Цепочная сказка что это
Урок литературного чтения по теме: » Сказка-цепочка»
Урок 17
СКАЗКА-ЦЕПОЧКА. Русская народная сказка «Репка»
Страницы: (учебник) 35–37; (тетрадь) 24–25, №№ 1–3.
Цели : познакомить с понятием «сказки-цепочки»; совершенствовать технику чтения, развивать речь, пополнять словарный запас, учить глубоко и полно анализировать и оценивать прочитанное; прививать любовь к устному народному творчеству.
Оборудование : иллюстрации сказок, таблички с названиями сказок.
I. Организационный момент.
В сказке дивной очутиться
Каждый хочет, ты поверь.
В книге сказок приоткрыться
Может сказочная дверь.
Если сказки кто читает,
Туда, бывает, попадает.
Про всех сказочных героев
II. Введение в тему.
Звучит грамзапись «Песня о сказке» («В мире много сказок добрых и смешных. »)
– Ученый к от приготовил для вас интересные задания. Посмотрим, знаете ли вы русские народные сказки.
На доске два столбика. В первом – иллюстрации сказок, во втором – названия.
а) Сестрица Аленушка и братец Иванушка.
в) Волк и семеро козлят.
Соотнесите иллюстрации с названиями сказок.
Помогите героям сказок:
Иванушке позвать Аленушку.
Маше наказать медведю не съедать пироги.
Спеть песню Мамы-козы.
Спеть песню Колобка.
– Догадались, о чем мы поговорили на уроке? (О сказках.)
III. Работа по новой теме.
1. Работа по учебнику (с. 35).
Ждет нас сказочный, прекрасный
Долгий-долгий трудный путь!
– Отгадайте, кого мы сразу повстречали:
«Я решил просто попутешествовать по свету и не знал, что все так обернется. Я думал, что все такие же добрые, как мои дедушка и бабушка, но оказалось, что в мире есть и злые, и хитрые. » (Колобок.)
– Как называется сказка?
– Каких персонажей сказки нарисовал художник?
– О чем рассказывается в этой сказке?
– Расскажите первый эпизод – встреча Колобка с Зайцем – с подробностями.
Аналогичная работа с остальными эпизодами.
– Кого забыл художник изобразить? (Медведя.)
– Отличается ли встреча Колобка с Медведем от двух предыдущих? (Нет, текст сказки полностью повторяется, изменился только герой, с которым повстречался Колобок.)
Вывод : эта сказка похожа на цепочку: эпизоды текста похожи друг на друга, меняются только персонажи (звери), которых встречает Колобок на своем пути, а текст сказки остается прежним. Как у цепочки все звенья одинаковые, так и эпизоды сказки похожи друг на друга.
Учитель может проиллюстрировать каждый эпизод.
Здравствуй, зайка (ежик, барсук, папа)!
Самокату очень рад.
(Имитация езды на самокате.)
Повстречался ежик (зайка, барсук, папа).
Папа рад. (имя ребенка).
Зовет сказку слушать.
2. Работа в рабочей тетради № 1 (с. 24, №№ 1–3).
3. Работа по учебнику (с. 36).
а) Чтение сказки «Репка».
– Почему сказку «Репка» легко запомнить? (Эпизоды сказки похожи. Прежде чем очередной персонаж присоединится к цепочке героев, все персонажи перечисляются еще раз в заданном порядке.)
– Попробуйте изобразить персонажей сказки с помощью схемы. Договоримся, что для больших, крупных и сильных персонажей следует рисовать большой квадрат (или треугольник, или круг), а для слабых, маленьких, легких – маленький квадрат (или треугольник, или круг).
б) Игра «Найди иллюстрацию эпизода к схеме».
– В учебнике пронумеруйте иллюстрации эпизодов сказки от 1 до 6.
Учитель показывает схему, ученики называют номер эпизода.
(Эпизод 4. Дедка, бабка, внучка, Жучка.)
– Нарисуйте схему любого эпизода сказки, предложите соседу по парте отгадать номер эпизода.
– Как вы думаете, почему сказку «Репка» можно назвать сказкой-цепочкой? – спросил Кот. (Сказка «Репка» – сказка-цепочка потому, что состоит из похожих законченных частичек (эпизодов). Эти частички (эпизоды) напоминают звенья длинной цепи.)
5. Чтение сказки «Репка» по цепочке с опорой на цветные пометки в учебнике.
– С какими сказками познакомил нас ученый Кот?
– Почему сказки-цепочки легко рассказывать? (В сказках есть повторяющиеся эпизоды.)
– Кто знает другую сказку-цепочку? Миша сказал: «Это «Колобок». Маша добавила: «Это еще и «Теремок». А вы как думаете: оба правы? (Правы оба.)
Кумулятивные сказки служат «золотым запасом» архаичных форм мышления. Так ли прост колобок, как кажется? (Статья большая)
Устраивайся удобнее, дружок, и слушай внимательно. Я расскажу тебе сказку. Простую, как пареная репа, но древнюю, как само человечество. В этой сказке не будет поединка между добром и злом потому, что во времена её зарождения люди ещё не разделили все и вся на свет и тьму. Герои моей волшебной истории не привьют тебе понятия о чести и благородстве. Но они сделают нечто не менее ценное — заложат в твоем юном сознании основы связной речи. И в благодарность за это ты никогда не забудешь их имена. Так слушай же, я начинаю: «Жили-были дед да баба. Дед есть захотел и говорит бабе: „Испеки-ка, бабка, колобок. ”»
«Репка», «Колобок», «Теремок» — коротенькие сказки с незамысловатым сюжетом, которые принято рассказывать малышам, едва те научатся понимать и произносить первые осмысленные предложения. В качестве детского фольклора эти забавные небылицы известны с давних времен. В XIX веке их объединяли словосочетанием «робячьи истории», в наше время называют «первыми», или «малышовыми» сказками. В то время как ученые-фольклористы предпочитают именовать рассказы об ожившем круглобоком хлебце, гигантской репке, мышке-норушке, вселившейся в рукавичку (вариант — в лошадиную голову) звучным термином «реликтовые сказки».
