Цпэ что это такое
Цпэ что это такое
Центристская партия Эстонии
Центр патентных экспертиз
центральный процессорный элемент
цех производства электродов
цепь переноса электронов
центр по противодействию экстремизму
центр подготовки экспертов
Полезное
Смотреть что такое «ЦПЭ» в других словарях:
Центристская партия Эстонии — эст. Eesti Keskerakond … Википедия
Центристская партия (Эстония) — Центристская партия Эстонии эст. Eesti Keskerakond Логотип Центристской партии Лидер: Сависаар, Э … Википедия
Центристская Партия (Эстония) — Центристская партия Эстонии (эст. Eesti Keskerakond) левоцентристская, социально либеральная партия в Эстонии. Партия является коллективным членом Европейской либерально демократической и реформистской партии. После присоединения к партии 20… … Википедия
Центристская Партия Эстонии — (эст. Eesti Keskerakond) левоцентристская, социально либеральная партия в Эстонии. Партия является коллективным членом Европейской либерально демократической и реформистской партии. После присоединения к партии 20 августа 2005 года Эстонской… … Википедия
Центристская партия — Эстонии (эст. Eesti Keskerakond) левоцентристская, социально либеральная партия в Эстонии. Партия является коллективным членом Европейской либерально демократической и реформистской партии. После присоединения к партии 20 августа 2005 года… … Википедия
Осипова, Таисия Витальевна — В Википедии есть статьи о других людях с такой фамилией, см. Осипова. Таисия Осипова политик, журналист Дата рождения: 26 августа 1984(1984 08 26) (28 лет) … Википедия
Макс Каур — (урождённый Максим Вячеславович Ермаков[1][2]; родился 9 декабря 1969, Таллин, Эстонская ССР; эст. Max Kaur) эстонский чиновник, бывший советник председателя Центристской партии Эдгара Сависаара, бывший вице мэр города Маарду … Википедия
Другая Россия (партия) — Эту статью следует викифицировать. Пожалуйста, оформите её согласно правилам оформления статей … Википедия
Миксер, Свен — Свен Миксер Sven Mikser … Википедия
ФСБ, ЦПЭ, начало репрессий
Пока шли переговоры, попали под арест активисты кемеровского движения «Не будь инертным», на которых напал предположительно сотрудник ФСБ; ещё один активист – борец за честные выборы, угодил под каток Роскомнадзора, моего коллегу и тёзку Рому Янченко обвинили едва ли в сотрудничестве с польской разведкой, а религиозные деятели Кузбасса после парада 24 июня под вспышки фотокамер направились туда, куда так настойчиво зазывали меня – в областное здание Федеральной службы безопасности.
Между тем муниципальные, то есть провластные СМИ Кузбасса получили коронавирусные льготы, все эти события как-то сплелись в моей голове, и я решил, что навещу всех, кто приглашает.
Центр «Э» или ЦПЭ
Областное управление ЦПЭ находится почему-то в здании кемеровского городского ГИБДД. Идём туда с адвокатом. Предварительно меня проконсультировали в известной правозащитной организации, услуги адвоката оплатили в другой организации (обе – не иностранные агенты).
За полчаса до встречи позвонил знакомый полицейский:
— Рома, докладываю. Тебя приглашают, чтобы познакомиться и узнать, кто настоящий владелец твоих групп в соцсетях и твоего сайта. Ну, и чтобы ты не расслаблялся.
В помещении нужно надевать маску. Становится нечем дышать. Адвокат дерзко спускает маску на подбородок, я креплюсь.
Возможно, мой приятель-оперативник ошибся, или знакомство в центре «Э» должно выглядеть именно так, или присутствие адвоката и обещание большой пресс-конференции после визита сделали своё дело, но руководитель центра был вял и робок. Он задал скучные вопросы о чужих комментариях под моими материалами, вскользь поинтересовался другими видами моей деятельности и вежливо расшаркался.
Пресс-конференция (звонка ждали представители пяти местных и федеральных СМИ) явно потеряла смысл.
