Царская чета что это
Значение слова «чета»
2. в знач. нареч. чето́й. Устар. Попарно, парами. Но кушать подали. Четой Идут за стол рука с рукой. Пушкин, Евгений Онегин.
Источник (печатная версия): Словарь русского языка: В 4-х т. / РАН, Ин-т лингвистич. исследований; Под ред. А. П. Евгеньевой. — 4-е изд., стер. — М.: Рус. яз.; Полиграфресурсы, 1999; (электронная версия): Фундаментальная электронная библиотека
ЧЕ’ТА, ы, ж. [болгарск. чета] (полит. истор.). Партизанский отряд на Балканах.
ЧЕТА’, ы́, ж. (книжн.). 1. Пара, сочетание двух лиц или предметов. Супружеская ч. Ты, неверных страх, Донской, с четой двух соименных (двух Иоаннов). Жуковский. Словно тени мелькают чета за четой. Фофанов. Выходят цепью белою четы грузинских жен. Лермонтов. 2. Супружеская пара, муж с женой или жених с невестой. Мать Валерии радовалась. глядя на счастливую чету. Тургенев. ◊
Источник: «Толковый словарь русского языка» под редакцией Д. Н. Ушакова (1935-1940); (электронная версия): Фундаментальная электронная библиотека
чета́
1. устар. поэт. два человека, пара ◆ Но бродят тени великанов: // Завоеватель скандинав, // Законодатель Ярослав // С четою грозных Иоаннов. А. С. Пушкин, «Евгений Онегин (Отрывки из путешествия Онегина; из ранних редакций)» ◆ Люблю дымок спаленной жнивы, // В степи ночующий обоз, // И на холме средь желтой нивы // Чету белеющих берез. М. Ю. Лермонтов, «Родина», 1841 г.
2. муж с женой или жених с невестой; супружеская пара ◆ Медовый месяц для молодой четы Приваловых миновал, оставив на горизонте ряд тех грозовых облачков, без которых едва ли складывается хоть одно семейное счастье. Д. Н. Мамин-Сибиряк, «Приваловские миллионы», 1883 г. ◆ Надзор за комнатами и остающимся в них имуществом поручили пожилой супружеской чете, московским родственникам Егоровны, с которыми Антонина Александровна познакомилась истекшею зимою, когда она через них пристраивала для сбыта старье, тряпки и ненужную мебель в обмен на дрова и картошку. Б. Л. Пастернак, «Доктор Живаго», 1945–1955 г. (цитата из НКРЯ)
3. разг. ровня ◆ За меня в Москве купчихи шли, не вам чета, со ста тысячами. А. Ф. Писемский, «Боярщина», 1858 г. ◆ Вы для меня слишком высоки, вы не мне чета… Тургенев, «Рудин», 1856 г. ◆ Да и что вам, ваше сиятельство, хоть она бы и милая, а все ж мужичка она, баба немытая, поневница глупая, мне, мужику, чета! Ф. М. Достоевский, «Хозяйка», 1847 г.
че́та
1. истор. партизанский отряд на Балканах
Делаем Карту слов лучше вместе
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать Карту слов. Я отлично умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: отсиживаться — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Императорская чета. Оклеветанные молвой
Итак, в 1981 г. Русской Православной Церковью за рубежом Царская Семья прославлена. Однако же прославлена несколько половинчато: не в чине великомучеников, как следовало бы, но просто мучеников, где вопрос вероисповедания убийц так и остался висящим в воздухе. И все потому, что и в русском зарубежье все это время принято было закрывать глаза на национальную принадлежность людей, с помощью государственного переворота пришедших в России к власти. Что и дало повод двумя десятилетиями позже МП РПЦ прославить Царскую Семью, зверски ритуально убитую инородцами и иноверцами, так и вообще вопиюще не соответствующе случившемуся — в чине страстотерпцев. То есть якобы людей, пострадавших от своих единоверцев — православных христиан. Но пусть пока считается у нас официальным, что убивали Царскую Семью не Бланки с Гаухманами и не Вайнеры с Вайсбартами, а Ульяновы со Свердловыми и Войковы с Белобородовыми, святость Семьи последнего Русского Царя сомнения не вызывает ни у кого.
И чтобы лучше понять всю лживость пропагандистской машины, слепившей для нас некую семью Николая Кровавого, якобы распутную и безтолковую, следует сначала обратиться к рассмотрению индивидуальных особенностей самих членов царствующей фамилии. Итак, что отличало от всех иных людей двора тех времен Императорскую Чету?
