в скотт 250 лет со дня рождения
Ловец истории: почему мы продолжаем зачитываться Вальтером Скоттом
250 лет назад, 15 августа 1771 года родился Вальтер Скотт, первый великий исторический романист в мире. В этот день «Известия» вспомнили, как великий шотландец изменил беллетристику о героях былых времен и какой еще жанр, кроме исторического романа, он основал.
Изобретатель жанра
Трудно себе представить, но когда-то такого жанра, как «исторический роман», попросту не существовало. Впрочем, когда-то не существовало и детектива, и фантастики, и даже эротики. И точно так же, как детектив — в современном виде — придумал Эдгар По, научную фантастику — Герберт Уэллс, а эротическую литературу — Джон Клеланд, у исторического романа тоже есть отец и точка отсчета.
Портрет Вальтера Скотта работы художника Генри Рэйберна, 1822 год
Разумеется, увлекательные повести о былых временах сочиняли и до Вальтера Скотта — точно так же, как литературные герои расследовали преступления до Эдгара По. Но к исторической действительности авторы относились исключительно как к антуражу. Психология героев, их поступки, мысли, чувства — всё было современным (разумеется, тогдашним читателям). И только действие происходило «давным-давно». И как По придумал в детективе главное — вовлечь в разгадку тайны читателя, разбросав по тексту ключи-подсказки, так и Вальтер Скотт сделал в историческому романе свою революцию — никаких анахронизмов, точное (насколько это достижимо) описание реалий прошлого и, главное, его людей. Ну а подлинными будут эти люди или вымышленными — дело десятое.
Сын юриста
Вальтер Скотт родился в большой и обеспеченной семье эдинбургского стряпчего и, как это водилось в то время, должен был пойти по стопам отца. Чистокровный шотландец, он провел детство и юность не столько в столице своего края, сколько в сельской местности региона Скоттиш-Бордер, где у членов его рода были старинные поместья. Романтические в своей первозданности виды, легенды и баллады шотландских кланов — вот в какой атмосфере рос Вальтер.
Поместье Эбботсфорд, построенное по проекту Вальтера Скотта
Биографы Скотта не забывают восхититься тем фактом, что в университет будущий писатель поступил в 12 лет. Он действительно был моложе своих товарищей — на год, обычно студентами становились в 13. В те времена вообще взрослели рано: в 14 Вальтер Скотт уже стажируется в конторе своего отца, а в 20 становится членом коллегии адвокатов. Вообще, большую часть жизни, уже будучи преуспевающим литератором, Скотт продолжал заниматься как юридической практикой, так и общественной и политической деятельностью. Несмотря на перенесенный в детстве полиомиелит, служил в добровольческой милиции, назначался шерифом, активно работал в местном комитете консервативной партии. Но свое подлинное признание Скотт обнаружил весьма рано.
Поэтическая натура
«Я был помешан на Германии», — скажет уже в зрелые годы Скотт. Расцвет немецкого романтизма не оставил юношу равнодушным: в университете он создал кружок по изучению немецких поэтов, а карьеру свою в литературе начал с переложения немецких поэтов.
Скотт вообще начинал не с прозы, да и стихи сочинять, кажется, ему нравилось больше, чем романы — такие травмы иногда бывают у больших прозаиков. Вероятно, сыграло свою роль и увлечение старинными шотландскими балладами, которые он собирал и издал в 1802 году. Следующее десятилетие — время Скотта-поэта. «Песнь последнего менестреля», «Мармион», «Дева озера», «Видение дона Родерика», «Рокби», «Поле Ватерлоо», «Властитель островов» — эти поэмы (а «Мармион» — это даже не поэма, а первый в истории литературы роман в стихах) составили Скотту славу второго поэта-романтика Шотландии (первое место Роберта Бернса, разумеется, не оспаривается).
Иллюстрация художника Павла Бунина к роману Вальтера Скотта «Ричард Львиное сердце»
Первый свой исторический роман, «Уэверли», Скотт начал писать еще в 1805 году. Но, как говорится, не пошло — и писатель забросил рукопись на чердак, где случайно и обнаружил ее почти 10 лет спустя, в 1814 году.
