Цифровой фашизм что это
Вышки 5G и цифровой фашизм: нужно ли бояться технологий после пандемии
Об авторе: Илья Яблоков — историк, медиаэксперт, выпускник докторантуры Манчестерского университета, лектор университета Лидса (Великобритания). Автор книги «Русская культура заговора: конспирологические теории на постсоветском пространстве». Более десяти лет исследует теории заговора на постсоветском пространстве, рассматривая их как ключевой элемент культуры, политики и национального строительства.
Можно не сомневаться, что нынешний кризис, вызванный глобальной пандемией коронавируса, войдет в историю науки и технологий как одно из ключевых событий. Обмен информацией в реальном времени между учеными по всему миру для поиска вакцины от вируса — сам по себе потрясающ как явление международной академической солидарности. Использование больших объемов данных для обнаружения потенциальных переносчиков вируса и локализации эпидемии не менее значимо, хотя и более противоречиво. То, что раньше воспринималось как издержки авторитарных режимов, теперь «маячит» даже в самых демократических странах.
Наконец, социальная перспектива глобальной пандемии — то, с какой скоростью непроверенная, и часто опасная информация доходит до конечного пользователя интернета — не менее занимательна. Есть шутка о том, что конспирологи, считающие вышки 5G смертельно опасными, зря беспокоятся: с помощью них они быстрее смогут делиться своими страхами о глобальном заговоре. Однако, теперь эта шутка не выглядит такой уж смешной.
Одновременно со вспышками ситуативной паранойи о коронавирусе, Билле Гейтсе и власти «золотого миллиарда» возникает и другое, вполне справедливое опасение: как будут использованы данные о нашем здоровье и местонахождении, полученные корпорациями и правительствами? Стоит ли ожидать «цифрового фашизма» или это — лишь очередной извод движения луддитов, естественного человеческого страха грядущей технической революции?
Технооптимизм vs технопессимизм
Отношение к инновационным разработкам укоренено в культуре и, как показывают современные социологические исследования, без внимательного изучения культурных представлений людей невозможно понять всю ту роль, которую играют технологии в современном обществе. Кто-то может видеть в них религию и спасение от всех бед. Взять, к примеру, датаизм, о котором в своей книге «HOMO DEUS. Краткая история будущего» рассказывает футуролог Юваль Харари. Большие данные обещают открыть новый потенциал и возможности в конвергенции технических и биологических систем. С другой стороны, большие данные в какой-то момент сделают более эффективным искусственный интеллект и роботов, а они заменят человека во многих профессиях. Технофобы опасаются и того, что цифровые технологии вскоре превратят жизнь людей в антиутопию, не хуже, чем было описано в фантастических романах XX века.
При этом исследования российских социологов демонстрируют, что среди россиян больше технооптимистов, чем технопессимистов. Виктор Вахштайн, профессор социологии московской Шанинки, считает, в России вера в технологии и доверие к ним имеет прямую корреляцию с политическими настроениями. Чем меньше граждане доверяют государственным институтам, тем больше у них доверия к технологиям. Вера в то, что они могут наладить то, что не удается починить/построить людям, облеченным властью, судя по всему является элементом социалистического прошлого. Однако это не означает, что люди готовы беспрекословно вводить новые технологии в свою повседневность. То же исследование показывает, что в России готовность населения к внедрению, например, робота-водителя оказалась ниже, чем в ЕС (36% в России против 51% в ЕС).
Политическая проблема
В контексте глобальной пандемии и резкого внедрения технологий цифровой слежки в повседневную жизнь россиян будет любопытно проследить, как будет меняться отношение к цифровому присутствию государства в личной жизни. В разгар пандемии слежение за потенциальными больными коронавирусом стала официальной политикой российского правительства, хотя здесь они явно оказались неоригинальны: практически все европейские государства объявили о создании приложений для мониторинга возможных вспышек эпидемии. Во время глобальных катастроф, таких как коронавирусная пандемия, граждане действительно готовы поступиться свободами ради выживания.
Однако вопрос теперь стоит иначе: в какой момент правительства и корпорации, зарабатывающие свои состояния на личных данных пользователей, выйдут из нашего личного пространства? Где шансы, что через пару десятилетий мы не окажемся внутри цифрового гетто, наподобие Синьцзян-Уйгурского, а система социальных баллов не будет рассчитываться на основе прививок и болезней, перенесенных человеком?
Дилемма излишней подозрительности
Последний вопрос занимает многих и является продолжением той самой дилеммы «безопасность/процветание vs свобода/независимость». Аргумент экономического процветания играет большую роль в дебатах о введении цифровых приложений для мониторинга заболевших коронавирусом: чем точнее правительство будет контролировать заболеваемость, тем эффективнее будет изолировать потенциально зараженных без массовой приостановки экономики.
Стремление ко всеобщему благу, тем не менее, имеет и свою отрицательную сторону: то, до чего дошел сбор и мониторинг наших данных разными правительствами и о чем поведал Эдвард Сноуден в 2013 году, во многом, начиналось именно с намерения защитить граждан от террористической угрозы.
Что будет с теориями заговора
Подобные сомнения — неотъемлемая часть рационального мышления. Теории заговора — не такие уж иррациональные и параноидальные попытки осмыслить действительность, как может показаться. За ними кроется попытка понять происходящее, придать ему определенный смысл, проанализировать взаимоотношения между различными социальными акторами и институтами в обществе. Однако проблема популярности теорий заговора в этом контексте многосоставна.
С одной стороны, благодаря усилению государственных и частных структур конспирологические теории все больше будут приобретать формат разоблачений власти в том или ином обществе.
Поскольку в ближайшие несколько лет человечество погрузится в финансовую рецессию (а популярность теорий заговора всегда идет в гору во времена финансовых неурядиц), подозрения по поводу успеха той или иной IT-корпорации будут идти рука об руку с обвинениями ее руководства в заговоре против обычных людей.