Сначала об Императрице — Александре Федоровне. Первое, что бросается в глаза из воспоминаний о ней Анны Вырубовой, — удивительнейшая простота. Как-то отец Вырубовой нечаянно уронил папку бумаг, а тогда еще только что прибывшая во дворец Императрица опередила его: нагнулась и быстро собрала с пола бумаги и подняла наверх. Только здесь представьте себе: способна была бы на такой вот поступок какая-нибудь, скажем, Елизавета Английская?
Второе. Как-то примчалась Императрица в маленьком шарабане, управляемом ей самой без всякой охраны и сопровождения. Понятно, все присутствующие от такого были просто в шоке. Причем, такие появления Александры Федоровны были отнюдь не единичными.
А вот еще просто шокирующий случай все тем же пренебрежением к пышностям, присущим великовельможным обитателям царских покоев. Муж Вырубовой, покалеченный в сражениях русско-японской войны, страдал нервными припадками. И вот что Вырубова по этому поводу вспоминает:
«Помню, как во время одного из припадков я позвонила вечером Государыне, напуганная его видом. Императрица, к моему удивлению, пришла сейчас же пешком из Дворца, накинув пальто сверх открытого платья и бриллиантов, и просидела со мной целый час, пока я не успокоилась» [1] (с. 35).
Вот еще вполне характерный для Царской Четы эпизод. Когда Вырубова развелась с мужем и стала жить одна, быт ее оставлял желать лучшего:
«Я осталась жить в крошечном доме в Царском Селе, который мы наняли с мужем; помещение было очень холодное, так как не было фундамента и зимой дуло с пола. Государыня подарила мне к свадьбе 6 стульев с ее собственной вышивкой, акварели и прелестный чайный стол. У меня было очень уютно. Когда Их Величества приезжали вечером к чаю, Государыня привозила в кармане фрукты и конфеты, Государь “чер-ри-бренди”. Мы тогда сидели с ногами на стульях, чтобы не мерзли ноги. Их Величества забавляла простая обстановка. Чай пили с сушками у камина… Помню, как Государь, смеясь, сказал потом, что он согрелся только в ванной после чая у меня в домике» [1] (с. 37).
Вот еще очень интересная деталь, характеризующая Николая II и его Семью. Она прослеживается из столь привычной нашей поговорки о принадлежности того или иного человека или группы лиц к менталитету людей, проживающих на определенной местности. О тех, в частности, кто проживает в нашей стране, сказано: какой же русский не любит быстрой езды?
«В Крыму испокон веку перед коляской Их Величеств скакал татарин, расчищая путь на горных дорогах, где из-за частых поворотов легко можно было налететь на встречные татарские арбы. Впоследствии появились моторы, и Государь требовал необычайно быстрой езды. Господь хранил Государя, но езда захватывала дух; шофер его, француз Кегресс, ездил лихо, но умело» [1] (с. 40).
Так что и эта характеристика позволяет заметить, что Царская Чета принадлежала своим менталитетом исключительно к титульной нации страны. От того и любовь буквально ко всему русскому — в том числе, как здесь показано, и к быстрой езде, что в особенность кровных родственников Самодержцев не входило. То есть Русское Православие, исповедуемое ими, напрочь переменило их кровный английский и немецкий менталитет.
Причем, даже какие-либо одолевающие членов высшего общества недуги, обычно не только прощаемые венценосцам, но ставящиеся им чуть ли ни в заслугу, в этой Семье были в том же удивительном презрении, что и уже описанные выше случаи отношения к чванливости и чинушеству. Вот что записывает Вырубова о здоровье Императрицы в 1909 г.:
«Последнее время у Императрицы все чаще и чаще повторялись сердечные припадки, но она их скрывала и была недовольна, когда я замечала ей, что у нее постоянно синеют руки и она задыхается: “Я не хочу, чтобы об этом знали”, — говорила она. Помню, как я была рада, когда она наконец позвала доктора» [1] (с. 38).
Не отставал от норм поведения родителей и юный Наследник престола:
«В Великий Четверг Их Величества и мы все причащались. Ее Величество, как всегда, в белом платье и белом чепчике. Трогательная картина была, когда, приложившись к иконам, они кланялись на три стороны присутствующим. Маленький Алексей Николаевич бережно помогал матери встать с колен после земных поклонов у святых икон» [1] (с. 42).