Такое определение ко многому обязывает. Реликт — это пережиток древних эпох. Но если в применение к флоре (реликтовые сосны) или морфологии (устаревшие формы склонения прилагательных) оно вполне понятно, то в применение к фольклору заставляет задать вопрос: разве не все народные сказки дошли до нас из прошлых веков? Разве сказка «Ивашко Медвежье Ушко» не реликт, отсылающий нас к верованиям в тотемное животное, в данном случае в медведя, «женившегося» на женщине и основавшего род людей-медведей?! Или сказка «Чудесная меленка», в которой отразилась архаичная вера в священные «рощения» (в данном случае — дуб)?! Царские или крестьянские сыновья, проходящие испытания, в которых угадываются обряды инициации, царевны, обладающие магическими знаниями и умениями, молодильные яблоки, говорящие зеркала, животные-помощники и животные-враги — разве все это не отголоски языческих верований и древнейших мифов, не пережитки давних эпох? А раз так, то почему честь именоваться реликтовыми выпала лишь нескольким сказкам? Другими словами, так ли прост колобок, как кажется? Что за сила выдернула из земли разросшуюся репку? И почему развалился теремок? На эти и другие вопросы мы постараемся ответить. Но начать придется издалека.
Сборник братьев Гримм «Детские и семейные сказки», выходивший в период с 1812 по 1815 год, не только оживил деятельность по собиранию фольклора в разных странах, но и открыл для широкой публики факт, до тех пор известный лишь узким специалистам: оказывается, сказочные сюжеты во всем мире необычайно похожи. По Европе и Африке, Азии и Америке кочуют одинаковые сказки (на сегодняшний день говорят о 75-процентном совпадении сюжетов). Стали появляться научные труды с теориями, объясняющими это явление, а также работы, в которых предпринимались попытки создать общий классификатор сказок. Для этого серьезные мужи вчитывались в «нянькины россказни» (так пренебрежительно именовали сказки европейские интеллектуалы в эпоху Просвещения), чтобы затем разделить их на виды и подвиды.
В числе прочих трудились над этой задачей немецкий ученый Иоганн Больте (Johannes Bolte, 1858–1937) и чешский ученый Иржи Поливко (Jiří (Georg) Polivko, 1858–1933). В своем труде «Наблюдения над детскими и домашними сказками братьев Гримм» они отметили существование небольших сказок и песенок, имевших особую структуру (нельзя ли выделить их в отдельный вид или подвид?). А именно: все слова и действия персонажей таких небылиц словно бы нанизывались на прямую палочку, как детали детской пирамидки — от большой к маленькой (и наоборот), либо выстраивались в цепочку — звено за звеном. Чтобы дать читателю представление, о какой именно структуре идет речь, приведем в пример несколько строк из английской народной песенки «The house that Jack built»:
This is the house that Jack built.
This is the malt
That lay in the house that Jack built.
This is the rat,
That ate the malt
That lay in the house that Jack built.
Или, в авторском переводе Маршака:
Вот дом, который построил Джек.
А это пшеница,
Которая в темном чулане хранится
В доме, который построил Джек.
А это веселая птица-синица,
Которая часто ворует пшеницу,
Которая в темном чулане хранится
В доме, который построил Джек.
Подобные песенки и сказки — с повторами — широко распространены в европейском фольклоре, и Больте и Поливко попытались дать им общее название, предложив ряд терминов на немецком и английском языках: Kettenmärchen (в переводе с немецкого — цепные, по цепочке) и accumulative stories (в переводе с английского — сказки с наращиванием). Сами ученые считали, что термины эти нуждаются в доработке, современные фольклористы с ними полностью согласны, но все же, как это часто бывает в науке, несовершенные названия закрепились, и теперь определенный вид сказок называют «цепочными» («цепевидными»), или «кумулятивными». А коль скоро фольклор всего мира в значительной степени схож, то кумулятивные истории должны быть и среди русских народных сказок. И тут на сцену вновь выходят «Репка», «Колобок», «Теремок».
«Репка», если можно так выразиться, дважды «цепочная» сказка. Во-первых, её герои выстраивают цепочку из тел: дедка-бабка-внучка-сучка (кличку Жучка собака получила от цензоров, в оригинальной версии сказки все персонажи носили имена нарицательные), и далее: кошка-мышка. Поначалу, кажется, что цепочка эта выстраивается произвольно — репка крепко сидит в земле, и те, кто пытается её вытащить, зовут все новых и новых помощников из числа членов семьи и домашних животных.
Но почему бы им не позвать, к примеру, корову — тоже домашнее животное? Не знаете? Задайте этот вопрос ребенку, и он мгновенно ответит: «Так ведь корова по росту не подходит!» Возвышаясь над бабкой, она станет неправильно поставленным звеном в собранной пирамидке, нарушит плавно сужающуюся цепочку, очень, кстати, интересную цепочку, в которой нашлось место для мужчины и женщины, зверя и человека, друга и врага. Во-вторых, сказка разворачивает перед нами цепочку из слов: «Бабка за дедку, дедка за репку — тянут-потянут…» и «Внучка за бабку, бабка за дедку, дедка за репку — тянут-потянут…». То есть имя каждого нового персонажа словно «нанизывается» на имена уже существующих, которых сказке не скучно повторить.
