бетти нилс подарок к рождеству
ЧИТАТЬ КНИГУ ОНЛАЙН: Подарок к Рождеству
НАСТРОЙКИ.
СОДЕРЖАНИЕ.
СОДЕРЖАНИЕ
Подарок к Рождеству
Плохо освещенное, пыльное помещение регистратуры, втиснутое в самый дальний угол больницы, едва ли можно было бы назвать располагающим к работе местом, однако девушка весело напевала какую-то мелодию, расхаживая между длинными рядами полок, сортируя и проворными, привычными движениями расставляя по местам папки.
Девушка была высокая, с великолепными формами, красивым лицом и копной рыжеватых волос, которые так и пылали в свете неоновых ламп. Юбка, блузка и жакет на ней хорошо сидели, но были совсем не модными.
Вот она подошла к столу возле побеленной стены и опустила на него стопку папок, все еще распевая – громко, во весь голос, потому что была здесь одна: регистратура находилась далеко от больничных палат. «Что за дивное утро…» – заливалась девушка, но вдруг замолкла, услыхав, как открылась дверь.
Дверь отделял от стола не один десяток шагов, и у девушки было достаточно времени, чтобы изучить мужчину, направлявшегося к ней. Он шел неторопливо – очень высокий, крупный, в отлично сшитом костюме… светлые волосы на висках уже серебрились, глаза на приятном лице были усталые, с тяжелыми веками. Раньше она его не встречала. Когда он подошел достаточно близко, девушка бодро спросила:
– Хэлло, вам что-нибудь нужно?
Он ровным голосом поздоровался, положил на стол папку.
– Да, я просил историю болезни Элайзы Браун. А не Элизабет Браун.
– Ох, извините. Сейчас принесу.
Она подхватила ненужную папку, прошла по узкому проходу между полками, отыскала нужную, поставила на место принесенную и вернулась к столу.
– Пожалуйста. Надеюсь, недоразумение не причинило вам больших неудобств.
– Причинило. – Голос его звучал сухо, и она слегка покраснела. – Вы здесь одна работаете?
– Я? Нет. Дебби взяла выходной, чтобы сходить к зубному врачу.
– А вы всегда поете за работой?
– А что? Вы же видите, как тут тихо, сумрачно, пыльно. Если бы я не пела, я бы завыла.
– Тогда почему вам не поискать другую работу? – Он прислонился к стене, явно не торопясь уходить.
– Нам – мелким служащим – грош цена. Найдем работу – вот и держимся за нее…
– Пока не выйдете замуж?
– Хардинг. – Она улыбнулась: он показался ей довольно симпатичным – новый сотрудник, хирург, решила она, – ведь миссис Элайза Браун лежит в хирургическом отделении. Уходя, он приветливо кивнул. Она смотрела ему вслед; наверное, она больше его никогда не увидит. А жалко, сказала она себе, готовя аккуратную стопку папок для амбулатории.
Амбулаторная санитарка была в плохом настроении. Она пожаловалась, что старшая сестра не в духе, ничем ей не угодишь, что приемная битком набита.
– А у меня сегодня свидание, – простонала девушка. – Если прием пойдет так медленно, мы проторчим здесь всю ночь.
– Может, у медсестры тоже свидание, – попробовала утешить санитарку мисс Хардинг.
– У нее? Да она старая – ей, наверное, под сорок.
Санитарка выскочила, и ее место тут же заняла высокая, тоненькая девушка с. длинным лицом.
– Привет, Оливия, – девушка состроила милую гримасу. – Мне нужна история болезни Лейси Каттера, куда-то она подевалась. Я вчера просила Дебби найти… Может, она и похожа на красавицу фею с рождественской елки, но на работе от нее никакого толку, правда?
Оливия подошла к ближайшей полке и принялась за поиски.
– Она душечка, и такая молоденькая… Вот, пожалуйста.
– Ты говоришь так, будто ты ее бабушка. Ей все девятнадцать или около того.
– Двадцать. А мне двадцать семь, почти двадцать восемь.
– Пора устраивать свою жизнь. Как твой дружок?
– Спасибо, хорошо. Но придется еще подождать.
– Вот невезение! Послушай, в хирургии появился новый мужчина, консультант по всему на свете. Он откуда-то из Голландии, приехал оперировать миссис Браун. Он вроде виртуоз в таких делах, наш мистер Дженкс пригласил его, чтобы позаимствовать новые идеи. – Она направилась к двери. – Очень симпатичный.
Оливия молча согласилась, но не позволила себе задерживаться на нем мыслями. Во-первых, у нее слишком много работы, во-вторых, ей и так есть о чем подумать. Об их с Родни отношениях, например. Они с Родни дружили много лет, а познакомились еще до того, как умер отец, оставив их в бедности, так что Оливии с матерью пришлось уехать из Дорсета в Лондон и поселиться у бабушки в ее маленькой квартирке. Это случилось четыре года назад, и Оливия сразу же нашла себе работу, чтобы к доходу двух старых леди добавить и свой. Здесь не очень хорошо платили, но у Оливии не было никакой профессии – только дорогостоящее общее образование. А в регистратуре она вполне справлялась. Впрочем, через месяц-другой она поняла, что это работа без перспектив, и потому страстно желала научиться чему-то такому, что открыло бы ей возможности применить свой ум, но это была несбыточная мечта. Мать Оливии билась, чтобы свести концы с концами, и Оливия не могла добавлять ей забот.