Если пандемия коронавируса действительно сильно изменит наше общество, то теории заговора вокруг этого заболевания станут чем-то вроде естественной части дискурса вокруг «двигателя на воде» — городской легенды о якобы изобретенном водяном двигателе, производство которого запрещено благодаря лоббизму нефтяников.
Идея, через которую хорошо видна критика крупных, прежде всего нефтедобывающих корпораций, имеющих огромное влияние на политиков по всему миру. Глобальные IT-компании сродни нефтяным гигантам XXI века, поэтому конспирология вокруг них будет неизбежна и, во-многом, естественна.
С другой стороны, теории заговора вокруг коронавируса, заполонившие Twitter и YouTube в последние месяцы — это то, что ожидает нас в ближайшем будущем именно благодаря тому, как функционируют эти средства коммуникации.
Алгоритмы социальных сетей работают на то, чтобы пользователь как можно дольше оставался онлайн.
По сути, это кроличья нора, которая приводит миллионы пользователей в мир конспирологов, где все переплетено и ничего не происходит случайно. Попадая в него, пользователь найдет любую теорию себе по вкусу, по хэштегам и ссылкам пройдет по нескольким видео, а мозг будет требовать еще больше подобного контента, тем самым увеличивая привязанность человека к определенным сайтам и предположениям.
Мы сталкиваемся с любопытной философской проблемой: недоверие к государственным институтам будет одновременно повышать и веру в технологический прогресс, и популярность теорий заговора вокруг технологий, которые помогают этому прогрессу. Если крупные технологические гиганты или правительства не поступятся частью своих полномочий и заработков, чтобы разрешить эту проблему, ближайшее десятилетие вполне может стать эрой глобальной паранойи.
Подписывайтесь на Telegram-канал РБК Тренды и будьте в курсе актуальных тенденций и прогнозов о будущем технологий, эко-номики, образования и инноваций.
Ольга Четверикова: «Цифровой фашизм вылезает из болота правовой смуты»
Об этом в беседе с главным редактором «ДЕНЬ ТВ» Андреем Фефеловым рассказала кандидат исторических наук, директор Центра геополитики Института фундаментальных и прикладных исследований МосГУ Ольга Четверикова.
«Греф, Собянин и другие, фактически, открыто заявили, что новая реальность сегодня может создаваться столь быстрыми темпами именно благодаря ситуации с коронавирусом.
Недаром кто-то в тему остроумно заметил, что если бы коронавируса не было, его надо было выдумать, чтобы они быстрее всё это дело провернули.
В наступивших условиях хорошо то, что мы увидели все планы цифровиков во всей красе. Отмечу, что кроме ужаса эти меры у нашего народа ничего не вызвали.
Потому что в них нет никакой заботы об экономике, о здоровье и социальном выживании народа. Мы увидели только одно: желание поскорее использовать сложившуюся ситуацию, чтобы дикими темпами оцифровать всё и побыстрее внедрить те цифровые законы, которые у них уже были готовы.
Всё сейчас принимается просто в поразительном темпе, депутаты даже не понимают, за что голосуют. Обсуждения нормального нет.
Но вот принимается закон об этом едином федеральном реестре, который, фактически, является антиконституционным и опаснейшим для нашей безопасности.
То есть мы видим, что законы не соответствуют Конституции, постановления, которые принимаются указами, не соответствуют законам и так далее. Одни распоряжения и постановления противоречат другим. Подписи в документах, как правило, нет. А если и есть, то странным образом эти документы открыто не публикуются.
Мы присутствуем в правовом хаосе. Я это называю правовой смутой, в которой действует экспериментальный режим.
И вот только при такой ситуации и можно было проводить эту цифровизацию. И, конечно, цифровики крайне заинтересованы в том, чтобы этот режим длился как можно дольше, потому что ещё не всё они успели принять и провести в жизнь.
Из истории видно, что трансгуманитсы осуществляют свои планы медленно, постепенно, добиваясь того, чтобы эти мысли и идеи вошли глубоко в сердце человека, в ум человека, чтобы трансгуманизм был ими принят.
То есть используется принцип варёной лягушки: её варят так, чтобы она не поняла, что её варят.
А нынешняя ситуация оказалась для них так кстати, что они сорвались и бросили лягушку в кипяток.
Весь народ, понятно, не может вырваться и выпрыгнуть. Но то, что сейчас происходит очень серьёзное осознание новых процессов – это факт.
Я общаюсь с очень большим количеством людей из разных сфер, разных профессий, разных регионов. И могу заверить: ситуация действительно стала другой.
И вовсе не потому что проталкивается цифровая реальность, как думают координаторы этих процессов, а потому что их планы – обнажились. Они не смогли их скрыть.
Трансгуманизм сегодня вылез со всей силой.
И если раньше нам заявления трансгуманистов казались фантастичными, то сегодня мы видим, что это уже наша реальность, эти планы реализуются.
Говоря о Сбербанке, упомяну: ключевая структура, которая управляет Сбербанком – это крупнейшая консалтинговая американская компания McKinsey. Она готовила их кадры и, фактически, продолжает заниматься этим делом сегодня.
Кстати, менеджер, отвечающий в McKinsey за Россию – сын Солженицына, Ермолай Солженицын. Второй сын тоже там работал, но недавно ушёл в энергетическую компанию.
Если взять систему здравоохранения в Москве, кто, как думаете, разрабатывал стратегические планы по ликвидации наших больниц и госпиталей, о чём недавно очень хорошо рассказал профессор Гундаров? Тоже McKinsey.
И если мы вообще рассмотрим деятельность этой компании на территории России – люди сами могут почитать историю этой компании, о том, как она связана со спецслужбами США, с ЦРУ – мы узнаем очень много интересного.
