Французские историки утверждают что наполеон выиграл бородинское сражение а русские кутузов
Кутузов против Наполеона: Кто выиграл Бородинское сражение
Историк Константин Залесский в интервью Царьграду рассказал, почему генеральное сражение Отечественной войны 1812 года было дано на Бородинском поле и можно ли считать Наполеона гением
Константин Залесский: Бородинская битва, конечно же, не является обычным сражением. По своему уровню и по тому, как его рассматривал Наполеон, его смело можно назвать генеральным. С точки зрения русского командования значение этого сражения велико, поскольку просто невозможно было продолжать отступление и оставить Москву без серьезного боестолкновения. Вопрос же о том, кто победил при Бородине, до сих остается предметом ожесточенных споров, и, судя по всему, консенсус никогда не будет достигнут, поскольку речь идет уже не о реальных фактах, а об их политической трактовке. Так, французы всегда будут утверждать, что это победа Наполеона, тем более что формально русские войска действительно отступили (и оставили затем Москву).
Но при оценке результатов сражения необходимо учитывать не только отдельные факты – за кем осталось поле боя, какое было количество потерь и т.д., а также и смотреть, какое значение сражение оказало на результат всей кампании. Это действительно важно, поскольку в противном случае возникает дилемма: он выиграл битву, но проиграл войну! И здесь мы можем сделать однозначный вывод: Наполеон мог позволить себе такие потери, которые он понес, только при одном условии – русская армия должна была быть разгромлена, выведена из игры без надежды на возрождение. То есть кампания должна была быть завершена. В любом другом случае понесенные «Великой армией» потери были для нее если не катастрофой, то ее началом.
Петр Гесс. Бородинская битва. Фото: www.globallookpress.com
Ц.: Было ли Бородино ключевым моментом в итоговом поражении Наполеона?
К.З.: Если обратиться к терминологии Второй мировой войны, то Бородинская битва стала началом великого перелома. Поражение же «Великой армии» было обусловлено целым рядом больших и малых причин, их комплексом. Это и Тарутинский маневр Кутузова, и действия армейских партизанских отрядов, и растянутые коммуникации, и принятые руководством Российской империи меры по усилению армии, и Вязьма, и Красный, и Березина и т.д. и т.п. Но Бородинское сражение, безусловно, стало самой яркой страницей всей – для французов – кампании 1812 года, а для нас – Отечественной войны.
Ц.: Прав ли был Кутузов, что отдал Москву Наполеону и сохранил армию?
Действия Кутузова были вполне обоснованы. Они полностью укладывались в его стратегию, как полководца. Хотя и все время говорят, что он был «полководцем суворовской школы», но Суворовым он не был. И тактика, и стратегия Кутузова были другими: и здесь нельзя оперировать терминами «плохой–хороший». Суворов бы принял другую стратегию и, возможно, сумел бы добиться в ней успеха. Но, в данном случае, в рамках той стратегии, приверженцем которой был Кутузов, он был совершенно прав в своем решении. Осторожный полководец, не только военачальник, но и опытный администратор и государственный деятель (каким, например, не был Суворов), он прекрасно понимал значение оторванности «Великой армии» от своих главных баз. Русская армия получала возможность пополнить свои ряды, запасы, вооружение и отдохнуть, накопив силы, а силы противника лишь убывали с каждым днем без надежды на их восполнение. Время работало на Кутузова, и он это прекрасно понимал: его действия и в предыдущие кампании показывают, что он вообще старался загнать противника в патовую ситуацию, не вступая в серьезные столкновения.
А. Адам. Наполеон в горящей Москве. Фото: www.globallookpress.com
Ц.: Прав ли был Александр I, отказав Наполеону в заключении мира?