Может, им было бы легче справиться, будь бабушка Оливии более сговорчивой. Но миссис Фицгиббон, предоставив им крышу над головой, посчитала, что выполнила свой долг, и не видела причин отказываться от стакана шерри или от дорогого сорта чая, а также от еженедельного визита к парикмахеру, причем на такси в оба конца. Она отказалась от услуг ежедневной уборщицы, заявив, что дочь вполне способна сама поддерживать чистоту в доме, но милостиво разрешила приглашать раз в неделю прислугу для тяжелой работы.
Положение было сложным, но Оливия не находила выхода. И понимала, что ей не выйти замуж за Родни, подающего надежды молодого человека, который работал на Фондовой бирже. Он то и дело повторял, что, как только у него будет квартира, точно такая, какую он хочет, и новая машина, они поженятся.
Оливия сидела за столом, ела сандвич, пила из термоса жидкий тепловатый чай и думала: четыре года, и все время ему что-то мешает… Впрочем, как я оставлю маму? Она станет рабой у бабушки.
Рабочий день закончился, Оливия надела плащ, повязала шарфом свои великолепные волосы, заперла дверь и отнесла ключ дежурному по зданию. Минутку постояла у дверей, вдыхая вечерний прохладный воздух, и пошла к автобусной остановке.
Ездить в больницу и обратно было чистым мучением, автобусы шли переполненными. Оливия с ее пышными формами втиснулась между крупной матроной, обвешанной сумками, которые были набиты какими-то остроконечными предметами, и щуплым сопевшим мужчиной. Но ничего другого не оставалось, как отдаться мечтам о чем-нибудь приятном. Темы были такие: обновки – пора бы надеть что-то новенькое, когда она пойдет на свидание с Родни; неожиданное наследство, клад, который Оливия находит в крошечном садике позади бабушкиного дома; приглашение на обед и танцы в один из лучших отелей – «Савой», например… она, конечно, в соответствующем наряде… они едят деликатесы и танцуют всю ночь напролет! Оливия ужаснулась, когда поняла, что ее воображаемый партнер не Родни, а тот человек, который ее спросил, почему она поет за работой. Нет, это не годится, сказала она себе и так свирепо нахмурилась, что стоявший рядом с ней тощий человек отшатнулся.
К той улице, на которой жила бабушка Оливии, подошло бы старомодное слово «благопристойная». Крошечные садики перед домами были похожи один на другой: лавровый куст, полоска травы и две ступеньки перед входной дверью, за которой скрывалась дверь поменьше, ведущая на второй этаж. Во всех домах на окнах тюлевые занавески, и никто из жильцов не скажет другому больше, чем «доброе утро» и «добрый вечер».
Бетти нилс подарок к рождеству
Подарок к Рождеству
Плохо освещенное, пыльное помещение регистратуры, втиснутое в самый дальний угол больницы, едва ли можно было бы назвать располагающим к работе местом, однако девушка весело напевала какую-то мелодию, расхаживая между длинными рядами полок, сортируя и проворными, привычными движениями расставляя по местам папки.
Девушка была высокая, с великолепными формами, красивым лицом и копной рыжеватых волос, которые так и пылали в свете неоновых ламп. Юбка, блузка и жакет на ней хорошо сидели, но были совсем не модными.
Вот она подошла к столу возле побеленной стены и опустила на него стопку папок, все еще распевая – громко, во весь голос, потому что была здесь одна: регистратура находилась далеко от больничных палат. «Что за дивное утро…» – заливалась девушка, но вдруг замолкла, услыхав, как открылась дверь.
Дверь отделял от стола не один десяток шагов, и у девушки было достаточно времени, чтобы изучить мужчину, направлявшегося к ней. Он шел неторопливо – очень высокий, крупный, в отлично сшитом костюме… светлые волосы на висках уже серебрились, глаза на приятном лице были усталые, с тяжелыми веками. Раньше она его не встречала. Когда он подошел достаточно близко, девушка бодро спросила:
– Хэлло, вам что-нибудь нужно?
Он ровным голосом поздоровался, положил на стол папку.
– Да, я просил историю болезни Элайзы Браун. А не Элизабет Браун.
– Ох, извините. Сейчас принесу.
Она подхватила ненужную папку, прошла по узкому проходу между полками, отыскала нужную, поставила на место принесенную и вернулась к столу.
– Пожалуйста. Надеюсь, недоразумение не причинило вам больших неудобств.
– Причинило. – Голос его звучал сухо, и она слегка покраснела. – Вы здесь одна работаете?
– Я? Нет. Дебби взяла выходной, чтобы сходить к зубному врачу.
– А вы всегда поете за работой?
– А что? Вы же видите, как тут тихо, сумрачно, пыльно. Если бы я не пела, я бы завыла.
– Тогда почему вам не поискать другую работу? – Он прислонился к стене, явно не торопясь уходить.
– Нам – мелким служащим – грош цена. Найдем работу – вот и держимся за нее…
– Пока не выйдете замуж?
– Хардинг. – Она улыбнулась: он показался ей довольно симпатичным – новый сотрудник, хирург, решила она, – ведь миссис Элайза Браун лежит в хирургическом отделении. Уходя, он приветливо кивнул. Она смотрела ему вслед; наверное, она больше его никогда не увидит. А жалко, сказала она себе, готовя аккуратную стопку папок для амбулатории.
Амбулаторная санитарка была в плохом настроении. Она пожаловалась, что старшая сестра не в духе, ничем ей не угодишь, что приемная битком набита.
– А у меня сегодня свидание, – простонала девушка. – Если прием пойдет так медленно, мы проторчим здесь всю ночь.