Роман был опубликован анонимно — Скотт опасался, что такая беллетристика подорвет его репутацию и как юриста, и как романтического поэта. И хотя на «автора «Уэверли» сразу же обрушилась неслыханная слава, Скотт хранил анонимность (довольно условную, конечно) еще 13 лет — первый роман, подписанный подлинным именем автора, вышел только в 1827 году.
Шесть столетий
Вальтер Скотт написал 24 романа. С учетом того, что его карьера исторического романиста продолжалась всего 18 лет — темп незаурядный (хотя для тех времен весьма распространенный). Всю это громаду можно разделить — весьма условно, конечно — на две части. Первая — «шотландские» романы (лучшие тут, конечно, «Пуритане» и «Роб Рой»). Прошлое своей родины Скотт знал блистательно, но в тогу популяризатора истории вовсе не рядился: пробудить национальную гордость шотландцев через образы их великих предков — вот была его задача.
Музей Вальтера Скотта в поместье Эбботсфорд
Вторая половина скоттова наследия — романы про другие страны, от Англии до Франции и еще дальше, вплоть до средневековой Иудеи. Главные шедевры здесь — «Квентин Дорвард» и «Айвенго». Обе части роднит — помимо исторической достоверности — еще один немаловажный аспект. Скотт решительно порывает с традицией, в которой героями романа могут быть только люди благородные — если не духовно, то по крайней мере с точки зрения социального происхождения. Беглые преступники, обнищавшие рыцари, пьянчужки-монахи, евреи-ростовщики (и их прекрасные дочери, куда же без них), безземельные крестьяне, шуты, слуги, лесные разбойники, содержанки, дезертиры, бесприданницы, доносчики, трактирщики, попрошайки — весь мир «прежнего времени» (а романы Скотта охватывают примерно 600 лет человеческой истории) появился на страницах книг эдинбургского адвоката.
Вальтер Скотт демократизировал историю, он лишил ее нарочитой театральности, сделал увлекательной для читателей самых разных классов и самых разных интересов. Крестовые походы, феодальные распри и гражданские войны в Англии, борьба за независимость Шотландии — под пером Скотта всё это стало живым, и в этом его главная заслуга как писателя.
Просто человек
Он не был ни книжным червем, ни чопорным аристократом, для которого литература — лишь увлечение (хотя титул баронета в конце концов получил — за книги, разумеется). Через всю жизнь пронес безответную первую любовь — но был и примерным семьянином. Построил замечательный дом, в котором и умер (сейчас в Эбботсфорде, разумеется, музей). Коллекционировал антиквариат, поощрял изучение шотландской культуры (в том числе и материально), брал на себя долги своих друзей — что привело к изнурительной переработке, трем инсультам и довольно ранней смерти в 61 год.
Памятник Вальтеру Скотту в Эдинбурге
Шотландец до мозга костей, Вальтер Скотт, однако, умудрился остаться не только шотландским или даже британским писателем — его романы читают и сейчас, не особенно задумываясь, где и когда родился этот человек с огромными знаниями и неуемной фантазией.
Сегодня исполняется 250 лет отцу исторического романа Вальтеру Скотту
В школе учился плохо, учебу терпеть не мог. Спасала мальчика лишь феноменальная память. Был большим озорником и среди сверстников имел славу отличного рассказчика. Несмотря на хромоту, увлекался альпинизмом.
После сдачи экзаменов в Эдинбургском университете Скотт пошел по стопам отца и стал адвокатом. Первые годы адвокатской практики провел в путешествиях по стране, попутно собирая народные легенды и баллады. Занимался переводами с немецкого языка, анонимно опубликовав балладу Бюргера «Ленора» и драму Гете «Гец фон Берлихинген».
В 1808 году написал роман в стихах «Мармион», став новатором и в этом жанре. Однако его творческий эксперимент критики разнесли в пух и прах.
Романы Скотта стали переводить на главные мировые языки, и вскоре он стал едва ли не самым популярным писателем мира. Во всяком случае именно Скотт стал первым в истории литературы писателем с миллионными доходами от продажи своих сочинений. Так что и здесь он предвосхитил Джоан Роулинг или Дарью Донцову.