Аналогичными повторами богат и «Колобок». Главный герой этой небылицы поет одну и ту же песенку каждому, кто пытается его съесть. К этой песенке — типичному жизнеописанию, начинающемуся от акта сотворения — добавляется лишь одна новая строка, с именем животного, от которого колобку в очередной раз удалось убежать. Кстати сказать, заявляя «я от такого-то ушел и от тебя убегу», колобок вовсе не хвастается (иллюстрируя эту сказку, художники часто придают румяному личику колобка этакое самонадеянное выражение), он продолжает ткать материю своей жизни, вплетая в нее нити счастливой судьбы или, как сказали бы сейчас, настраивает себя на успех. Не срабатывает эта магия только с лисой — та съедает колобка. Но вот что удивительно: малыши, которым читают сказку, обычно не проливают слез над главным героем. Конец небылицы не кажется им трагичным. И это важно отметить, так как цепевидные сказки часто заканчиваются крушением планов, катастрофой, но катастрофой закономерной.
Особенно хорошо это видно на примере сказки «Теремок». В небольшое пространство, выбранное в качестве жилища мышкой-норушкой, постепенно набивается так много зверей — причем каждый новый квартирант крупнее предыдущего — что слушатель подсознательно ожидает некой сокрушительной развязки. «Теремок» также позволяет обратить внимание на ещё одну характерную особенность цепевидных небылиц — они богаты рифмами (лисичка-сестричка, волчок зубами щелк) и отличаются запоминающимися оборотами, яркими образами. Достаточно вспомнить:
— Терем-теремок, кто в тереме живет?
— Я мышка-норушка; а ты кто?
— А я лягушка-квакушка.
— Ступай ко мне жить.
Я колобок, колобок,
я по коробу скребен,
по сусеку метен,
на сметане мешен,
да в масле пряжен.
Но наряду с замысловатой словесной тканью сюжет кумулятивных сказок довольно скуден: репка выросла — репку пытаются вытащить из земли; в теремке поселился один жилец — следом за ним спешит другой; колобок, преодолев один отрезок пути, таким же способом пытается преодолеть следующий. Очевидно, что смысл этих небылиц все-таки не в сюжете: завязка бедна («посадил дед репку»), развязка незамысловата («медведь сел на теремок и раздавил всех»), все персонажи совершают однотипные действия, подражают друг другу.
Между тем кумулятивные сказки скучными не назовешь, и приковывают они внимание слушателей своей характерной особенностью: выстраиванием цепочки. Появилось новое звено или блок (новая информация в сказке или новый персонаж), оно исследуется и связывается с предыдущим звеном или блоком. Сходным образом, нанизывая блоки информации один на другой или присоединяя к уже известному новые данные, познают окружающий мир маленькие дети. Отсутствие опыта, пока ещё не развитое абстрактное и логическое мышление заставляют их не размышлять, а действовать, подражая окружающим.
Преодолевая расстояние «аbс», они движутся короткими отрезками: от «а» до «b», от «b» до «с». Видимо, поэтому дети — идеальные потребители кумулятивных сказок. Но кто же их создатели? Подавляющее большинство ученых-фольклористов склоняется к тому, что создателями цепевидных сказок были люди с юным (детским) сознанием, то есть примитивные общества. Считается, что подобные цепевидные структуры соответствовали древнейшему типу мышления.
Присмотримся к кумулятивным историям повнимательнее. Сходно с архаическими формами мышления, все явления в таких сказках располагаются в ряд, время и пространство, как продукт абстракции, отсутствуют, эмпирическое расстояние и эмпирический отрезок времени измеряются действиями, обобщений нет. Форма мышления современного человека требует иных способов подачи информации, но кумулятивные сказки до сих пор востребованы. Они служат своего рода «золотым запасом» открытых человечеством мыслительных структур.
Вот почему «цепочные» сказки ученые называют реликтовыми: они доносят до нас не древний быт или древние верования, но древние типы мышления. А кроме того, они дают нам представление о том, каким образом формировалась связная речь: с помощью однотипных повторов путем наращивания лексического объема. Иными словами: появился новый персонаж (новое явление) — дадим ему имя (обозначим его) и прибавим к уже существующим. Подобным образом учат родной язык маленькие дети, запоминая не только отдельные слова, но и целые речевые структуры, пытаясь на их основе создавать ещё более длинные. И не случайно кумулятивные сказки изобилуют рифмами — видимо, в свое время они произносились нараспев или даже пропевались, а рифмованную песенку запомнить гораздо проще, чем аналогичный по длине не рифмованный текст.
В русском фольклоре реликтовые сказки не исчерпываются взятыми нами для примера «Репкой», «Колобком» и «Теремком». На самом деле их гораздо больше. Архаичные формы мышления прослеживаются в сказках «Зимовье зверей», «Как петушок подавился», «Война грибов» и… Ну да теперь читатель и сам может узнать цепевидную историю, листая сборник сказок перед тем, как читать ребенку.
Пропп В.Я.: Кумулятивная сказка
КУМУЛЯТИВНАЯ СКАЗКА
В каждой науке есть маленькие вопросы, которые, однако, могут иметь большое значение. В фольклористике один из таких вопросов — это вопрос о кумулятивных сказках.
Относительно того, какие сказки называть кумулятивными, до сих пор царит разнобой. А. Аарне этого термина не применял. 1 Н. П. Андреев, переводя на русский язык указатель Аарне, внес от себя один сводный тип, озаглавив его так: «Кумулятивные (цепные) сказки разного рода» (Андр. 2015 I). Указано всего три примера, причем ссылок на великорусские сборники нет. Андреев не видел русских кумулятивных сказок.
В указателе С. Томпсона (1928) для кумулятивных сказок предусмотрено уже 200 номеров (2000 — 2199, Cumulative Tales). Не все номера действительно заполнены, указано 22 типа. Эти номера сохранены в последнем издании этого указателя, вышедшем в 1964 году. Здесь заполнены уже почти все предусмотренные номера (АТ 2009—2075).
Указатель Аарне — Томпсона полезен как эмпирический справочник об имеющихся типах сказок. Вместе с тем, однако, он определенно вреден, так как внушает путаные и совершенно неправильные представления о характере и составе сказочного репертуара. Совершена элементарная логическая ошибка: рубрики установлены по не исключающим друг друга признакам, вследствие чего получается так называемая перекрестная классификация, а такие классификации в науке непригодны. Так, например, в числе волшебных предусмотрены такие сказки, как «сказки о чудесном противнике» и «сказки о чудесном помощнике». Но как быть с теми сказками, в которых чудесный помощник помогает в борьбе с чудесным противником? Эта ошибка пронизывает собой весь указатель.