– Может, у медсестры тоже свидание, – попробовала утешить санитарку мисс Хардинг.
– У нее? Да она старая – ей, наверное, под сорок.
Санитарка выскочила, и ее место тут же заняла высокая, тоненькая девушка с. длинным лицом.
– Привет, Оливия, – девушка состроила милую гримасу. – Мне нужна история болезни Лейси Каттера, куда-то она подевалась. Я вчера просила Дебби найти… Может, она и похожа на красавицу фею с рождественской елки, но на работе от нее никакого толку, правда?
Оливия подошла к ближайшей полке и принялась за поиски.
– Она душечка, и такая молоденькая… Вот, пожалуйста.
– Ты говоришь так, будто ты ее бабушка. Ей все девятнадцать или около того.
– Двадцать. А мне двадцать семь, почти двадцать восемь.
– Пора устраивать свою жизнь. Как твой дружок?
– Спасибо, хорошо. Но придется еще подождать.
– Вот невезение! Послушай, в хирургии появился новый мужчина, консультант по всему на свете. Он откуда-то из Голландии, приехал оперировать миссис Браун. Он вроде виртуоз в таких делах, наш мистер Дженкс пригласил его, чтобы позаимствовать новые идеи. – Она направилась к двери. – Очень симпатичный.
Оливия молча согласилась, но не позволила себе задерживаться на нем мыслями. Во-первых, у нее слишком много работы, во-вторых, ей и так есть о чем подумать. Об их с Родни отношениях, например. Они с Родни дружили много лет, а познакомились еще до того, как умер отец, оставив их в бедности, так что Оливии с матерью пришлось уехать из Дорсета в Лондон и поселиться у бабушки в ее маленькой квартирке. Это случилось четыре года назад, и Оливия сразу же нашла себе работу, чтобы к доходу двух старых леди добавить и свой. Здесь не очень хорошо платили, но у Оливии не было никакой профессии – только дорогостоящее общее образование. А в регистратуре она вполне справлялась. Впрочем, через месяц-другой она поняла, что это работа без перспектив, и потому страстно желала научиться чему-то такому, что открыло бы ей возможности применить свой ум, но это была несбыточная мечта. Мать Оливии билась, чтобы свести концы с концами, и Оливия не могла добавлять ей забот.
Может, им было бы легче справиться, будь бабушка Оливии более сговорчивой. Но миссис Фицгиббон, предоставив им крышу над головой, посчитала, что выполнила свой долг, и не видела причин отказываться от стакана шерри или от дорогого сорта чая, а также от еженедельного визита к парикмахеру, причем на такси в оба конца. Она отказалась от услуг ежедневной уборщицы, заявив, что дочь вполне способна сама поддерживать чистоту в доме, но милостиво разрешила приглашать раз в неделю прислугу для тяжелой работы.
Положение было сложным, но Оливия не находила выхода. И понимала, что ей не выйти замуж за Родни, подающего надежды молодого человека, который работал на Фондовой бирже. Он то и дело повторял, что, как только у него будет квартира, точно такая, какую он хочет, и новая машина, они поженятся.
Оливия сидела за столом, ела сандвич, пила из термоса жидкий тепловатый чай и думала: четыре года, и все время ему что-то мешает… Впрочем, как я оставлю маму? Она станет рабой у бабушки.
Рабочий день закончился, Оливия надела плащ, повязала шарфом свои великолепные волосы, заперла дверь и отнесла ключ дежурному по зданию. Минутку постояла у дверей, вдыхая вечерний прохладный воздух, и пошла к автобусной остановке.
Ездить в больницу и обратно было чистым мучением, автобусы шли переполненными. Оливия с ее пышными формами втиснулась между крупной матроной, обвешанной сумками, которые были набиты какими-то остроконечными предметами, и щуплым сопевшим мужчиной. Но ничего другого не оставалось, как отдаться мечтам о чем-нибудь приятном. Темы были такие: обновки – пора бы надеть что-то новенькое, когда она пойдет на свидание с Родни; неожиданное наследство, клад, который Оливия находит в крошечном садике позади бабушкиного дома; приглашение на обед и танцы в один из лучших отелей – «Савой», например… она, конечно, в соответствующем наряде… они едят деликатесы и танцуют всю ночь напролет! Оливия ужаснулась, когда поняла, что ее воображаемый партнер не Родни, а тот человек, который ее спросил, почему она поет за работой. Нет, это не годится, сказала она себе и так свирепо нахмурилась, что стоявший рядом с ней тощий человек отшатнулся.
К той улице, на которой жила бабушка Оливии, подошло бы старомодное слово «благопристойная». Крошечные садики перед домами были похожи один на другой: лавровый куст, полоска травы и две ступеньки перед входной дверью, за которой скрывалась дверь поменьше, ведущая на второй этаж. Во всех домах на окнах тюлевые занавески, и никто из жильцов не скажет другому больше, чем «доброе утро» и «добрый вечер».
Оливия ненавидела этот дом. В первый год она надеялась, что они уедут из него, но мать считала своим долгом жить с бабушкой, раз уж та предоставила им жилье, а Оливия, как преданная дочь, не могла оставить мать, которой, она подозревала, этот дом так же ненавистен.
В сборник включено три новых любовных романа, объединенные рождественской тематикой. Сколько радости, тепла, неожиданностей несет с собою этот любимый всеми светлый праздник и сколько, наконец, романтических историй разыгрывается в рождественскую ночь. Подарите книгу своим близким, друзьям, любимым, и вместе с нею — надежду на лучшее!
