На пороге наших дней Неизбежно мы встречаем, Узнаём и обнимаем Наших истинных друзей.
Здравствуй время гордых планов, Пылких клятв и долгих встреч! Свято дружеское пламя, Да не просто уберечь. Всё бы жить, как в оны дни – Всё бы жить легко и смело, Не высчитывать предела Для бесстрашья и любви.
И, подобно лицеистам, Собираться у огня В октябре багрянолистном Девятнадцатого дня. Но судьба своё возмёт, По-ямщицки лихо свистнет, Всё по-своему расчислит, – Не узнаешь наперёд.
Грянет бешеная вьюга, Захохочет серый мрак. И спасти захочешь друга, Да не выдумаешь как. На дорогах наших дней, В перепутьях общежитий, Ты наш друг, ты наш учитель – Славный пушкинский лицей.
Под твоей бессмертной сенью Научиться бы вполне Безоглядному веселью, Бескорыстному доверью, Вольнодумной глубине.
Эх, бутылка, моя ты бутылочка – Как люблю я тебя, моя милочка! Дай, слегка придушу твое горлышко Да и всю осушу аж до донышка.
А на кой мне пустая порожняя, Когда рядом другая – похожая? А когда и её всю до донышка, Там и третья выходит на солнышко!
Эх, да кабы вот так же да с бабами, Ничего и вообще бы не надо бы!
«Баллада о том, как Александр Галич посетил Москву»
Не слагал я трёх гимнов отечеству, Но свободе его послужил. Так что мне Управляющий Вечностью Прокатиться в Москву разрешил. На моё девяностое летие Вот подарок мне вышел какой! И помчался буквально, как ветер я, И примчался в мой город родной.
Но гляжу, он какой-то двоюродный, Ни на «вы» не могу, ни на «ты». В лихорадке сегодняшней муторной До чего исказились черты! Разнаряжена, разнарумянена, Топоча, хохоча, матерясь, Ай, Москва! Разгулялася барыня! До заморских обнов дорвалась.
Всю округу заляпала лейблами И, наушником ухо заткнув, Дикой помесью рока с молебнами Услаждает свой девственный слух. И кошерное жрёт, и скоромное, И коньяк из горлА, и дубняк. То рыдает над кошкой бездомною, То гоняет бомжей, как собак.
И делясь сокровенными тайнами, Вам покажет вдали от людей Николашку Второго со Сталиным В медальоне промежду грудей. И включит она ГУМ многоярусный, И почешет она по торгам, И зажжётся в глазах её яростный И немеркнущий чистоган!
– Ну, привет, говорю, принимай меня. Всё же вроде бы не чужой. – Ох ты, батюшки, я вся внимание! Не узнала, прости, дорогой. Позвонил бы, уж мы б тебя встретили. Ты по делу сюда или так? – У меня девяностое летие, Всё ж я Галич, небось, как-никак.
– Как же, помню, мадам Парамонова. Эти, как их там. облака. Может, есть у тебя чего нового? – Да пока не скудеет рука. Есть баллада про новых зека, Есть канкан ветеранов Чека, Есть про Путина пара стишков, Есть комедия «Вас вызывает Лужков».
А она мне: «Любименький бард ты мой, Разгребатель родного дерьма. Значит, даже могила горбатому Не сумела исправить горба? Я б дала тебе, Сашенька, выступить, Но не вижу для этого мест: Всё, блин, занял Каспаров под диспуты, Да Лимонов с Рыжковым под съезд. Ни принять, ни обнять, ни пригреть тебя – Аж мне стыдно самой от себя. Ты давай, приезжай на столетие – Я на подступах встречу тебя!»
«. нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели. «
19 октября вчера было, но лучше поздно, чем никогда.
стихи Ю. Кима, музыув В. Дашкевича
Тогда, душой беспечные невежды, Мы жили всё легче, и смелей. А.С.Пушкин
На пороге наших дней Неизбежно мы встречаем, Узнаем и обнимаем Наших истинных друзей.
Здравствуй время гордых планов, Пылких клятв и долгих встреч! Свято дружеское пламя, Да не просто уберечь, Да не просто уберечь.
И, подобно лицеистам, Собираться у огня В октябре багрянолистном Девятнадцатого дня, Девятнадцатого дня.
Грянет бешенная вьюга, Захохочет серый мрак. И спасти захочешь друга Да не выдумаешь как, Да не выдумаешь как.
На дорогах наших дней, В перепутьях общежитий, Ты наш друг, ты наш учитель Славный пушкинский лицей.
Под твоей бессмертной сенью Научиться бы вполне Безоглядному веселью, Безкорыстному доверью, Вольнодумной глубине, Вольнодумной глубине.
