в заботах каждого дня живу а душа под спудом
О плагиате, реминисценциях и скрытом цитировании
Георгий Иванов последовательно отвергал право собственности в искусстве. Он считал, что любая мысль – тем более, поэтическая! – должна развиваться. Иванов это и делал – он был чрезвычайно цитатный поэт. И при этом – поэт подлинный, настоящий.
В глубине, на самом дне сознанья,
Как на дне колодца, самом дне,
Отблеск нестерпимого сиянья
Пробегает иногда во мне.
Боже! И глаза я закрываю
От невыносимого огня.
Падаю в него.
и понимаю,
Что глядят соседи по трамваю
Странными глазами на меня.
Надеюсь, что все согласятся – стихотворение прекрасное. А теперь прочитайте вот это:
Плагиат? А что такое плагиат? Может ли считаться плагиатом стихотворение, не уступающее по силе и красоте предшествующему? Не случайно ведь Георгий Иванов печатал это своё стихотворение во всех своих сборниках. Больше того – один из таких сборников Иванов – с дарственной, прочувствованной надписью – подарил и самому Владиславу Фелециановичу.
На что тот – в ответ – не замедлил опубликовать эссе о взаимовлияниях и заимствованиях в поэзии. По полной программе оттянувшись на сравнении стихотворения Иванова и собственного…
Однако, умолчав при этом о стихотворении Фета:
Измучен жизнью, коварством надежды,
Когда им в битве душой уступаю,
И днем и ночью смежаю я вежды
И как-то странно порой прозреваю.
Еще темнее мрак жизни вседневной,
Как после яркой осенней зарницы,
И только в небе, как зов задушевный,
Сверкают звезд золотые ресницы.
И так прозрачна огней бесконечность,
И так доступна вся бездна эфира,
Что прямо смотрю я из времени в вечность
И пламя твое узнаю, солнце мира.
И неподвижно на огненных розах
Живой алтарь мирозданья курится,
В его дыму, как в творческих грезах,
Вся сила дрожит и вся вечность снится.
И всё, что мчится по безднам эфира,
И каждый луч, плотской и бесплотный,-
Твой только отблеск, о солнце мира,
И только сон, только сон мимолетный.
И этих грез в мировом дуновеньи
Как дым несусь я и таю невольно,
И в этом прозреньи, и в этом забвеньи
Легко мне жить и дышать мне не больно.
Полутона рябины и малины
В Шотландии рассыпанные втуне,
В меланхоличном имени Алины,
В голубоватом золоте латуни.
Сияет жизнь улыбкой изумленной,
Растит цветы, расстреливает пленных,
И входит гость в Коринф многоколонный,
Чтоб изнемочь в объятьях вожделенных!
В упряжке скифской трепетные лани —
Мелодия, элегия, эвлега…
Скрипящая в трансцендентальном плане,
Немазанная катится телега.
На Грузию ложится мгла ночная.
В Афинах полночь. В Пятигорске грозы.
…И лучше умереть, не вспоминая,
Как хороши, как свежи были розы.
Обратите внимание, что Георгий Иванов никогда не ставил цитаты в кавычки. Потому что для него произнесённое – ничьё. Или – что одно и то же – Божье. Задача поэта – озвучить мир. Озвучить речь Бога. И здесь уже не имеет значения то, что кто-то из других поэтов – речь бога ли, мира ли – уже пытался озвучивать этими же словами. Каждый поэт пытается ПРОДОЛЖИТЬ то, что начато другим.
«У стихов – говорил Иванов – нет новизны. Есть мера».
Сюжет лирического стиха любого поэта складывается из случайного, забытого и… недописанного другим поэтом.
Ну, и в заключении моего спича)), прочитайте ещё одно стихотворение Георгия Иванова. Опять с цитатой, разумеется. На этот раз с включением афоризма Григория Ландау: «Бедные люди – пример тавтологии»:
Все представляю в блаженном тумане я:
Статуи, арки, сады, цветники,
Темные волны прекрасной реки.
Раз начинаются воспоминания,
Значит. А может быть, все пустяки.
. Вот вылезаю, как зверь, из берлоги я,
В холод Парижа, сутулый, больной.
«Бедные люди» — пример тавтологии,
Кем это сказано? Может быть, мной.