Появление в последних изданиях рубрики кумулятивных сказок вносит еще новый принцип: эти сказки выделены не по характеру действующих лиц, они выделены и определены по их композиции.
Полагаю, что в основу рубрикации и классификации сказок должен быть положен принцип определения сказок по их структуре. В книге «Морфология сказки» была сделана попытка выделить по структурным признакам разряд сказок, обычно называемых волшебными. 2 По этому же принципу можно выделить сказки кумулятивные. Кумулятивные сказки в последних изданиях каталога Аарне — Томпсона определены именно по характеру их структуры. Здесь нащупан правильный путь, но он только нащупан. Фактически вопрос о том, какие сказки назвать кумулятивными, остается неясным, и этим объясняется, что большое количество кумулятивных сказок распределено по другим разделам. Так, много кумулятивных сказок помещено в разряд сказок о животных, и наоборот: не все сказки, включенные в разряд кумулятивных, действительно к ним принадлежат.
Раньше чем начать изучение кумулятивных сказок, нужно дать хотя бы предварительное определение того, что под этим будет подразумеваться. Я, однако, не буду стремиться к абстрактным формулировкам, а попытаюсь дать более или менее точную характеристику этого жанра в пределах одной национальной культуры.
вопрос о научной классификации и каталогизации сказок.
Основной художественный прием этих сказок состоит в каком-либо многократном повторении одних и тех же действий или элементов, пока созданная таким способом цепь не порывается или же не расплетается в обратном порядке. Простейшим примером может служить русская сказка «Репка» (на содержании которой можно не останавливаться). К этой сказке вполне применимо немецкое обозначение Kettenmärchen — цепные сказки. В целом, однако, это название слишком узкое. Кумулятивные сказки строятся не только по принципу цепи, но и по самым разнообразным формам присоединения, нагромождения или нарастания, которое кончается какой-нибудь веселой катастрофой. В английском языке они относятся к разряду formula-tales и именуются cumulative, accumulative stories, что связано с латинским словом сиmulare—накоплять, нагромождать, а также усиливать. В немецком языке кроме термина Kettenmärchen есть более удачный термин Häufungsmärchen — нагромождающие сказки или Zählmärchen — перечисляющие сказки. Во французском языке они называются randounées (собственно «кружащие вокруг одного места»). Специальное обозначение для этих сказок выработалось не во всех языках. Приведенные примеры показывают, что всюду в разных выражениях говорится о некотором нагромождении. В разнообразном в своих формах нагромождении и состоит весь интерес и все содержание этих сказок. Они не содержат никаких интересных или содержательных «событий» сюжетного порядка. Наоборот, самые события ничтожны (или начинаются с ничтожных), и ничтожность этих событий иногда стоит в комическом контрасте с чудовищным нарастанием вытекающих из них последствий и с конечной катастрофой (начало: разбилось яичко, конец — сгорает вся деревня).
В первую очередь мы сосредоточим внимание на композиционном принципе этих сказок. Необходимо, однако, обратить внимание и на словесный наряд их, а также на форму и стиль исполнения. В основном можно наметить два разных типа кумулятивных сказок. Одни по образцу английского термина formula-tales можно назвать формульными. Эти сказки — чистая формула, чистая схема. Все они четко делятся на одинаково оформленные повторяющиеся синтаксические звенья. Все фразы очень коротки и однотипны. Сказки другого типа тоже состоят из одинаковых эпических звеньев, но каждое из этих звеньев может синтаксически оформляться различно и более или менее подробно. Название «формульные» к ним не подходит. Они рассказываются эпически спокойно, стилем волшебных или других прозаических сказок. Образцом этого вида кумулятивных сказок может служить сказка «Мена». Герой меняет лошадь на корову, корову на свинью и т. д., вплоть до иглы, которую он теряет, так что домой он приходит ни с чем (Андр. 1415, АТ 1415). Такие сказки в отличие от «формульных» можно назвать «эпическими».
Нужно еще упомянуть, что формульные сказки могут принимать не только стихотворную, но и песенную форму. Такие сказки можно встретить не только в сборниках сказок, но и в сборниках песен. Так, например, в песенном сборнике Шейна «Великорусс в своих песнях, обрядах, обычаях. » (1898) есть песни, композиция и сюжет которых основаны на кумуляции. Их следует включить в указатели кумулятивных сказок. Здесь можно указать, что и «Репка» была записана как песня.
«Репка») создание цепи мотивировано и внутренне необходимо. Во втором случае («Теремок») никакой логической необходимости в появлении все новых и новых зверей нет. По этому принципу можно бы различать два вида этих сказок. Преобладает второй — искусство таких сказок не требует никакой логики. Однако для установления видов кумулятивных сказок это различие не имеет существенного значения, и мы его делать не будем.
Принципы, по которым наращивается цепь, чрезвычайно разнообразны. Так, например, в сказке «Петушок подавился» (Андр. *241 I; AT 2021А) мы имеем ряд отсылок: петушок посылает курочку за водой к реке, река посылает ее предварительно к липе за листом, липа—к девке за нитками, девка — к корове за молоком и т. д., причем никакой логики в гом, какие персонажи за какими предметами посылаются, нет: река, например, посылает за листьями и т. д. Логика здесь не нужна, и ее не ищут и не требуют. Другие сказки построены на ряде мен или обменов, причем мена может происходить в нарастающем порядке от худшего к лучшему или, наоборот, в убывающем — от лучшего к худшему. Так, сказка «За курочку уточку» повествует о том, как лиса за якобы пропавшую у нее курочку (которую она сама же съела) требует гусочку, за гусочку — индюшечку и т. д.—вплоть до лошади (Андр. 170, АТ 170). Наоборот: в уже упомянутой сказке «Мена» обмен происходит от лучшего к худшему. Нарастающий обмен может происходить в действительности или о нем только мечтают. Мужик, прицеливаясь из ружья в зайца, мечтает, как он его продаст, как на вырученные деньги он купит поросенка, потом корову, затем дом, потом женится и т. д. Заяц убегает (Андр. 1430 *А). В западноевропейской сказке сходно мечтает молочница, неся на голове для продажи кувшин молока. Кувшин она роняет на землю, он разбивается, а вместе с ним разбиваются и все ее мечты (АТ 1430).