К.З.: Позиция Александра I была четкой, последовательной и понятной как с моральной, так и с прагматической точек зрения. Во-первых, враг, вторгнувшись в пределы империи, сам поставил себя вне закона, в том числе и с точки зрения Божеской (при том, что Наполеона и его армию вообще сложно рассматривать как «христианское воинство»). Во-вторых, после Бородина император понимал, что противник находится в менее выигрышном положении, чем русская армия: зачем же тогда вести переговоры? И, наконец, разграбление и разгром Москвы само по себе было сигналом к тому, что переговоры невозможны. Кроме того, надо понимать, что заключение мира с Наполеоном (даже на выгоднейших условиях, например, с обязательством вывести армию из пределов Российской империи), лишь откладывало окончание конфликта, поскольку в этом случае Наполеон сохранял за собой возможность реванша (не говоря уже о том, что он контролировал почти всю Европу). Таким образом, мир не означал бы конца войне, а лишь временную передышку.
Александр I. Фото: www.globallookpress.com
Ц.: Ваш взгляд на Бородино. Сама битва была продумана или случайна?
К.З.: С одной стороны, никто загодя не предполагал, например, возле Смоленска, что сражение развернется именно под Бородино. Но с другой стороны, выбор поля сражения был сделан сознательно, исходя из тактических и стратегических задач. Кроме того, решение о том, что на подходе к Москве должно быть дано генеральное сражение, было к этому моменту уже принято. Следовательно, нельзя говорить, что сражение было случайным.
Ц.: Проявился ли во время Бородино полководческий талант Кутузова?
К.З.: Поскольку именно мнение Кутузова было решающим при выборе поля боя, развертывании сил, а также принятии важнейших решений по ходу битвы, то, следовательно, его талант полководца проявился в полной мере. Другое дело, что в его манере было предоставлять своим подчиненным довольно большую свободу действий – но тут ничего нельзя сделать: кто-то будет его за это критиковать, кто-то, наоборот, хвалить. Сколько экспертов – столько мнений.
М. И. Кутузов. Фото: www.globallookpress.com
Ц.: Говорят о том, что Кутузов собирался на следующий день продолжать битву. Почему он отказался?
К.З.: В этом как раз и заключается талант Кутузова. Первоначально, будучи удовлетворенным результатами первого дня сражения, он собирался на второй день продолжить его с явным намерением нанести поражение противнику. (Поражение «Великой армии» в глубине России, вдали от своих коммуникаций стало бы для нее катастрофой). Однако оценив уровень потерь, Кутузов, как полководец очень осторожный и явно не склонный к авантюрам, решил пойти более долгим, но более верным путем. Суворов, скорее всего, атаковал бы противника и, возможно, одержал бы блистательную победу, но – не наверняка. Кутузов же предпочел синицу в руках, чем журавля в небе. Хотя для этого ему пришлось пожертвовать Москвой.
Наполеон. Фото: www.globallookpress.com
К.З.: Наполеон был наиболее выдающимся полководцем своего времени: ни один из полководцев стран Антигитлеровской коалиции не одержал столько побед и не добился столь серьезных результатов на поле боя. Судя по всему, авантюрой кампания 1812 года для него не была: он готовился к ней очень серьезно и вполне рассчитывал на успех. Другое дело, что он не смог просчитать ни противника в целом, ни, что чрезвычайно важно, императора Александра I, видя в нем лишь вариацию императора Франца. Он не смог понять Россию как противника, и просчитался. Причем, если бы он был готов к подобным действиям, он, скорее всего, все равно начал бы кампанию, но действовал по-другому. Например, позаботился бы о формировании более сильного второго эшелона, не ограничиваясь лишь фланговыми корпусами. Погнал бы вглубь страны и Рейнье, и Макдональда, и войска из Польши и Германии.
Ц.: Есть фраза, которую приписывают Наполеону: якобы он сказал, что Бородино было самым кровавым его сражением. Действительно ли это так?
К. Залесский. Фото: Телеканал «Царьград»
К.З.: Данные о потерях французских войск в различных сражениях довольно сильно разняться, сказываются недостатки ведения подсчетов. В приводимых французскими источниками данных всегда несколько настораживают слишком точные цифры потерь убитыми, ранеными, пленными. Сами французы считают самой кровавой для себя битву при Прейсиш-Эйлау в 1807 году в Восточной Пруссии, где они потеряли убитыми, ранеными и пленными 30 655 человек. Потери при Бородино французские исследователи указывают обычно в 28 012 человек убитыми и ранеными (однако число убитых при Бородино больше, чем при Прейсиш-Эйлау), но вот, например, английские источники показывают цифру в 28–35 тысяч, а отечественные – в 30–40 тысяч. То есть, если Бородино было и не самым кровопролитным сражением Наполеоновским войн, то одним из кровопролитнейших – безусловно.