У входа стоит женщина с плакатом. Первая половина текста вполне внятная – об угле, которого губернатор лишил льготников. Дальше смысл уползает в сторону недавних заявлений Никиты Михалкова: что-то о секретном оружии спецсвязи и коронавирусе, которым власть травит народ. Замажу текст на картинках, чтобы не попасть под уголовную статью, как учит нас «Медиазона*».
В холле тесно, зато прохладно. Меня предупредили, что придётся сдавать телефон, поэтому я, как заправский параноик, позвал друзей и отдал телефон им. Друзья купили пива и ждут меня в соседнем дворе.
Я не вижу людей через большой поляроидное стекло, но слышу, как они переговариваются:
— Давно она стоит? – Спрашивает начальственный голос, очевидно имея в виду протестующую бабушку у входа.
— Не очень. Стоит, молчит.
Бабушка и вправду молчит – мне тоже не удалось её разговорить, — возможно, помешал мой подозрительный синий пиджак.
— Полицию вызвать? – Сами задерживать молчаливых бабулек фейсы не готовы.
Вызывают меня. Разговор передать не могу, была договорённость насчёт off records, но было скучно: меня даже толком не пытались вербовать.
И снова ЦПЭ
«Эшники» создали в Кузбассе сайт, куда сливают данные ОРМ (оперативно-розыскных мероприятий). По крайней мере, так считают все опрошенные мной активисты. Они видят на этом портале, даже не имеющем своего домена (не буду давать ссылку, чтобы не рекламировать) свои фотографии, сделанные сотрудниками в те моменты, когда никого рядом больше не было. Читают данные, которые можно получить только из телефонных прослушек.
Об этом говорят ребята из регионального штаба Навального*, журналисты, беспорядочные гражданские активисты.
Спрашиваю федералов: насколько эффективно использовать спецслужбы в борьбе с журналистами и оппозиционерами? Мой вопрос был оставлен без ответа, но адрес подозрительного сайта бережно переписан.
ФСБ-II
Выхожу – бабушки-пикетчицы уже нет. Друзья спрашивают: ну что, завербовали? Ещё нужно отзвониться нескольким журналистам, с которыми договаривался об экстренных публикациях в случае задержания. Один печально сообщает, что сам только что получил повестку. Ещё одна звёздочка на чьём-то фюзеляже.
В Кузбассе ходят слухи о грядущих репрессиях. Губернатору, дескать, надоело либеральничать и изображать из себя Фургала, — тем более, у него это скверно получается.
Идём с друзьями пить пиво.
— Зря ты нарываешься, — говорит один.
— Так я вроде не нарываюсь.
Задумываюсь. Погода шепчет и, кажется, ничего не происходит. Так часто бывает в стране России – без всякого повода за решёткой оказываются люди, которые не нарывались.
Центр по противодействию экстремизму
Необходимость создания указанной специализированной службы обусловлена особенностями происходящих общественно-политических и социальных процессов в стране. В последнее время повышенную угрозу общественной безопасности представляют преступления именно экстремисткой направленности. Для нашей многоконфессиональной и многонациональной страны пропаганда националистических идей, а тем более призывы к насилию по отношению к людям другой веры и национальности, чреваты самыми серьезными последствиями.
На территории Белгородской области за последние несколько лет преступлений экстремистской направленности не зафиксировано. Большую роль в этом играет профилактика. Сотрудниками Центра на постоянной основе осуществляется мониторинг оперативной обстановки с целью выявления вероятных очагов конфликтных ситуаций на межнациональной и религиозной почве, с целью их локализации и недопущения эскалации социальной напряженности.
Кроме того, плотное взаимодействие Центра «Э» осуществляется с подразделениями УФСБ России по Белгородской области.
Так, в 2012 году совместными усилиями сотрудников ЦПЭ УМВД и отдела ЗКС и БТ УФСБ России по Белгородской области было раскрыто дерзкое преступление.
Бывшая учительница одной из школ г. Белгорода из чувства мести и обиды на директора учебного заведения, из которого была уволена, на листах похищенных ею классных журналов писала сообщения о готовящихся актах терроризма в указанной школе и рассылала своим бывшим ученикам.
В ходе проведенных совместных оперативно-разыскных мероприятий преступница была изобличена и привлечена к ответственности.