Ну и пушкинское тоже пусть будет.
Роняет лес багряный свой убор, Сребрит мороз увянувшее поле, Проглянет день как будто поневоле И скроется за край окружных гор. Пылай, камин, в моей пустынной келье; А ты, вино, осенней стужи друг, Пролей мне в грудь отрадное похмелье, Минутное забвенье горьких мук.
Печален я: со мною друга нет, С кем долгую запил бы я разлуку, Кому бы мог пожать от сердца руку И пожелать веселых много лет. Я пью один; вотще воображенье Вокруг меня товарищей зовет; Знакомое не слышно приближенье, И милого душа моя не ждет.
Я пью один, и на брегах Невы Меня друзья сегодня именуют. Но многие ль и там из вас пируют? Еще кого не досчитались вы? Кто изменил пленительной привычке? Кого от вас увлек холодный свет? Чей глас умолк на братской перекличке? Кто не пришел? Кого меж вами нет?
Он не пришел, кудрявый наш певец, С огнем в очах, с гитарой сладкогласной: Под миртами Италии прекрасной Он тихо спит, и дружеский резец Не начертал над русскою могилой Слов несколько на языке родном, Чтоб некогда нашел привет унылый Сын севера, бродя в краю чужом.
Сидишь ли ты в кругу своих друзей, Чужих небес любовник беспокойный? Иль снова ты проходишь тропик знойный И вечный лед полунощных морей? Счастливый путь. С лицейского порога Ты на корабль перешагнул шутя, И с той поры в морях твоя дорога, О волн и бурь любимое дитя!
Ты сохранил в блуждающей судьбе Прекрасных лет первоначальны нравы: Лицейский шум, лицейские забавы Средь бурных волн мечталися тебе; Ты простирал из-за моря нам руку, Ты нас одних в младой душе носил И повторял: «На долгую разлуку Нас тайный рок, быть может, осудил!»
Друзья мои, прекрасен наш союз! Он, как душа, неразделим и вечен — Неколебим, свободен и беспечен, Срастался он под сенью дружных муз. Куда бы нас ни бросила судьбина И счастие куда б ни повело, Всё те же мы: нам целый мир чужбина; Отечество нам Царское Село.
Из края в край преследуем грозой, Запутанный в сетях судьбы суровой, Я с трепетом на лоно дружбы новой, Устав, приник ласкающей главой. С мольбой моей печальной и мятежной, С доверчивой надеждой первых лет, Друзьям иным душой предался нежной; Но горек был небратский их привет.
И ныне здесь, в забытой сей глуши, В обители пустынных вьюг и хлада, Мне сладкая готовилась отрада: Троих из вас, друзей моей души, Здесь обнял я. Поэта дом опальный, О Пущин мой, ты первый посетил; Ты усладил изгнанья день печальный, Ты в день его Лицея превратил.
Ты, Горчаков, счастливец с первых дней, Хвала тебе — фортуны блеск холодный Не изменил души твоей свободной: Всё тот же ты для чести и друзей. Нам разный путь судьбой назначен строгой; Ступая в жизнь, мы быстро разошлись: Но невзначай проселочной дорогой Мы встретились и братски обнялись.
Когда постиг меня судьбины гнев, Для всех чужой, как сирота бездомный, Под бурею главой поник я томной И ждал тебя, вещун пермесских дев, И ты пришел, сын лени вдохновенный, О Дельвиг мой: твой голос пробудил Сердечный жар, так долго усыпленный, И бодро я судьбу благословил.
С младенчества дух песен в нас горел, И дивное волненье мы познали; С младенчества две музы к нам летали, И сладок был их лаской наш удел: Но я любил уже рукоплесканья, Ты, гордый, пел для муз и для души; Свой дар, как жизнь, я тратил без вниманья, Ты гений свой воспитывал в тиши.
Служенье муз не терпит суеты; Прекрасное должно быть величаво: Но юность нам советует лукаво, И шумные нас радуют мечты. Опомнимся — но поздно! и уныло Глядим назад, следов не видя там. Скажи, Вильгельм, не то ль и с нами было, Мой брат родной по музе, по судьбам?
Пора, пора! душевных наших мук Не стоит мир; оставим заблужденья! Сокроем жизнь под сень уединенья! Я жду тебя, мой запоздалый друг — Приди; огнем волшебного рассказа Сердечные преданья оживи; Поговорим о бурных днях Кавказа, О Шиллере, о славе, о любви.