Это стихотворение было написано Александром Танковым в 1985 году и опубликовано им в книге «На том языке» (Издательство Теза, Санкт Петербург, 1998. Предисловие: Александр Кушнер).
Через несколько лет после этого оно неожиданно появилось в книге московской поэтессы Анастасии Дорониной «Тридцать лет здесь» ( Томск М.: Водолей Publishers, 2004) и помещено ею под своим именем на сайте «stihi.ru» вот в таком виде:
© Copyright: Анастасия Доронина, 2002
Свидетельство о публикации №1203250850
В заботах каждого дня…
В заботах каждого дня
Живу, — а душа под спудом
Каким-то пламенным чудом
Живет помимо меня.
И часто, спеша к трамваю
Иль над книгой лицо склоня,
Вдруг слышу ропот огня –
И глаза закрываю.
Статьи раздела литература
Мы используем на портале файлы cookie, чтобы помнить о ваших посещениях. Если файлы cookie удалены, предложение о подписке всплывает повторно. Откройте настройки браузера и убедитесь, что в пункте «Удаление файлов cookie» нет отметки «Удалять при каждом выходе из браузера».
Подпишитесь на нашу рассылку и каждую неделю получайте обзор самых интересных материалов, специальные проекты портала, культурную афишу на выходные, ответы на вопросы о культуре и искусстве и многое другое. Пуш-уведомления оперативно оповестят о новых публикациях на портале, чтобы вы могли прочитать их первыми.
Если вы планируете провести прямую трансляцию экскурсии, лекции или мастер-класса, заполните заявку по нашим рекомендациям. Мы включим ваше мероприятие в афишу раздела «Культурный стриминг», оповестим подписчиков и аудиторию в социальных сетях. Для того чтобы организовать качественную трансляцию, ознакомьтесь с нашими методическими рекомендациями. Подробнее о проекте «Культурный стриминг» можно прочитать в специальном разделе.
Электронная почта проекта: stream@team.culture.ru
Вы можете добавить учреждение на портал с помощью системы «Единое информационное пространство в сфере культуры»: all.culture.ru. Присоединяйтесь к ней и добавляйте ваши места и мероприятия в соответствии с рекомендациями по оформлению. После проверки модератором информация об учреждении появится на портале «Культура.РФ».
В разделе «Афиша» новые события автоматически выгружаются из системы «Единое информационное пространство в сфере культуры»: all.culture.ru. Присоединяйтесь к ней и добавляйте ваши мероприятия в соответствии с рекомендациями по оформлению. После подтверждения модераторами анонс события появится в разделе «Афиша» на портале «Культура.РФ».
Если вы нашли ошибку в публикации, выделите ее и воспользуйтесь комбинацией клавиш Ctrl+Enter. Также сообщить о неточности можно с помощью формы обратной связи в нижней части каждой страницы. Мы разберемся в ситуации, все исправим и ответим вам письмом.
О плагиате, реминисценциях и скрытом цитировании G
Георгий Иванов последовательно отвергал право собственности в искусстве. Он считал, что любая мысль – тем более, поэтическая! – должна развиваться. Иванов это и делал – он был чрезвычайно цитатный поэт. И при этом – поэт подлинный, настоящий.
В глубине, на самом дне сознанья,
Как на дне колодца, самом дне,
Отблеск нестерпимого сиянья
Пробегает иногда во мне.
Боже! И глаза я закрываю
От невыносимого огня.
Падаю в него.
и понимаю,
Что глядят соседи по трамваю
Странными глазами на меня.
Надеюсь, что все согласятся – стихотворение прекрасное. А теперь прочитайте вот это:
Плагиат? А что такое плагиат? Может ли считаться плагиатом стихотворение, не уступающее по силе и красоте предшествующему? Не случайно ведь Георгий Иванов печатал это своё стихотворение во всех своих сборниках. Больше того – один из таких сборников Иванов – с дарственной, прочувствованной надписью – подарил и самому Владиславу Фелециановичу.
На что тот – в ответ – не замедлил опубликовать эссе о взаимовлияниях и заимствованиях в поэзии. По полной программе оттянувшись на сравнении стихотворения Иванова и собственного…
Однако, умолчав при этом о стихотворении Фета:
Измучен жизнью, коварством надежды,
Когда им в битве душой уступаю,
И днем и ночью смежаю я вежды
И как-то странно порой прозреваю.