Бородинская битва: кто победил?
Великая битва состоялась 26 августа. По новому стилю – 7 сентября. Официальный День воинской славы из-за ошибки в подсчетах отмечается 8-го. Впрочем, такую битву имеет смысл вспоминать и трижды, и четырежды.
Лермонтовское «Бородино» – чудо русской поэтической героики, все мы помним его строки, но нередко ошибаемся в интонации, начиная декламировать: «Скажи-ка, дядя, ведь недаром…» Ведь это горькие строки! Лермонтов и его герой скорбят о том, что пришлось отступать, что пришлось отдавать Москву, что богатырское поколение не преградило врагу дорогу в Первопрестольную столицу. Горечь жила в русских сердцах всё лето 1812 года.
Всё лето 1812 года Россия изнывала в ожидании генерального сражения. Князь Багратион предлагал лечь костьми на берегах Вислы, не пуская врага в срединную Россию. Это – в духе петровских традиций наступательной войны, в духе суворовской школы, к которой принадлежал Багратион. Но император одобрил другую тактику, главной задачей стало сбережение армии при потере территорий. Россия не привыкла к поражениям – и всю горечь, доходившую до ненависти, общество излило на военного министра, командовавшего 1-й армией – на Барклая.
Хитроумного Михайло Илларионовича во всех кругах по-настоящему любили не многие. Но более авторитетного и политически проницательного полководца в русской армии тогда не было. Принято считать, что он ничего не добавил к стратегии Барклая, что не лучшим образом воспользовался возможностями армии при Бородине… Но историю не перепишешь. И слава 1812 года во многом связана для нас с образом осторожного, но храброго старца.
С мечтой о решительном сражении армия отступала всё ближе к Москве. Воины были готовы защищать Белокаменную стойко и самоотверженно. К армии готово было присоединиться ополчение. Кутузов незаметно усмирял порывы патриотов: он рассчитывал на продолжительную кампанию и даже к Бородинской битве не относился как к «последнему, решительному бою».
С первого артиллерийского залпа ранним утром 7 сентября французы давили на левый фланг. Кто стоял в то утро на Бородинском поле, на холмах, в перелесках? Ученики непобедимого Суворова – Михаил Кутузов, Пётр Багратион, Михаил Милорадович, Матвей Платов, Алексей Ермолов, Иван Дорохов. Генералы, привыкшие к победам, орлы империи.
Пожалуй, лучший комментатор Отечественной войны 1812 года – Фёдор Глинка. Офицер, поэт, богослов. О великом Бородинском сражении он писал обстоятельно и вместе с тем художественно. Улавливал стихию боя. Вот так описывал Глинка один из ключевых часов Бородинской битвы:
«Вообразите рабочую храмину химика, представьте, как из двух фиалов сливает он в один сосуд две неприязненные влаги. Слитые вместе, они шипят, клокочут, вихрятся, пока, обе разложенные, цепенеют, испаряются, не оставя никаких почти следов за собою. Так слились в одну чашу гибели две силы, две армии, русская и французская, и, смею употребить выражение: разлагались химически, одна другую уничтожая».
Мы отвыкли от такого писательского взгляда. В нём – зоркость без позёрства.
Столь напряжённой битвы русская земля не знала. Самый кровопролитный бой завязался вокруг Семёновских флешей, которые чаще называют Багратионовыми. Три укрепления спешно построили незадолго до сражения. Там расположились артиллерийские батареи, а вокруг заняли оборону войска Багратиона.
Здесь яростную контратаку провели кавалеристы генерала Дорохова. Здесь смертельное ранение получил генерал Багратион. Здесь погиб генерал Тучков, подхвативший знамя из рук раненого знаменосца.