Поэтому, когда мы говорим о бенефициаре сегодняшних процессов, надо понимать, что мы говорим о крупнейших корпорациях, которые рассматривают нашу территорию, как экспериментальную площадку, где они действуют через те кадры, которые они закладывали уже очень давно и которые контролируют сейчас.
Возвращаясь к вопросу о трансгуманизме. Сами его истоки уходят в глубину истории. А оформился в Америке, в конце 1970-1980 годов в среде футурологов.
Поскольку их интересы касались очень серьёзных вещей – управления и изучения мозга, попадали в сферу нейронаук, когнитивных наук, то, естественно, очень быстро вся эта публика оказалась в тренде в научной среде, объединив мощных учёных.
И неслучайно трансгуманизму было уделено особое внимание в докладе Национального совета по разведке США, госагентства, известно по составлению прогнозов.
В докладе, названном «Глобальные тенденции 2030 год: Альтернативные миры», который был опубликован в декабре 2012 года, говорится: «Расширение человеческих возможностей считается одним из ключевых трендов в ближайшие 15 лет, так как новые технологии позволяют производить все виды модификаций от имплантатов и протезов до экзоскелетов, расширяющих врождённые человеческие способности. Эти дополнительные возможности будут использоваться солдатами, рабочими, пожилыми людьми. Среди них мозговые имплантаты, имплантаты сетчатки глаза, продвинутые нейропрепараты, аватары и прочее». Но позволить их смогут немногие.
В докладе ясно было указано: «из-за высокой стоимости технологий для расширения человеческих возможностей, что станет вероятным через 15-20 лет, они будут доступны только тем, кто сможет за это заплатить, что может привести к возникновению двухуровневого общества».
Не так уж много специалистов исследуют трансгуманизм с позиций гуманистических.
Всегда люди, стремившиеся к власти, хотели изменить человека таким образом, чтобы им легко было управлять.
Самое главное в системе управления – это контроль за сознанием, манипулирование сознанием, ментальный контроль.
И вот сегодня, на наших глазах, дошло всё уже до того, что понятно: ведётся работа в направлении того, чтобы довести человека до такого состояния, чтобы им можно было управлять дистанционно, из одной кнопки. Речь о подключении людей к единой сети компьютеров, распространении через это определённых идей и эмоций. И тогда люди будут как раз вот такими послушными, как надо.
Отмечу: власти Москвы не скрывают, что среди тех футурологов, которые вдохновили их на создание «Умного города», числится и Рей Курцвейл, руководитель Университета сингулярности, располагающегося в Кремниевой долине. Сооснователями учреждения являются NASA и Google.
Курцвейл, в частности, работает над созданием компьютера, который сможет воспроизводить нервную систему человека, чтобы превратить его в «компьютерного друга».
Для этого компьютер обучают не просто отвечать на запросы поиска, но понимать естественный язык и семантический текст.
Поясняется, что система будет на семантически глубоком уровне знать всё то, чем вы интересуетесь, а не только основные темы ваших интересов.
Она будет собирать всю информацию о пользователе и составлять его полный портрет.
Курцвейл заявлял, что эта система сможет использоваться как эмоциональный робот, который будет уже не просто выдавать информацию, но угадывать, что именно нужно пользователю в соответствии с его настроениями.
В источниках указано, что в итоге «произойдёт такое сращивание человека с компьютером, при котором незаметно инициатива перейдёт от пользователя к компьютеру, который, в свою очередь, под видом угадывания будет формировать и направлять интересы человека».
Но мы же прекрасно понимаем, что не компьютер будет управлять, а тот, кто разработал эту программу.
За всеми этими компьютерами стоят конкретные люди, которые хотят получить все наши данные, чтобы использовать их как товар и делать на этом деньги.
Разрушение СССР стало отправной точкой для прихода цифрового фашизма – профессор Редько
20 декабря 2021, 14:30 — Общественная служба новостей — ОСН Появление омикрон-штамма коронавируса привело к пониманию, что пандемия COVID-19 может скоро закончиться. Российские учёные прямо заявили, что свойства нового штамма могут оказаться такими, что он …
Появление омикрон-штамма коронавируса привело к пониманию, что пандемия COVID-19 может скоро закончиться. Российские учёные прямо заявили, что свойства нового штамма могут оказаться такими, что он окажется «живой вакциной», которая избавит человечество от опасной болезни.
Однако также стало понятно: определённые силы, которые получили невероятные прибыли и влияние за полтора пандемийных года, вовсе не хотят расставаться с приобретениями. На это обратил внимание доктор медицинских наук, профессор Александр Редько, выступая на конференции, на которой присутствовал корреспондент Общественной службы новостей.
Первая московская международная научно-практическая конференции «Врачи за правду» прошла 12 декабря в конференц-зале гостиницы «Салют» на юге Москвы. Темой мероприятия стала «Клинические и организационные аспекты диагностики, лечения и профилактики COVID-19».
Вот что рассказал Александр Редько:
Разгром СССР
Мы расстались с территориями, которые наши предки добывали, поливая каждый их клочок своей кровью. Мы покинули первые места в мировых рейтингах практически по всем направлениям.
Освободившуюся идеологическую нишу нам было велено заполнить агрессивной идеологией денег, и мы послушно встроились в капиталистическую колонну. Но только в последние её ряды.
Основная ценность капиталистической идеологии, разумеется, деньги. А абсолютная ценность – очень большие деньги. Человека тут нет как ценности, поэтому людей намеренно ограничивают в потреблении и правах, свободах, унижают человеческое достоинство, принуждают поступать вопреки своим жизненными интересам».