Романы Скотта быстро завоевали популярность и в России. Не только среди читателей, но и писателей. А.С. Пушкин писал жене из Болдина: «Читаю Вальтер Скотта и Библию». Неоспоримо влияние на него «шотландского чародея», как Пушкин называл Скотта. «Капитанская дочка», как и романы Скотта, написана не просто в историческом, но и приключенческом жанре. Скотт первым стал воспринимать историю как бы «домашним образом» (выражение Пушкина о Скотте). Затем эту традицию подхватит и разовьет Лев Толстой в «Войне и мире», где семейная линия не менее, а может и более важна, чем историческая.
Погружаясь в романы Скотта, мы не чувствуем, чтобы нас «грузили» Историей. Мы переживаем ее как очень интересные приключения с интересными живыми людьми.
Влияние Скотта на русскую прозу XIX века трудно переоценить. Без него не было бы ни М.Н. Загоскина с его «Юрием Милославским», ни «исторического» Пушкина, ни Гоголя с его «Тарасом Бульбой», ни Толстого его с «Войной и миром».
При этом удивляет отсутствие в Скотте литературного честолюбия. До 1827 года (пять лет до смерти) он все свои произведения публиковал анонимно, не указывая их авторства.
Зачем? Читатели и так расхватывали их как горячие пирожки, а их издателям и владельцам типографий только оставалось потирать руки и подсчитывать огромную прибыль.
В особняке Эбботсфорд одним из первых в Англии было применено газовое освещение, сохранявшееся в рабочем состоянии вплоть до 1962 года.
Человек, придумавший Шотландию. К 250-летию со дня рождения Вальтера Скотта
250 лет назад, 15 августа 1771 года в Эдинбурге в семье юриста родился мальчик, которому было суждено перевернуть представления всего мира о Шотландии и шотландцах, причем сделать это так успешно, что все другие правдивые и не очень версии как-то совсем забылись.
Однажды Жорж Сименон, тот самый создатель комиссара Мегрэ, приехал в Эдинбург. Первым в глаза ему бросилось несколько странное готическое сооружение, которое с равной вероятностью можно было принять и за часовню, и за нацеленную в небеса лазерную пушку.
© Getty Images Монумент настолько высок, что сам по себе в горизонтальный кадр не влезает, только с окрестностями. То ли ракета, то ли часовня, то ли лазерная пушка. Вариантов полно.
Сименон, как и любой другой бы на его месте, поинтересовался, а что же это такое? Узнав, что перед ним памятник Вальтеру Скотту, мэтр детективного жанра ошеломленно спросил: «Они что, действительно воздвигли ЭТО в честь одного из НАС?» Получив утвердительный ответ, Сименон задумчиво произнес: «А почему бы и нет, в конце концов, это он нас всех создал».
Насколько правдива эта история, сказать сложно, но вслед за итальянцами можно воскликнуть: «Если это и не правда, то хорошо придумано», потому что Скотт действительно является отцом исторического романа и одним из основоположников романа, как жанра, в его современном понимании.
© Getty Images Вокзал Уэверли в Эдинбурге назван в честь первого романа Скотта, точнее, серии романов, но «Уэверли» был первым. Вид примерно с того места, где сидит мраморный Вальтер Скотт
Мраморный, хотя и потемневший от времени Скотт с книгой в руках печально взирает на железнодорожный вокзал, названный в честь его первого романа «Уэверли». А на него самого преданно взирает его любимая собака Майда, приютившаяся у ног хозяина.
Тот факт, что главный вокзал Эдинбурга является единственным в мире, носящим имя литературного произведения, говорит сам за себя. И хотя сейчас, по крайней мере в Британии, книги его читают мало, забвение маститому романисту не грозит, потому что без него и сама Шотландия, и наше представление о ней были бы совсем другими.
«Волшебник севера»
Именно так называли Скотта его современники, и, в общем, справедливо. Из под его пера вышла Шотландия, которой, на самом деле, никогда не было, но которая покорила сердца и умы многочисленных читателей, и которая живет и процветает и по сей день. По словам профессора Джулии Шилдз из университета Gresham College, «его Шотландия полна величественных горных пейзажей, испещренных темными озерами и великолепными замками, и населена отважными героями в килтах, сражающимися в битвах, которые, как нам прекрасно известно, они проиграют. Эта Шотландия процветает и по сей день на жестяных коробках с песочным печеньем и в «Чужестранке» Дианы Гэблдон».