волк просит положить на сани лапу, другую, третью, четвертую. Когда он кладет в сани еще и хвост, сани ломаются (Андр. 158, АТ 158). Обратный случай: назойливую козу, занявшую избушку зайчика, не могут выгнать кабан, волк, бык, медведь. Выгоняет ее комар, пчела, еж (Андр. 212).
Особый вид представляют собой сказки, построенные на создании цепи из человеческих тел или тел животных. Волки становятся друг на друга, чтобы съесть портного, сидящего на дереве. Портной восклицает: «А нижнему больше всех достанется!» Нижний в страхе выбегает, все падают (Андр. 121, АТ 121).
Пошехонцы хотят достать воды из колодца. На колодце нет цепи, они вешаются друг за друга. Нижний уже хочет зачерпнуть воды, но верхнему тяжело. Он на миг отпускает руки, чтобы поплевать в них. Все падают в воду (АТ 1250).
подымают вой, но выражают свое отчаяние каким-нибудь нелепым поступком: рвут церковные книги, звонят в колокола и пр. Дело кончается тем, что сгорает церковь или даже вся деревня (Андр. 241 III).
Жалостливая девка идет к реке выполаскивать швабру. Глядя на воду, она рисует себе картину: «Если рожу сына — утонет». К ее плачу присоединяется баба, мать, отец, бабка и т. д. Жених покидает ее (Андр. 1450, АТ 1450).
К кумулятивным сказкам можно причислить и такие, в которых все действие основывается на различных видах кимических бесконечных диалогов. Примером может служить сказка «Хорошо да худо». Горох редок уродился—худо, редок да стручист— хорошо и т. д., без особой связи между звеньями (Андр. 2014).
Обладая совершенно четкой композиционной системой, кумулятивные сказки отличаются от других и своим стилем, своим словесным нарядом, формой своего исполнения. Надо, однако, иметь в виду, что по форме исполнения имеются, как указывалось, два вида этих сказок. Одни рассказываются эпически спокойно и медленно, как и всякие другие сказки Они могут быть названы кумулятивными только по лежащей в их основе композиции. Такова уже упомянутая нами сказка «Мена», которая обычно относится к новеллистическим, или сказка «За скалочку уточку», в указателях относимая к сказкам о животных. К таким же «эпическим» принадлежат сказки о глиняном пареньке, который все на своем пути съедает, о мечтательной молочнице, о цепи обменов от худшего к лучшему или от лучшего к худшему, упомянутые выше.
Другие сказки обладают типичной только для них и характерней техникой повествования. Нагромождению или наращиванию событий здесь соответствует нагромождение и повторение совершенно одинаковых синтаксических единиц, различающихся лишь обозначением все новых и новых синтаксических субъектов или объектов или других синтаксических элементов.
все предыдущие. В качестве примера такого типа может служить сказка «Терем мухи». Каждый новоприбывший спрашивает: «Терем-теремок, кто в тереме живет?» Отвечающий перечисляет всех пришедших, т. е. сперва одного, потом двух, потом трех и т. д. В этом повторении и состоит основная прелесть этих сказок. Весь смысл их — в красочном, художественном исполнении. Так, в данном случае каждый зверь характеризуется каким-нибудь метким словом или несколькими словами, обычно в рифму (вошь-поползуха, блоха-попрядуха, мышка-норышка, мушечка-тютюрушечка, ящерка-шерошерочка, лягушка-квакушка и т. д.). Исполнение их требует величайшего мастерства. По исполнению они иногда приближаются к скороговоркам, иногда поются. Весь интерес их — это интерес к колоритному слову как таковому. Нагромождение слов интересно только тогда, когда и слова сами по себе интересны. Поэтому такие сказки тяготеют к рифме, стихам, консонансам и ассонансам, и в этом стремлении исполнители не останавливаются перед смелыми новообразованиями. Так, заяц назван «на горе увертыш» или «на поле сверстень», лисица — «везде поскокишь», мышь — «из-за угла хлыстень» и т. д. Все эти слова — смелые и колоритные новообразования, которые мы тщетно будем искать в русскоиностранных словарях.
Такая словесная колоритность этих сказок делает их излюбленным развлечением детей, которые так любят новые, острые и яркие словечки, скороговорки и т. д. Европейские кумулятивные сказки с полным правом могут быть названы детским жанром по преимуществу.
Кумулятивными можно назвать только такие сказки, композиция которых сплошь основана на обрисованном принципе кумуляции. Наряду с этим кумуляция может входить как вставной эпизод или элемент в сказки любых других композиционных систем. Так, например, элемент кумуляции имеется в сказке о царевне Несмеяне (Андр. 559, АТ 559), где пастух смешит царевну тем, что магическими средствами заставляет прилипать друг к другу все новых и новых животных и людей, образующих целую цепь.
Я не буду решать здесь проблему кумулятивных сказок исторически. Раньше чем делать такую попытку, необходимо дать научное описание материала не в пределах одной народности, а в пределах всего существующего международного репертуара. Следует подчеркнуть, что точное описание есть первая ступень исторического изучения и что пока не будет дано систематического научного описания жанра, не может быть поставлен вопрос об историческом и идеологическом изучении. Предсказывать способы и пути исторического изучения этих сказок я здесь не буду. Такое изучение может быть только межсюжетным и международным. Изолированное изучение отдельных сюжетов или групп их к надежным общим результатам не приведет.