Пора и мне. пируйте, о друзья! Предчувствую отрадное свиданье; Запомните ж поэта предсказанье: Промчится год, и с вами снова я, Исполнится завет моих мечтаний; Промчится год, и я явлюся к вам! О, сколько слез и сколько восклицаний, И сколько чаш, подъятых к небесам!
И первую полней, друзья, полней! И всю до дна в честь нашего союза! Благослови, ликующая муза, Благослови: да здравствует Лицей! Наставникам, хранившим юность нашу, Всем честию, и мертвым и живым, К устам подъяв признательную чашу, Не помня зла, за благо воздадим.
Полней, полней! и, сердцем возгоря, Опять до дна, до капли выпивайте! Но за кого? о други, угадайте. Ура, наш царь! так! выпьем за царя. Он человек! им властвует мгновенье. Он раб молвы, сомнений и страстей; Простим ему неправое гоненье: Он взял Париж, он основал Лицей.
Пируйте же, пока еще мы тут! Увы, наш круг час от часу редеет; Кто в гробе спит, кто дальный сиротеет; Судьба глядит, мы вянем; дни бегут; Невидимо склоняясь и хладея, Мы близимся к началу своему. Кому ж из нас под старость день Лицея Торжествовать придется одному?
19-го октября 1918 года, в городе Екатеринослав родился – Олександр Аркадійович Гінзбург. Украинский еврей и русский поэт – Александр Галич.
Сергей Никитин: Когда я вернусь
стихи: Ю. Ким, музыка: В. Дашкевич Тогда, душой беспечные невежды, Мы жили всё легче, и смелей. А.С.Пушкин
На пороге наших дней Неизбежно мы встречаем, Узнаем и обнимаем Наших истинных друзей.
Здравствуй время гордых планов, Пылких клятв и долгих встреч! Свято дружеское пламя, Да не просто уберечь, Да не просто уберечь.
И, подобно лицеистам, Собираться у огня В октябре багрянолистном Девятнадцатого дня, Девятнадцатого дня.
Грянет бешенная вьюга, Захохочет серый мрак. И спасти захочешь друга Да не выдумаешь как, Да не выдумаешь как.
На дорогах наших дней, В перепутьях общежитий, Ты наш друг, ты наш учитель Славный пушкинский лицей.
Под твоей бессмертной сенью Научиться бы вполне Безоглядному веселью, Безкорыстному доверью, Вольнодумной глубине, Вольнодумной глубине.
Стихотворение это Юлий Черсанович написал в 1973 году, и упоминать имя Галича тогда уже не полагалось. Потому и появились – Пушкин в эпиграфе и лицеисты – в строке. Но 19-е октября – там другое. Не-лицейское. Исполняет Юлий Ким, аккомпанирует Владимир Дашкевич
Отроки во Вселенной: как и кого воспитывали в Царскосельском лицее
В День лицеиста, ежегодно отмечаемый 19 октября, мы неизбежно вспоминаем самый знаменитый русский лицей — Царскосельский — и его самого знаменитого воспитанника. Однако Александр Сергеевич был не единственным лицеистом, вписавшим свое имя в историю России. «Известия» рассказывают о том, как был основан Царскосельский лицей и о его первом выпуске.
«Дней Александровых прекрасное начало»
В первые годы своего правления Александр I был переполнен идеями просвещения и мыслями о преобразовании страны, что было невозможно без повышения общего уровня образования и «смягчения нравов». Романтичного монарха тогда окружали его друзья из Негласного комитета, преобразованного сначала в Непременный совет, а потом в Государственный совет — Чарторыйский, Строганов, Кочубей, Новосильский. В 1803 году был издан «Указ о вольных хлебопашцах» — по сути, первый шаг к отмене крепостного права. Была проведена министерская реформа, упразднившая архаические петровские коллегии. Государству требовались новые квалифицированные кадры, а откуда их было взять, если на всю Россию был единственный университет в Москве! Идеолог реформ Михаил Сперанский открыто говорил, что преобразования упираются в нехватку грамотных и патриотичных людей, способных занимать высокие посты в новой администрации. Именно поэтому были открыты пять новых университетов: Дерптский, Виленский, Харьковский, Казанский и Петербургский Педагогический институт, который позже тоже был преобразован в университет. В Ярославле на частные средства открылось Демидовское высших наук училище. Но этого было мало, к тому же, университеты готовили все же ученых, а не чиновников.