Вот еще деталь обращения со своими верноподданными со стороны Императрицы:
«Санатории в Крыму были старого типа. После осмотров их всех в Ялте Государыня решила сейчас же построить на свои личные средства в их имениях санатории со всеми усовершенствованиями, что и было сделано. Часами я разъезжала по приказанию Государыни по больницам, расспрашивая больных от имени Государыни о всех их нуждах. Сколько я возила денег от Ея Величества на уплату лечения неимущих! Если я находила какой-нибудь вопиющий случай одиноко умирающего больного, Императрица сейчас же заказывала автомобиль и отправлялась со мной лично, привозя деньги, цветы, фрукты, а главное — обаяние, которое она всегда умела внушить в таких случаях, внося с собой в комнату умирающего столько ласки и бодрости. Сколько я видела слез благодарности! Но никто об этом не знал — Государыня запрещала мне говорить об этом» [1] (с. 43).
«Александра Федоровна сама выкармливала всех своих малышей (этого не делалось не только в царских, но и в большинстве семей высшего света). Были кормилицы, но, так сказать, “на всякий непредвиденный случай”. Такой случай однажды произошел: у кормилицы на два дня пропало молоко, и Александра Федоровна кормила своим молоком крестьянского мальчика» [2] (с. 188).
«Княжон не баловали и только с возрастом начали выдавать небольшие суммы. Когда Великая Княгиня Ольга Николаевна подросла и ей впервые вместо мелких карманных денег к празднику выдали более значительную сумму, она истратила ее на оплату лечения искалеченного мальчика, которого каждый день видела из окна ходящим на костылях. Мальчику сделали необходимую операцию, он выздоровел и смог нормально ходить, это была истинная радость для ее души» [2] (с. 189).
Вот еще очень характерный случай для Царской Семьи, произошедший в Гамбурге. На этот раз о тех нормах поведения, которые желал ввести в обиход своему венценосному Семейству его глава — Николай II:
«…идя переулком по направлению к парку, мы столкнулись с почтовым экипажем, с которого неожиданно свалился на мостовую ящик. Государь сейчас же сошел с панели, поднял с дороги тяжелый ящик и подал почтовому служащему; тот едва его поблагодарил. На мое замечание, зачем он изволил безпокоиться, Государь ответил: “Чем выше человек, тем скорее он должен помогать всем и никогда в обращении не напоминать своего положения; такими должны быть и мои дети!”» [1] (с. 45–46).
Но откуда такая манера поведения главы Императорского дома, совершенно не свойственная не только царствующим фамилиям европейских домов, но и вообще людям зажиточным или облеченным властью?
Все дело в том, что и отец Николая II, Александр III, именно такую норму поведения прививал наследнику с самого раннего детства. Вот что в основу воспитания своих детей напутствует взять их наставникам и учителям сам Александр III:
«Ни я, ни Мария Федоровна не желали делать из них оранжерейных цветов. Они должны хорошо молиться Богу, учиться, играть, шалить в меру. Учите хорошенько, спуску не давайте, спрашивайте по всей строгости законов, не поощряйте лени в особенности. Если что, адресуйтесь прямо ко мне, а я знаю, что нужно делать. Повторяю, что мне фарфора не нужно. Мне нужны нормальные русские дети. Подерутся — пожалуйста. Но доносчику — первый кнут. Это — самое мое первое требование» [2] (с. 9).
И это были не просто наставления, для порядка, отданные наставникам:
«Отец приучал своих детей спать на простых солдатских койках с жесткими подушками, утром обливаться холодной водой, на завтрак есть простую кашу» [2] (с. 12).
И вот к каким результатам привело это поистине спартанское воспитание:
«Николай II получил два высших образования, блестяще окончив Оксфордский университет и Военную академию, свободно владел многими иностранными языками — английским, французским, немецким, датским и польским… будущий Император Николай II мог ввести в заблуждение любого оксфордского профессора, который принял бы его, по знанию английского языка, за настоящего англичанина. Точно также знал Николай Александрович французский и немецкий языки» [2] (с. 14–15).
Конечно же, кроме наук о языках Николай II прекрасно усвоил и все иные ему преподаваемые науки, а человечность воспитания позволяла прекрасно разбираться в людях и быстро расставаться с теми из них, кто не исполнял возлагаемых на него надежд:
«Он очень хорошо разбирался в людях и быстро отстранял от должности неполезных для государства и неспособных справиться со своими государственными обязанностями людей» [2] (с. 16).
Понятно, и самовоспитанием, заимствованным от той же науки самообразования Александром III, Николай II тоже не пренебрегал:
«Бывало во время крупной ссоры с братьями или товарищами детских игр, — рассказывает его воспитатель К.И. Хис, — Николай Александрович, чтобы удержаться от резкого слова или движения, молча уходил в другую комнату, брался за книгу и, только успокоившись, возвращался к обидчикам и снова принимался за игру, как будто ничего не было» [2] (с. 20).