Перечисление это не преследует целей скрупулезной полноты. Цель нижеприведенного перечисления — оправдать высказанные теоретические положения и показать возможность расположения сказочного материала по типам композиции. В указателе Аарне сюжеты пересказываются как попало. Нужен, однако, не приблизительный пересказ, а нужно научное определение или сюжета или типа в результате анализа. Нужно выделение конструктивных элементов. Соответственно каждый устанавливаемый тип фиксируется следующим образом. Прежде всего формулируется экспозиция, т. е. начало, от которого нанизывается цепь. Определение экспозиции всегда укладывается в одно-два предложения (Дед посеял репку и т. д.). За ней следует кумуляция. Кумуляция вставляется нами в знаки повторения, заимствованные из нотописи (II: :II). Сцепление звеньев, как уже говорилось, может быть двояким: при включении каждого нового звена повторяются (рассказчиком от себя или действующим лицом сказки в форме пересказа или хвастовства) все предыдущие звенья. Схема такой кумуляции: а + (а +b) + (а + b + с) и т. д. В таком случае перед перечислением звеньев ставится слово respective (соответственно), что в данном случае означает: «после того, как заново перечислены все предшествующие звенья» (образец: «Петушок подавился»). Другая форма последовательности проще: звенья следуют одно за другим без повторения предыдущих звеньев по схеме а + b + с и т. д. (образец: «Глиняный паренек»), Развязка обычно также укладывается в одно — два предложения. Есть и такие случаи, когда развязки нет совсем: последнее звено цепи одновременно служит концом сказки.
Между экспозицией и развязкой имеется соответствие — позитивное или негативное. Петушок подавился, он посылает курочку за водой; следует кумуляция. Развязка — курочка приносит воду и спасает петушка; или она опаздывает, петушок уже издох. Иногда цепь не разрывается, а расплетается звено за звеном в обратном порядке, после чего дается развязка. В таком случае пишется: обратный ряд. Иногда с концом цепи сказка не кончается. Следует другая сказка (механическое присоединение) или данная же сказка имеет продолжение (органическое соединение), большей частью также кумулятивное. Такие части повествования обозначаются римскими цифрами І, ІІ, III и т. д.
Для ясности повторяю, что по стилю можно установить два вида: формульные и эпические. Для каждой группы сказок указываются сперва формульные, потом эпические. Я приведу образцы из составленного мною каталога.
I. Ряд отсылок или насылок
— к третьему и т. д. Насылка (вдогонку) вызвана тем, что посланный не возвращается. За ним послан второй, который тоже исчезает, за ним третий и т. д. Они возвращаются все вместе, гонят друг друга.
Формульные
1. «Смерть петушка». Петушок подавился. II: Он посылает курочку за водой к речке (resp. речка к липе за листом, липа к девке за нитками, девка к корове за молоком, та к сенокосцам за сеном, те к кузнецам за косой, те в деревню за углем.— Уголь добыт, обратный ряд): II Курочка опаздывает, петушок подавился (вариант: курочка спасает петушка) (Андр. *241 I).
2. «Нет козы с орехами». Козел посылает козу за орехами. II: Коза не возвращается. За козой посланы волки (resp. за волками медведь, за медведем люди, за людьми дубье и т. д. до бури.— Обратный ряд: буря идет воду гнать и т. д.): II Вот коза с орехами (Андр. 2015, АТ 2015).
«Мыши нейдут горох брать». Просыпался горох. Хозяин зовет мышей подбирать. II: Мыши нейдут; на мышей насылаются коты (resp. на котов волки и т. д. Обратный ряд): II Мыши идут горох подбирать.
II. Ряд (осуществленных или избегнутых) пожираний
Возможны 4 комбинации: негативная цепь дает положительный конец (съедение много раз избегается, но в итоге осуществляется); положительная цепь дает негативный конец (съедение много раз повторяется, но в итоге все выходят). Положительная цепь дает положительный конец (съедены все до одного персонажа). Негативная цепь дает негативный конец (ряд попыток не приводит ни к чему).
Формульные
3. «Колобок». Старуха печет колобок, он убегает. II: Встречает зайчика (resp. волка, медведя, лисицу и др.), хвастает, что его не съедят.: II Лиса его съедает (Андр. *296, АТ 2025).
4. «Глиняный паренек». Бездетные старики лепят из глины паренька. II: Он съедает клубок с веретенцем, затем бабушку с копылком, дедушку с топорком, Катьку с ведром, баб с граблями и др.: II Козел бодает паренька, глина рассыпается, все выходят (Андр. 333 *В, АТ 2028).
5. «Пых». Дед да баба, уходя, запрещают детям ходить в погреб — там Пых. II: Пых съедает Ваню (потом Маню, бабку, деда): II Пых лопается (Карн. 34).
6. «Волк-дурень». Волк голоден. II: Встречает и хочет съесть козла (затем барана, свинью, кобылу). Каждое животное по-своему расправляется с ним: II Волк удовлетворяется падалью (Андр. 122, АТ 122).
Великорусский материал очень скуден и не дает полного представления об этой сказке, подверженной большим колебаниям. Отдельные звенья цепи могут фигурировать как отдельные сказки или входить в состав других сказок. Кроме приведенных элементов, в некоторых случаях имеется советчик, который после каждой неудачи советует волку взяться за другое животное. Советчиком может быть лиса, которая советами губит волка, или же им может быть бог; в таких случаях волк страдает по собственной глупости. Иногда действию предшествует предсказание: волк в этот день будет счастлив, так как на нем играло солнце и пр. В таких случаях первым звеном цепи служит кусок сала, которое волк не берет, так как он думает найти что-нибудь получше, веря в предсказание лисы. Иногда в качестве последнего звена фигурирует человек (портной), который избивает волка. В таких случаях иногда следует новая сказка, а именно «человек на дереве».