«По мере того как войска Багратиона получали подкрепления, они, по трупам павших, с величайшей решимостью шли вперед, чтобы возвратить потерянные позиции. Мы видели, как русские массы маневрировали, подобно подвижным редутам, унизанным железом и низвергавшим огонь… Пока у них оставалось сколько-нибудь силы, эти храбрые солдаты снова начинали свои атаки», – вспоминал французский генерал, участник сражения.
В бою за Багратионовы флеши Наполеон потерял около 30 тысяч. В итоге неприятель занял укрепления, но не прорвал оборону. Русские отступили только на 400 шагов.
Русская армия отступила к Горкам и начала готовиться к новому сражению. Казалось, что упорная битва продолжится. Но в 12 часов ночи Кутузов отменил приготовления к новому бою. Главнокомандующий, назвавший Бородинскую битву победной, решил отвести армию за Можайск, чтобы восполнить людские потери и лучше подготовиться к новым сражениям. Чтобы выжидать, ожидая ошибок от Наполеона, потерявшего коммуникации…
Французский император не чувствовал себя победителем: он понимал, что русская армия не разбита, пленных крайне мало, беспорядочного отступления русских не было…
Снова обратимся к запискам Фёдора Глинки:
«Часы уходили. Ночь более и более вступала в права свои. Солнце закатывалось красным шаром без лучей. В воздухе распространился какой-то кисловатый, уксусный запах, может быть, от большого разложения селитры и серы, может быть, и от испарений крови!
Дым огустел и повис над полем. И в этой ночи, полуискусственной, полуестественной, между рассеянных французских колонн, еще двигавшихся с барабанным боем и музыкою, еще развертывавших свои красные знамена, вдруг (и это было уже в последний раз) прозвенела земля под копытами несущейся конницы. 20 000 сабель и палашей скрестились в разных местах поля. Искры сыпались, как от пожара, и угасали, как жизнь тысячей, погибавших в битве.
Эта сеча, на минуту возобновленная, была последней вспышкой догоравшего пожара, затушенного кровью. Это король Неаполитанский бросился с своею кавалериею на линию русскую. Но дня уже не стало, и сражение затихло. Великий вопрос: «Кто победил?» остался неразрешенным».
В следующей главе своего повествования Глинка ответит на этот вопрос: к зиме Россию покидали посрамленные остатки Великой армии. Меньше всего они были похожи на победителей. Ответила на этот вопрос и история.
Русские вправе не считать Бородино поражением
12 неудач Наполеона Бонапарта. Казалось бы, современные историки примирились с тем, что Бородинское сражение завершилось для Великой армии Наполеона победой, хотя точнее было бы назвать это почти победой. Русская армия не уходила со своих позиций, пусть каждый раз и новых, пока к этому не последовал приказ главнокомандующего.
О позиции и силах сторон
Наполеон сам признавал, что Бородино не стало для него такой же победой, как Аустерлиц или Иена, Ваграм или Фридланд. Как бы ни переводить с французского его известные слова, для русских они могут звучать только так: «Из пятидесяти сражений, мною данных, в битве под Москвой выказано наиболее доблести и одержан наименьший успех».
Точно так же не кто иной, а сам великий полководец признал, что при Бородино «русские стяжали право быть непобедимыми…» Однако почему-то именно среди русских историков продолжаются дискуссии о том, почему мы упорно не желаем считать великую битву победой противника.
Ведь левый фланг изначально прикрывал, ко всему прочему, и Шевардинский редут – передовую позицию, за которую французам пришлось уплатить немалую цену. Выстроить же затем что-то более существенное, чем флеши, не позволило время. Впрочем, чтобы прорвать здесь русский фронт, французам в любом случае пришлось преодолевать несколько последовательных рубежей, в том числе глубокий овраг, высоту и горящую деревню Семёновское.
Другое дело, что Кутузова на самом деле куда больше беспокоил именно правый фланг, а всю мощь корпусов, выставленных Наполеоном против позиций 2-й Западной армии, русский главнокомандующий считал чем-то вроде блефа. Возможно, Кутузов действительно ошибся, рассчитывая на то, что Наполеон будет оперировать в обход именно его правого крыла, чтобы отрезать русской армии пути отступления к Москве.
