Христианин что ходит молиться в кирху

Христианин что ходит молиться в кирху

Последняя бука буква «н»

Ответ на вопрос «Католик, что ходит молиться в кирху «, 9 букв:
лютеранин

Протестант в США, Германии

Последователь одного из основных направлений в протестантизме

Представитель одной из ветвей протестантизма

Последователь лютеранства (направления протестантизма)

Последователь одного из крупнейших направлений протестантизма

Человек протестантского вероисповедания

И в этой тиши австралийцы молятся своим богам, дерущимся между собой, словно буржуазные партии: методисты своему богу, баптисты — своему, адвентисты — своему, лютеране — своему, мормоны — своему.

В числе других находилось шесть богохульников, восемь высказавших подозрительные положения, шесть иудействующих, один омусульманившийся, один лютеранин, два вора, мнимые слуги святого трибунала и восемнадцать колдунов.

По понятию бурсацкого фанатика, католик, особенно же лютеранин — это такие подлецы, для которых от сотворения мира топят в аду печи и куют железные крючья.

Эгидий воспользовался кратким промежутком свободы, последовавшим за тюрьмой, чтобы проехать в Вальядолид, где он переговорил с доктором Касальей и другими лютеранами этого города.

Перевезенный в Вальядолид, он был приговорен к измождению плоти как лютеранин, учащий и нераскаянный.

Источник: библиотека Максима Мошкова

Курортный сезон в самом разгаре. Сотни тысяч наших соотечественников отправляются на курорты России и дальнего зарубежья. Эта инструкция для них.

Впрочем, ни для кого не секрет, что наш человек берет на себя труд прочитать инструкцию только в том случае, если вещь не удалось собрать или она сломалась. Эта черта характера распространяется на всё на свете. Купаться запрещено? Вот тут и будем купаться и рыбу ловить, а потом еще машину помоем. Не курить? Будем курить, сидя на газовом баллоне. Русский человек будто бросает вызов судьбе, здравому смыслу. Особенно это проявляется за рубежом, тем более что там инструкции написаны на непонятном языке.

Называя себя православными, многие русские туристы пренебрегают элементарными правилами поведения в чужом государстве и законами духовной безопасности.

Старая Европа пестрит католическими и лютеранскими соборами. Но несмотря на то, что католичество, лютеранство и другие ответвления европейского протестантизма также относятся к христианству, как и Православная Церковь, это не означает, что православный христианин может с пользой для своей души пойти в католический храм или протестантское собрание, и принять участие в богослужении. Часто бывает, что отечественные туристы заходят в костел или кирху – из любопытства или в рамках экскурсии – а там совершается богослужение: так бывает, и это никакая не беда. Речь идет о совместном участии в обрядах: ну, например, на них может читаться Символ веры с изменениями, которые не принимает православие, и вот уже православный христианин делает шажок к отступлению от веры. Как сами думаете, хорошо ли это?

Важно запомнить одно просто правило – Православная Церковь, заботясь о духовном здоровье своих прихожан, не благословляет православным христианам участие в совместных молитвах и ритуалах с инославными христианами. Почему так строго? Даже в медицине есть правило: если ты лечишься у одного врача, не стоит бегать по десяти другим кабинетам. Наверное, это не самое точное сравнение, но если не вдаваться в тонкости – достаточное.

Впрочем, в некоторых западноевропейских храмах присутствуют общехристианские святыни, как то: мощи святителя Николая в итальянском Бари, Терновый венец Спасителя в парижском соборе Нотр-Дамм, мощи апостола Иакова в испанской Галисии. Православный христианин, безусловно, может помолиться перед этими великими святынями. Но, опять же, в рамках индивидуальной молитвы или с православными клириками, которые там иногда служат молебны. Понаблюдать за католическим молебном, помолится в душе – можно, но всё же не стоит креститься по-католически слева направо, и вообще думайте, прежде чем что-то делать. Ведь даже свечки не стоит ставить бездумно: далеко не все католические святые почитаются таковыми в православии. (Проблема в том, что критерии святости в поздней католической церкви таковы, что у некоторых православных исследователей волосы на голове встают дыбом и шевелятся.) Поэтому если Вы не уверены или плохо разбираетесь в таких тонкостях, лучше вообще не рисковать и свечей не приобретать. А если уже купили и поставили сами не знаете кому, то можно и помолиться, но только за упокой его души.

Если Вы по незнанию приняли участие в инославных богослужениях или таинствах, будучи крещеным православным христианином, есть повод исповедаться в этом православному священнику.