То есть это был вовсе не каприз солдафонского обращения с детьми со стороны Александра III, но именно та система обучения, которая, судя по результатам, и дала возможность всесторонне подготовить Наследника Русского престола для последующего царствования в самой огромной стране мира. Причем, что и еще более ценно при таком воспитании, будущий правитель не вставал на путь вседозволенности и исключительности своей персоны, что порождают обычные воспитания детей в обычных королевских дворах обычных стран. Страна же, которой предполагалось править Наследнику, была совершенно необычной — это было подножие Престола Господня — в идеале — Святая Русь. А потому и подход к наследнику вот такого вот Престола был совсем иной, нежели во всех иных дворах всех иных стран. Что было усвоено Наследником от передавшего ему бразды правления Россией Александра III:
«Основой государственной политики Николая II стало продолжение стремления его отца “придать России больше внутреннего единства путем утверждения русского элемента страны”» [2] (с. 23).
То есть Россия для русских.
Но и Николай II полностью заимствует систему воспитания уже теперь своих детей у своего отца. И ему, как истинному наследнику венценосного предка, требуются такие же нормальные русские дети, которые никогда в обращении не будут никому напоминать своего высокого положения.
И они были именно такими — патриотами своей Родины — России:
«Великие княжны имели разные характеры, но всех их отличала удивительная чистота, доброта и желание помочь ближнему.
Батюшки, принимавшие у них исповедь, удивлялись, как девицы шестнадцати-девятнадцати лет могли сохранить такую душевную целомудренность, горячую веру, любовь к людям и удивительную чистоту помыслов.
Все эти качества в полной мере раскрылись в начале войны, когда Царица Александра Федоровна и ее дочери стали устраивать прием раненых в лазаретах, работая простыми сестрами милосердия» [2] (с. 189).
«Государыня и Великие Княжны присутствовали при всех операциях. Стоя за хирургом, Государыня, как каждая операционная сестра, подавала стерилизованные инструменты, вату и бинты, уносила ампутированные ноги и руки, перевязывала гангренозные раны, не гнушаясь ничем и стойко вынося запахи и ужасные картины военного госпиталя во время войны» [1] (с. 76).
Мало того, были открыты и благотворительные учреждения:
«…ее Императорского Высочества Великой княжны Ольги Николаевны (помощь семьям запасных) и ее Императорского Высочества Великой княжны Татьяны Николаевны (помощь беженцам), и Великие княжны лично председательствовали на заседаниях и входили во все дела» [2] (с. 189).
Вот как описывает американский корреспондент Рита Чайлд Дорр до какой степени Государыня отдавала свое время для помощи нуждающихся во время войны:
«Она просто жила в госпиталях Царского Села. Каждое утро после завтрака, одетая в простое хлопчатобумажное платье сестры Красного Креста, она начинала свой обход. Не было для нее обязанности слишком скромной, задачи слишком трудной, чтобы ее не выполнить. Она стояла за спиной хирургов в операционной, она видела самые тяжелые ампутации. Она сидела у постели больных и умирающих. “Побудь со мной, Царица!” — восклицал бедняга, страдая от мучений и боли, и она брала его грубую ладонь в свои руки, успокаивала его, молилась за него, чтобы он выдержал это все для блага России. Тогда эти люди ее любили, а потом они же от нее отвернулись. Обычно мы ездили домой на машине обедать, а потом снова ехали в другие госпитали. Мы приезжали домой после пяти часов…» [1] (с. 392–393).
«Режим дня Императрицы был очень напряженный: “Утром в лазарете все время на ногах, днем объезды госпиталей Царского и столицы. Вечером она слушала курсы сестер милосердия, где преподавала княжна Гедройц”.
Одновременно с работой в госпиталях Санкт-Петербурга, Императрица в обычной форме крестовой сестры милосердия ездила по всему фронту и тылам, инспектируя госпиталя, обезпечивая их своевременное снабжение медикаментами и продовольствием…
Заботилась она и о военнопленных. При поддержке союзных войск она организует инспекцию по изучению положения российских военнопленных на вражеских территориях. Ей удается многое сделать для улучшения условий их содержания, большое количество солдат удается вернуть на родину. При этом, несмотря на свое больное сердце, Императрица работает буквально круглосуточно, тратя на военные нужды все свои личные сбережения. Это не проходит для Александры Федоровны безследно, к концу 1916 года она оказывается на долгие месяцы прикованной к постели» [2] (с. 211–212).