Коронавирус верхом на Золотом тельце
«Власть идеологии Золотого тельца стала особенно очевидной в нашей стране два года назад, когда, прикрываясь возможной угрозой возникновения эпидемии COVID-19, в одночасье были отменены международные и национальные законы, статьи Конституции.
Основная часть населения была волюнтаристски поражена в правах, разрушены малый и средний бизнес, отменены традиционные медицина и образование (в нашей стране – одни из лучших в мире!). Резко снижен уровень жизни граждан и, одновременно с этим, резко взлетели прибыли паразитической надстройки, в составе которой граждан Российской Федерации уже не осталось.
По словам классиков, конечной и самой отвратительной стадией капитализма является, как вы помните, фашизм. Он характеризуется циничным игнорированием законных прав граждан, отменой моральных критериев, отрицательной кадровой политикой, когда не нравственные и профессиональные характеристики являются основой карьерного роста, а близость к Дуче, криминальный опыт и отсутствие принципов».
Восход цифрового фашизма
«Немаловажной характеристикой этой социальной раковой опухоли, которую, казалось, успешно вырезали наши отцы и деды 76 лет назад, является метастазирование криминала во власть, подчинение трёх видов капитала своим политическим интересам».
«Поскольку именно в условиях фашизма замечена наибольшая скорость роста прибылей, этот факт является особенно тревожным. Сегодня к промышленному, банковскому и спекулятивному капиталам присоединился четвёртый – самый агрессивный и наглый – цифровой капитал. И, похоже, именно он уверенно оттеснили и даже подчинил себе интересы других, заявил новые трансгуманистические ценности, когда сам человек с его интересами перестал быть незаменимым».
«Появилась цинично продекларированная новая цель: перезагрузить всю планету (мы говорим сейчас о «Великой перезагрузке»), как компьютер, чтобы очитстить память от ненужного «кэша» в виде шести миллиардов «мелких человечков с их детёнышами»».
Все за сегодня
Политика
Экономика
Наука
Война и ВПК
Общество
ИноБлоги
Подкасты
Мультимедиа
Общество
Усиление фашизма в нашем дивном новом цифровом мире
«В следующем поколении или чуть позже появится такой фармакологический метод, применение которого заставит людей полюбить свое рабство и позволит без слез производить на свет диктатуры, создавать некие безболезненные концлагеря для целых обществ, где у людей будут отнимать свободу, а им это будет нравиться, потому что пропагандой и промывкой мозгов (не без помощи фармакологии) в них будут убивать желание бунтовать и оказывать сопротивление. Похоже, что это и будет окончательной революцией» — Олдос Хаксли
Контекст
Как Китай строит цифровую диктатуру
Как следит за нами Большой брат
Большой брат следит за Россией
• В среднестатистической американской семье всего 2,75 человека, но три телевизора и шесть устройств для интернета.
• Среднестатистическая американская семья ежемесячно тратит больше денег на СМИ, чем на электроэнергию и продовольственные товары.
• Среднестатистический американец в совокупности потребляет 12-15 часов цифровых СМИ в день.
• Среднестатистический американский ребенок потребляет более 10 часов цифровых СМИ в день.
• Среднестатистический американец просматривает среднестатистический американский смартфон каждые 6-12 минут (за исключением времени сна).
• 70% американцев испытывают непреодолимую тягу к просмотру.
Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. В последние годы у целого поколения появилась всепоглощающая и пагубная привычка ко всему медийному и ко всему цифровому, это превратилось в стандартное состояние американской жизни, в правило, а не исключение. Мы рождаемся и проживаем свою жизнь в плотно обволакивающей нас экранной культуре, основная установка которой заключается в поиске, поглощении и переваривании СМИ на протяжении всего дня. И делаем мы это буквально с момента пробуждения и до отхода ко сну — ежеминутно.
Куда бы мы ни отправились, мы берем с собой портативные телеэкраны, умещающиеся в кармане. Где бы и когда бы мы ни сделали паузу, нас приветствуют другие экраны самых разных размеров: в наших спальнях, в кухнях и гостиных. На работе в лифтах, в приемных, на каждом письменном столе. На дороге, на заправках, в самолетах, такси, аэропортах и на железнодорожных вокзалах. Во время отдыха в барах и ресторанах. В школе, в кабинете у врача. Везде.
Наши дети попадают на крючок СМИ еще до того, как они пойдут в детский сад. Цифровые СМИ формируют и влияют на нашу жизнь на каждом ее этапе и всеми возможными способами. Как гласит заголовок книги Нейла Постмана, мы «развлекаемся до смерти», обмениваясь электронами в дивном новом цифровом мире, где скоро уже никто из нас не сможет найти или представить себе смысл нашей жизни за рамками бит и байтов в высоком разрешении, которые мы потребляем буквально безостановочно на всех наших цифровых устройствах.
Наша полная зависимость от всего медийного и всего цифрового внепартийна и до неприличия политкорректна. Но она идеально настроена на защиту и продвижение интересов серых кардиналов из корпораций, государственных органов власти и научных институтов, которые пользуются это зависимостью очень эффективно. Подобно любой пагубной зависимости в поздней стадии она модерирует и контролирует почти все наши личные и общественные дебаты и комментирует буквально все аспекты нашей жизни.
Наша полная зависимость от всего медийного и всего цифрового превозносит личные права и возможности, и в то же время принуждает нас работать вдвое упорнее и вдвое дольше, причем денег мы получаем вдвое меньше. Эта тлетворная зависимость проповедует ценности общества, и в то же время ратует за кошмарную производительность, уничтожая при этом рабочие места и перекачивая триллионы долларов из кварталов среднего класса и с пенсионных счетов в шикарные и обнесенные высокими заборами анклавы. Она выступает в защиту демократии, прозрачности и цифровой подотчетности, и в то же время за закрытыми дверями продает власть и влияние тем, кто больше заплатит. А ответственность и виновность наша пагубная зависимость прячет в бездонном мелком шрифте дополнений и пояснений к пользовательским соглашениям и положениям о конфиденциальности. Она вещает о неравенстве доходов и об экономической справедливости, а на деле превращает целые отрасли в потогонную систему труда, где за тщательно составленными и проверенными юристами должностными инструкциями таится сдельная работа за гроши и без каких-либо льгот. Она читает нам нотации о пенсионном планировании, и в то же время называет вопиющую дискриминацию пожилых и ликвидацию гарантий трудовой занятости освобождением рабочих и гибким графиком.