Всё это – не что иное, как нарушение первой и второй заповедей:
1. Я Господь, Бог твой… Да не будет у тебя других богов пред лицем Моим.
2. Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли.

Как бы ни было Вам любопытно, каким бы настойчивым не был гид, Ваш товарищ или местный зазывала – не соглашайтесь. Участие в подобных ритуалах, индуистских или буддистских – это страшный грех для православного христианина, это грех отречения от Единого Бога и поклонение бесам. Даже если Вас пригласили в гости местные жители и объяснили, что гость должен принести дар божеству дома – не соглашайтесь. Лучше лишиться вкусного обеда и остаться голодным, чем тяжко согрешить, поклонившись демону.

*Буддизм является традиционной религией для России, и мы с большим уважением относимся к буддистам. Но буддизм отрицает бытие Единого, осознающего Себя как Личность Бога – Творца мира. Это совершенно неприемлемо для православного христианина. Участие в буддистских мероприятиях христианину запрещено.

Казалось бы, ну здесь где найти нашему православному туристу приключения на свою голову?

Протодиакон Димитрий Цыплаков, Илья Постолов

Лютеранин — Католик, что ходит молиться в кирху

Кроссворды, сканворды – доступный и действенный способ тренировки интеллекта, увеличения багажа знаний. Разгадывать слова, складывать пазлы – развивать логическое и образное мышление, стимулировать нейронную деятельность мозга и, наконец, с удовольствием коротать свободное время.

Источник

Решил, наконец, воцерковиться. Что делать?

Приблизительное время чтения: 8 мин.

В редакцию журнала «Фома» приходит много вопросов от читателей, которые пишут: «Я вроде в Бога верю, но в храм не хожу. С чего начать, как подступиться — не знаю». Протоиерей Максим Первозванский, клирик московского храма во имя Сорока Севастийских мучеников в Спасской слободе рассказал, с чего начать путь к воцерковлению.

Первое:

Выберите храм, в который будете ходить. Воцерковление — это период, во время которого человек становится членом Церкви: регулярно посещает богослужения и участвует в таинствах. Но делать это желательно в одном храме.

Прихожанин — это человек, который ходит в конкретный храм и является членом его общины, прихода. Я советую идти в ближайший к вашему дому. Конечно, рядом с вами может оказаться несколько храмов, так что на первых порах попробуйте походить по разным, выбрать, где вам лучше видно и слышно, где более доступные священники, где вам самому больше нравится.

Постепенно вы полюбите этот приход и у вас сложатся доверительные отношения c кем-нибудь из священников. В идеале он должен стать вашим духовником, то есть тем, у кого вы постоянно исповедуетесь, кто вас знает. Но это вопрос времени, не первого шага.

Второе:

Сходите на службу. Встаньте сзади — так, чтобы было видно и слышно, но никому не мешая. Не смущайтесь, что пока не все понимаете: невозможно узнать, что и как происходит в церкви, не посещая ее.

Представьте, что вы решили стать хоккейным болельщиком. Вы можете прочитать правила игры, но в первую очередь вам скажут: пойдем на матч. И там, в процессе игры, вы поймете правила и у вас появятся дополнительные вопросы.

Вот и с храмом так же. В ходе богослужения у вас будут рождаться вопросы, на которые вы захотите найти ответ. С поиска ответов на них и начнется постепенное осмысление службы — практика будет подкрепляться теорией.

Третье:

Изучите основы своей веры. Точное и краткое изложение ее содержится в Символе веры, но стоит открыть и учебник Закона Божьего.

Что читать из церковной литературы, зависит от человека — его образования, запросов и уровня знаний о Боге и жизни Церкви. Одним лучше начинать с книг митрополита Сурожского Антония, другие могут сразу приступать к Иоанну Лествичнику. Универсальный совет здесь дать сложно — лучше установить контакт со священником и просить его вас направлять.

Кстати, сегодня почти при каждом храме проводятся специальные беседы для крестных и готовящихся принять крещение. Во многих есть курсы катехизации или воскресные школы для детей и взрослых. Сходите и вы на эти курсы или беседы, послушайте, вникните — это большое подспорье для воцерковляющегося человека.

Четвертое:

Пятое:

Начните молиться с малого — с чтения «Отче наш» утром и вечером. Только не торопясь, вдумчиво, посмотрев толкование значения молитвы, отдельных ее слов и поразмыслив над ними. В сложных жизненных ситуациях в течение дня можно молиться коротко: «Господи, помоги», «Господи, спаси и сохрани». Это те базовые молитвы, которые человек обычно помнит наизусть с детства. Начиная свое обращение к Богу с них, мы приучаем себя к молитвенному правилу.

