Для сравнения: полоса обычного аэропорта — 2400-2800 метров — прим. «Ленты.ру»). Потом она лопнула. Осталось 650 метров, но мы продолжали работать, не могли же мы остановить программу!»
Участники первой в мире дрейфующей экспедиции (слева направо): П.Ширшов, Э.Кренкель, И.Папанин, Е.Фёдоров были доставлены на Северный полюс самолетом под управлением командира летного отряда Героя Советского Союза М.В. Водопьянова 21 мая 1937 года. Флаг СССР над Северным полюсом был поднят 6 июня.. Фото: РИА Новости
Слесарев ушел в отставку в 2005 году, дослужившись в пограничной авиации до подполковника, и арктические полеты для него — способ скрасить годы на пенсии.
Решение о каждой посадке на льдину принимает лично командир экипажа. Никаких схем подхода к «Барнео» не существует — станция постоянно дрейфует. Борт идет на бреющем полете, выбирая лучший момент времени и угол посадки.
Садиться и взлетать с льдины — в чем-то сродни корабельной авиации. Только никакого троса, как на авианосце, здесь нет, а вместо палубы — обычная замерзшая морская вода.
Чем больше Слесарев рассказывает о сложностях и опасностях полетов на «Барнео», причем во время самого полета, тем шире его улыбка, тем больше восторга на его лице. Да, он радуется как ребенок! Точнее, как юноша, еще только мечтающий об авиации.
А еще Слесарев радовался неожиданной встрече с Дмитрием Шпаро, летевшим среди его пассажиров встречать экспедицию сына Матвея. «Когда Дмитрий Шпаро покорял Арктику, я как раз служил в Воркуте. Даже не верилось, что я его встречу снова. В основном с ним наши вертолетчики тогда встречались, они обслуживали экспедицию. Последний раз встречался с ним в 1991-м», — вспоминает пилот.
Руководитель первой в мире лыжной экспедиции к Северному полюсу 1979 года и участник множества других невероятных приключений, дважды отмеченный в Книге рекордов Гиннесса Дмитрий Шпаро — человек невероятно скромный и по-настоящему интеллигентный.
Фото: Евгения Новоженина / РИА Новости
В свои 76 лет он днями и ночами трудился ради того, чтобы «Большая арктическая экспедиция», затеянная его сыном, состоялась и успешно завершилась. А когда пришло время лететь на «Барнео», Дмитрий Игоревич пытался оставаться в тени. Даже одежда, в которой он высадился на полярную льдину, ничем не отличалась от той, в какой обычный российский пенсионер отправляется зимой в продуктовый магазин. Видимо, чтобы ни в коем случае не отвлекать внимания от радостных юношей и девушек в красных полярных куртках.