При этом свою творческую карьеру Вальтер Скотт начинал не как прозаик, а как поэт, и поэт очень успешный. Его первая поэма «Песнь последнего менестреля» произвела фурор у читающей публики и. резко увеличила число туристов, желающих посетить развалины Мелроузского аббатства.
Ну, разве можно было устоять, прочитав следующие строки:
«Кто хочет Мелроз увидеть, тот
Пусть в лунную ночь к нему подойдет.
Днем солнечный свет, веселый и ясный,
Развалины эти ласкает напрасно,
А в темной ночи величаво черны
И арки окон и проломы стены,
И в лунном холодном, неверном сиянье
Разрушенной башни страшны очертанья». («Песнь последнего менестреля», песнь 2, перевод Т. Гнедич)
«Песнь последнего менестреля» стала первым, но далеко не последним случаем положительного и финансово-выгодного влияния Скотта на шотландский туризм.
Вслед за «Менестрелем» последовали «Мармион» и «Дева озера». На следующий год после публикации «Девы» число туристов, желающих полюбоваться на озеро Лох-Катрин, где происходит действие поэмы, выросло в три раза.
Казалось бы, что Вальтер Скотт мог с чистой совестью продолжать стихотворную карьеру, греясь в лучах славы самого популярного британского поэта, но тут на его беду, но на радость мировой литературе, на поэтический Олимп ворвался некий лорд Байрон с «Паломничеством Чайльд-Гарольда». Быть вторым Скотту не хотелось, и он принялся за прозу.
«Уэверли», или вперед в прошлое
Свой первый роман «Уэверли» Скотт опубликовал анонимно. Тому было несколько причин: во-первых, поэзия считалась прерогативой аристократов, делом достойным и поощраемым, тогда как на писателей в высшем обществе поглядывали свысока. Проза была уделом среднего класса и не получивших классического образования женщин. Во-вторых, ему очень не хотелось терять свою творческую репутацию. В случае, если бы роман оказался провальным, Скотт мог бы либо сказать, что все это было не более чем шуткой, или вообще от авторства откреститься.
Это очень удобная позиция, потому что снимает вопрос: почему главная железнодорожная станция столицы Шотландии названа в честь англичанина?
© Getty Images Актер Джон Маккей Фергус, изображающий Вальтера Скотта в поезде, идущем из Эдинбурга в Скоттиш-Бордерз (пограничный с Англией район), в котором Скотт как раз и проживал. Фотография сделана в 2015 году, когда в Шотландии заново отстроили ранее закрытую и разобранную железную дорогу, ведущую прямо к имению Скотта и Мелроузскому аббатству
Под другим углом
Можно сказать, что до Вальтера Скотта Шотландия, как таковая, англичан не слишком занимала. Правда, «Уэверли» был написан и опубликован в то время, когда восстания якобитов были еще свежи в памяти (немалое количество шотландцев, в особенности жителей горной части страны, Хайлендс, не желали признавать Вильгельма с Марией, и хотели вернуть на трон либо изгнанного Джеймса (он же Яков II), либо его сына. Они были жестоко подавлены, после чего что именно происходило в этих глухих и бесплодных районах, жителей британского юга не волновало никак.
Через несколько десятилетий создатель «Толкового словаря английского языка» Сэмюэл Джонсон совершил поездку по Шотландии со своим молодым шотландским другом Джеймсом Босуэллом, который и сохранил для потомков высказывания Джонсона о Шотландии и ее жителях в книге «Жизнь Сэмюэла Джонсона».
© Harry Mitchell Памятник Сэмюэлу Джонсону на его родине в городе Личфилд, графство Стаффордшир. Трудно сказать, как он действительно выглядел, за отсутствием фотографий, но на портретах он совсем не красавец
У восторженных читателей и почитателей «Уэверли» и последующих романов Скотта о шотландском прошлом, создалось впечатление, что к северу от Эдинбурга и Перта лежит исторический заповедник, который надо как можно быстрее посетить, пока так художественно описанные простота и дикость не исчезнут под напором прогресса, воспользоваться возможностью окунуться в прошлое, забыв, хотя бы на короткое время об урбанизации и индустриализации.