Подарок к Рождеству
Плохо освещенное, пыльное помещение регистратуры, втиснутое в самый дальний угол больницы, едва ли можно было бы назвать располагающим к работе местом, однако девушка весело напевала какую-то мелодию, расхаживая между длинными рядами полок, сортируя и проворными, привычными движениями расставляя по местам папки.
Девушка была высокая, с великолепными формами, красивым лицом и копной рыжеватых волос, которые так и пылали в свете неоновых ламп. Юбка, блузка и жакет на ней хорошо сидели, но были совсем не модными.
Вот она подошла к столу возле побеленной стены и опустила на него стопку папок, все еще распевая — громко, во весь голос, потому что была здесь одна: регистратура находилась далеко от больничных палат. «Что за дивное утро…» — заливалась девушка, но вдруг замолкла, услыхав, как открылась дверь.
Дверь отделял от стола не один десяток шагов, и у девушки было достаточно времени, чтобы изучить мужчину, направлявшегося к ней. Он шел неторопливо — очень высокий, крупный, в отлично сшитом костюме… светлые волосы на висках уже серебрились, глаза на приятном лице были усталые, с тяжелыми веками. Раньше она его не встречала. Когда он подошел достаточно близко, девушка бодро спросила:
— Хэлло, вам что-нибудь нужно?
Он ровным голосом поздоровался, положил на стол папку.
— Да, я просил историю болезни Элайзы Браун. А не Элизабет Браун.
— Ох, извините. Сейчас принесу.
Она подхватила ненужную папку, прошла по узкому проходу между полками, отыскала нужную, поставила на место принесенную и вернулась к столу.
— Пожалуйста. Надеюсь, недоразумение не причинило вам больших неудобств.
— Причинило. — Голос его звучал сухо, и она слегка покраснела. — Вы здесь одна работаете?
— Я? Нет. Дебби взяла выходной, чтобы сходить к зубному врачу.
— А вы всегда поете за работой?
— А что? Вы же видите, как тут тихо, сумрачно, пыльно. Если бы я не пела, я бы завыла.
— Тогда почему вам не поискать другую работу? — Он прислонился к стене, явно не торопясь уходить.
— Нам — мелким служащим — грош цена. Найдем работу — вот и держимся за нее…
— Пока не выйдете замуж?
— Хардинг. — Она улыбнулась: он показался ей довольно симпатичным — новый сотрудник, хирург, решила она, — ведь миссис Элайза Браун лежит в хирургическом отделении. Уходя, он приветливо кивнул. Она смотрела ему вслед; наверное, она больше его никогда не увидит. А жалко, сказала она себе, готовя аккуратную стопку папок для амбулатории.
Амбулаторная санитарка была в плохом настроении. Она пожаловалась, что старшая сестра не в духе, ничем ей не угодишь, что приемная битком набита.
— А у меня сегодня свидание, — простонала девушка. — Если прием пойдет так медленно, мы проторчим здесь всю ночь.
— Может, у медсестры тоже свидание, — попробовала утешить санитарку мисс Хардинг.
— У нее? Да она старая — ей, наверное, под сорок.
Санитарка выскочила, и ее место тут же заняла высокая, тоненькая девушка с. длинным лицом.
— Привет, Оливия, — девушка состроила милую гримасу. — Мне нужна история болезни Лейси Каттера, куда-то она подевалась. Я вчера просила Дебби найти… Может, она и похожа на красавицу фею с рождественской елки, но на работе от нее никакого толку, правда?
Оливия подошла к ближайшей полке и принялась за поиски.
— Она душечка, и такая молоденькая… Вот, пожалуйста.
— Ты говоришь так, будто ты ее бабушка. Ей все девятнадцать или около того.
— Двадцать. А мне двадцать семь, почти двадцать восемь.
— Пора устраивать свою жизнь. Как твой дружок?
— Спасибо, хорошо. Но придется еще подождать.
— Вот невезение! Послушай, в хирургии появился новый мужчина, консультант по всему на свете. Он откуда-то из Голландии, приехал оперировать миссис Браун. Он вроде виртуоз в таких делах, наш мистер Дженкс пригласил его, чтобы позаимствовать новые идеи. — Она направилась к двери. — Очень симпатичный.
Оливия молча согласилась, но не позволила себе задерживаться на нем мыслями. Во-первых, у нее слишком много работы, во-вторых, ей и так есть о чем подумать. Об их с Родни отношениях, например. Они с Родни дружили много лет, а познакомились еще до того, как умер отец, оставив их в бедности, так что Оливии с матерью пришлось уехать из Дорсета в Лондон и поселиться у бабушки в ее маленькой квартирке. Это случилось четыре года назад, и Оливия сразу же нашла себе работу, чтобы к доходу двух старых леди добавить и свой. Здесь не очень хорошо платили, но у Оливии не было никакой профессии — только дорогостоящее общее образование. А в регистратуре она вполне справлялась. Впрочем, через месяц-другой она поняла, что это работа без перспектив, и потому страстно желала научиться чему-то такому, что открыло бы ей возможности применить свой ум, но это была несбыточная мечта. Мать Оливии билась, чтобы свести концы с концами, и Оливия не могла добавлять ей забот.
Может, им было бы легче справиться, будь бабушка Оливии более сговорчивой. Но миссис Фицгиббон, предоставив им крышу над головой, посчитала, что выполнила свой долг, и не видела причин отказываться от стакана шерри или от дорогого сорта чая, а также от еженедельного визита к парикмахеру, причем на такси в оба конца. Она отказалась от услуг ежедневной уборщицы, заявив, что дочь вполне способна сама поддерживать чистоту в доме, но милостиво разрешила приглашать раз в неделю прислугу для тяжелой работы.