Наша полная зависимость от всего медийного и всего цифрового имеет привычку превозносить, обвинять и разъединять всех — республиканцев, демократов и независимых, мужчин и женщин, молодых и старых, натуралов и геев, черных, белых и все цвета и оттенки между ними. При этом она никому не подчиняется, и ни перед кем не несет ответственности. СМИ и «цифра» дружат с нами, информируют и успокаивают нас, без конца развлекают — и в то же время крадут наше время, деньги и свободу. Это, как любое другое пагубное пристрастие, к любому другому наркотику.
Между тем, тысячи образованных и высококвалифицированных финансовых экспертов рассказывают нам, как надо вкладывать и защищать наши деньги. Тысячи образованных и высококвалифицированных специалистов по здоровью и питанию учат нас, как нужно правильно питаться и беречь здоровье. Тысячи образованных и высококвалифицированных экспертов по образу жизни говорят нам, как следует распоряжаться нашими жизнями, придавая им смысл и значение. И все они советуют: не переключайтесь, смотрите и слушайте дальше. Пока только первое поколение живет в цифровой эпохе, имея весьма ограниченный доступ к тому, что нужно знать о секретах финансового успеха, о здравоохранении и питании и о путях расширения своих прав и возможностей. Но уже сейчас у нас значительно меньше денег и больше долгов, мы располнели, мы страдаем от хронических заболеваний, связанных с образом жизни, нам вечно не хватает времени, сна, и мы беспокоимся и боимся гораздо больше, чем прежде. Разве это не так?
Те самые цифровые технологии, которые создали миллионы рабочих вакансий и привели к бурному развитию интернета в конце 1990-х, сегодня уничтожают гораздо больше рабочих мест в Америке, чем создают. Те самые цифровые технологии, которые дали толчок усилению Уолл-Стрит и развитию культуры соцсетей, сегодня фактически гарантируют периодические финансовые бедствия и устойчивое разрушение гражданских свобод. Те самые цифровые технологии, которые обещали полную подотчетность и прозрачность, превратили судебную бухгалтерию в быстро развивающуюся индустрию и сегодня дают возможность руководителям корпораций, государственным чиновникам и боссам от науки обдирать нас как липку. В то же время, сами власть предержащие и владельцы капиталов прячутся за непроницаемой стеной сложностей, непостижимой зауми и бюрократической инерции.
Доведенные до крайности, наши цифровые технологии и инструменты начинают давать нам отпор и восставать против нас. Многие возможности, бывшие когда-то определяющей чертой Великой американской мечты, за жизнь первого цифрового поколения потихоньку мигрировали в другие части света, где дешевле рабочая сила и меньше нормативных ограничений. А поскольку благоприятные возможности покидают берега Америки, отбывая в другие районы мира, качество жизни у американского среднего класса снижается.
История показывает, что крайняя поляризация богатства и уменьшение возможностей являются классической предпосылкой для усиления нерелигиозного фашизма. Именно это происходит сегодня в Америке, как этот было в Германии и Италии после Первой мировой войны, а также в докоммунистической России, Китае и на Кубе.
Новый фашизм, как и старый, пользуется резкими выражениями и крикливыми формулировками, проводя политику самоидентификации и изображая из себя жертву. Но это не старый и привычный фашизм. Новый фашизм стильный, хипстерский, всеохватывающий, чрезвычайно увлекательный. Его приводят в движение тысячи серверных парков и миллиарды микрочипов. Я называю это электронным фашизмом и считаю его просто государственной религией цифровой Америки 21-го века.
Общая черта светского фашизма (капиталистического и социалистического) заключается в непрестанном подавлении, маргинализации и/или уничтожении организованной религии. Подобно своим аналоговым версиям из 20-го века, американскому электронному фашизму неуютно с соперничающими между собой богами. Именно поэтому популярные СМИ поносят западную религию, уже несколько десятилетий называя ее заклятым врагом всего прогрессивного (несмотря на многочисленные и убедительные доказательства обратного). Именно поэтому нерелигиозные фашисты, такие как Гитлер, Сталин, Мао и Кастро, ощущали острую потребность в отстранении на второй план и в искоренении духовенства. Это была прелюдия к созданию их кровавых режимов.
Если теократический фашизм возвышается, действуя мечом и навязываемым моральным авторитетом, то нерелигиозному фашизму нужно прямо противоположное: моральный вакуум, наполненный культом личностей, знаменитостей, научных знаний и политкорректности. И тот, и другой являются отражением духовной неустроенности и недуга, но лишь светский фашизм рекламирует себя в качестве соучастника. Он — друг, а не враг, партнер, а не хозяин.
Западная религия и американское духовенство стали канарейками в угольной шахте нерелигиозного американского фашизма 21-го века. Однако на сей раз истинная угроза организованной религии и качеству жизни исходит не от кованого сапога оруэлловского фашизма (по крайней мере, пока). Она исходит не от того, чего мы боимся и к чему испытываем отвращение. Скорее, она исходит от того, о чем писал Хаксли, от того, что мы любим, чему доверяем, что вводим в свои дома и жизни. Для большинства из нас Большой Брат не какой-то там незнакомец, пинком распахивающий наши двери и вторгающийся в наши дома под покровом ночи. Гораздо чаще мы приглашаем его в наши гостиные, кухни, спальни и столовые в качестве почетного гостя.