Тогда и возникла идея лицея. Сказать, когда она прозвучала впервые и кому конкретно принадлежала, достоверно нельзя. Возможно, это было связано с тем, что младшие братья Александра великие князья Николай (родился в 1796 году) и Михаил (1798) повзрослели, и им пора было получать систематическое образование, что удобнее и демократичнее было делать в компании их сверстников. Проект разрабатывал Сперанский, который 11 декабря 1808 года представил императору «Проект предварительные правила для специального Лицея». Но потом наступила пауза. Видимо, сам государь и, возможно, вдовствующая императрица Мария Федоровна были не во всем согласны с предложениями Сперанского. Так или иначе, но только 12 (24) августа 1810 года государь подписал указ о создании лицея. К этому времени либеральные идеи уже не столь привлекали Александра. Война с Францией становилась неизбежной, и это плохо сочеталось со свободомыслием. Большинство придворных «либералов» уже получили отставку, их места заняли люди консервативного толка — Балашов, Аракчеев, князь Александр Голицын. Госсекретарь Сперанский оказался в изоляции и потерял возможность всерьез влиять на ситуацию. Он просил об отставке, и весной 1812 года Сперанский будет не только уволен, но и отправлен в ссылку в Пермь.
«В октябре багрянолистном девятнадцатого дня. »
Подобное непостоянство и противоречивость были свойственны Александру, проявились они и в его детище — лицее. Получилось, что принципы его деятельности разрабатывал реформатор Сперанский, программу составлял республиканец Лагарп (бывший воспитатель императора), а вот писал устав и курировал подготовку к открытию министр народного просвещения граф Алексей Разумовский, апологет охранительства. Лицей был задуман как элитарное учебное заведение, готовящее высших государственных чиновников, но программа была в основном гуманитарная, даже творческая. Кстати, представители самых родовитых фамилий обошли заведение своим вниманием, князь Александр Горчаков — пожалуй, единственное исключение. Великие князья тоже в лицее не обучались. Но внимание царской семьи к новому учебному заведению было значительным, достаточно вспомнить, что под него был выделен флигель Екатерининского дворца в Царском селе, где часто жила августейшая чета. Здание было специально перестроено архитектором Василием Стасовым и приспособлено под нужды учебного заведения.
Вид на Екатерининский дворец в Государственном музее-заповеднике «Царское Село» в Пушкине
Торжественное открытие состоялось 19 (310 октября 1811 года. Помимо учеников и преподавателей, присутствовал сам Александр, обе императрицы — мать Мария Федоровна и супруга Елизавета Алексеевна, великая княжна Анна Павловна, наследник цесаревич Константин Павлович, придворные, министры, члены Государственного Совета и «многие другие знаменитые особы», как писали газеты. Приглашения получили и родственники лицеистов. Была зачитана дарованная лицею Высочайшая Грамота, профессора и директор лицея Малиновский произнесли приветственные речи. Потом все лицеисты были поочередно представлены государю. Кстати, форму для них придумал и пошил Мальгин — личный портной Александра. Ближе к вечеру взрослым был подан обед, а детям десерт, после которого они побежали в парк играть в снежки — накануне как раз выпал первый снег.
Из Высочайшей Грамоты Императорскому лицею, зачитанной на его открытии 19 октября 1811 года:
Ныне отверзаем новое Святилище наук! Некоторое число отличнейшего по талантам и нравственным качествам юношества мы желали предназначить особенно к важным частям службы государственной, а для образования его способностей собрать оное в сие Святилище; сюда позвали науки и изящные искусства, наиболее соответствующие назначению юношества, имеющего в нем воспитываться. В залог же особенного нашего к сему училищу благоволения даруем ему титул Императорского Лицея.
Дворцовый парк с его тенистыми аллеями, прудами и памятниками русскому оружию стал главным развлечением учеников. В остальном же режим жизни лицеистов был довольно строгим.
Иван Пущин. «Записки о Пушкине»
«Вставали мы по звонку в 6 часов, одевались, шли на молитву в зал. Утреннюю и вечернюю молитву читали мы вслух, по очереди. От 7 до 9 — класс. В 9 чай. Прогулка во всякую погоду до 10. От 10 до 12 — класс. От 12 до 1 — прогулка. В час обед. От 2 до 3 или чистописание или рисование. От 3 до 5 — класс. В 5 чай. До 6 прогулка. Потом повторение уроков или вспомогательный класс. В половине девятого звонок к ужину. До 10 в зале мячик и беготня. В 10 вечерняя молитва и сон»
Вид на Императорский Царскосельский Лицей в городе Пушкин
В первый набор зачислили 30 человек. Дело каждого рассматривали персонально, необходимо было ходатайство от уважаемых людей и документальное подтверждение дворянского происхождения. За Сашу Пушкина, например, радел директор департамента Главного управления духовных дел иностранных исповеданий Александр Иванович Тургенев. Помимо этого министр Разумовский лично проводил «вступительные испытания» — что-то вроде собеседования, целью которого было выявить уровень знаний будущего лицеиста. Зачисляли мальчиков 10-12 лет. Учеба была рассчитана на шесть лет — два трехлетних курса с переводным экзаменом между ними. Лицеистам запрещено было покидать учебное заведение, кроме как по каким-то особым случаям — например, Пушкину лишь дважды разрешили отлучиться за все время, да и то по весьма трагическим поводам. Каникулы существовали, но проводить их должно было в лицее. Выход в город в гости разрешался за заслуги в учебе, как поощрение. Посещение родителями не приветствовалось. Кстати, полный отрыв от семьи в годы обучения был тогда общепринятой нормой — во всех кадетских и пажеских корпусах были даже более строгие правила. Зато в лицее были запрещены телесные наказания и, кстати, за обучение и полный пансион не брали плату. И, что было уж совсем немыслимо в те времена, каждый воспитанник имел отдельную комнату.