«Пение волка». Живут мужик и баба. II: Ежедневно волк поет им хвалебную песнь. Ему отдают подряд всех овец (затем кошку, собаку, жеребенка, быка, парничка, бабку, деда): II Мужик выходит сам, волк съедает и его (Андр. *162).
Сюда же можно отнести один случай, состоящий из нескольких цепей. Это «Звери в яме». В полной форме эта сказка состоит из четырех цепей. Она отнесена к разряду «поеданий» (одна из цепей), так как из остальных цепей две в других комбинациях не встречаются, а одна хотя и встречается в других комбинациях, но носит лишь вводный характер.
1. Набор. Свинья уходит из дому. II: Присоединяется волк (затем заяц, белка, лиса и др.): II
2. Падение в яму. Звери падают в яму (все сразу или последовательно).
«Кто тоньше, того съедим». Съедается заяц (затем белка, свинья, волк): II Лиса остается одна.
4. Лиса выбирается. Лиса видит гнездо дрозда. II: Просит его накормить (затем напоить, насмешить, вытащить): II Дрозд помогает лисе выбраться (Андр. 20 А, АТ 20 А).
Сказка эта часто встречается в соединении с другими сказками. Последняя часть (4) может фигурировать как самостоятельная сказка (Андр. 56 *С). В указателях под № 21 приведен тип: животные съедают свои внутренности. Это не тип, а подробность, которая встречается в пределах различных типов, в том числе и в данном. Под № 20 С приведено: Звери бегут от кончины мира или от войны. Это опять не тип, а одна из возможных мотивировок набора зверей. Есть и другие мотивировки: звери уходят богу молиться; уходят, так как их хотят зарезать, встречают друг друга.
III. Ряд мен или обменов
Мена может совершаться либо по восходящей линии (за худшее получено лучшее) или, наоборот, по нисходящей; она может совершаться в действительности, или о ней мечтают.
«Мена». Мужик награждается (за работу или услугу) слитком золота. II: По дороге домой он меняет золото на коня (затем коня на корову, корову на овцу и т. д. вплоть до иглы): II Иглу он теряет, приходит домой ни с чем.
В диалоге, который герой ведет с встречными, он изредка рассказывает о всех предыдущих менах. Сказка иногда усложняется утверждением героя, что жена встретит его миролюбиво. Он выигрывает пари и становится богатым.
10. «За курочку уточку, за уточку гусочку». Лиса (или баба) просится ночевать, дает на хранение лычко. II: Утром за пропавшее (якобы) лычко требует ремешок (затем за ремешок курочку, за курочку уточку, дальше гуся, индюшку, барашка, овечку, коровушку, быка, лошадку): II Уезжает на лошадке (Андр. 170, АТ 170).
Обычно следует сказка «Звери в санях» (Андр. 158, АТ 158). Сказка эта рассказывается как о лисе, так и о бабе. Лиса более уместна. Она за ночь съедает спорный объект, чем мотивируется ее требование, тогда как притязания бабы необоснованны.
«Воздушные замки». Мужик прицеливается в зайца. II: Мечтает продать шкуру (далее купить свинку, на поросят приобрести дом; женитьба, дети): II Спугивает зайца (Андр. 1430 *А, АТ 1430).
Данный случай — великорусская формулировка типа. Исходный пункт (заяц, птица, горшок с молоком, медом, рисом, корзина с яйцами и пр.) может меняться, равно как и обстановка (на охоте, дома, по дороге на рынок). Абстрактная формулировка возможна, но она может быть дана только по специальном изучении этого типа.
12. «Ненасытная баба» (или «Золотая рыбка»). Мужик ловит золотую рыбку (или рубит в лесу волшебное дерево), которая просит отпустить ее и обещает выполнять все его желания. II: Его жена желает иметь хлеб (затем избу, стать женой бурмистра, барина, полковника, генерала, царя, стать богом или морской царицей): II Вновь в избе (или превращение в животных) (Андр. 555, АТ 555).
Сказка эта — исключительный пример ассимиляции волшебной сказки с кумулятивной. С одной стороны, это типичная волшебная сказка: пощада животного, приобретение волшебного помощника, исполнение трудных задач при помощи него—типичные элементы волшебной сказки; с другой стороны, в смене и нарастании одинаковых элементов — весь смысл сказки, и с этой точки зрения она может считаться кумулятивной.
IV. Напрашиваются в избу или изгоняются из нее
13. «Терем мухи». Муха строит (находит) терем. II: Напрашивается вошь (resp. комар, мышка, ящерка, заяц, лиса, медведь): II Медведь садится на терем, раздавливает его (Андр. *282).
Эпические
14. «Занятая избушка». Коза (лиса) занимает избушку зайчика. Зайчик жалуется собаке. II: Собака (затем кабан, волк, бык, медведь, лев) не могут «выгнать козу: II Выгоняет пчела (петух, еж) (Андр. 212, АТ 2015).
«Коза лупленая», но возможна и как целая сказка, а также и в соединении с другими сказками.
1. Набор. II: Старики хотят резать петуха (затем гусака, барана, свинью, быка): II Звери убегают.
2. Постройка избы. Бык предлагает строить избу. II: Отказываются петух (затем гусак, баран, свинья): II Бык строит избу сам.
3. Зимовье. Настает зима, звери мерзнут. II: Напрашиваются к быку свинья (затем баран, гусак, петух): II
— свинья хрюкает, баран бодает и пр.: Ii Волк убегает (Андр. 130, АТ 130).
О «наборе» см. выше. Часть 4 не содержит кумуляции. Она встречается и в других соединениях (см. Андр. 210 А), АТ 210). В некоторых вариантах (особенно западноевропейских) фигурирует лишь первая или четвертая часть. В таких случаях вместо второй и третьей частей имеется иной мотив: звери занимают чужую избу.
Во всех приведенных случаях действующие лица — животные. О людях подобные сказки рассказывают редко. Нам встретился только один случай. От приведенных он отличается наличием сложной психологии в человеческих взаимоотношениях.