А вот если Наполеон предпримет подобный манёвр уже слева, ему можно для начала и во фланг ударить – корпусом Тучкова. Это достаточно сильное соединение, к тому же поддержанное во второй линии почти 10-тысячным московским ополчением начальник штаба кутузовской армии Беннигсен зачем-то из засады вернул в линию, выставив буквально напоказ польским вольтижёрам корпуса Понятовского.
Кутузов рассчитывал контратаковать как раз из-за реки Колочи — во фланг обходящих его справа колонн французов. Это было бы вполне в духе тогдашнего военного искусства. А на случай удара французов слева три русских корпуса было вообще-то не так сложно перебросить южнее, как и случилось в ходе сражения.
Впрочем, всё же не позиция, а занявшая её русская армия сумела выстоять при Бородине. Ей противостояли около 130 тысяч отборных французских и союзных войск при 587 орудиях. Только в самые первые годы после войны появлялись данные о том, что наполеон располагал намного большими силами, чуть ли не до 180 тысяч, как при Ваграме, но они не подтвердились.
Численность Великой армии практически никем не подвергается сомнению, а вот споры о том, сколько на поле Бородинской битвы было русских солдат, не прекращаются и сегодня. Появились эксперты, утверждающие, что русских было не менее 160 тысяч за счёт никем не учтённых ополченцев и казаков.
Не будем много говорить о том, какую роль могли сыграть в сражении такие лишние десятки тысяч, отметим лишь, что уже почти не оспаривается численность регулярных русских полков. Так вот, в пехоте, регулярной кавалерии и артиллерии на день Бородинской битвы числилось не больше 115 тысяч человек.
При этом пушек у русских было даже больше, чем у французов – 640, причём особенно существенным было превосходство в орудиях большого калибра. Однако они, в отличие от французских, почти не могли свободно передвигаться по полю боя. Почти полторы сотни резервных пушек и гаубиц так и остались до конца дня в резерве, неся при этом потери в прислуге, которую постоянно привлекали на замену погибшим товарищам.
Как видим, говорить о каком-либо решающем превосходстве в силах той или иной стороны не приходится, хотя в боевые линии русские всё же не могли выставить столько же испытанных воинов.
Какой ценою им далась Москва
Итак, по итогам 12-часового боя французским войскам всё же удалось захватить позиции русской армии в центре и на левом крыле. Однако, сам по себе этот факт ещё не означал победу, тем более, что после прекращения боевых действий, французская армия отошла на исходные позиции.
Безусловно, нельзя не признать, в рядах наполеоновских войск после Бородина не могло быть и речи об отступлении. Однако и сразу наступать император, как ни удивительно, не спешил. Потери его армии, возможно, были всё же меньше, чем у русских, о чём чуть ниже, но тоже изрядно подорвали боеспособность целых соединений. Считается, что уже на следующее утро Наполеон хотел продолжить сражение и завершить разгром армии Кутузова.
Именно потери, с учётом возможностей получить подкрепление, и предрешили то, как продолжилась впоследствии компания 1812 года. Вряд ли заслуживают доверия многочисленные скептики, считающие, что Кутузов дал сражение лишь в угоду общественному мнению и настроению армии. И не стоит сомневаться в том, что изначально он сдавать Москву после единственного сражения, пусть и столь кровопролитного, всё-таки не планировал.
Другое дело, что Кутузов не рассчитывал и засесть в старой столице, как в неприступной крепости, понимая, что Москва к этому совершенно не подготовлена. Вопреки оптимизму и боевому задору её губернатора Ростопчина.
В документах и воспоминаниях современников есть немало фактов, подтверждающих, что Кутузов всерьёз рассчитывал отвлечь Наполеона от первопрестольной, сразу отходя либо в сторону Петербурга, либо к югу или юго-востоку. Вряд ли русский главнокомандующий при этом разыгрывал свой очередной спектакль на публику. Но ему потребовался весьма непродолжительный анализ таких перспектив, чтобы примириться с фактом – уводить армию придётся через Москву.