Положение было сложным, но Оливия не находила выхода. И понимала, что ей не выйти замуж за Родни, подающего надежды молодого человека, который работал на Фондовой бирже. Он то и дело повторял, что, как только у него будет квартира, точно такая, какую он хочет, и новая машина, они поженятся.
Оливия сидела за столом, ела сандвич, пила из термоса жидкий тепловатый чай и думала: четыре года, и все время ему что-то мешает… Впрочем, как я оставлю маму? Она станет рабой у бабушки.
Рабочий день закончился, Оливия надела плащ, повязала шарфом свои великолепные волосы, заперла дверь и отнесла ключ дежурному по зданию. Минутку постояла у дверей, вдыхая вечерний прохладный воздух, и пошла к автобусной остановке.
Ездить в больницу и обратно было чистым мучением, автобусы шли переполненными. Оливия с ее пышными формами втиснулась между крупной матроной, обвешанной сумками, которые были набиты какими-то остроконечными предметами, и щуплым сопевшим мужчиной. Но ничего другого не оставалось, как отдаться мечтам о чем-нибудь приятном. Темы были такие: обновки — пора бы надеть что-то новенькое, когда она пойдет на свидание с Родни; неожиданное наследство, клад, который Оливия находит в крошечном садике позади бабушкиного дома; приглашение на обед и танцы в один из лучших отелей — «Савой», например… она, конечно, в соответствующем наряде… они едят деликатесы и танцуют всю ночь напролет! Оливия ужаснулась, когда поняла, что ее воображаемый партнер не Родни, а тот человек, который ее спросил, почему она поет за работой. Нет, это не годится, сказала она себе и так свирепо нахмурилась, что стоявший рядом с ней тощий человек отшатнулся.
Бетти нилс подарок к рождеству
Подарок к Рождеству
Плохо освещенное, пыльное помещение регистратуры, втиснутое в самый дальний угол больницы, едва ли можно было бы назвать располагающим к работе местом, однако девушка весело напевала какую-то мелодию, расхаживая между длинными рядами полок, сортируя и проворными, привычными движениями расставляя по местам папки.
Девушка была высокая, с великолепными формами, красивым лицом и копной рыжеватых волос, которые так и пылали в свете неоновых ламп. Юбка, блузка и жакет на ней хорошо сидели, но были совсем не модными.
Вот она подошла к столу возле побеленной стены и опустила на него стопку папок, все еще распевая — громко, во весь голос, потому что была здесь одна: регистратура находилась далеко от больничных палат. «Что за дивное утро…» — заливалась девушка, но вдруг замолкла, услыхав, как открылась дверь.
Дверь отделял от стола не один десяток шагов, и у девушки было достаточно времени, чтобы изучить мужчину, направлявшегося к ней. Он шел неторопливо — очень высокий, крупный, в отлично сшитом костюме… светлые волосы на висках уже серебрились, глаза на приятном лице были усталые, с тяжелыми веками. Раньше она его не встречала. Когда он подошел достаточно близко, девушка бодро спросила:
— Хэлло, вам что-нибудь нужно?
Он ровным голосом поздоровался, положил на стол папку.
— Да, я просил историю болезни Элайзы Браун. А не Элизабет Браун.
— Ох, извините. Сейчас принесу.
Она подхватила ненужную папку, прошла по узкому проходу между полками, отыскала нужную, поставила на место принесенную и вернулась к столу.
— Пожалуйста. Надеюсь, недоразумение не причинило вам больших неудобств.
— Причинило. — Голос его звучал сухо, и она слегка покраснела. — Вы здесь одна работаете?
— Я? Нет. Дебби взяла выходной, чтобы сходить к зубному врачу.
— А вы всегда поете за работой?
— А что? Вы же видите, как тут тихо, сумрачно, пыльно. Если бы я не пела, я бы завыла.
— Тогда почему вам не поискать другую работу? — Он прислонился к стене, явно не торопясь уходить.
— Нам — мелким служащим — грош цена. Найдем работу — вот и держимся за нее…
— Пока не выйдете замуж?
— Хардинг. — Она улыбнулась: он показался ей довольно симпатичным — новый сотрудник, хирург, решила она, — ведь миссис Элайза Браун лежит в хирургическом отделении. Уходя, он приветливо кивнул. Она смотрела ему вслед; наверное, она больше его никогда не увидит. А жалко, сказала она себе, готовя аккуратную стопку папок для амбулатории.
Амбулаторная санитарка была в плохом настроении. Она пожаловалась, что старшая сестра не в духе, ничем ей не угодишь, что приемная битком набита.
— А у меня сегодня свидание, — простонала девушка. — Если прием пойдет так медленно, мы проторчим здесь всю ночь.
— Может, у медсестры тоже свидание, — попробовала утешить санитарку мисс Хардинг.
— У нее? Да она старая — ей, наверное, под сорок.
Санитарка выскочила, и ее место тут же заняла высокая, тоненькая девушка с. длинным лицом.
— Привет, Оливия, — девушка состроила милую гримасу. — Мне нужна история болезни Лейси Каттера, куда-то она подевалась. Я вчера просила Дебби найти… Может, она и похожа на красавицу фею с рождественской елки, но на работе от нее никакого толку, правда?
Оливия подошла к ближайшей полке и принялась за поиски.