Вот еще характеристика Екатерины Федоровны и Царских детей. Это происходило уже во время занятия Николаем II поста главнокомандующего Русскими войсками, когда Ставка находилась под Могилевом:
«Каждый день после завтрака наши горничные привозили нам из поезда платья, и мы переодевались в каком-нибудь углу для прогулки. Государь уходил гулять со свитой. Императрица оставалась в лесу с Алексеем Николаевичем, сидя на траве. Она часто разговаривала с проходившими и проезжавшими крестьянами и их детьми… когда они узнавали, кто с ними говорит, они становились на колени и целовали руки и платье Государыни… крестьяне, несмотря на ужасы войны, оставались верными своему Царю. Окружающая же свита и приближенные жили своими эгоистичными интересами, интригами и кознями, которые они строили друг против друга» [1] (с. 98).
А общество это взбеленившееся, именуемое высшим, Николай II не только презирал, но и сторонился от него сам и не пускал в общение с их детьми свих детей. О чем, в изложении американки, Риты Чайлд Дорр, свидетельствует Вырубова:
«Еще одной причиной, почему Императрица, и, конечно, я, были непопулярны, было то, что дети проводили с нами много времени. Императрица просто не позволяла им общаться с сыновьями и дочерьми придворных. Она хотела сохранить их умы светлыми и чистыми, и знала, что очень немногие из детей ее окружения были достойны этой привилегии. Дочери нашей знати были в основном праздными, самолюбивыми, пустоголовыми девицами, а сыновья слишком часто были слишком развратными с ранней юности. Можете представить себе, что невысокое мнение Императрицы о них и ее отказ позволить своим детям общаться с ними вызывали большое возмущение. Знаете, люди всегда считают своих детей идеальными» [1] (с. 393–394).
Да, Царские дети со своим воспитанием в духе русского патриотизма и исконного Русского вероисповедания не вписывались в привычную тогда обстановку великосветских гостиных. Но именно так жил и весь верхний слой тогдашнего российского общества, сплошь пропитанный либерализмом и масонством. Именно этот слой и был недоволен существующими порядками. А потому исключительно он подготавливал дворцовый переворот. И именно этот переворот затем, с большой помпой, был поименован якобы стихийно разразившейся революцией якобы чем-то там таким возмутившихся низов. Но возмущены-то были, что сегодня окончательно выясняется, исключительно верха. Именно они строили козни и затевали лживые интриги, подпиливая под собою сук. Народ же, что уже отмечено и еще будет отмечаться множествами примеров, любил своего Царя и его Семью.
Чиновник Министерства Императорского Двора генерал А.А. Масолов:
«Я часто имел случай видеть Императрицу на церковных службах. Она обычно стояла как вкопанная, но по выражению ее лица видно было, что она молилась. Когда Отец Александр стал ее духовником, он громко читал все молитвы, даже обычно читаемые вполголоса в алтаре. Царица очень любила его службу и выстаивала ее всю» [3] (с. 340).
Как-то для нас, маловеров, это звучит достаточно непривычным: что значит любить выстаивать службу?
У человека на руках больной ребенок, лекарством для которого является лишь молитва. Причем, сильнейшим из всех лекарств, что очень хорошо известно нам, например, по множеству чудесных случаев, произошедших во время Великой Отечественной войны, является именно материнская молитва. Вот что и отличало Елизавету Федоровну, что выясняется из свидетельств очевидцев, от простых смертных — материнская молитва.
«Товарищу обер-прокурора Синода Князю Н.Д. Жевахову Царица однажды призналась: “Я не виновата, что застенчива. Я гораздо лучше чувствую себя в храме, когда меня никто не видит… и мне тяжело быть среди людей, когда на душе тяжело”. Жизнь так распорядилась, что радостных минут в жизни Александры Федоровны становилось все меньше и меньше.
Следуя христианскому завету милосердного служения, Александра Федоровна в годы Мировой войны занялась деятельностью, просто немыслимой в ее положении, не имевшей аналогов в отечественной истории. Окончив фельдшерские курсы, она и ее старшие дочери стали работать сестрами милосердия в царскосельских госпиталях. Царица обмывала раны солдат и офицеров, в том числе и такие, от лицезрения которых некоторые молодые санитарки падали в обморок…
В этой деятельности Александра Федоровна смогла проявить свою давнюю тягу к непарадному человеческому общению. Для нее не имели значения ни происхождение, ни чины, ни титулы, ни звания. Она всю жизнь искала простоты и веры, и эти ее устремления осуществились в госпитальных палатах. Она проводила часы среди простых солдат, беседуя с ними на разные темы, внимательно слушая их нехитрые рассказы о жизни и о войне, благословляла их после выздоровления на новые подвиги, даря на счастье ладанки и иконки.