© Bonhams, Edinburgh «Туман в горах на озере Лох-Катрин». Картина Альфреда де Бреански. На этом озере происходит действие «Девы озера». Пейзаж практически не изменился, и его можно легко узнать на современных фотографиях
Среди таких восторженных туристов, желавших насладиться сильно романтизированной Шотландией, была и королева Виктория, большая поклонница Вальтера Скотта. «Одиночество, романтика и дикая красота тут буквально повсюду. Отсутствие попрошаек, независимые простые люди, которые все говорят на гэльском, все это делает мою возлюбленную Шотландию самой гордой, самой прекрасной страной в мире. А еще тут растет прекрасный вереск, которого больше нигде не надешь» («Хайлендские дневники» королевы Виктории, запись от 2 сентября 1869 года).
Можно сказать, что после того, как Вальтер Скотт сменил шотландский имидж, Виктория провела блестящую пиар-кампанию: Как начали туристы ездить в начале XIX века, так и продолжают до сих пор. Стюарт Келли, автор книги «Земля Скотта: Человек, придумавший Шотландию» как-то сказал, что «романы Скотта были центром вращения, вокруг которого повернулась репутация Шотландии. Тем, что у нас до сих пор есть национальная идентичность, мы обязаны Скотту».
За несколько месяцев до первого шотландского референдума о независимости в 2014 году тогда еще только заместитель первого министра Никола Стерджен, выступая в библиотеке Эдинбургского университета, рассказала собравшимся о том, как ее вдохновил подлинный письменный стол Вальтера Скотта.
Воспользовавшись тем, что среди его поклонников был и принц-регент, будущий король Георг IV, Скотт убедил его дать ему разрешение на поиск королевских регалий Шотландии.
© Andrew Cowan Почищенная и подновленная корона королей Шотландии. Елизавета II именно в ней открывала восстановленный шотландский парламент
В середине XVII века их в срочном порядке вывезли из Эдинбурга, чтобы спрятать от наступавших войск Оливера Кромвеля, а по восстановлении в Британии относительного порядка, вернули на место. Однако после официального объединения Шотландии с Англией в одну страну в 1707 году, нужда в них, вроде бы, отпала, их засунули в сундук и забыли.
Скотт организовал поисковую группу, которая, в конце концов (поиски, по словам романиста, «не были делом ни простым, ни быстрым») обнаружила корону, меч и скипетр в небольшой кладовой, запертыми в дубовом сундуке и любовно завернутыми в льняное полотно. В мае 1819 года освобожденные из сундука регалии были торжественно выставлены на осмотрение в Эдинбургском замке, где толпы туристов со всего мира любуются ими и по сей день.
При этом шотландцам, вне зависимости от того, являются ли они сторонниками независимости, или же нет, следует быть благодарными Вальтеру Скотту не только за то, что он практически единолично превратил Шотландию в туристическую мекку, что само по себе является выдающимся достижением, ни до него, ни после него не повторенном.
Дело еще и в том, что Скотт умудрился подарить Шотландии новые традиции, а именно, клановые клетчатые ткани, хорошо известные всем, как тартан.
Много тартанов хороших и разных
Шотландия не одинока в том, что у нее есть традиции, которые одновременно основаны и на фактах, и на вымысле, причем отделить их друг от друга не так уж просто. И тартан, клетчатая ткань, которая приросла к шотландскому имиджу так плотно, что и с кожей не оторвешь, тому блестящий пример.
Начнем с того, что к кланам поначалу она не имела никакого отношения. Разноцветные клетки и полосы чередовались не в зависимости от клановой принадлежности, а исключительно в соответствии с тем, какие красители имелись в той или другой области. К тому же тартан был частью культуры Хайлендс, и жители шотландского юга на него посматривали свысока, считая его атрибутом диких горцев.
© Getty Images Правда, клетка, как таковая, была известна на территории современной Шотландии давным-давно. Даже римляне о чем-то таком говорили. Но вот к кланам она не имела никакого отношения, да и существовала только в горных районах. Конечно, в соответствии с современным восприятием истории, она стала символом мужества и героизма. По лицу этого воина видно, что враг не пройдет. Только вот где он достал такую яркую красную краску для своего килта?
И если тартан вообще хоть с чем-то ассоциировался, то не с кланами, как таковыми, а с политикой. Сторонники восстановления Стюартов на престоле, главным образом, как раз, горцы, наряжались именно в него. Эта связь привела к тому, что после сокрушительного поражения якобитов при Каллодене в 1746 году, тартан был запрещен. Возможно, так бы он и исчез навсегда, если бы аристократы по обе стороны границы не стали всячески лоббировать его возвращение. Мол, восстание давно подавлено, с горцами разобрались, давайте вернем клетчатую ткань в культурное общество.