— Она душечка, и такая молоденькая… Вот, пожалуйста.
— Ты говоришь так, будто ты ее бабушка. Ей все девятнадцать или около того.
— Двадцать. А мне двадцать семь, почти двадцать восемь.
— Пора устраивать свою жизнь. Как твой дружок?
— Спасибо, хорошо. Но придется еще подождать.
— Вот невезение! Послушай, в хирургии появился новый мужчина, консультант по всему на свете. Он откуда-то из Голландии, приехал оперировать миссис Браун. Он вроде виртуоз в таких делах, наш мистер Дженкс пригласил его, чтобы позаимствовать новые идеи. — Она направилась к двери. — Очень симпатичный.
Оливия молча согласилась, но не позволила себе задерживаться на нем мыслями. Во-первых, у нее слишком много работы, во-вторых, ей и так есть о чем подумать. Об их с Родни отношениях, например. Они с Родни дружили много лет, а познакомились еще до того, как умер отец, оставив их в бедности, так что Оливии с матерью пришлось уехать из Дорсета в Лондон и поселиться у бабушки в ее маленькой квартирке. Это случилось четыре года назад, и Оливия сразу же нашла себе работу, чтобы к доходу двух старых леди добавить и свой. Здесь не очень хорошо платили, но у Оливии не было никакой профессии — только дорогостоящее общее образование. А в регистратуре она вполне справлялась. Впрочем, через месяц-другой она поняла, что это работа без перспектив, и потому страстно желала научиться чему-то такому, что открыло бы ей возможности применить свой ум, но это была несбыточная мечта. Мать Оливии билась, чтобы свести концы с концами, и Оливия не могла добавлять ей забот.
Может, им было бы легче справиться, будь бабушка Оливии более сговорчивой. Но миссис Фицгиббон, предоставив им крышу над головой, посчитала, что выполнила свой долг, и не видела причин отказываться от стакана шерри или от дорогого сорта чая, а также от еженедельного визита к парикмахеру, причем на такси в оба конца. Она отказалась от услуг ежедневной уборщицы, заявив, что дочь вполне способна сама поддерживать чистоту в доме, но милостиво разрешила приглашать раз в неделю прислугу для тяжелой работы.
Положение было сложным, но Оливия не находила выхода. И понимала, что ей не выйти замуж за Родни, подающего надежды молодого человека, который работал на Фондовой бирже. Он то и дело повторял, что, как только у него будет квартира, точно такая, какую он хочет, и новая машина, они поженятся.
Оливия сидела за столом, ела сандвич, пила из термоса жидкий тепловатый чай и думала: четыре года, и все время ему что-то мешает… Впрочем, как я оставлю маму? Она станет рабой у бабушки.
Рабочий день закончился, Оливия надела плащ, повязала шарфом свои великолепные волосы, заперла дверь и отнесла ключ дежурному по зданию. Минутку постояла у дверей, вдыхая вечерний прохладный воздух, и пошла к автобусной остановке.
Ездить в больницу и обратно было чистым мучением, автобусы шли переполненными. Оливия с ее пышными формами втиснулась между крупной матроной, обвешанной сумками, которые были набиты какими-то остроконечными предметами, и щуплым сопевшим мужчиной. Но ничего другого не оставалось, как отдаться мечтам о чем-нибудь приятном. Темы были такие: обновки — пора бы надеть что-то новенькое, когда она пойдет на свидание с Родни; неожиданное наследство, клад, который Оливия находит в крошечном садике позади бабушкиного дома; приглашение на обед и танцы в один из лучших отелей — «Савой», например… она, конечно, в соответствующем наряде… они едят деликатесы и танцуют всю ночь напролет! Оливия ужаснулась, когда поняла, что ее воображаемый партнер не Родни, а тот человек, который ее спросил, почему она поет за работой. Нет, это не годится, сказала она себе и так свирепо нахмурилась, что стоявший рядом с ней тощий человек отшатнулся.
К той улице, на которой жила бабушка Оливии, подошло бы старомодное слово «благопристойная». Крошечные садики перед домами были похожи один на другой: лавровый куст, полоска травы и две ступеньки перед входной дверью, за которой скрывалась дверь поменьше, ведущая на второй этаж. Во всех домах на окнах тюлевые занавески, и никто из жильцов не скажет другому больше, чем «доброе утро» и «добрый вечер».
Оливия ненавидела этот дом. В первый год она надеялась, что они уедут из него, но мать считала своим долгом жить с бабушкой, раз уж та предоставила им жилье, а Оливия, как преданная дочь, не могла оставить мать, которой, она подозревала, этот дом так же ненавистен.
Оливия вынула ключ, отперла дверь и вошла в маленькую прихожую. Повесила уличную одежду на старомодную дубовую вешалку и прошла в гостиную. Мать подняла голову и улыбнулась ей:
— Привет, девочка. Работы было много?
Оливия наклонилась и чмокнула мать в щеку.
— Как обычно, — бодро сказала она и прошла в другой угол маленькой комнаты поздороваться с бабушкой. Миссис Фицгиббон сидела выпрямившись в огромном, времен Регентства, кресле с кожаным сиденьем и деревянными ручками. Очень неудобное было кресло, однако оно досталось миссис Фицгиббон в наследство от матери, а та получила его от какой-то дальней родственницы, жены баронета, почему миссис Фицгиббон и находила кресло вполне удобным.