Потом можно увеличивать время молитвы — по три раза осмысленно читать «Отче наш» утром и вечером. Можно приобрести православный молитвослов для мирянина, где утреннее и вечернее правило дается в сокращении. Обычно я рекомендую его детям и подросткам. А можно подойти к батюшке с обычным молитвословом и попросить его отметить галочками те молитвы, которые, на его взгляд, вам будет посильно читать на первых порах.

Помните: молитва не обязанность, а возношение ума и сердца к Богу, прямое, личное обращение к Нему. Поэтому так важно читать молитву медленно, осмысленно, правильно ставя ударения, сопереживая каждому слову. Если вам непонятен церковнославянский язык, можно найти молитвослов с параллельным переводом на русский, чтобы быстрее привыкнуть и потом уже читать на церковнославянском.

Шестое:

Исповедуйтесь и причащайтесь. Участие в этих таинствах отличает человека воцерковленного от «абстрактного верующего». Перед первой исповедью лучше побеседовать со священником — он посоветует, как к ней подготовиться.

Общение с батюшкой вообще сильно облегчает вхождение в Церковь: находясь под началом священника, вы будете иметь наставника в его лице. Если у вас нет знакомого священника, обратитесь к тому, к кому вы испытываете доверие и расположение.

Подойти к батюшке и попросить поговорить можно после службы, когда он выйдет из алтаря. Конечно, вполне вероятно, что сделать это сразу не получится, он может спешить. В таком случае попросите назначить вам удобное время, например, какой-то вечер. Не бойтесь задавать священнику любые волнующие вас вопросы. Можно попросить его номер телефона или почту на случай, если понадобится срочный совет. Но важно знать меру: не забывайте, что священник тоже человек, который может уставать и не быть на связи круглосуточно.

При встрече посоветуйтесь, что вам делать дальше, как начать свой путь в Церкви. И тогда, скорее всего, батюшка предложит вам прийти на исповедь и объяснит, как подготовиться к причастию.

Но не путайте: исповедь — это не общение со священником. На исповеди мы просим прощения у Бога, а священник может лишь дать вам совет, развеять сомнения или поддержать. Но доверие после исповеди может укрепиться, а может и рассеяться. Если вы увидите, что священник хочет вами руководить, если он начинает давать вам конкретные советы — насторожитесь, не спешите безоговорочно им следовать. Священник должен помочь вам разобраться, что правильно, а что неправильно, чтобы вы на основании этого приняли самостоятельное решение, как поступить.

Седьмое:

Постарайтесь приучить себя к регулярному посещению служб и молитве, но без фанатизма. Богослужения и молитвы — это большой духовный труд, требующий немалых усилий и работы над собой.

Когда люди приходят в Церковь, у них могут быть два мотива: внешний и внутренний. Если вас привели в храм за руку — это внешний мотив. Он может стать толчком к вашему воцерковлению, но сработает только тогда, когда включится мотив внутренний — ваша личная тяга к Богу. И этот мотив — единственный по-настоящему надежный, ибо без него молитвенное правило вам будет в тягость и вы не захотите остаться в Церкви.

Восьмое:

Внимательно следите за тем, чтобы не было перегибов, которые в начале вашего воцерковления могут навредить вам и вашим близким. Этот период обычно называют неофитством. Я бы сравнил его с влюбленностью — со всеми вытекающими, как положительными, так и потенциально опасными последствиями.

С одной стороны, с вхождением в церковную жизнь вы будете испытывать неподдельную радость и желание служить Богу. В период неофитства человеку под силу то, что в обычном состоянии сделать трудно: например, прочитать сразу все Евангелие или строго выдержать весь Великий пост.

А с другой стороны, в это время человек пытается вписать свое новое чувство — свою веру — в обыденную жизнь, но, будучи очарованным вдруг открывшимся вам миром, можно легко не заметить, как вы делаете что-то не так и причиняете боль вашим близким. В это время обычно и происходит разлад: такая ревностная тяга кардинально изменить жизнь, отказаться от всего мирского и посвятить себя Богу иногда приводит к разного рода перекосам. Поэтому, как любое яркое состояние, неофитство требует вашего контроля. Менять уклад и ритм жизни обязательно нужно, но необходимо следить за тем, чтобы эти перемены вели к вашему духовному возрастанию, а не делали вас заложником ваших благочестивых фантазий, напрасно изнуряющим себя и своих близких.