Еще темнее мрак жизни вседневной,
Как после яркой осенней зарницы,
И только в небе, как зов задушевный,
Сверкают звезд золотые ресницы.
И так прозрачна огней бесконечность,
И так доступна вся бездна эфира,
Что прямо смотрю я из времени в вечность
И пламя твое узнаю, солнце мира.
И неподвижно на огненных розах
Живой алтарь мирозданья курится,
В его дыму, как в творческих грезах,
Вся сила дрожит и вся вечность снится.
И всё, что мчится по безднам эфира,
И каждый луч, плотской и бесплотный,-
Твой только отблеск, о солнце мира,
И только сон, только сон мимолетный.
И этих грез в мировом дуновеньи
Как дым несусь я и таю невольно,
И в этом прозреньи, и в этом забвеньи
Легко мне жить и дышать мне не больно.
Полутона рябины и малины
В Шотландии рассыпанные втуне,
В меланхоличном имени Алины,
В голубоватом золоте латуни.
Сияет жизнь улыбкой изумленной,
Растит цветы, расстреливает пленных,
И входит гость в Коринф многоколонный,
Чтоб изнемочь в объятьях вожделенных!
В упряжке скифской трепетные лани —
Мелодия, элегия, эвлега…
Скрипящая в трансцендентальном плане,
Немазанная катится телега.
На Грузию ложится мгла ночная.
В Афинах полночь. В Пятигорске грозы.
…И лучше умереть, не вспоминая,
Как хороши, как свежи были розы.
Обратите внимание, что Георгий Иванов никогда не ставил цитаты в кавычки. Потому что для него произнесённое – ничьё. Или – что одно и то же – Божье. Задача поэта – озвучить мир. Озвучить речь Бога. И здесь уже не имеет значения то, что кто-то из других поэтов – речь бога ли, мира ли – уже пытался озвучивать этими же словами. Каждый поэт пытается ПРОДОЛЖИТЬ то, что начато другим.
«У стихов – говорил Иванов – нет новизны. Есть мера».
Сюжет лирического стиха любого поэта складывается из случайного, забытого и… недописанного другим поэтом.
Ну, и в заключении моего спича)), прочитайте ещё одно стихотворение Георгия Иванова. Опять с цитатой, разумеется. На этот раз с включением афоризма Григория Ландау: «Бедные люди – пример тавтологии»:
Все представляю в блаженном тумане я:
Статуи, арки, сады, цветники,
Темные волны прекрасной реки.
Раз начинаются воспоминания,
Значит. А может быть, все пустяки.
. Вот вылезаю, как зверь, из берлоги я,
В холод Парижа, сутулый, больной.
«Бедные люди» — пример тавтологии,
Кем это сказано? Может быть, мной.
А вот пример того, что и называется «плагиат».
Это стихотворение было написано Александром Танковым в 1985 году и опубликовано им в книге «На том языке» (Издательство Теза, Санкт Петербург, 1998. Предисловие: Александр Кушнер).
Через несколько лет после этого оно неожиданно появилось в книге московской поэтессы Анастасии Дорониной «Тридцать лет здесь» ( Томск М.: Водолей Publishers, 2004) и помещено ею под своим именем на сайте «stihi.ru» вот в таком виде:
© Copyright: Анастасия Доронина, 2002
Свидетельство о публикации №1203250850
Другие статьи в литературном дневнике:
Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.
Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
© Все права принадлежат авторам, 2000-2021 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+
Конкурс Я желаю тебе добра! В. Ходасевич
Здравствуйте, дорогие Друзья, с Вами Арина Бастракова.
Мы продолжаем серию конкурсов под общим названием «Я желаю тебе добра!».
Эта строка принадлежит Веронике Тушновой, наш первый конкурс был посвящён её творчеству, далее, мы провели конкурс, посвящённый Юрию Левитанскому, Борису Пастернаку, Марине Цветаевой, Иосифу Бродскому, Римме Казаковой, Сергею Есенину, Игорю Талькову, Булату Окуждаве, Белле Ахмадулиной, Давиду Самойлову, Анне Ахматовой, Осипу Эмильевичу Мандельштаму, Новелле Матвеевой.