Тон у бабушки был суровым:
— Оливия, у тебя волосы совершенно растрепались, и потом, разве так уж необходимо ходить с этой полиэтиленовой сумкой? Когда я была молодая…
Оливия быстро перебила ее:
— Я заглянула к мистеру Пейтелу, когда сошла с автобуса, у него сегодня отличный салат, ты же любишь салат на ужин…
Оливия состроила матери комическую рожицу и пошла к себе в комнату — совсем маленькую, где едва помещались узкая кровать, старомодный шкаф и небольшой комод со старым зеркалом. Родни говорил, когда звонил днем, что заедет около семи часов, так что она несколько минут ходила из угла в угол, решая, что надеть, и, так и не решив, отправилась на кухню заняться ужином. Бараньи отбивные, картофельное пюре и морковь. В холодильнике было два помидора и сморщенное яблоко. Она приготовила салат, накрыла на стол в тесной столовой рядом с кухней и пошла налить бабушке шерри. Она налила также бокал для матери, не обращая внимания на сердитый взгляд бабки.
Оливия вернулась в кухню, и тут зазвонил телефон. Это, наверное, Родни. Хочет сказать, что приедет раньше, чем договорились. Она выключила газ и пошла в прихожую, где стоял телефон. Это действительно был Родни. Его «привет, Оливия» прозвучало напыщеннее обычного, но на такие вещи Оливия давно решила не обращать внимания.
— Привет! — сказала она весело. — Если ты придешь раньше, я не буду готова.
— Видишь ли, какое дело, я не смогу прийти. Кое-что изменилось, Оливия, я не смогу…
— Какая досада. Тогда встретимся завтра.
Он медлил с ответом, и она почувствовала легкое замешательство. Наконец он сказал:
— У меня очень много работы. Может быть, придется уехать.
— Большой бизнес и ужасный секрет? Ну, если речь о твоем продвижении, я переживу. А когда тебе ехать?
— Еще ничего не решено. Я тебе позвоню. У меня уже кончилось время.
Она была разочарована, но все еще весела.
Он попрощался, не дослушав, и она положила трубку с ощущением, что тут что-то не так. Не фантазируй, сказала она себе и пошла добавить еще порцию к ужину, а потом сказала матери, что сегодня никуда не идет.
Бабушка едко заметила:
— На нынешних молодых людей нельзя полагаться. У Родни слишком близко посажены глаза.
Прошла неделя. Дебби скрашивала скучные дни своей болтовней, хихикая, рассказывала, как она флиртует с разными парнями, тем временем Оливия терпеливо делала почти всю работу, а заодно быстренько исправляла результаты беспечных усилий Дебби.
— Тебе надо почаще выходить, — как-то объявила Дебби, когда они утром пили кофе. — Не миндальничай ты со своим Родни, — беззаботно добавила она, — ему это пойдет на пользу. Он обязан водить тебя куда-нибудь, как только у него есть свободная минута. Вот позвони ему и скажи, что сегодня вечером хочешь в кино. В «Одеоне» на Лестер-стрит идет чудненький фильм.
— Его нет. Ему пришлось уехать. Что-то по делам фирмы.
— И ты не знаешь, где он?
— Позвони ему на работу, узнай адрес. Он же не агент секретной службы — какой-нибудь МИ-пять?
— Нет, он работает на Фондовой бирже.
Оливия встала и пошла обратно к полкам, и тут открылась дверь.
Это опять был он. Такой же элегантный, каким Оливия его запомнила, и такой же спокойный. Она предоставила Дебби поинтересоваться, чем помочь ему.
— У меня опять оказалась история болезни миссис Элизабет Браун, но моя пациентка — Элайза Браун.
— Ох, простите, это все я… Я постоянно ошибаюсь — только Оливия их правильно расставляет и выручает меня. Знаете, ужасно скучная работа.
— Могу представить. — Он перевел взгляд на Оливию и вежливо поздоровался. — Оливия, — проговорил он и прежде, чем она успела ответить, сказал: — А вы, юная леди, — как вас зовут?
— Дебби. А вас? Вы ведь не из штата больницы? Вы здесь, чтобы подновить свои знания или что еще?
— Или что еще… — Он слегка улыбнулся. — Меня зовут ван дер Эйслер.
— Иностранец, — сказала Дебби. — Ни за что не догадаться, разве вот только вы великан. У вас тут есть друзья?
Оливия лихорадочно искала папку миссис Элайзы Браун, нашла, с облегчением вытащила из груды папок и отдала ему. Он, коротко кивнув, взял и сказал:
— Не буду отрывать вас от работы. — Казалось, он уже выбросил их из головы.
Едва за ним закрылась дверь, Дебби застрекотала:
— Оливия, ты почему спряталась? Потрясающий мужчина, да? Как жаль, что ты нашла ту историю болезни, а я как раз собиралась спросить, не хочет ли он, чтобы я показала ему город.
— Не выйдет, Дебби. Похоже, он ужасно важная персона.
— Он? Если бы он был из важных, то не пошел бы сам в нашу дыру, а послал санитарку. По-моему, я ему понравилась.
— Почему бы и нет? Ты хорошенькая, занятная и всегда, когда захочешь, притворяешься маленькой и беззащитной.
— Да, так, но ты ведь не просто хорошенькая, Оливия, ты красавица. Хотя и… довольно округлая.
Тут Оливия засмеялась.
— Знаю. К тому же сильная, как лошадь. Но если я упаду в обморок, не найдется никого, кто смог бы поднять меня с пола.
— Он бы смог. У него хватит сил внести вверх по лестнице рояль вместе с табуреткой.
— Я все-таки не рояль! — опять засмеялась Оливия. — Идем лучше обедать, уже почти что время перерыва.