«Под сенью дружных муз»
Учеба строилась не совсем так, как принято теперь: вместо отдельных предметов были направления, в рамках которых изучались смежные дисциплины. За каждое направление отвечал профессор или преподаватель. Нравственные проблемы решали в курсах права, этики, логики, политэкономии, закона Божьего. Блок словесности — языки, риторика, поэзия. Гуманитарный цикл — история России и мира, география. Естественнонаучные предметы — математика, физика, химия. Курс изящных искусств включал живопись, театр, танцы и музыку, а отдельный военный цикл состоял как из собственно профессиональных навыков, так и из необходимых дворянину прикладных дисциплин — фехтования, верховой езды, плавания. Поскольку все курсы были авторскими, преподаватели стали главной ценностью заведения. Их было немного, кандидатура каждого подбиралась индивидуально и утверждалась на самом высоком уровне. Настоящими звездами были профессора права и словесности Александр Куницын и Николай Кошанский, а французскую грамматику преподавал Давид де Будри — родной брат знаменитого революционера Марата. Много времени ученики проводили во внеклассных занятиях, и здесь особая роль принадлежала преподавателю изящных искусств Сергею Чирикову, который покровительствовал множеству начинаний лицеистов — литературному кружку, рукописному карикатурному журналу и т.д. В целом, атмосфера в лицее была весьма свободная и творческая, что и дало возможность ученикам раскрыть художественные способности. Даже не самые одаренные воспитанники старались проявить себя в рисовании, стихосложении, музыке, переводах. Многие, еще будучи учениками, печатались во вполне взрослых литературных журналах, причем первыми в московском «Вестнике Европы» за 1814 год были опубликованы стихи не Пушкина (что логично было бы предположить), а его товарища Антона Дельвига. Для самостоятельных занятий в лицее была создана великолепная библиотека, одна из лучших в то время.
В одном из залов лицея
Интерес императора к первому лицейскому набору сохранялся вплоть до его выпуска в 1817 году. Переводные и выпускные экзамены и вовсе стали событием государственного масштаба — на них присутствовали члены императорской фамилии, высшие чиновники, знаменитые ученые и литераторы (только Карамзин и Жуковский чего стоят!), конечно, родственники. Направление карьеры ученики выбрали разные, благо, такая возможность была — каждый по желанию мог определить вид службы (военный, дипломатический, гражданский), а стартовый ранг давался по показанным результатам. Лучшие 17 человек получили чин титулярного советника (IX класс), соответствующий чину прапорщика гвардии. Остальные получили X ранг (коллежский секретарь или армейский прапорщик), в том числе Пушкин, который в рейтинге стоял третьим с конца. Кстати, распределение всех выпускников лицея было напечатано в газетах, что подчеркивает внимание к этому учебному заведению.
«Золотым» первый выпуск остался еще и потому, что после него Императорский лицей стал меняться. Послевоенный относительно либеральный период правления Александра в очередной раз сменился реакцией. Министерство народного просвещения было объединено с главным управлением духовных дел, а лицей в 1822 году подчинен военному ведомству. Естественно, ни о каком творческом духе и свободолюбии речь уже не шла. Кроме того, были учреждены еще несколько аналогичных и одноименных заведений в других городах, что дискредитировало идею элитарности лицейского образования. В 1843 году Императорский лицей переехал из Царского села в столицу и был переименован в Александровский. Просуществовал он до 1918 года. Новую жизнь лицеи получили уже в конце XX века, но ничего общего ни с традициями эпохи Аристотеля, ни с временами «золотого» пушкинского выпуска эти учебные заведения не имеют. Кроме, разве что, праздника 19 октября.
maksina
maksina
calm