Девятое:

будьте готовы к тому, что ваша жизнь поменяется. Идти к Богу — значит отказываться от тех привычных вещей, в которых вы, возможно, не видели ничего страшного. Речь не о том, чтобы фанатично сменить белое на черное и уйти жить в пустыню. Эти изменения должны происходить естественно: дело не в привычке ходить по воскресеньям в храм, а в смене образа жизни. А как меняться — это вам будет подсказывать сама Церковь, и главное — ваше сердце. Степень изменений обыденной жизни будет зависеть лишь от того, насколько вы будете готовы посвятить свою жизнь Богу.

Постепенно вы привыкнете молиться и поститься, станете частью общины храма, в который ходите. В вашем доме появятся иконы, может измениться и ваш внешний вид — вы начнете одеваться, как это принято в среде верующих. Но по сути, это вещи второстепенные, не воспринимайте церковную жизнь как набор внешних правил: длина вашей бороды или юбки еще не показатель вашей воцерковленности.

Десятое:

Не поддавайтесь приступам уныния. Приобщаясь к новому образу жизни, вы постепенно будете понимать, что некоторые безобидные на первый взгляд вещи вели вас не туда. Но когда к людям приходит осознание их греховности — вредных привычек, раздражительности, лени — у многих опускаются руки. Они начинают считать себя безнадежными грешниками, и появляется страх, что священники их будут ругать, а в Церкви не примут.

На самом деле происходит обратный, положительный процесс: у вас открываются глаза — вы начинаете видеть путь, которым надо идти. Так не поддавайтесь сомнениям и идите. Помните, что Церковь — это собрание кающихся грешников; место, где вы начинаете видеть болезни, но не как отчаявшийся человек, а как диагност, который знает, как эту болезнь лечить.

Как происходит это лечение? В Церкви такая практика называется покаянием. Покаяние — это избавление от того, что нас искажает и не дает свершиться соединению с Богом. Оно меняет наш ум и мировосприятие. Конечно, человеческое естество инертно и будет противиться переменам. Но вы должны помнить, что Церковь — это место, где перемены случаются в лучшую сторону.

Источник

«Ночью слышу крики: “За мной гонятся бесы!”» — священник о случае в церковной сторожке

Приблизительное время чтения: 2 мин.

Как известно, церковная строжка — уникальное место. Многие священнослужители несли здесь послушание. И мой папа отец Димитрий, например, тоже.

Уникальность этого послушания в том, что у человека, охраняющего церковное имущество, есть время. Время на молитву, на душеполезное чтение, на переоценку своей жизни.

Мне тоже довелось побыть церковным сторожем. Скажу честно, я немного ленился, отлынивал и от молитвы, и от переоценки ценностей, но все-таки кое-что и я получил на своем посту. И главное — это бесценный урок: без Бога ни до порога!

Знаете, сколько людей приходит к храму ночью? Приходят в алкогольном и наркотических опьянении, люди с разными психическими и духовными отклонениями и прочие, прочие, прочие. И ведь тянет многих из них именно в храм.

Конечно, можно сразу вызвать полицию и идти дальше заниматься своими делами, но это будет не так как-то, не по Христу, что ли. Я, правда, понял это не сразу, а после одного случая.

Возвращался я с обхода. Территория храма просто огроменная. Дело было в городе Лесосибирске. Там большой собор и около двух гектаров, кедровый парк вокруг него. И чтобы всю эту территорию обойти, нужно около получаса.

Так вот, возвращаюсь я с обхода и вижу: у церковных ворот прямо беснуется вполне себе пристойного вида человек. Когда я подбежал, услышал: «За мной гонятся бесы!» И давай выгибаться, чуть ли не с пеной у рта. Я как мог пытался его успокоить, но тот лишь распалялся и только громче кричал.

Честно скажу, растерялся я и, что греха таить, испугался. Начал было говорить молитву «Отче наш», да память вышибло. «Да воскреснет Бог» — та же история. Аж мурашки по телу побежали.

Тут, слава Богу, я вспомнил, что в сторожке бутыль со святой водой стоит! Забегаю в помещение — нет нигде бутыля! «Господи, помоги! Господи, чё делать-то?»

А человек тот — ну совсем ошалел, чуть ли не через ограду перелезть хочет. И кричит, страшно так: «Бесы, бесы!»