Они ходили в буфет по очереди, и Дебби, которая пошла первой, вернулась с ошеломляющей новостью.
— Знаешь девушку, которая работает в секретариате?
— Мери Гейтс. Что с ней? Замуж вышла?
— Нет-нет. Она такое сказала мне… Она слышала, что у них нет средств, они планируют сокращение, каждый будет работать за двоих. Оливия, допустим, меня уволят — что мне делать? Папа без работы, у мамы неполный рабочий день, ее денег хватает, только чтобы платить за квартиру.
Оливия решительно произнесла:
— Погоди, мы же ничего наверняка не знаем. Возможно, они говорили о другой больнице. И вообще, я не представляю, как они смогут рассчитать одну из нас.
— А я очень хорошо представляю. Ты слишком добрая, Оливия. Эти… которые сидят там… сидят, пьют и объедаются… думаешь, они не урежут рабочие места, если так можно сэкономить на какую-нибудь их новую затею? Мы для них не люди, мы стат… стат…
— Статисты, — подсказала Оливия. — Дебби, не беспокойся. Если — это большущее «если» — одну из нас уволят, то меня. Им приходится мне больше платить, потому что я старше. А тебе нет двадцати одного, поэтому твоя зарплата меньше.
Дебби повеселела и спросила:
— А что же ты будешь делать?
— Ну, у меня руки ко всему пригодны, — беспечно ответила Оливия и пошла в буфет. С ней за столом оказались две служащие из приемного покоя, обе старше ее, компетентные, работящие женщины.
Как только Оливия уселась, одна из них тут же ей сообщила:
— Ходят ужасные слухи, что будет сокращение. Начнут с уборщиц, а потом возьмутся за нас.
— Неужели это правда?
— Завтра мы получим уведомление, а в конце будущей недели в конвертах будут лежать записки тем, кого сокращают.
Оливия поковыряла в тарелке с картофельной запеканкой и овощами. Дебби надо как-то помочь. Нехватка ее собственной зарплаты почувствуется в доме, но все же они не будут голодать, и у них есть крыша над головой. А вот семья Дебби окажется в отчаянной нужде… Оливия съела чернослив и крем, выпила крепкий чай и отправилась в приемную секретаря.
Секретаря не было, но на месте она застала его личного помощника — милую девушку, которую немного знала.
— Я хочу, чтобы вы мне посодействовали, — сказала Оливия серьезным тоном.
Девушка выслушала ее, не прерывая, а затем произнесла:
— Я постараюсь… Можно, я скажу, что вы нашли другую работу — лучше этой? Наш менеджер будет в восторге, ему и так предстоит оказаться очень непопулярным среди персонала больницы.
Оливия вернулась к себе и остаток дня только и делала, что ободряла Дебби.
Назавтра был день зарплаты, и конечно, у каждого в конверте с деньгами оказалось письмо, объясняющее необходимость урезать расходы, а также улучшить организацию работы в больнице.
— Как они это сделают, если нас и так не хватает? — требовала ответа Дебби. — Я не решусь сказать маме…
— Подожди до следующей недели, — урезонивала ее Оливия. — Ты же еще не уволена.
— Но как я одна буду справляться, не представляю, — говорила она Оливии. — Я всегда все путаю.
— Да нет же, не всегда! Теперь ты станешь просто внимательнее.
— А что будет с тобой? Ты нашла, куда пойти работать?
— Еще нет, но мы справимся, пока я что-нибудь подыщу. Слушай, Дебби, у нас с тобой впереди неделя, давай вместе проверим полки, чтобы к моему уходу все было о’кей.
Матери Оливия пока ничего не говорила — это подождет, пока она действительно не получит расчет. Слава Богу, сейчас весна, размышляла Оливия. Мы можем сэкономить на отоплении. Если бы еще удалось договориться с бабушкой, чтобы она не включала свет там, где он не нужен, и не забывала про включенные электрокамины. Но, в конце концов, дом-то ее, о чем она постоянно напоминает.
Всю следующую неделю они трудились, как пчелки, и хотя Оливия радовалась, что больше не придется работать в этой унылой подвальной комнате, ей было жалко расставаться с Дебби. Однако Оливия храбрилась. Когда в последний раз она получила конверт с зарплатой, то уверила девушку, что уже присмотрела себе несколько приличных мест, и отправилась домой. Автобус, как обычно, был переполнен. Оливия стояла, не замечая, что ей отдавили ногу, что пожилая дама с острыми локтями все время толкает ее под ребра. Оливии было жаль, что она не повидала того милого человека, который был с ними так приветлив. Сейчас он, конечно, уже в своей Голландии и совсем о нас забыл, думала Оливия.
После ужина она сказала матери и бабушке о том, что потеряла работу. Мать сразу же стала горячо утешать ее:
— Ты найдешь что-нибудь получше, а мы пока вполне справимся…
От бабушки не приходилось ждать утешения.
— А чего ты ждала? Ты же ничего не умеешь. Впрочем, девушки вообще не должны ходить на работу. Люди нашего круга… — Миссис Фицгиббон, по мужу связанная с престарелым баронетом и его семьей, где на нее не обращали никакого внимания, всячески подчеркивала свое особое положение. Она продолжала: — Все равно ты должна сразу же найти работу. Я не собираюсь жить в нищете. Видит Бог, я принесла великую жертву, чтобы вы обе имели дом и уют. — Она уставилась на внучку глазками-бусинками. — Послушай, Оливия, может, твой молодой человек хоть теперь женится на тебе?