Говоря о потерях, начнём с французов, которым отечественные историки поначалу «прописали» больше 50 тысяч убитых и раненых. И это казалось вполне возможным с учётом того, что армия Наполеона потеряла намного больше генералов и офицеров по сравнению с русской. 49, в том числе 8 убитых, против 28, из которых погибли шестеро.
Нельзя не заметить, что расчёт по генералам неизбежно ведёт к ошибочной оценке общих потерь. Дело в том, что во всей русской армии в Бородинском сражении было задействовано всего 73 генерала, в то время как у французов только в кавалерии числилось 70 генералов. При этом, в каждой из армий в плен при Бородине попал всего один генерал – Бонами у французов, и Лихачёв у русских, оба с многочисленными ранениями.
Достаточно быстро стало понятно, что все ссылки на документы с высокими цифрами французских потерь настолько сомнительны, что было решено обратиться к боевым расписаниям частей и соединений Великой армии. До и после сражения у стен Москвы. Они и дали вполне обоснованные данные о французских потерях – немногим более 30 тысяч человек. Пленных было не более 1000, а пушек русские сумели взять всего 13. Против 15 орудий, захваченных французами, и это вообще-то совсем неплохой показатель с учётом того, что наши постоянно оборонялись.
Сумма в пределах 30-тысячных потерь не вполне соответствует тем многочисленным и вполне правдивым сведениям, которые есть в распоряжении историков по поводу состава французской армии, вступившей в Москву. Её численность лишь немного превысила 100 тысяч человек, а это значит, что те самые маршевые батальоны к Наполеону вроде бы и вовсе не пришли.
Но они на самом деле пришли, хотя и с опозданием в несколько дней. Также подтянулась и нетронутая дивизия Пино из Итальянской армии принца Евгения Богарне, и несколько полков из флангового охранения, которое, казалось, можно было несколько ослабить. Да, несколько тысяч человек Наполеону пришлось выделить на охрану коммуникаций, разведку и наблюдение за армией Кутузова.
Но и в таком случае у Наполеона осталось слишком мало сил, чтобы просто так признать его потери под Бородином меньше, чем в 30 тысяч. Впрочем, это, как и потери русской армии – тема для серии куда более глубоких исторических исследований.
Наша же задача в чём-то амбициознее, но в чём-то скромнее – попробовать аргументировать свой тезис о том, что под Бородином русская армия не терпела поражения. Здесь же лишь отметим – после настоящего поражения, даже с такими потерями, так спокойно, но вместе с тем скрытно, оперативно и организованно мало кто ещё отступал.
О русских потерях и. перспективах
О русских потерях судить намного сложнее. Хотя, казалось бы, очень многое известно абсолютно точно. Но отнюдь не всё.
Для русской армии никто и никогда не называл цифру потерь ниже 38,5 тысяч человек. Это уже больше французского минимума. И вряд ли вообще есть смысл доказывать, что наши потери были меньше. Парадокс, но под Бородином известный принцип – атакующий несёт потери больше обороняющегося, почти не работал. Точнее работал, но русские ведь слишком часто контратаковали.
К тому же, в день Бородина во всей армии царил единый дух – стоять насмерть. И стояли, не двигаясь с места под перекрёстным огнём французской артиллерии, под ударами железных людей из кавалерийских корпусов Мюрата. В густых колоннах, и далеко не всегда на высотах или же в укрытиях.
Французы в этом отношении были намного хитрее и предприимчивее – они ничуть не стеснялись уходить из-под огня. К тому же огонь этот со стороны наполеоновской артиллерии, вообще-то менее многочисленной, чем русская, был куда более интенсивным. Есть документально подтверждённая информация, что наши противники истратили под Бородином едва ли не втрое больше зарядов, чем русские.
В наше время в ряде изданий появились данные о том, что русская армия могла потерять до 60 тысяч человек. Среди прочего, в основание таких расчётов приводятся некие рукописные списки ополченцев до и после сражения, немыслимые потери среди казаков Платова, и прочие сомнительные данные. Между тем, завышение русских потерь напрямую связано с завышением численности армии Кутузова.