Наш новый /15-й/ конкурс посвящается творчеству Владислава Ходасевича.
Но, вечный друг, меж нами нет разлуки!
Услышь, я здесь. Касаются меня
Твои живые, трепетные руки,
Простертые в текучий пламень дня.
СТАНСЫ (БЫВАЛО, ДУМАЛ: РАДИ МИГА. )
Бывало, думал: ради мига
И год, и два, и жизнь отдам.
Цены не знает прощелыга
Своим приблудным пятакам.
Теперь иные дни настали.
Лежат морщины возле губ,
Мои минуты вздорожали,
Я стал умен, суров и скуп.
Я много вижу, много знаю,
Моя седеет голова,
И звездный ход я примечаю,
И слышу, как растет трава.
И каждый вам неслышный шепот,
И каждый вам незримый свет
Обогощают смутный опыт
Психеи, падающей в бред.
Теперь себя я не обижу:
Старею, горблюсь,- но коплю
Все, что так нежно ненавижу
И так язвительно люблю.
В городе ночью
Тишина слагается
Из собачьего лая,
Запаха мокрых листьев
И далекого лязга товарных вагонов.
Поздно. Моя дочурка спит,
Положив головку на скатерть
Возле остывшего самовара.
Бедная девочка! У нее нет матери.
Пора бы взять ее на руки
И отнести в постель,
Но я не двигаюсь,
Даже не курю,
Чтобы не испортить тишину,-
А еще потому,
Что я стихотворец.
Это значит, что в сущности
У меня нет ни самовара, ни дочери,
Есть только большое недоумение,
Которое называется: «мир».
И мир отнимает у меня всё время.
Грубой жизнью оглушенный,
Нестерпимо уязвленный,
Опускаю веки я —
И дремлю, чтоб легче минул,
Чтобы как отлив отхлынул
Шум земного бытия.
Лучше спать, чем слушать речи
Злобной жизни человечьей,
Малых правд пустую прю.
Всё я знаю, всё я вижу —
Лучше сном к себе приближу
Неизвестную зарю.
А уж если сны приснятся,
То пускай в них повторятся
Детства давние года:
Снег на дворике московском
Иль — в Петровском-Разумовском
Пар над зеркалом пруда.
Сумерки снежные. Дали туманные.
Крыши гребнями бегут.
Краски закатные, розово-странные,
Над куполами плывут.
Тихо, так тихо, и грустно, и сладостно.
Смотрят из окон огни.
Звон колокольный вливается благостно.
Плачу, что люди одни.
Вечно одни, с надоевшими муками,
Так же, как я, так и тот,
Кто утешается грустными звуками,
Там, за стеною,- поет.
ВЕЧЕР (ПОД НОГАМИ СКОЛЬЗЬ И ХРУСТ. )
Под ногами скользь и хруст.
Ветер дунул, снег пошел.
Боже мой, какая грусть!
Господи, какая боль!
И никто не объяснит,
Отчего на склоне лет
Хочется еще бродить,
Верить, коченеть и петь.
Время легкий бисер нижет:
Час за часом, день ко дню.
Не с тобой ли сын мой прижит?
Не тебя ли хороню?
Время жалоб не услышит!
Руки вскину к синеве,-
А уже рисунок вышит
На исколотой канве.
Горит звезда, дрожит эфир,
Таится ночь в пролеты арок.
Как не любить весь этот мир,
Невероятный Твой подарок?
Ты дал мне пять неверных чувств,
Ты дал мне время и пространство,
Играет в мареве искусств
Моей души непостоянство.
И я творю из ничего
Твои моря, пустыни, горы,
Всю славу солнца Твоего,
Так ослепляющего взоры.
И разрушаю вдруг шутя
Всю эту пышную нелепость,
Как рушит малое дитя
Из карт построенную крепость.
Ты показала мне без слов,
Как вышел хорошо и чисто
Тобою проведенный шов
По краю белого батиста.
А я подумал: жизнь моя,
Как нить, за Божьими перстами
По легкой ткани бытия
Бежит такими же стежками.
Пока душа в порыве юном,
Ее безгрешно обнажи,
Бесстрашно вверь болтливым струнам
Ее святые мятежи.