Это общение доставляло ей большие радости и удовлетворения, чем вымученные завтраки, чаи и обеды с родственниками и придворными. Роль сиделки у постели раненых солдат и офицеров она выполняла с большим внутренним подъемом и часто занималась этим даже в период недомогания. “Когда я чувствую себя очень угнетенно, — писала она Супругу в октябре 1915 года, — мне отрадно ходить к самым больным и приносить им луч света и любви”» [3] (с. 340–341).
Так что вовсе не представляла собою ни Императрица, ни остальная часть Царской Семьи того типа мимоз царского терема, который обрисовывала в те времена вражья пропаганда.
Все то же следует сказать и о Николае II. Ведь еще монах Авель в своих пророчествах сообщал о последнем Царе:
1. Рассулин Ю. Верная Богу, Царю и Отечеству. Анна Александровна Танеева (Вырубова) — монахиня Мария. Царское дело. СПб., 2006.
2. Мирек А.М. Император Николай II и судьба православной России. «Духовное просвещение». М., 2013.
3. Боханов А.Н. Григорий Ефимович Распутин-Новый. Мифы и реальность. Русский издательский центр имени святого Василия Великого. М., 2014.
4. Блохин Н. Пасхальный огонь. Издательство «Русская линия». Нижний Новгород, 2004.
5. Николай II: Венец земной и небесный. Лествица. М., 1999.
6. Фомин С. Россия перед вторым пришествием. Свято-Троицкая Сергиева лавра. Сергиев Посад, 1993.
7. «Царь колокол». № 1. М., 1990.
8. Генерал Дитерикс М.К. Убийство Царской Семьи. Издательство «Дар». М., 2006.
9. Жильяр П. Царская Семья. Воспоминания. Т. I. «Русская Летопись». М., 1991.
10. Протопопов А.Д. Предсмертная записка. «Голос минувшего на чужбине» №2, 1926.
11. 115. Берберова Н. Люди и ложи. Русские масоны XX столетия. Russica Publischers, INC. New York, 1986.
12. Старцев В.И. Тайны русских масонов. СПб., 2004.
14. Кобылин В.С. Анатомия измены Император Николай II и Генерал-адъютант М.В. Алексеев. СПб., 2011.
Царская чета в Ливадии
Приезд принцессы Алисы Гессенской в Ливадию 10 октября 1894 г. Акварель М. Зичи.
Но переступив порог ливадийского дворца, Аликc словно попадает в другой мир. Ее встречают затемненные комнаты, приглушенные голоса, скорбные лица, суетливые хлопоты вокруг больного…
А вскоре наступает финал. Наследник с бьющимся сердцем выслушивает последнюю волю отца:
«Рухнет самодержавие, не дай Бог, тогда с ним рухнет и Россия. Падение исконной русской власти откроет бесконечную эру смут и кровавых междоусобиц…
Люби все, что служит ко благу, чести и достоинству России. Будь тверд и мужествен; не проявляй никогда слабости. Выслушивай всех, в том нет ничего позорного, но слушайся только Самого Себя и Своей совести.
В политике внешней — держись независимой позиции. Помни — у России нет друзей. Нашей огромности боятся. Избегай войн. В политике внутренней — прежде всего, покровительствуй Церкви. Она не раз спасала Россию в годины бед.
Укрепляй семью, потому что она основа всякого государства!»
В четверг, 20 октября, Николай Александрович записывает в дневник: «Боже мой, что за день. Господь отозвал к себе нашего обожаемаго, дорогого, горячо любимаго Папа. Голова кругом идет, верить не хочется — кажется до того неправдоподобной ужасная действительность».
Зичи М. А. «Заупокойная служба по умершему Александру III в комнате Ливадийского дворца 21 октября 1894 года»
На следующий день Аликс принимает православие и новое имя, преобразившись в благоверную великую княгиню Александру Федоровну.
Из Ливадии в Ялту гроб с телом Александра III несли на руках. Путь был усыпан цветами и лавровыми венками, воздух на много верст вокруг оглашали звуки траурной музыки, барабанная дробь, залпы орудий, колокольный звон. В Севастополе похоронную процессию ждал траурный поезд, готовый перевезти тело государя в Петербург для захоронения в Петропавловском соборе — фамильной усыпальнице Романовых.
Ливадия на несколько лет опустела. Но Николай II любил это место беззаботных игр своего детства. С 1896 года посещения царской семьей Ливадии возобновились. Выяснилось, впрочем, что дворцовые здания сильно обветшали. В 1909 году решено было Большой дворец разобрать и на его месте выстроить новый. Работы возглавил архитектор Николай Петрович Краснов.