И вот, пожалуйста: рассказ человека, проработавшего в «центре Э» оперативником больше двух лет. Но, в конце концов, нормальный человек не выдержал этого маразма и ушёл оттуда.
Мурманчанин Дмитрий Джулай больше двух лет проработал оперативником Центра «Э». Служба в управлении по борьбе с экстремизмом сначала не вызывала у него вопросов — Дмитрий занимался делами «черных копателей» — но затем руководство сменилось, и большую часть рабочего времени борцы с экстремизмом стали посвящать поиску картинок «ВКонтакте». Джулай ушел в адвокатуру и рассказал «Медиазоне», почему разочаровался в системе.
Сначала было не так:
И я молодой, горячий — ну, центр по борьбе с терроризмом и экстремизмом — думал, что буду ваххабитов задерживать, крутить.
Молодой опер работал с энтузиазмом поначалу.Но.
Потом (в 2016 году — МЗ) у нас поменялся руководитель. В первые три месяца его руководства ушли десять человек из 15 сотрудников: кто на пенсию, кто уволился — потому что перевестись нормально ни у кого не получилось, скажем так.
Реальная работа заменилась бумажной, вместо реальных преступлений и работы «в поле» стали делать административки и искать 282-е в интернете, не вставая со стула. Административки в диком количестве требовали.
Я ушел через полгода после всего этого. Потому что стало много бумажной работы: отчеты, справки, справка на справке, докладные по справкам, докладные по рапортам, рапорта на справки, справки на рапорта. 60-70% занимала писанина вместо реальной работы оперативной по делам. В какой-то момент просто рабочий день начинал заканчиваться часа в 22-23, без выходных.
В общем, его это всё достало, и человек ушёл на гражданку, в адвокаты.
Ну а «центр Э» продолажет заниматься хернёй за наши с вами налоги.
Да малята, эти товарищи из центра э много о вас знают на самом деле.
Ищут мыслепреступников. Всё по классике.
ТС, ты тег политика не забыл? Или ты из тех борцунов за законность которым законы не писаны?
Я Дима, сын офицера, работал в центре Э и здесь всё не так однозначно.
Сажайте за картинки, братья
Любимица
Про «разводняк» в интернете
Брешь в системе
Несколько смуглых зайцев решили побить контролёра в автобусе, но что то пошло не так
Конфликт начался после того, как контролер заметила пассажиров, не оплативших проезд. Работница транспорта решила не выпускать безбилетников из автобуса, пока они не заплатят. В итоге в салоне произошла массовая потасовка.
Очевидцы утверждают, что кто-то из гостей города ударил женщину, однако за нее заступились другие пассажиры и задали трёпку безбилетникам. На кадрах видно, как участников конфликта высаживают из автобуса без верхней одежды. Один из них очень расстроен и говорит, что пожалуется на своих обидчиков господам полицейским.
. на нашу улицу в три дома, где всё просто и знакомо, на денёк.
Спустя 17 лет
А его дома парень ждёт
Сын маминой подруги
Центровые. Государство зачастую ставит Центры «Э» выше любой другой силовой структуры. Почерк, методы и мифология самой таинственной российской спецслужбы
Мощная и самостоятельная структура в составе МВД, созданная в 2008 году по инициативе нынешнего руководителя Кабардино-Балкарии генерала МВД Юрия Кокова, сегодня имеет свои подразделения по всей стране. Ее сотрудники занимаются политическим сыском, выявляют экстремистские высказывания в интернете, фиксируют на видеокамеры антиправительственные митинги, собирают информацию об общественных активистах разного толка.
Однако на Кавказе перед Центром «Э» стоят и иные задачи, среди которых — разработка боевиков и их пособников. Права, делегированные этой службе российским законодательством, зачастую ставят ее выше любой другой правоохранительной и силовой структуры. А иногда и выше Конституции и закона.
Как «заказать» соседа?
Региональные ЦПЭ входят в структуру МВД, а значит, подчиняются министрам внутренних дел на местах. Однако подчинение это зачастую носит формальный характер. Начальник ЦПЭ и его сотрудники направляют отчеты о своей работе в окружной главк (в управление по СКФО) и далее — в Москву. При этом вся информация цэповцев никем не может быть перепроверена. На деле это обеспечивает Центру «Э» безграничные возможности применения силовых решений.