Наконец краем глаза замечаю святую воду. Хватаю бутыль — и к воротам. Сердце колотится, зубы стучат. Иду, а сам про себя: «Господи, Господи, Господи!» Минут пять еще пытался открыть этот бутылек! Будто какая-то сила не даёт.

А сам я тогда, сразу после пересменки с дежурства, прямым ходом в Енисейск к духовнику. Было что ему рассказать да за что перед Богом покаяться. Неслучайно он мне этого дядьку послал, ох, неслучайно.

Источник

«Дальше христианину жить нечем». Как на смену строгости приходит полное расцерковление?

Игумен Петр (Мещеринов) служит настоятелем подворья Даниловского монастыря в селе Долматово. Три гектара земли, фруктовый сад, теплицы, коровы. Под навесом стоит трактор. Здесь свои масло, сметана, сыр — все свежайшее, очень вкусное и отправляется прямиком в монастырь, в Москву.

Отец Петр живет в деревянном домике, где занимает первый этаж. Крошечная комната полна книг. Они не навалены стопками, как это часто бывает, а стоят в идеальном порядке на полках, на столе и на подоконнике. Некоторые раскрыты, помечены закладками, на полях что-то написано карандашом. Почти все издания — немецкие.

Я в шутку назвала отца Петра завхозом, он не стал возражать. Выпускника консерватории, знатока барочной музыки и переводчика с немецкого сельское хозяйство, кажется, не очень увлекает, хотя из своих 55 лет он уже 26 руководит этой огромной фермой. Мы попросили его показать скотный двор, он отговаривался («неохота, грязно»), но все-таки продемонстрировал настырным горожанам коровник, явно обрадовавшись, что он пуст и коровы на выпасе.

Звонит телефон. Отец Петр извиняется: «Курьер принес заказ с “Амазона”, я мигом», — и возвращается с 800-страничным томом Literatur und Sprache des Pietismus («Литература и язык пиетизма»).

Личная жизнь с Богом

— Опять пиетизм! Вы все время переводите немецких протестантских мистиков. Что это вам дает?

— У них я нашел то, чего не мог найти в православии и что мне было жизненно необходимо. У нас церковная педагогика заканчивается на начальном этапе, а педагогики для взрослеющих христиан нет, поэтому кризис дальнейшего движения рано или поздно испытывает каждый. Лично меня из него вытащили пиетисты.

— Что это и какое имеет к нам отношение?

— Если совсем кратко, то пиетизм — это движение внутри протестантизма, направленное на выявление благочестия и личной жизни с Богом. Поскольку протестантизм зародился на почве полемики с католиками, он все время занимался догматическими вопросами. Пиетизм же вывел на первый план именно духовную жизнь. Началом движения считают работы Иоганна Арндта, то есть конец XVI века.

К нам это тоже имеет отношение. Новоначальная аскетика в православии нацелена на то, чтобы человек собственными усилиями, совместно с благодатью Божией, проходил определенный путь. А куда дальше? Несомненно, ответы можно найти у отцов церкви, но пиетисты специально делали на этом акцент.

В Европе пиетизм считается не менее существенным церковным явлением, чем монашество. И то, и другое выдвигает на первое место личную жизнь человека с Богом, остальное «по боку».

Отщепенцы и модернисты

— Почему за христианским благочестием нужно брести к немцам, в XVII век?

— Помните, в «Евгении Онегине»? «Лет чрез пятьсот дороги, верно, / у нас изменятся безмерно». Вот такой лаг — 500 лет. Мы в развитии нашей церковной жизни постепенно подходим к тому, что на Западе уже давно пройдено и почти забыто. У них своя жизнь, свои проблемы, а мы отстаем.

— Подходим или отходим? Есть ощущение, что у нас в церкви именно сейчас обряд выдвигается на первое место и ничего другого не нужно.

— Уже не так. Даже те, кого можно назвать очень консервативными людьми, оценивают опыт своих церковных 90-х как новоначальное внешнее воцерковление. А дальше христианину жить нечем. Вся эта дидактика: поститься, ходить на всенощные, исповедоваться, причащаться — перестает питать современного человека. Невозможно же все время ходить по кругу.

В начале нулевых такие отщепенцы и модернисты, как я, были редкостью, а сейчас их уже много. Более того, выросло так называемое поколение ДВР — дети верующих родителей. Многие из них отошли от церкви, потому что их воспитывали во внешней церковности, и они сыты по горло.

— Еще раньше, чем плыть, человек пытается понять, что с ним творится. И слышит в ответ: «Как что? Вы гордые, не смиренные, плохо поститесь, плохо молитесь, вам надо еще чаще ходить в церковь, еще больше поститься и молиться». Он уже вырос из детской одежды, там туго, здесь жмет, а в ответ ни помощи, ни утешения.