Оказывается, настоящая угроза качеству жизни в Америке 21-го века исходит не от лишений или неприкрытого гнета, а от нашей неотвратимой и тлетворной привычки к излишествам и неумеренности, которые фактически узаконены в общегосударственном масштабе. Электронный фашизм возникает тогда, когда сильные и влиятельные институты (государственные и частные) вступают в сговор, ведут продолжительную цифровую войну против умеренности и сдержанности, и побеждают в ней.
Электронный фашизм поддерживает и олицетворяет саму сущность пагубной привычки к невоздержанности. Это узаконенная вакханалия массового психоза, который создается искусственно и поддерживается постоянными и беспощадными инъекциями дофамина и эндорфина во все наши мозги.
Если демократия была основным политическим пристрастием печатных СМИ, то фашизм является основным политическим пристрастием электронных СМИ.
Спустя столетие после усиления нерелигиозного фашизма мы считаем нормальным потреблять электронные СМИ ежедневно и ежечасно, от подъема до отхода ко сну. Все это из-за того, что нам на протяжении многих лет рекомендуют следить за новостями и не переключаться, и потому что все вокруг нас поступают точно так же. Мы считаем это нормой, однако такая норма возникает лишь тогда, когда психушку захватывают конченые наркоманы.
«Демократия и свобода будут темой каждой передачи и редакционной статьи. Между тем, правящая олигархия и ее хорошо обученная элита из числа военных, полицейских и политтехнологов будет тихо и спокойно руководить этим шоу так, как считает нужным». — Олдос Хаксли.
Тем, кто оккупировал Уолл-Стрит и устраивал чаепития, достаточно взглянуть на свои смартфоны и денежные резервы «Эпл» (Apple), «Самсунг» (Samsung), «Гугл» (Google), «Яху» (Yahoo), «Фейсбук» (Facebook), «Твиттер» (Twitter), «Майкрософт» (Microsoft), «Уолт Дисней» (Disney), Discovery, Comcast, Time Warner, Viacom, FOX, Verizon, AT&T, DISH, DirectTV, SiriusXM, Nintendo, Electronic Arts, Sony, Amazon, Netflix, Omnicom, WPP, Publicis, Interpublic, Dentsu — и им станет ясно, отчего в Америке 21-го века ускоренными темпами происходит поляризация богатства и сопутствующее ей уничтожение среднего класса. Безусловно, в этом с радостью и энтузиазмом участвуют крупные банки, однако популистская война против Уолл-Стрит, какой бы оправданной она ни была, является не более чем дымовой завесой для настоящих теневых дельцов. Сегодня надо следить за деньгами, и они приведут вас от ваших смартфонов, планшетов, ноутбуков и телевизоров прямо к балансовым ведомостям крупнейших цифровых и медийных фирм, а также к их получающим до неприличия большие деньги марионеткам из сферы развлечений, научных кругов и со всех уровней государственной власти.
Между тем, наше пагубное пристрастие без обиняков заявляет нам, что ответы на все наши проблемы можно найти только в потреблении еще большего количества СМИ, в использовании еще большего количества цифровых устройств. Эта зависимость говорит узаконенным языком продаж и использует образы расширенных прав и возможностей, свободы и демократии. Однако расширение прав и свобод, а также цифровая демократизация СМИ это мифические големы мировых медийных франшиз, рекламы и профессионального пиара с бюджетами в миллиарды долларов. Они отвлекают внимание своим блеском и сиянием, пряча свою суть за успокаивающим фасадом глобальной потемкинской деревни, собранной в голливудском павильоне. Те инструменты цифровых СМИ и социальных сетей, которые мы с любовью называем силами освобождения, сделаны гигантскими международными корпорациями с огромными бюджетами и низким порогом терпимости (за исключением того, о чем говорит их собственная реклама, маркетинг и пиар) к приятным банальностям и к лозунгам насаждаемой СМИ поп-культуры. Они говорят нам: «Не обращайте внимания на кукловода за кулисами».
Истинное пристрастие цифровых технологий — это не расширение личных прав и возможностей и не свобода. Истинное пристрастие цифровых технологий и электронного фашизма — это эффективная и ускоренная узурпация институциональной власти и богатства корпорациями и государственными ведомствами, которые и без того уже слишком властные и слишком богатые. И такое пристрастие в первую очередь выгодно тем мощным корпорациям и государственным органам, которые совместно и раздельно, ежедневно и ежечасно управляют и манипулируют терабайтами данных.
В результате появляются новые заговоры — в большей степени по приказу, чем по уговору, поскольку должности в высших органах государственной власти, в регулирующих ведомствах, в отраслевом лобби и в университетских администрациях все чаще становятся взаимозаменяемыми, превращаясь в кровосмесительные компоненты амбициозных карьер отдельных людей. Крупные государственные ведомства, крупные корпорации, крупные научно-исследовательские институты — они становятся все крупнее, богаче и влиятельнее. А пристрастные цифровые технологии дают им дополнительную власть и богатство. Таким образом, пристрастность цифровых технологий усиливается всякий раз, когда эти богатые и влиятельные организации садятся и договариваются друг с другом. Предумышленные заговоры сегодня просто не нужны, поскольку заговор по приказу достигает тех же самых целей и, что очень удобно, обеспечивает правдоподобное отрицание для каждого и полную неподотчетность.
«Более правильное название фашизма — корпоративизм, потому что это слияние государственной и корпоративной власти» — Бенито Муссолини.