Ценность любого оперативника — в том числе в его способности вербовать агентов. Особенно это справедливо относительно оперов Центра «Э». Наличие обширной агентурной сети — фундамент их работы. Агентам платят за информацию (на это по закону об оперативной деятельности выделяется отдельный бюджет), их личности и адреса сохраняются в тайне даже от коллег. Раскрыть источник оперативной информации возможно только по решению суда. Одним словом, донос соседа или заказ от бизнес-конкурента тоже может быть оформлен в качестве «оперативной информации» — со всеми вытекающими последствиями, от этого невозможно застраховаться.
«Новая» неоднократно писала про удивительную историю капитана полиции Руслана Рахаева. Придя новичком в МВД Карачаево-Черкесии, он был сразу же назначен на должность начальника уголовного розыска города Черкесска. Республиканское МВД тонуло в межклановой борьбе, и неожиданное назначение чужака (да еще из окружного УСБ, где одно время служил капитан) на столь хлебную должность, видимо, путало карты многим высокопоставленным игрокам. Спустя месяц работы собственные подчиненные обвинили Рахаева в том, что он до смерти забил задержанного. Они все как один свидетельствовали об этом. Рахаев понял, что его хотят подставить, и сбежал, надеясь собрать доказательства собственной невиновности. Он прятался в Нальчике, на квартире у родственников. Впрочем, недолго: сотрудники МВД КЧР быстро вычислили его адрес. Но ареста не последовало. Вместо этого за Рахаевым приехали «тяжелые».
Этот сценарий, видимо, представлялся его авторам безупречным. Система никогда не признает ошибку, если ликвидирован «не тот». «Служебное расследование может быть инициировано только в случае ЧП: если в ходе спецопераций пострадали сами сотрудники правоохранительных органов». В той спецоперации Рахаев выжил чудом: сказались пятнадцать лет безупречной службы и связи с высокопоставленными правоохранителями, которые одним звонком смогли остановить начавшийся штурм.
Более того, после долгих судебных слушаний капитану фактически удалось доказать собственную невиновность. В ноябре 2016 года Верховный суд КЧР во второй раз вернул дело на доследование. После четырех лет судебных тяжб повторный отказ Верховного суда утвердить обвинительный приговор Рахаеву указывает на отсутствие доказательной базы.
Случай с Рахаевым — беспрецедентный. И то, что «не по делу» штурмуют многих, — факт. Этому способствует «палочная» система, которая до сих пор существует в МВД. Отчеты о проделанной квартальной, полугодовой и годовой работе, ориентированные на показатели, спущенные сверху, — обязательны до сих пор. Лавинообразный рост числа уголовных дел «по экстремизму», возбужденных по всей стране за последний год, четко свидетельствует об отработке «разнарядки». А на Кавказе и «разнарядки» другие. Там считают не дела, доведенные до суда, а количество «ликвидированных».
Люди без человеческих прав
Прошли времена, когда в республиках составляли «списки молящихся», к которым сотрудники ЦПЭ проявляли особое внимание. С недавних пор в Дагестане, например, в ходу «списки профилактического учета». В самой системе профилактики ничего криминального нет, она существовала еще в советские времена и касалась в основном отсидевших, дебоширов и наркоманов, к которым периодически заглядывали участковые для профилактических бесед. Однако на Кавказе и, в частности, в Дагестане, списки профучета служат решению совсем других задач. Фактически это списки людей, пораженных в основных человеческих правах.
Помимо «неблагонадежных» в религиозном смысле (т.е. тех, кто ходит не в официальную мечеть, а в другие) в эти списки попадают и гражданские активисты. Такие, как, например, глава дагестанского профсоюза Общероссийского объединения перевозчиков России Рустам Маламагомедов.