Раз за разом приписывая ей десятки тысяч ополченцев и тысячи казаков, такого рода исследователи ошибаются в главном – русские тогда ещё не разучились побеждать по-суворовски — не числом, а умением. А вот с умением у тех же казаков и ополченцев всё было, скажем прямо, не слишком ладно. И в регулярном сражении пользы от них было не так много, как от опытных солдат.
Потому-то их и брали в Главную армию только слаженными частями и соединениями, как то же Московское ополчение, вставшее во вторую линию за корпусом Тучкова. Кстати, занимаясь подобными сомнительными подсчётами, впору и вовсе записать в Великую армию всех сопровождавших её обозников и маркитанток. Не говоря уже о медиках и поварах.
Что осталось в резерве?
Французы не принудили русских не то, что к бегству, как это было под Аустерлицем и Фридландом, но и даже к сколько-нибудь существенному отходу. И уж точно никакого преследования со стороны французов не было и в помине.
Русским любят напомнить, что Наполеон под Бородином так и не ввёл в действие свою гвардию, но, вопреки сложившейся легенде, русская гвардия также к вечеру 26 августа (7 сентября) оставалась почти нетронутой. Три полка лейб-гвардии, блистательно отразившие многочисленные атаки французской тяжёлой кавалерии – Литовский, Измайловский и Финляндский достаточно спокойно, отнюдь не под напором врага, заняли свои позиции во второй линии, оставив первую за передвинутыми с правого крыла корпусами Остермана и Дохтурова.
Потери в составе этих русских гвардейских полков, как свидетельствуют документы, были значительными, но об утрате боеспособности не могло быть и речи. Между тем, в корпусах Даву, Нея и Жюно, а также в Итальянской армии принца Евгения ряд полков уже к вечеру 26 августа пришлось сводить в батальоны. Иначе ударные колонны оказались бы настолько малочисленными, что не выдержали бы уже первой атаки в случае возобновления боя.
Ну а что касается Преображенского и Семёновского гвардейских полков, то они ограничили своё участие в сражении тем, что после потери флешей и Курганной батареи поддержали линию новых позиций армии, которая после отступления на километр-полтора, не более, была уже почти в полном порядке. Главное, что она была готова к продолжению битвы.
В итоге русские всё же могли бы противопоставить 18-тысячной французской гвардии около 8-9 тысяч своих отборных войск. К тому же Кутузов по-прежнему рассчитывал на то, что уже к Бородинскому полю подоспеют обещанные московским губернатором Ростопчиным подкрепления. В их составе, кстати, как утверждал Ростопчин, должны были присутствовать не только ратники, но и несколько тысяч бойцов из регулярных полков.
Но едва ли не важнейшим преимуществом, которое к концу сражения сохранилось за русскими, было преимущество в артиллерии, особенно в отношении боеприпасов. К тому же почти 150 русских орудий из резерва сохранили без существенных потерь свою прислугу, хотя нескольким тысячам артиллеристов всё же пришлось отправится на передовые позиции на помощь товарищам.
Разговоры же о том, что французы не хотели ночевать среди трупов – не самое лучшее оправдание их отхода на исходные позиции. Конечно, в этом присутствовала определённая уверенность в том, что у русских нет сил для наступления, но и сами наполеоновские войска в бой уже не слишком рвались.
Наполеон очень рассчитывал на то, что буквально на следующий день к нему подтянутся маршевые батальоны, но они запаздывали в силу целого ряда причин. Среди них, едва ли не важнейшей, оказались действия первых русских партизанских отрядов.
Есть достаточно много свидетельств, особенно с французской стороны, тому, что французский главнокомандующий на самом деле испытал немалое облегчение, когда узнал, что русские ранним утром 27 августа ушли со своих новых позиций. Именно этот факт, а затем и оставление Москвы, похоже, убедили самого Наполеона в том, что его войска всё же победили при Бородине, или на французский манер — в битве на Москве-реке.
Пусть и не разгромом, а, что называется, по очкам. Мы же останемся при своём мнении: русские при Бородине не проиграли даже по очкам. Отступать и оставлять Москву пришлось вовсе не из-за поражения, а совсем по иным причинам.