То, что мы сегодня называем государственным регулированием, на деле является функциональным корпоративизмом. Это не более чем брак по расчету, своеобразный инцест между выпускниками разных университетов из Лиги Плюща. Заметьте: те финансовые институты, которые в 2008 году оказались слишком большими, чтобы потерпеть крах, сегодня в основном в два раза крупнее, а ответственности и подотчетности у них стало в два раза меньше. И это не вопреки, а благодаря государственному регулированию. Несмотря на все то, что нам неустанно твердит правящая элита из дивного нового цифрового мира, «слишком большой, чтобы потерпеть крах» — это не какое-то там непреднамеренное последствие плохого плана. «Слишком большой, чтобы потерпеть крах» — это и есть план.
В сказочном Зазеркалье пагубной зависимости от всего медийного и всего цифрового (где верх — это низ, а низ — это верх) профессиональные политики и влиятельные дельцы из корпораций вступают за закрытыми дверями в сговор с подручными из ученого мира, чтобы периодически создавать финансовые катастрофы и кризисы. Но уже через пару часов после начала такого кризиса они объявляют очередной план аварийного спасения экономики и предотвращения следующего искусственно созданного кризиса. Действующие лица и отрасли, которые они представляют, могут меняться от кризиса к кризису, но план спасения в каждом из этих случаев остается один и тот же: очередные неприличные выплаты главным виновникам, которые несут наименьшую ответственность. Каждый такой искусственно вызванный кризис прибавляет три нуля к национальному диалогу и долгу (остается только надеяться, что никто не знает, как называется тысяча триллионов). И каждый такой искусственно вызванный кризис делает нас, людей в поздней стадии зависимости, еще более зависимыми от услуг и капризов ненасытной олигархии. И возникает картина как из фильмов про управление разумом: бароны-разбойники из 21-го века, управляющие послушной и бесконечной толпой оболваненных средствами массовой информации интернет-пользователей и гламурных тусовщиков.
В сказочном Зазеркалье пагубной зависимости от всего медийного и всего цифрового (где верх — это низ, а низ — это верх) мощное государство называют антидотом от большого бизнеса, хотя на самом деле мощное государство и большой бизнес — это две стороны одной корпоративистской монеты. Именно по этой причине реформа финансирования предвыборных кампаний оказалась в подвешенном состоянии, поскольку дискуссия ведется о том, откуда могут идти деньги, а откуда — нет, хотя на самом деле говорить надо о другом — куда эти деньги в конечном счете попадают. А попадают они в очень большие карманы деловых кругов глобального медийного бизнеса.
В сказочном Зазеркалье пагубной зависимости от всего медийного и всего цифрового (где сигара никогда не является просто сигарой) мы аплодируем самым богатым в мире корпорациям Google и Apple, называя их иконами контркультуры, а войну с наркотиками предоставляем вести средствам массовой информации, хотя они-то как раз и являются главными наркодилерами.
Поэтому нет ничего удивительного в том, что взрастающий на дрожжах нашей зависимости электронный фашизм обычно предстает перед нами не в кованых сапогах, а с идеальной белозубой улыбкой и с парализующим потоком отеческих советов. Он проповедует свободу выбора (так бывает с любой наркозависимостью), однако уничтожает единственную истинную свободу: свободу не участвовать, свободу просто отойти в сторону.
Этот самый электронный фашизм стал главным мемом во всех классах всех школ. Он накрепко впаян практически в любую должностную инструкцию. Он сочится отовсюду одновременно, постоянно и без перерыва. И он отталкивает в сторону либо разрушает все остальное: здравый смысл, свободу, демократию и религию. То есть, все то, что призывает нас к умеренности и сдержанности (это истинные враги пагубной зависимости и электронного фашизма), называя их важнейшими и незаменимыми составляющими качества жизни.
Между тем, наши корпоративные хозяева и олигархи тихо, спокойно и весьма результативно заполняют тюрьмы (сегодня у нас заключенных больше, чем в любой другой стране мира), проводят милитаризацию городской полиции и фактически искореняют неприкосновенность личной жизни, дабы утолить неутолимую жажду Министерства внутренней безопасности и индустрии цифровых СМИ, которым нужно все больше и больше персональных данных. Идеальный рецепт усиления и узаконивания фашистского государства посредством совершенной системы доставки — это санкционированная государством зависимость от всего медийного и всего цифрового.
Боевой клич электронного фашизма — это коммерческая реклама, призывающая нас есть все, что хочется. Но чем больше мы едим, тем более бедными, толстыми, болезненными, напуганными, завистливыми и зависимыми мы становимся. Чем больше мы едим, тем больше мы обогащаем и усиливаем наших хозяев из корпораций, органов власти и научных кругов. Чем больше мы едим, тем больше своего времени, денег и свободы мы им отдаем. Чем больше мы едим, тем быстрее нас доводит до смерти обедненная диета из бездуховных калорий. Уже скоро демократия, как и все остальное, выставляемое на продажу и рекламируемое коммерческим телевидением, превратится в обычный товар из ассортимента, подобно фастфуду и лекарствам от изжоги. Тем не менее, электронные мольбы и призывы по-прежнему летят в киберпространстве непрерывно и звучат все громче. «Ешьте, сколько хотите, — слышим мы. — Мы еще сделаем».
При электронном фашизме своекорыстные негодяи из корпораций, своекорыстные негодяи из органов власти и своекорыстные негодяи из научных кругов остаются своекорыстными негодяями на разных этапах своих карьер. Вину за свою собственную финансовую бесхозяйственность они сваливают на программы социального льгот и помощи типа продовольственных талонов, Medicaid, Medicare и «Социальное обеспечение». Но их определение программ социального льгот и помощи существенно отличается от нашего, так как верховные жрецы и наркобароны из дивного нового цифрового мира под этими программами подразумевают крошки со своего стола, остающиеся после их жадного и ненастного обжорства.