На строительство не жалели средств — Краснову было выделено 2 миллиона рублей. Ливадия к тому времени стала одним из признанных центров мировой политики. Здесь принимали зарубежных дипломатов, а также высочайших особ — германского кайзера Вильгельма II, греческого и румынского королей. Царь не хотел ударить в грязь лицом перед высокими гостями.
Новый дворец, получивший название Белый, копировал стиль флорентийских палаццо эпохи Ренессанса. Однако при его проектировании Краснов использовал новейшие технологии своего времени. Созданная им система железобетонных перекрытий предотвратила разрушение дворца во время землетрясения 1927 года. Для освещения всего огромного имения была построена электростанция (сегодня в ее здании находится органный зал). Тепло в дворцовых помещениях обеспечивали не только камины, но и центральное водяное отопление, чьи трубы были спрятаны в стенах. По трубам же во дворец подавалась морская вода для купаний. Между тремя его этажами курсировал лифт. Дворцовый гараж считался лучшим в Европе.
На строительстве было занято около двух тысяч рабочих, и все равно — сроки поджимали. А тут еще летом 1910 года в Крыму вспыхнула эпидемия холеры. Для рабочих выстроили временный изоляционный барак, все две тысячи человек ежедневно проходили медосмотр, дезинфекцию, принимали медикаменты. Благодаря этим мерам ни один рабочий не заболел. Однако ход строительство был задержан.
В январе 1911-го, когда можно было, наконец, приступить к внутренним отделочным работам, неприятный сюрприз преподнесла погода. Ударили морозы, повалил снег, спрятав стройку под огромными сугробами… В марте снегопады сменились дождями, беспрерывно лившимся еще больше месяца. В мае отсыревшие помещения — все 116 комнат — пришлось сушить с помощью электрического отопления. И все-таки новый дворец был готов к намеченному сроку. Строительство заняло всего 17 месяцев.
21 сентября 1911 года газета «Русская Ривьера» поместила подробный отчет о торжественной встрече в Ялте царской семьи, прибывшей на отдых в свое обновленное имение:
«Прелестная тихая погода. Разукрашенная гирляндами зелени, коврами, разноцветными материалами набережная Ялты буквально сверкает в ослепительных лучах полуденного южного солнца. У городского сада сооружаются чуть ли не целые трибуны для симфонического оркестра и местных артистов, решивших встретить Их Императорские Величества звуками народного гимна.
Начиная с 12 часов тротуары набережной начинают наполняться по-летнему нарядной публикой. Еще час — и вся правая сторона Набережной сплошь занята ялтинскими обывателями и курортными приезжими.
Взоры направлены на императорскую яхту «Штандарт», стоящую у мола. Императорский штандарт спущен, в ближайшей церкви раздается колокольный звон — для всех стало ясно: Его Императорское Величество Государь Император с Августейшим семейством изволили покинуть яхту и отбыть с мола…».
Увидев свою новую резиденцию, Николай II написал матери: «Мы не находим слов, чтобы выразить нашу радость и удовольствие иметь такой дом, выстроенный именно так, как хотели».
Царский отдых в Ливадии, по современным понятиям, был довольно неприхотлив.
Вся семья, кроме, пожалуй, Александры Федоровны, увлекалась прогулками на автомобилях, благо крымские дороги позволяли. Для поездок к охотничьему домику на Бешуйской даче специально проложили так называемое «Романовское шоссе», проходившее через самое высокое плато Крымских гор — Бабуган-яйлу.
Царский гараж в Ливадии. 1914 год
Автомобильные прогулки чередовались с морскими — на комфортабельной императорской яхте «Штандарт». Судно было построено в Дании в 1893 году, его длина превышала 112 м, ширина — 15 м, а крейсерская скорость достигала 15-ти с половиной узлов. В 1912 году Романовы всей семьей навестили на яхте владельца крупного имения «Новый Свет» близ Судака князя Льва Сергеевича Голицына — человека, поставившего перед собой цель поднять русское виноделие до лучших зарубежных образцов. В своих виноградниках он культивировал 500 сортов винограда и первым в России наладил промышленное производство высококачественных шампанских, шипучих и других виноградных вин. Для хранения вин он соорудил огромные подвалы в горе Коба-Кая. В особом подвале № 4 князь собрал одну из лучших в мире коллекцию вин XVIII и XIX века, насчитывавшую свыше 50 тысяч бутылок.
Из дневника Николая II о посещении им «Нового Света»:
«В 11 1/2 стали на якорь в первой бухте «Нового Света». После завтрака съехали всем обществом на берег и пошли береговою дорожкою к знаменитым погребам Голицына. Смотрели два грота, которые освещались бенгальскими огнями. Пробовали много вин и даже вторично позавтракали в одном из подвалов. Л. С. Голицын водил и угощал нас, как он умеет это делать, показал нам дом для гостей с великолепным старым хрусталем, серебром и чудными вещами. Простились с Голицыным и его семьей и в 5 1/2 вернулись на яхту. »
Императорская яхта «Штандарт» на пирсе порта Ялта.