Будь нетерпим и ненавистен,
Провозглашая и трубя
Завоеванья новых истин,—
Они ведь новы для тебя.
Потом, когда в своем наитьи
Разочаруешься слегка,
Воспой простое чаепитье,
Пыльцу на крыльях мотылька.
Твори уверенно и стройно,
Слова послушливые гни,
И мир, обдуманный спокойно,
Благослови иль прокляни.
А под конец узнай, как чудно
Всё вдруг по-новому понять,
Как упоительно и трудно,
Привыкши к слову,— замолчать.
Владисла;в Фелициа;нович Ходасе;вич (16 (28) мая 1886, Москва — 14 июня 1939, Париж) — русский поэт. Выступал также как критик, мемуарист и историк литературы, пушкинист.
Отец поэта, Фелициан Иванович (ок. 1834 — 1911), был выходцем из обедневшей польской дворянской семьи Масла-Ходасевичей (иногда Ходасевич называл своего отца «литвином»), учился в Академии художеств.
Попытки молодого Фелициана стать художником не удались, и он стал фотографом, работал в Туле и Москве, в частности, фотографировал Льва Толстого, и, наконец, открыл в Москве магазин фотографических принадлежностей. Жизненный путь отца точно изложен в стихотворении Ходасевича «Дактили»:
Был мой отец шестипалым. По ткани, натянутой туго,
Бруни его обучал мягкою кистью водить…
Ставши купцом по нужде — никогда ни намеком, ни словом
Не поминал, не роптал. Только любил помолчать…
Мать поэта, Софья Яковлевна (1846—1911), была дочерью известного еврейского литератора Якова Александровича Брафмана (1824—1879), впоследствии перешедшего в православие (1858) и посвятившего дальнейшую жизнь т. н. «реформе еврейского быта» с христианских позиций. Несмотря на это Софья Яковлевна была отдана в польскую семью и воспитывалась ревностной католичкой. В католичество был крещён и сам Ходасевич.
Старший брат поэта, Михаил Фелицианович (1865—1925), стал известным адвокатом, его дочь, художница Валентина Ходасевич (1894—1970), в частности, написала портрет своего дяди Владислава. Поэт жил в доме брата во время учёбы в университете и в дальнейшем, вплоть до отъезда из России, поддерживал с ним тёплые отношения.
Поэт окончил 3-ю московскую гимназию и затем, в 1904 году, поступил в Московский университет на юридический факультет, однако осенью следующего года перешёл на историко-филологический, где учился с перерывами до весны 1910 года, но курса не окончил. С середины 1900-х годов Ходасевич находился в гуще литературной московской жизни: посещает Валерия Брюсова и телешовские «среды», Литературно-художественный кружок, вечера у Зайцевых, печатается в журналах и газетах, в том числе «Весах» и «Золотом руне».
В 1905 году Ходасевич женился на Марине Эрастовне Рындиной — «красивая эффектная блондинка славилась своими эксцентричностями; показывалась приятелям в костюме Леды с живым ужом на шее и пр.»[3]. Уже в конце 1907 года супруги расстались. Часть стихотворений из первой книги стихов Ходасевича «Молодость» (1908) посвящена отношениям с Мариной Рындиной. По воспоминаниям Анны Ходасевич (Чулковой) поэт в эти годы «был большим франтом», Дону-Аминадо Ходасевич запомнился
Следующая книга Ходасевича вышла только в 1914 году и называлась «Счастливый домик». За шесть лет, прошедших от написания «Молодости» до «Счастливого домика», Ходасевич стал профессиональным литератором, зарабатывающим на жизнь переводами, рецензиями и фельетонами.
В годы первой мировой войны Ходасевич получает «белый билет» по состоянию здоровья и сотрудничает в «Русских ведомостях», «Утре России», а в 1917 году — в «Новой жизни». Из-за туберкулёза позвоночника лето 1916 и 1917 годов он провёл в Коктебеле, у поэта Максимилиана Волошина.