И все же «гражданских» экстремистов в списках профучета не так много. «Религиозных» же экстремистов около 10 тысяч. Присутствие фамилии в этих списках означает ограничение в гражданских правах. В частности, в праве на свободу передвижения: проезд через любой пост чреват многочасовыми проверками и допросами в полиции. Также страдает право на неприкосновенность жилища — поставленные на профучет всегда должны быть готовы к внезапным обыскам. Людей выгоняют с работы, их детей — из школ и детских садов; отказывают в съеме квартир. В личных разговорах сотрудники ЦПЭ не скрывают своего убеждения: если человек в списке, значит, вся его семья — потенциальная пособническая база для боевиков, и можно не церемониться.
Попасть в список легко, но как из него выйти?
29-летний Даниял Алхасов, участковый врач из Буйнакского района Дагестана, доказал: это возможно.
Даниял узнал о том, что состоит на профилактическом учете, когда его и его жену стали постоянно вызывать в райотдел полиции и изводить допросами на предмет его связи с террористами. Он написал заявление в РОВД с просьбой разъяснить, на каком основании его поставили на профучет, и если основания нет — то с учета снять. Алхасову ответили: из ЦПЭ на него пришла оперативная информация, и потому снимать с учета его не будут. Даниял отправился в суд, где с помощью адвокатов правозащитного центра «Мемориал» ему удалось доказать неправомерность действий сотрудников ЦПЭ — никаких объективных доказательств его связи с террористами, кроме оперативки ЦПЭ, сотрудниками полиции так и не было представлено. Суд постановил снять Данияла Алхасова с профилактического учета.
Вечный бой с невидимым врагом
Истории, рассказанные мною здесь, все же относятся к весьма специфическим структурным единицам ЦПЭ: к тем, что работают на Кавказе. Здесь сотрудник ЦПЭ — должность заведомо расстрельная. Счет погибшим оперативникам идет на сотни. В середине 2000-х, в момент, когда на Кавказе было особенно опасно, все это диктовало особые методы конспирации: сотрудники ЦПЭ могли пользоваться наглухо тонированными автомобилями без номеров и беспрепятственно разъезжать по всей республике. Они получили право на неограниченную прослушку и слежку, часто не заботясь о ее документальном сопровождении. Сотрудники ЦПЭ могли доставить в отдел полиции до полусмерти избитых задержанных (по закону цэповцы имеют право только «провести беседу», а затем обязаны сдать задержанного в отделение) — рядовые полицейские, как правило, предпочитают не связываться с ними, даже огребая впоследствии обвинения в «пытках» от родственников и адвокатов избитых.
Вот типичная кавказская практика середины 2000-х: среди бела дня люди в масках запихивают человека в тонированную машину без номеров, а затем спустя несколько дней родственники находят его, полуживого, в одном из отделов полиции. Ну или где-нибудь на обочине обнаруживают труп похищенного со следами нечеловеческих пыток. Нередко останки находили в полностью выгоревших автомобилях. Такой стиль работы лишил жителей кавказских республик возможности по закону призывать к ответу цэповцев. Однако все понимают: это их почерк.
Тяжелые условия службы, когда каждый день может стать последним, и фактическая безнаказанность не могли не повлиять на психологию людей, служащих в ЦПЭ.
В распоряжении редакции имеется расшифровка телефонного разговора между сотрудником ЦПЭ и дагестанским журналистом. Эта запись красноречиво свидетельствует о том, как сотрудник Центра «Э» (не рядовой, судя по всему) представляет себе интересы государства и его граждан.
Сотрудник был очень недоволен опубликованной ранее заметкой в одной из местных газет. Заметка была посвящена незаконности массовой постановки на профучет по религиозному признаку. Разговор происходил на повышенных тонах, с нецензурной бранью, которую мы здесь опускаем.
Журналист (Ж.): Не надо на меня кричать, давайте поговорим спокойно. Как я могу к вам обращаться?
Цэповец (Ц.): Как хочешь — Ахмед, Магомед.
Ж.: Ахмед, я не настроен с вами ругаться.
Ц.: (Резко перебивает.) Вы настроены расшатывать в Дагестане систему ради этих негодяев.
Ж.: Нет, Ахмед. Мы хотим мира, мы хотим, чтобы людей не мучили и не убивали.
Ц.: (Перебивает.) Вы не хотите никакого мира. Бешеную собаку ничем не успокоишь, ее только пристрелить нужно.