Запрет был снят, но популярность тартана ограничивалась высшим светом, в массы не спускалась, и широкого распространения не имела. Возможно, так бы все и продолжалось, если бы не Вальтер Скотт.
Ганновер в наряде Стюартов
Вальтер Скотт, ставший в 1820 году сэром, был, по словам герольдмейстера Марчмонта Адама Брюса, «блестящим шоуменом и не менее блестящим спин-доктором». И когда в 1822 году Георг IV из немецкой династии Ганноверов решил посетить Эдинбург, то Скотта назначили главным ответственным за праздничные мероприятия.
Георг IV был фигурой, скорее, комической, нежели государственной. Он был весьма толст, любил хорошо и много поесть, не брезговал прекрасным полом, хотя со своей собственной женой расстался практически сразу после рождения их единственного ребенка.
Но шотландцам это не помешало отнестись к визиту короля с энтузиазмом, потому что живого, царствующего монарха они не видели вот уже 172 года. Сэр Вальтер отлично знал, что требуется придумать какой-то общешотландский атрибут, который бы одновременно всех устраивал, но в то же самое время никого не пугал.
Организованный им визит стал зрелищем богатым и красочным, в котором килт и тартан неожиданно превратились в романтическое наследие, испокон веков тесно связанное с различными кланами и их индивидуальностью. Незадолго до визита всей шотландской аристократии было предписано прибыть в Эдинбург, нарядившись в клетчатую ткань своего клана.
© Getty Images Тартан Стюартов. Тут, правда, ассоциации есть. Белый цвет, например, отражает тот факт, что символом Стюартов была белая роза, а красным было знамя «Красавчика принца Чарльза» (претендента) при Каллодене
Большинство приглашенных не имели ни малейшего представления о том, какие цвета им следует считать наследственными, хотя такое внимание было приятно. Одни отправили слуг покопаться в сундуках, запрятанных на антресолях, чтобы добыть хоть какой-то кусочек исторической клетки. Другие же кинулись к торговцам и производителям тканей с вопросами и просьбами о помощи.
Затея Скотта удалась, и каждый глава клана явился в своем «традиционном» тартане, все его родственники и слуги были наряжены в те же традиционные цвета. О том, что в некоторых случаях этой традиции было всего два-три дня от роду, лучше вежливо не вспоминать.
© Getty Images И сами шотландцы теперь с гордостью говорят о своих «наследных» тартанах, и туристы скупают изделия из клетчатой ткани с особым энтузиазмом. Отличное подспорье для экономики
Король же, в жилах которого текла преимущественно немецкая кровь, предстал перед своими шотландскими подданными, наряженным в красный тартан, ассоциируемый со Стюартами. То есть, если называть вещи своими именами, то Георг IV явился в наряде главного политического врага своей династии.
Трудно сказать, на что именно рассчитывал Вальтер Скотт, устраивая эту тартановую феерию, но в результате и по сей день в головах граждан со всего мира уютно устроился и превратился в новую реальность миф о том, что нынешнее разнообразие тартанов и килтов является результатом давней, многовековой традиции, квинтэссенцией всего шотландского.
Напоследок
Вальтер Скотт по праву считается отцом жанра исторического романа, суть которого заключается в том, чтобы отправить вымышленного героя в реальную историческую обстановку, населенную реальными историческими персонажами. До сих пор литературная премия за лучший исторический роман носит его имя.
Его романы, хотя и не совсем забыты, но привлекают историков и сценаристов гораздо больше, нежели читающую публику. Но его наследие давно оставило позади литературные рамки.
Придуманная им Шотландия оказалась гораздо более живучей, чем суровая и скучная историческая правда. Именно за ней тянутся туристы, осматривая замки, бродя по горам и скупая бесконечные коробки с печеньем и клетчатые шарфы с пледами, возможно и не подозревая, что обязаны этим поэту и автору исторических романов, сэру Вальтеру Скотту.
Воистину, как сказал современник Скотта из далекой России: «Тьмы низких истин мне дороже нас возвышающий обман».