Лично я нашел слово утешения у этих старых пиетистов. И, если это помогло мне, то может помочь и другим. Для этого я их и перевожу.

Причастие и печенье

— Церковь — это прежде всего причастие и подготовка к нему. Или пиетизм обходится без всего этого?

— Он не отрицает необходимость и нужность таинств, просто оставляет их на личное усмотрение христианина. Каждый выбирает свою интенсивность и форму внешней церковной жизни. Основное же внимание обращается на бытие внутреннее.

К счастью, в больших городах можно найти приходы, где уже не мучают этой чрезмерной подготовкой. Если взять букву церковных правил, то единственное требование — причащаться натощак, и то если человек здоров.

Подготовкой к причастию ­служит вся твоя христианская жизнь, а три канона — это пережитки имперского церковного быта. Когда причащаешься раз в год, надо готовиться особо. А если часто (именно так и надо), то никакой специальной подготовки не требуется. А то вбили бетонную сваю, и люди мучаются… А никакой сваи быть тут не должно.

— Однажды мой ребенок перед причастием съел печенье. Я дисциплинированно сообщила об этом священнику, и он сказал, что причащаться нельзя. Был не прав?

— По существу не берусь сказать. Всегда зависит от ситуации.

— По ситуации, мне кажется, не прав. Если человек настроился причаститься, ему говорят: «Нет, ты съел печенье, до свиданья», — а связь между причастием и печеньем неочевидна, то он перестанет ходить в церковь вообще.

— А для чего вашему ребенку было причащаться?

— Если честно, то скорей для порядка. Потому что так положено.

— А раз для порядка, то все правильно: печенье съел — не положено.

Мы тут выходим на другие, более глубокие проблемы. Пиетизм вдруг заново открывает для современного человека идею, которая давным-давно прописана в книге «Деяний апостолов». Первомученик Стефан ее высказал перед тем, как его побили камнями: «Бог не в рукотворенных храмах живет». Новизна Нового Завета — еще и в том, что людям было дано новое понятие о Боге: это не храмовое ритуальное божество. Он рядом с нами в повседневности — например, на свадьбе в Кане Галилейской.

И эта мысль тяжела. Гораздо проще отдать Богу дань, сходив в храм, а дальше жить как придется, хотя Священное Писание ни в коем случае не дает для этого повода. Православные все чаще воспринимают Бога как храмовое божество, а богообщение как храмовое благочестие.

Причастие Святых Тайн должно быть последней, высшей точкой христианской жизни, вишенкой на торте — извините за это легкомысленное выражение.

Пирамида духовной жизни венчается причастием, а в основании — во-первых, личное богообщение, во-вторых, основанная на индивидуальном опыте этого богообщения коллективная жизнь общины. У нас же эта пирамида оказалась перевернута, и на первое место выдвинулась храмовая ритуалистика и причащение у нас именно что «для порядку».

«Господи, я здесь»

— Приходишь в храм — сразу попадаешь в иное пространство, душа сама стремится к Богу. Мало кому доступна такая интенсивность переживания среди бытовых дрязг и забот.

— Конечно, если человек живет 30 лет в режиме новоначалия и в его жизнь вдруг не «ввалится» пиетизм, он скажет: «Нет, невозможно». Его же не учили этому повседневному христианству.

— А вот научите. Как мне быть повседневным христианином? Читать правило с утра?

— В церковь забежать, свечку поставить. Это разве плохо?

— Хорошо, но это именно новоначальный этап. Молитва не сводится к чтению молитвенных словес. Молитва — это пребывание в соприсутствии Божием, которое внутри себя надо нащупать и удержать. На самом деле, этому просто должен кто-то научить.

— Как некой духовной практике, типа йоги?

— Это не йога, хотя внешние религиозные оболочки бывают и похожи. Наш Бог ­— всегда личный Бог. Это не уход в нирвану и даже не то, к чему мы привыкли, читая жития: алтарь раскрылся, хлынул свет, сонмы ангелов и так далее.

Нет, богообщение — это «скромная», тонкая, повседневная «двусторонность» взаимоотношений человека и Бога, подобная той, какую каждый человек познает в общении с любимыми людьми. Главное — эта взаимная направленность. Человек обращается к Богу, в душе своей: «Господи, я здесь». И тут же в ответ чувствует, ощущает, что Господь говорит: «И я здесь».

