блейк первый день творения
Уильям Блейк (1757 — 1827)
Художник, поэт и мыслитель Уильям Блейк — один из наиболее ярких и оригинальных талантов в европейской живописи конца XVIII — начала XIX века. Уже в детстве будущий художник отличался неординарностью. Яркие видения, часто носившие характер божественных откровений, сопровождали мастера на протяжении всей жизни и во многом определили стиль и образный строй его произведений. Позже он говорил: «Я знаю, что мой мир — мир воображения и образов, я вижу все, что изображаю из этого мира, не каждый видит его таким же».
Блейк никогда не работал с натуры. В десять лет он стал учеником рисовальной школы Генри Парса, где занимались исключительно копированием античных слепков. Большее значение для Блейка имело обучение с 1772 года в мастерской Джеймса Безайра, гравера, изготовлявшего таблицы для изданий древностей. Блейк много работал для него в Вестминстерском аббатстве; делая рисунки с английской скульптуры, он проникся образами средневекового искусства, ставшего для него одним из главных источников вдохновения. В готике Блейка привлекала способность одухотворенной материи отрешиться от тяжести земного притяжения, устремляясь вверх, к небесному. Он проявлял также большой интерес к творчеству Микеланджело, а среди современников — к работам Флаксмена, Фюсли и Барри. В 1779 году Блейк поступил в школу Королевской академии художеств.
В ранних работах, выполненных главным образом пером и акварелью, Блейк близок принципам неоклассицизма. Но уже с 1790-х годов его творчество отмечено разрывом с классицистическими традициями и открытым обращением к наследию Средневековья. При этом он не копировал и не стилизовал свои произведения под творения готических мастеров, но обращался к основам их искусства. Как и средневековые миниатюристы, Блейк мыслил книгу неким целостным организмом, часто выступая одновременно как автор текстов, иллюстраций и оформления, а также печатник своих изданий. Гравируя вместе иллюстрации и текст, он умел видеть каждую страницу в единстве текста, шрифтов и рисунков, помещенных на полях, а иногда между строк.
Первую книгу — «Песни Невинности» (частное собрание) — Блейк выпустил в 1789 году. Она пронизана ощущением светлого лиризма. В ней впервые проявилось то простодушие ребенка, то наивно-прекрасное начало, которое не покидало Блейка даже в самых трагических произведениях и роднило его искусство с фольклором. Один из листов — иллюстрация к стихотворению «Дитя-Радость» (1789, Англия, частное собрание) — украшен огромным алым цветком на гибком стебле, своими извивами заполняющим всю страницу. В чашечке цветка расположились молодая мать с прелестным младенцем на коленях и предстоящий пред ней то ли эльф, то ли ангел. Как все образы Блейка, это изображение многозначно. Наряду с образами народной поэзии здесь прочитывается намек на христианские сюжеты Благовещения и Рождества.
Но уже скоро пасторальное настроение «Песен Невинности» сменяется пессимизмом и ощущением тревоги «Песен Опыта» (1794). Вместо Дитя-Радости появляется символический образ Больной Розы. Блейк, живший в эпоху социальных потрясений, воспринимал происходящее как начало катаклизмов космического уровня. В политике он был столь же радикален, как и в творчестве: симпатизировал войне за независимость в Северной Америке и Французской революции (хотя впоследствии и разочаровался в ней). Критически относился к официальной церкви, но глубоко интересовался теософией Э. Сведенборга и трудами немецкого философа-мистика Я. Бёме. Мастер считал поэтов и художников непризнанными законодателями мира. Подобные взгляды характерны для духовной жизни эпохи романтизма. Стремясь воплотить космогоническое видение драмы человечества, Блейк творил свою мифологию, полную библейских ассоциаций, основанную на апокалипсических предчувствиях, населенную персонажами-символами, среди которых Счастье, Знание, Воображение и поэтическое творчество (Лос), Страсть (Лувах), Слабость и Сомнение (Теотермон) и, наконец, Уризен, олицетворяющий одновременно всемогущего Бога-Творца и порабощенного Человека.
В 1790—1796 годах Блейк создал серию нерифмованных поэм, известных под общим названием «Пророческие книги». Среди них такие, как «Бракосочетание Неба и Ада» (ок. 1790—1795), «Книга Уризена» (1794), «Книга Лоса» (1795). Мир Блейка раскрывается здесь как борьба и соединение крайностей. По его словам, он творил, глядя сквозь натуру, а не на ее внешнюю оболочку. Пространство в его композициях — не связанная с конкретным местом категория. Он расширяет его до масштаба Вселенной, в которой действуют его герои, боги, демиурги, творящие мир, то вознесенные в своем величии, то низвергнутые в бездну стихий.