В 1917 году Ходасевич с восторгом принял Февральскую революцию и поначалу согласился сотрудничать с большевиками после Октябрьской революции, но быстро пришёл к выводу, что «при большевиках литературная деятельность невозможна», и решил «писать разве лишь для себя». В 1918 году совместно с Лейбом Яффе он издал книгу «Еврейская антология. Сборник молодой еврейской поэзии»; работал секретарем третейского суда, вёл занятия в литературной студии московского Пролеткульта. В 1918—19 годах служил в репертуарной секции театрального отдела Наркомпроса, в 1918—20 — заведовал московским отделением издательства «Всемирная литература», основанного М. Горьким. Ходасевич принимал участие в организации книжной лавки на паях (1918—19), где известные писатели (Осоргин, Муратов, Зайцев, Б. Грифцов и др.) лично дежурили за прилавком. В марте 1920 года, из-за голода и холода, поэт заболел острой формой фурункулёза и в ноябре перебрался в Петроград, где получил с помощью Горького паёк и две комнаты в писательском общежитии (знаменитом «Доме искусств», о котором впоследствии написал очерк «Диск»).
В 1920 году вышла третья книга стихов Ходасевича «Путём зерна» с одноимённым заглавным стихотворением, в котором есть такие строки о 1917 годе:
И ты, моя страна, и ты, её народ,
Умрёшь и оживёшь, пройдя сквозь этот год.
В Петербурге известность Ходасевича упрочилась. В декабре 1921 года он познакомился с поэтессой Ниной Берберовой (1901—1993), влюбился в неё и 22 июня 1922 года уезжает с нею через Ригу в Берлин. В том же 1921 году, в Петербурге и в Берлине, выходит четвёртая книга стихов Ходасевича «Тяжёлая лира».
В 1922—1923 гг., живя в Берлине, Ходасевич много общался с Андреем Белым, в 1922—1925 гг. (с перерывами) жил в семье Горького, которого высоко ценил как личность (но не как писателя), признавал его авторитет, видел в нём гаранта гипотетического возвращения на родину, но знал и слабые свойства характера Горького, из которых самым уязвимым считал «крайне запутанное отношение к правде и лжи, которое обозначилось очень рано и оказало решительное воздействие как на его творчество, так и на всю его жизнь». В это же время Ходасевич и Горький основали (при участии В. Шкловского) и редактировали журнал «Беседа» (вышло шесть номеров), где печатались советские авторы.
К 1925 году Ходасевич и Берберова осознали, что возвращение в СССР невозможно. Ходасевич опубликовал в нескольких изданиях фельетоны о советской литературе и статьи о деятельности ГПУ за границей, после чего советская пресса обвинила поэта в «белогвардейщине». В марте 1925 года советское посольство в Риме отказало Ходасевичу в продлении паспорта, предложив вернуться в Москву. Он отказался, окончательно став эмигрантом.
В 1925 году Ходасевич и Берберова переехали в Париж, поэт печатался в газетах «Дни» и «Последние новости», откуда ушёл по настоянию П. Милюкова. С февраля 1927 года до конца жизни возглавлял литературный отдел газеты «Возрождение». В том же году выпустил «Собрание стихов» с новым циклом «Европейская ночь». После этого Ходасевич практически перестал писать стихи, уделяя внимание критике, и вскоре стал ведущим критиком литературы русского зарубежья. В качестве критика вёл полемику с Г. Ивановым и Г. Адамовичем, в частности, о задачах литературы эмиграции, о назначении поэзии и её кризисе. Совместно с Берберовой писал обзоры советской литературы (за подписью «Гулливер»), поддерживал поэтическую группу «Перекрёсток», высоко отзывался о творчестве В. Набокова, который стал его другом.
С 1928 года Ходасевич работал над мемуарами: они вошли в книгу «Некрополь. Воспоминания» (1939) — о Брюсове, Белом, близком друге молодых лет поэте Муни, Гумилёве, Сологубе, Есенине, Горьком и других. Написал биографическую книгу «Державин», но намерение написать биографию Пушкина Ходасевич оставил из-за ухудшения здоровья («Теперь и на этом, как и на стихах, я поставил крест. Теперь у меня нет ничего», — писал он 19 июля 1932 года Берберовой, с которой они расстались в апреле того же года). В 1933 году он женился на Ольге Борисовне Марголиной (1890, Санкт-Петербург — 1942, Освенцим)[4].
Положение Ходасевича в эмиграции было тяжёлым, жил он обособленно. Умер Владислав Ходасевич 14 июня 1939 года в Париже, после операции. Похоронен в предместье Парижа на кладбище Булонь-Биянкур.