Домашнее время в Ливадии отдавалось спорту, играм, различным увлечениям. Особым почтением у членов царской семьи пользовалось искусство фотографии. Наибольших успехов в нем достигла императрица-мать Мария Федоровна. Редакция популярного тогда мюнхенского журнала «Фотографический мир» даже попросила ее прислать свои работы для альбома «Фотографическое искусство Высочайших Особ». Доход от его продажи поступил в Фонд помощи нуждающимся талантливым молодым фотографам без различия национальности.
Для Николая II фирма «Кодак» изготовила специальную фотокамеру, позволявшую делать панорамные снимки. Многие из них сейчас представляют большую историческую ценность. Государь оказывал покровительство русскому изобретателю цветного фотографирования Прокудину-Горскому. Первые свои опыты в этой области Сергей Михайлович продемонстрировал именно перед царской семьей и именно в Ливадии, в 1909 году.
Вечера посвящались чтению, семейным театральным постановкам, и порой — киносеансам. Так, в 1911 году в здании «Музыкальной казармы», переоборудованной в кинозал, впервые демонстрировался полнометражный фильм «Оборона Севастополя», снятый одним из первых деятелей русской кинопромышленности Александром Ханжонковым, впоследствии основавшим в Ялте киностудию. Вместе с царской семьей ленту смотрели солдаты и офицеры охраны, а также дворцовая прислуга.
Николай II признавался, что мечтает на склоне лет уединиться в любимой Ливадии и ухаживать за розами. Судьба распорядилась иначе. В новом Ливадийском дворце царская семья провела всего четыре сезона. Заезд 1914 года стал последним. 12 июня государь покинул свою крымскую резиденцию, не подозревая, что прощается с ней навсегда. В годы Первой мировой войны на Южном берегу, на личные средства императрицы для солдат и офицеров были построены Дом для выздоравливающих, санаторий и госпиталь. 28 июля 1917 года, узнав о том, что Временное правительство отправляет его с семьей в далекую тобольскую ссылку, Николай II сокрушенно записал в дневнике: «А мы-то все так рассчитывали на долгое пребывание в Ливадии».
После окончания Гражданской войны состав курортной публики в Крыму претерпел коренные изменения. В 1920 году Ленин подписал декрет «Об использовании Крыма для лечения трудящихся». «Дворцы бывших царей и великих князей,— говорилось в нем,— должны быть использованы под санатории и здравницы рабочих и крестьян».
Максим Горький, побывавший в Ливадии в 1928 году, писал: «Там, понимаете ли, в царском дворце крестьяне отдыхают, вот это зрелище! За границей сочиняют по старой привычке новых царей для России, а прежней России в помине нет, а в бывших царских дворцах сидят бывшие мужики посконные, поглядывают в окошко!»
Санаторий «Ливадия», разместившийся в Белом и Малом дворцах и других корпусах, мог единовременно принять 300 отдыхающих.
Сотрудники санатория «Ливадия» в столовой (Белом зале Ливадийского дворца).
Советские солдаты, весной 1944 года освободившие Крым от немецкой оккупации, застали на месте профсоюзной здравницы обугленные руины. Каким-то чудом уцелел лишь Белый дворец. Здесь с 4 по 11 февраля 1945 года работала Ялтинская конференция с участием трех лидеров антигитлеровской коалиции, на которой решался вопрос послевоенного устройства мира. Для подготовки конференции на Южный берег Крыма было доставлено 1500 вагонов оборудования, строительных материалов, мебели. Ливадийский дворец был отведен Рузвельту, Черчилля поселили в Алупкинском дворце, Сталин выбрал для себя Юсуповский дворец в Кореизе.
На конференции родилась идея создания Организации Объединенных Наций.
После Ялтинской конференции Ливадийский дворец восемь лет сохранял статус государственной дачи. Сталин еще дважды останавливался в нем, следуя на Кавказ. Лишь незадолго перед смертью он распорядился вернуть Белый дворец санаторию. Спустя еще два десятилетия его переоборудовали в музей.
В советское время живописные виды Ливадии с их ярким средневековым колоритом пользовались повышенным вниманием кинорежиссеров. Они запечатлены во многих популярных кинолентах: «Всадник без головы», «Собака на сене», «Анна Каренина», «Овод», «Отелло», «Двенадцатая ночь», «Десять негритят».