1. Истоплена баня для младшей дочери. Она ушла по ягоды и не является. II: Зовет мать (затем отец, братья, сестры, невестка): II Они моются сами.
V. Напрашиваются в сани (телегу, лодку)
Эпические
17. «Подвези меня». Едет в санях лиса (мужик).: На прашивается заяц (затем лиса, волк, медведь): Сани ло маются.
17а. Едет в санях лиса (мужик).: Волк просит положить лапу (затем другую, третью, четвертую, хвостик): Сани ло маются (Андр. 158, AT 158 — первая половина). На Западе эта сказка обычно прибавляется к сказке «Смерть петушка» (AT 2021).
18. «Удачные покупки». Внучек отпрашивается у бабки торговать.: Он покупает курочку (resp. уточку, барана, ко ровушку, лошадку. Каждое животное издает свои звуки): (Карн. 68).
19. «Панские награды». Старик служит у пана. II: За первое лето он получает курочку (resp. за второе — петуха, далее уточку, гуся, барана, теленка): II (Шейн 979 и варианты).
VII. Ряд действий невпопад
Эпические
«Набитый дурак». Идет потереться около людей. Не понимает советов матери, все делает невпопад. II: На похоронах говорит «Носить не переносить» (затем на свадьбе — «Канун да свеча»; на пожаре подыгрывает на дудочке; мужикам, везущим зерно, желает царство небесное и т. д.): II Его всюду избивают (Андр. 1696, АТ 1696). Известна в песенной форме.
VIII. Ряд отказов в помощи
Формульные
21. «Война грибов». Гриб боровик зовет на войну белянок. Они отказываются. II: За ними отказываются опенки (затем рыжики, волнушки, мухоморы и другие): II Соглашаются грузди (Андр. *297, АТ 297 В).
Известна также как песня.
В этих сказках мы имеем дело с цепью человеческих тел или тел животных. Цепь создается или по горизонтали (цепляются, прилипают), или по вертикали вверх (становятся один на другого), или вниз (спускаясь, цепляются один за другого).
Формульные
Сказка общеизвестна, но в сборниках встречается редко.
23. «Волк и портной» («Человек на сосне»). Волки хотят поймать человека на сосне. II: Становятся один на другого (до семи): II Человек: «Нижнему больше всех достанется!» Падают (Андр. 121, АТ 121).
Эта сказка чаще всего служит продолжением сказки «Волк дурень» (Андр. 122, АТ 122), но встречается и самостоятельно. Более распространена на Украине и в Белоруссии, чем у великоруссов. Любопытно африканское сказание: люди хотят достичь неба; ставят друг на друга деревянные ступы; до неба не хватает как раз одной ступы; они решаются взять нижнюю — все разваливается (L. Frobenius, Die Weltanschauung der Naturvölker, 1898). Из сопоставления этого случая с предыдущим и другими можно вывести отвлеченную формулировку этого типа.
Случаев опускания вниз в великорусском материале нет. См. АТ 1250. Формулировка (нерусского) материала гласила бы: Хотят достать воды. II: Один цепляется за перекладину колодца (затем другой за его ноги и т. д.): II Верхний устает, хочет поплевать в руки, все падают.
Этот случай регистрируем лишь для сравнения.
Формульные
24. «Разбитое яичко». Курочка разбивает яичко. II: Дед рассказывает бабе, баба плачет (resp. дьячок рвет книги, дьяк звонит в колокол и т. д.): II Поп сжигает церковь (Андр. *241 III, АТ 2022).
Здесь приведены только три звена, наиболее характерные и устойчивые. На самом деле их всегда больше, но они сильно варьируют. Для этой сказки характерна необычайная суматоха: люди совершают с отчаяния ряд нелепых поступков. Каждое новоприбывшее лицо выслушивает весь рассказ сначала, а затем с отчаяния выкидывает какую-нибудь нелепость.
Данный случай — великорусская формулировка. В международном масштабе экспозиция сильно варьирует.
25. «Жалостливая девка». Девушка идет к реке выполаскивать швабру. II: «Если рожу сына —утонет». Присоединяется баба (затем мать, отец, бабка и т. д.), воют: II Жених покидает невесту (Андр. 1450, АТ 1450).
Великорусский материал не дает вполне четких случаев. Характер цепи иногда утрачен. Обычно следует другая сказка: жених (или другое лицо) отправляется искать, кто глупее.
XI. Спрашивают, перечисляют, многократно рассказывают и пр.
В этот разряд отнесены сказки, где кумуляция создается исключительно диалогами. Диалоги имеются, правда, и в других сказках, но там, кроме диалога, имеется и действие. Здесь двое стоят и говорят, и вся сказка основана на вопросах, ответах, переспрашиваниях и т. д.
которые можно бы выделить в подрубрику логических рядов: причинный ряд («отчего»), целевой («куда», «для чего»), относительный ряд («который»). Последний в великорусском материале не встречается (АТ 2035). Относящиеся к этому классу случаи мы не будем делить на формульные и эпические. Формулировка будет дана в более свободной форме, чем выше.
26. «Отчего». Орешник, что кочетка поцарапал? и т. д. (Андр. 241 II).
27. «Куда». Куда с смолой? Лодку смолить.— Куда с лодкой? Рыбку ловить.— Куда с рыбкой? Ребят кормить.— Куда с ребятами? Овец пасти и т. д. (Андр. *2015 II, АТ 2016*).
28. «Где». Коза, где была? Коней пасла.— Где кони? Николка увел.— Где Николка? В клеть ушел.— Где клеть? Водой унесло и т. д. (Андр. *2015 I, АТ 2018).
29. «Для чего». Что делаешь? Ямку копаю.— Для чего ямка? Копейку ищу.— Для чего копейка? Иголок купить и т. д. (Шейн 273).
ärchenstudien, Helsinki, 1929 (FFC № 88).