* Материалы взяты из Википедии
Строки и строфы выбирайте здесь:
Листвой засыпаны ступени.
Луг потускнелый гладко скошен.
Бескрайним ветром в бездну вброшен,
День отлетел, как лист осенний.
БЕРЛИНСКОЕ
Что ж? От озноба и простуды —
Горячий грог или коньяк.
Здесь музыка, и звон посуды,
И лиловатый полумрак.
4
А там, за толстым и огромным
Отполированным стеклом,
Как бы в аквариуме темном,
В аквариуме голубом —
Многоочитые трамваи
Плывут между подводных лип,
Как электрические стаи
Светящихся ленивых рыб.
Огни да блестки на снегу.
Исчерканный сверкает лед.
За ней, за резвою, бегу,
Ее коньков следя полет.
Было на улице полутемно.
Стукнуло где-то под крышей окно.
Свет промелькнул, занавеска взвилась,
Быстрая тень со стены сорвалась
В заботах каждого дня
Живу,- а душа под спудом
Каким-то пламенным чудом
Живет помимо меня.
В каком светящемся тумане
Восходит солнце, погляди!
О, сколько светлых волхвований
Насильно ширится в груди!
Топотали частые копыта,
Отставал Иосиф, весь в пыли.
Что еврейке бедной до Египта,
До чужих овец, чужой земли?
Плачет мать. Дитя под черной тальмой
Сонными губами ищет грудь,
А вдали, вдали звезда над пальмой
Беглецам указывает путь.
Вечерних окон свет жемчужный
Застыл, недвижный, на полу,
Отбросил к лицам блеск ненужный
И в сердце заострил иглу.
Что жизнь? Театр, игра страстей, бряцанье шпаг
на перекрестках,
Миганье ламп, игра теней, игра огней на тусклых
блестках.
Душа поет, поет, поет,
В душе такой расцвет,
Какому, верно, в этот год
И оправданья нет.
ЖИЗЕЛЬ
Да, да! В слепой и нежной страсти
Переболей, перегори,
Рви сердце, как письмо, на части,
Сойди с ума, потом умри.
И что ж? Могильный камень двигать
Опять придется над собой,
Опять любить и ножкой дрыгать
На сцене лунно-голубой.
Благодари богов, царевна,
За ясность неба, зелень вод,
За то, что солнце ежедневно
Свой совершает оборот;
О старый дом, тебя построил предок,
Что годы долгие сколачивал деньгу.
Ты окружен кольцом пристроек и беседок,
Сенных амбаров крыши на лугу.
Страстей и чувств нестрогий господин,
Я всё забыл. Прости: всё шуткой стало,
Мне только мил в кольце твоем рубин.
Горит туман отливами опала,
Стоит луна, как желтый георгин.
Прощай, прощай. Ты что-то мне сказала?
Старик и девочка-горбунья
Под липами, в осенний дождь.
Поет убогая певунья
Про тишину германских рощ.
Валы шарманки завывают;
Кругом прохожие снуют.
Неправда! Рощи не бывают,
И соловьи в них не поют!
Нынче день такой забавный:
От возниц, что было сил,
Конь умчался своенравный;
Мальчик змей свой упустил;
Вор цыпленка утащил
У безносой Николавны.
Мечта моя! Из Вифлеемской дали
Мне донеси дыханье тех минут,
Когда еще и пастухи не знали,
Какую весть им ангелы несут.
Всё было там убого, скудно, просто:
Ночь; душный хлев; тяжелый храп быка,
В углу осел, замученный коростой,
Чесал о ясли впалые бока,
РУЧЕЙ
Взгляни, как солнце обольщает
Пересыхающий ручей
Полдневной прелестью своей,-
А он рокочет и вздыхает
И на бегу оскудевает
Средь обнажившихся камней.
Люблю людей, люблю природу,
Но не люблю ходить гулять,
И твердо знаю, что народу
Моих творений не понять.
Довольный малым, созерцаю
То, что дает нещедрый рок:
Вяз, прислонившийся к сараю,
Покрытый лесом бугорок.
Ни грубой славы, ни гонений
От современников не жду,
Но сам стригу кусты сирени
Вокруг террасы и в саду.