Ж.: Но если мы с вами говорим о людях…
Ц.: Какие люди, это бешеные собаки. И разве это люди? Они на учете состоят.
Ц.: Да их там тысячи, я тебе 100% говорю. Они совершают особо тяжкие преступления… Хотя бы мы их связи будем знать. Если тебе не нравится жить в городе, иди в горы, сделай себе там шалаш, если ты горец, и живи там, коси сено, паси скот.
Ж.: Тех, кто пойдет в горы, расстреляют. Как двоих мальчиков-пастухов, которых расстреляли и выдали за боевиков.
Ц.: Да не будут они расстреляны. Слушай, если ты думаешь, что в Сирии бомбы не туда падают и нам еще тут это расхлебывать, я тебе не собираюсь ничего доказывать.
Ж.: Я про Сирию не говорю.
Ц.: Миллионы людей умирают. Согласен? Даже если пострадали люди — это вина системы…
Ж.: Ахмед, извиниться хотя бы надо за ошибку. Вы же действуете от имени системы. Если граждане не будут контролировать правоохранительную систему…
Ц.: Граждане никогда не смогут ее контролировать… Не контролировать нужно, а доверять и помогать.
Ж.: Но как доверять, когда людей пытают током. Хотя бы признавать эти факты!
Ц.: Я почему позвонил тебе и начал про интересы государства? Если бы это не были интересы государства, так бы не поступали. Пока за ухо врага не покрутишь, он не признается никогда.
Ж.: А как же экспертизы, отпечатки пальцев, свидетельские показания, оперативная работа, наконец?
Ц.: Мы работаем, работаем в интересах государства. А вы их защищаете, как бандитов в 90-х защищали…
Могу засвидетельствовать, что набор мнений и аргументов, которые высказывает работник ЦПЭ, является довольно распространенным среди работников этих структур. В 2009 году сотрудники ЦПЭ задержали меня в Карабудахкентском районе для «беседы». Люди в штатском доставили меня в крупный межрайонный отдел ЦПЭ в Избербаше. Надо сказать, что на тот момент вооруженный конфликт в республике находился в острой стадии, совсем недавно был убит министр МВД Адильгерей Магомедтагиров, ярый сторонник выжигания любого инакомыслия каленым железом, который успешно отстаивал свои методы на федеральном уровне. Начальник избербашского ЦПЭ Гапиз Исаев был уверен, что журналистом я только прикидываюсь, а на самом деле являюсь связной боевиков. Никакие доводы, официальные документы и даже звонки моих коллег из Москвы, которые стали бить тревогу и разыскивать меня по всему Дагестану, его не убеждали. Он все больше злился. Когда же позвонили уже из республиканского МВД — с вопросом, не задерживали ли Гордиенко, — Исаев, глядя мне в глаза, ответил в трубку: «Никого не задерживали. Впервые слышу эту фамилию».
— Понимаешь, — сказал он мне, положив трубку, — на этой территории я — власть. Я решаю, кого казнить, а кого миловать. Невиновных тут нет.
И допрос с рукоприкладством продолжился. Отпустили меня только на рассвете — благодаря моим дагестанским коллегам, которые, используя свои связи, все-таки сумели установить мое местонахождение.
Эксцесс исполнителя
Сотрудники ЦПЭ живут в мире, где каждый день идет война, в которой они брошены на передовую. Но участие в этой войне — контрпродуктивно.
Через несколько лет точечной работы под руководством «фэсов», к 2015 году, «Имарат Кавказ» (запрещен на территории РФ) был практически разгромлен.
В 2014 году в Сирии началась война, и многие радикальные исламисты уехали туда. По приблизительным данным, в различных группировках, воюющих в Сирии, сейчас состоят несколько тысяч кавказцев. В республиках воцарилось относительное затишье: одни уехали, другие мертвы. (Так, в Дагестане, который по статистике интернет-портала «Кавказский узел» с 2008 года занимает лидирующее место по количеству жертв вооруженного конфликта, в 2013 году таковыми стали около 640 человек, а в 2016-м — около 200.) У ЦПЭ работы значительно поубавилось. Что остается людям, которые всю свою жизнь прожили на этой условной передовой? Им остается только ждать возвращения врагов. Ну или искать новых.