При электронном фашизме истинные и прочные права и льготы начинаются и заканчиваются не продовольственными талонами. Нет, они начинаются и заканчиваются на самом верху, в освященных традициями залах конгресса, в законодательных органах штатов и в городских советах, где республиканцы и демократы, занимающие 85-90% должностей, освобождают себя от соблюдения законов, которые они принимают для всех остальных, а свое влияние карьерных политиков перестают продавать только тогда, когда начинают покупать его в качестве высокооплачиваемых лоббистов.
При электронном фашизме истинные и прочные права и льготы начинаются и заканчиваются не социальным обеспечением. Нет, они начинаются и заканчиваются на самой вершине оторванных от жизни научных кругов, где беззастенчивые администраторы руководят фондами и спортивными программами на миллиарды долларов, и обогащаются за счет родителей из среднего класса, чьи дети на всю жизнь вязнут в долгах, имея очень мало карьерных перспектив. Тем временем, студенты и штатные преподаватели выступают за разнообразие во всем, кроме мысли, и нападают на свободу слова, отстаивая некое предполагаемое и привилегированное право не страдать от унизительных оскорблений (реальных или вымышленных) со стороны системной микроагрессии и присвоенного культурного наследия.
При электронном фашизме истинные и прочные права и льготы начинаются и заканчиваются не на программе медицинского страхования для пожилых «Медикэр» (Medicare). Нет, они начинаются и заканчиваются наверху, в шикарных салонах частных самолетов и в колоннах бронированных «Кадиллаков», летящих и едущих на конференции по глобальному потеплению.
При электронном фашизме истинные и прочные права и льготы начинаются и заканчиваются не на программе медицинской помощи нуждающимся «Медикейд» (Medicaid), а там, где знаменитости соизволят яростно нападать на социальную несправедливость и неравенство доходов, дефилируя по красным дорожкам многочисленных церемоний, где вручаются бесчисленные награды и премии.
При электронном фашизме то определение, которое Оскар Уайльд дал цинику как человеку, который всему знает цену и ничто не в состоянии оценить, скоро будет относиться к нам всем.
«Печальная правда заключается в том, что зло в основном творят люди, никак не могущие решить, быть им добрыми или злыми». — Ханна Арендт.
Спустя полвека после того, как Ханна Арендт опубликовала свою знаменитую книгу «Банальность зла. Эйхман в Иерусалиме», мы сталкиваемся с тем, что банальность зла дает о себе знать снова и снова, потому что критическое мышление преднамеренно и массово искореняется на законодательном уровне. Эта банальность нависает над нами в дивном новом цифровом мире подобно темной туче дронов.
На самом деле, наша зависимость от всего медийного и всего цифрового диаметрально противоположна критическому мышлению. Наверное, та революция, о которой говорит Хаксли (и на которую ссылается автор в первом абзаце статьи), в меньшей степени говорит о неизбежной консолидации и победе корпоративной власти над индивидуальной волей и свободой, и в большей — о нашем химическом предназначении как вида, который обречен искать удовольствия и избегать боли в тот период нашей технологической эволюции, когда поставка доступных по цене наркотиков внезапно становится повсеместной и неумолимой. Возможно, пагубная привычка и электронный фашизм — это просто судьба, которая достается нам после того, как все значимые ритуалы нашей жизни подменяются цифровыми удобствами, развлечениями и пустяшной информацией.
Ничто не является профанацией, когда уже все превратилось в профанацию. Свобода — это прежде всего духовное устремление, а зависимость и фашизм — это прежде всего кризис духа. Как это ни парадоксально, западные религии (к худу ли, к добру ли) остаются единственным узаконенным голосом сдержанности, созерцания и размышления в стране, которая, как говорят многие выздоравливающие наркоманы, сошла с ума, не зная меры.
Верховные жрецы и наркобароны из дивного нового цифрового мира критикуют и высмеивают великие мировые религии, называя их откровенным суеверием и капитуляцией перед иррациональной и ошибочной верой. Они снова и снова предупреждают нас о том, что не надо верить в невидимое и неизмеримое. Из сути вещей, из свидетельства невидимого наша вера превращена в нечто пошлое и коммерческое, что можно купить. Поэтому мы ежедневно подолгу молимся в высокотехнологичных храмах Apple и Google, Facebook и Amazon.com.
Но есть причина, по которой свобода религии и свобода слова гарантированы нам Первой поправкой к конституции. Дело в том, что человек не может существовать без этического и морального авторитета Иного, а все прочее вытекает из этого. А еще потому что Декларация независимости и американская конституция были написаны в век разума, когда критическое мышление достигло своего апогея. Целенаправленный и рациональный процесс всегда начинается со скептических мыслей и с нравственных вопросов.
Соответственно, пора остановиться и снова заявить о том, что свято в нашей жизни. Об этом надо говорить снова и снова, пока свободу религии и свободу слова не умертвили эвфемизмами в этом огромном и политкорректном дивном новом цифровом мире.
В этом дивном новом цифровом мире нам уже непозволительно приступать к амбициозным начинаниям с вопроса «Смогу ли я?» Скорее, любое новое амбициозное начинание мы должны начинать с вопроса «А надо ли это делать?»
В заключение я предлагаю отрывок из поэмы Т. Элиота «Камень. (Песнопения)»….
Бесконечный цикл от идеи к поступку,
Бесконечные поиски и открытья
Дают знание движения, но не покоя;
Знание речи, но не безмолвия,
Знание слов и незнание Слова.
Знание приводит нас ближе к незнанию,
Незнание приводит нас ближе к смерти,
Ближе к смерти, не ближе к Богу.
Где Жизнь, которую мы потеряли в жизни?
Где мудрость, которую, мы потеряли в знании?
Где знание, которое мы потеряли в сведениях?
Циклы небес за двадцать столетий
Удаляют от Бога и приближают к Праху.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.