МАРТ
Размякло, и раскисло, и размокло.
От сырости так тяжело вздохнуть.
Мы в тротуары смотримся, как в стекла,
Мы смотрим в небо — в небе дождь и муть.
Не чудно ли? В затоптанном и низком
Свой горний лик мы нынче обрели,
А там, на небе, близком, слишком близком,
Всё только то, что есть и у земли.
Ни жить, ни петь почти не стоит:
В непрочной грубости живем.
Портной тачает, плотник строит:
Швы расползутся, рухнет дом.
И лишь порой сквозь это тленье
Вдруг умиленно слышу я
В нем заключенное биенье
Совсем иного бытия.
Так, провождая жизни скуку,
Любовно женщина кладет
Свою взволнованную руку
На грузно пухнущий живот.
Не люблю стихов, которые
На мои стихи похожи.
Все молитвы, все укоры я
Сам на суд представлю Божий.
Мне каждый звук терзает слух,
И каждый луч глазам несносен.
Прорезываться начал дух,
Как зуб из-под припухших десен.
Нет, ты не прав, я не собой пленен.
Что доброго в наемнике усталом?
Своим чудесным, божеским началом,
Смотря в себя, я сладко потрясен.
Дорогой снов, мучительных и смутных,
Бреди, бреди, несовершенный дух.
О, как еще ты в проблесках минутных
И слеп, и глух!
Один, среди речных излучин,
При кликах поздних журавлей,
Сегодня снова я научен
Безмолвной мудрости полей.
И стали мысли тайней, строже,
И робче шелест тростника.
Опавший лист в песчаном ложе
Хоронит хмурая река.
О будущем своем ребенке
Всю зиму промечтала ты
И молча шила распашонки
С утра до ранней темноты.
Как было радостно и чисто,
Две жизни в сердце затая,
Наперстком сглаживать батиста
Слегка неровные края.
* Все стихотворения и строфы взяты с сайта Русская Поэзия http://rupoem.ru/xodasevich
* Фото из интернета
* Анонс Арины Бастраковой
___________________________________________________
Итак, ИНФОРМАЦИЯ ПО КОНКУРСУ:
* Участник должен подтвердить своё участие в конкурсе на этой странице в рецензии.
НА КОНКУРС принимаются только новые тексты, от 1 до 3 стихов.
Вы можете выбрать любые строки Владислава Ходасевича из предложенных выше и использовать их:
1. Как эпиграф Внимание!! /прошу не ставить в эпиграф более 4-х строк!/
2. Можно включить 1-2 строки в Ваш текст со знаком копирайта (С), указывающим, что строка принадлежит другому автору.
Строку можно немного изменить, чтобы она легче вписалась в Ваш ритмический рисунок.
3. Можно выбрать строки самостоятельно из любого источника.
4. Можно использовать строки из анонса конкурса.
* На голосовании будут выставлены Ваши тексты под номерами, без имён авторов.
Адрес моей почты чуть ниже.
Заявка на стихотворение вне конкурса:
Пример: Александр Пушкин «Я помню чудное мгновенье. » Ссылка.
Условия приёма произведений на конкурс:
* Вы подтверждаете участие в конкурсе, выбираете строки, НЕ сообщая Ваш выбор.
* На конкурс принимается лирика от 8 до 40 строк.
* Готовые работы высылаются Ведущей на адрес arina.brig@yandex.ru
* Победители определяются народным голосованием участников и гостей конкурса.
*Награждение за призовые места:
Участие в конкурсе бесплатное, но любая помощь стихобаллами принимается с благодарностью.
ВНИМАНИЕ! Ваши тексты присылайте пожалуйста НЕ отдельным файлом, а в теле обычного письма.
Заявки принимаются, пока не будет получено 30-35 новых конкурсных стихотворений.
Уважаемые авторы, после подачи заявки, пожалуйста, нажмите кнопочку «понравилось», чтобы о нашем конкурсе узнали другие авторы.
ВНИМАНИЕ, всем участникам конкурса!
Учитывая то, что итоги этого конкурса будут объявлены уже в новом году, а также, учитывая сложность конкурса, ведущая решила немного изменить награждение за призовые места:
Редакторские призы на усмотрение ведущей.
Удачи Вам и вдохновения!
С наступающим Новым годом Вас!