Но к этому моменту нужно людей готовить. Вот пришел человек в церковь: «Батюшка, я хочу быть церковным человеком». Батюшка говорит: «Очень хорошо». И рассказывает ему, что первые годы ты будешь ходить в церковь, получая от всего внешнего чина большую духовную пользу, поддержку и радость. Потом это отойдет на второй план, начнется новый этап. Пусть сейчас ты этого не понимаешь, но потом обязательно поймешь.

Только от пастырей вы об этом почти не услышите. А вот в пиетистских книжках о подобном опыте говорится очень много.

— А что, если богообщение станет оправданием нашей лени? Если Бог в душе, то можно не идти в церковь к 9 утра в воскресенье?

— Такая опасность есть. В 90-е и в нулевые, когда после советской пустыни восстанавливали церковную жизнь, хождение в храм и строгость исполнения внешних правил делали основной задачей. Такая строгость часто переходила в некое «самогнобление». Впоследствии на смену этой строгости приходит полное расцерковление. Уже и Священное Писание не такое, и исторический Иисус был другим, и Страшного Суда не будет, можно не заморачиваться и смело шагать в сторону облегченной психологии, этакого «коуч-христианства».

Человек был прилеплен к обряду, но клей высох, маятник полетел в обратную сторону и середину пролетел со свистом. А в середине — Христос.

Но пиетисты как раз умели работать с расцерковлением, а мы только к этому подходим.

«Три раза не был на всенощной — и тебе конец»

— Наверное, пиетисты не пугают Страшным судом?

— Еще как пугают, похлеще православных аскетов. Но у них другая систематика. Конечно, богословски это имеет свои корни, потому что в православии остались не изжитыми пелагианство и неоплатонизм.

Что такое неоплатонизм в православии? Это представление о том, что Бог есть механизм, и к нему нужно пробиться аскетическими усилиями — «замучиванием» тела. Как Максим Исповедник говорит: «Умучь себя голодом, жаждой и неспанием, и ты востечешь к Еди́нице». Это не живой личный Бог, который каждому человеку определяет свой путь. Все сводится к казарменной аскетике, набору общих упражнений, чтобы механически «востечь» к Богу. Это шире, чем храмовое божество, но принцип тот же.

А пелагианство — это «сделай сам»: я буду аскетически трудиться, а Бог непременно даст мне благодать.

Протестантская пиетисткая аскетика по степени интенсивности ничуть не слабее, а то и более жесткая, чем наша. Но она не требует от человека автономных действий, изобретаемых им для своего спасения. Она уступает действия Богу; восприятие этих действий в «постоянном, повседневном режиме» и есть пиетистская аскетика.

— Страх Божий — это что для вас?

— Начало премудрости, как говорит Писание.

— Страх какого Бога? Если опять же храмового божества, то все просто: три раза не был на всенощной — и тебе конец. А если мы говорим о богообщении, то главный страх — его потерять. От смертных грехов: жестокости, гордыни, блуда — оно просто пресекается. От повседневных прегрешений умаляется, истончается. Страх Божий — это жить так, чтобы не потерять эту двустороннюю связь.

— Вы согласны с тем, что нужно быть снисходительным не только к другим, но и к себе? Если человек без конца осуждает себя, то уж ближнего-то он и подавно осудит. Надо взять себя «на ручки».

— Это как раз то, что я назвал коуч-христианством, но здравое зерно здесь есть.

Первый и главный критерий соприкосновения с истинным Богом — это когда человек перестает осуждать других. Он всем существом прочувствовал, что он — немощное падшее создание, но Бог его любит и уважает. Значит, Господь и к другим относится так же. Тогда как можно кого-то осуждать?

Теперь что касается самоосуждения. В свете храмового божества мы виноваты примерно всегда: не читаем, не ходим, не исполняем, себя за это поедом едим, изучаем свое чувство вины под микроскопом. Это уже что-то из области психологии, к Богу отношения не имеет.

С Богом истинным человек вообще очень мало думает о себе. Он только знает, что, совершая грех, лишается благодати двустороннего богообщения, и жизнь отымается. Человек настолько слаб, что он жив только за счет своей связи с Богом. Эту он свою слабость он осознает ежесекундно, поэтому ему нет нужды ни «гнобить» себя, ни на ручках носить.

«Гордынька»

— Расскажите про опыт кризиса и обретения богообщения. Был ли момент, когда вы пожалели, что выбрали этот путь?

— Здесь, в Долматово, я оказался в 1995 году именно для того, чтобы на свободе служить строго по уставу, до буквы. На Страстной Седмице мы приходили в храм с утра, а выходили в четыре дня, отслужив Утреню, Часы с Евангелием и Литургию Преждеосвященных Даров. Было очень хорошо. Так продолжалось несколько лет, потом для меня это внутренне потеряло смысл. Мне было лет тридцать с небольшим. Никаких внешних признаков кризиса не наблюдалось. Я продолжал жить в монастыре, соблюдал устав, ел за общей трапезой. И меня не оставляло чувство, хотя оно и умалялось нередко, что Господь меня ведет, и что надо терпеть.

— Я искренне, всей душой хотел служить Церкви, как и многие люди моего поколения, принявшие монашество в конце 80-х – начале 90-х. Мы отказались от семьи и от того, чтобы создать собственную семью.

Но в какой-то момент все встали перед вопросом: неужели Бог уготовал для нас как высшую жизнь, как среду богообщения, только и исключительное вот это внешнее храмовое богослужение?

Я любил и продолжаю любить богослужение, хотя сейчас мы и служим в сокращенном виде. Но в Священном Писании говорится о том, «чтобы Христу верою вселиться в сердца ваши», а не о том, что нужно круглосуточно пребывать в храме.

Естественно, я стал выпадать из православной субкультуры, из православной идеологии. С духовником у нас разладилось на этой почве.

— Он просто не знал, что с вами делать.

— Разумеется. Как справляться с тем, что человек хочет дистанцироваться от богослужений? Духовников, увы, не учат, что делать в таких случаях. Поэтому они так и говорят всю жизнь про искушение, «гордыньку», и что только в храме можно спастись.

— Вы стали себя вытаскивать за волосы сами?

— Господь такую тактику избрал со мной в жизни, что Он мне в нужное время дает нужные книги. В 80-е годы мне в руки попало Евангелие, и у меня с первого момента было ощущение, что здесь изложена абсолютная истина. Крестился я через лет восемь–десять после знакомства с Евангелием и многократного прочтения его целиком. А после крещения мне каким-то чудесным образом в руки было вручено «Добротолюбие». Это было удивительное стечение обстоятельств. 1989 год, я работал в театре, только-только получил зарплату, пошел в церковь, но не туда, куда обычно, а в другую. И там в притворе мужичок из-под полы продавал томики «Добротолюбия». Зарплаты как раз хватило.

Потом, в нулевые годы, когда у меня случился кризис — хотя никакой это не кризис, а закономерный этап развития — мне в руки попали Арндт, Вайгель и, конечно, Терстеген.

— Сложные тексты, нужен хороший немецкий.

— Как-то я переводил Баха и несколько подучился. Там вся лексика пиетистская.

«Надо сваливать из-за литавр»

— Как вы выбрали свой путь?

— Я ничего не выбирал. Господь позвал, Господь повел. Это как раз самые тонкие повседневные двусторонние связи, которые мало-помалу выявляются и зреют. Но я точно помню, когда мне все стало окончательно ясно. Мы были на гастролях в городе Лилле, исполняли Чайковского, я сидел на сцене за своими литаврами — и вдруг понял: надо сваливать из-за литавр.

— Это не стало драмой — например, если бы у вас была невеста?

— Я дружил с одной девушкой, но это не зашло так далеко, чтобы стать драмой. Она ждала, но никаких взаимных обещаний не было. Естественно, если бы события развивались житейским порядком, я бы вступил в брак.

— Как это приняли родители?

— Сложно, но что я мог сделать? Это не зависело от меня. Я в данном случае понимаю Кальвина, который говорит о предопределении. У меня не было выбора, мне сказали: «Давай». Я достаточно резко ушел из консерватории, и все мои друзья на год пропали. Затем, уже через много лет, с кем-то отношения возобновились и даже стали близкими. Для меня все это было поучительно, потому что я увидел очень большую поверхностность многих житейских отношений.

— Вы с возрастом стали мягче или жестче?

— Я научился отказывать. Я с 1995 года настоятельствую на подворье, здесь часто работают социально неблагополучные люди. Много лет мне было непонятно, где та грань, за которой сострадание переходит в потакание наркомании или пьянству.

Но Бог дал, что сейчас я гораздо меньше осуждаю людей, чем при начале моей церковной жизни. Тогда все для меня были недостаточно благочестивы — священники, архиереи. Я никому не прощал ни малейшей «церковной» слабости. Слава Богу, это отошло, а снисхождения и жалости прибавилось.

Источник