Близка Пророческим книгам отдельно выпущенная гравюра «Элохим, создающий Адама» (1795, Лондон, Галерея Тейт), воплотившая сложное философское содержание, напряженный спиритуализм, своеобразное осмысление библейских персонажей. Блейковский Элохим (одно из имен бога в Ветхом Завете) с лицом, напоминающим трагическую маску античного театра, влекомый стремительной энергией, словно завис на какое-то мгновение над безжизненным телом Адама, пытаясь влить в него эту энергию. Одна нога Прародителя обвита Змеем, намекающим на будущее грехопадение. Здесь отражен взгляд Блейка на акт сотворения человека как на первую ступень падения. Сложная диалектика добра и зла пронизывает все последующее творчество мастера.
Главное средство выразительности у Блейка — линия; контур фигур он чаще всего делал цветным. Художник применял цветную печать, а затем прорабатывал изображение пером и раскрашивал от руки акварелью. Таким образом каждый экземпляр его книг уникален.
Кроме книг наследие мастера содержит темперные композиции и около ста акварелей на библейские темы. В них на смену полным страсти и мощи персонажам приходит мир героев, понятых как некие почти бесплотные мистические видения, озаренные внутренним, божественным светом. В них появляется замедленность движения, отстраненность. Акварель становится более прозрачной, палитра — жемчужно-сероватой с голубыми и розовыми рефлексами. В композиции «Уличенная в прелюбодеянии» (ок. 1805, Бостон, Музей изящных искусств), являющейся вольной трактовкой сюжета Христос и Мария Магдалина, изысканно удлиненная фигура Христа склоняется до земли перед грешницей, полной достоинства и самоуглубленности. И лишь стремительно удаляющиеся спины фарисеев на заднем плане нарушают композиционное равновесие.
Значительный период жизни Блейк отдал самой большой своей поэме «Иерусалим» (1804—1820), в которой его мистический символизм достиг апогея. Здесь полные страдания и титанических усилий гиганты сталкиваются в неразрешимых конфликтах космического масштаба. Обращаясь в поэме к образу Альбиона, художник устремляет свой взгляд в глубину английской истории, к верованиям друидов, интерес к которым пробудили в нем опубликованные шотландцем Джеймсом Макферсоном «Поэмы Оссиана» (1760—1765). В иллюстрациях появляются такие мотивы, как Стоунхендж.
Дальнейшая судьба его наследия оказалась не простой. На некоторое время оно было забыто. В конце 1840-х годов искусство Блейка было возвращено из забвения прерафаэлитами, на формирование которых оно оказало большое влияние, но в полной мере было оценено и изучено в ХХ столетии.
Блейк первый день творения
Если не можешь изменить ситуацию, измени своё отношение к ней.
Не грех, коль вас волнуют страсти,
Но худо быть у них во власти.
Легче простить врага, чем друга.
Бракосочетание рая и ада
Вам не изведать радость птиц, несущихся в полете, — Ведь вы в тюрьме своих пяти убогих чувств живете.
———
Коль не меняешь своих взглядов,
Воде стоячей ты подобен:
Чудовищных ползучих гадов
Твой разум порождать способен.
В одном мгновенье видеть вечность,
Огромный мир — в зерне песка,
В единой горсти — бесконечность,
И небо — в чашечке цветка.
Не думай, что ты умнее других, хотя другие и считают, что умнее тебя, — и в этом твое преимущество перед ними
Избыток скорби смеётся. Избыток радости плачет.
Всегда говори, что думаешь, — и подлецы с негодяями будут обходить тебя стороной.
За образец скорей возьму я мудреца огрехи,
Чем дурака набитого победы и успехи.
«Коль ты незрелым мигом овладел»
Коль ты незрелым мигом овладел,
Раскаянье да будет твой удел.
А если ты упустишь миг крылатый,
Ты не уймешь вовеки слез утраты.
Перевод: С. Я. Маршака
Правда, сказанная злобно, лжи отъявленной подобна
Человек, никогда не меняющий своего мнения, подобен стоячей воде, и в сознании его кишат гады.
а у дракона есть огонь)
«Все сотворенное молит об избавлении»
Избыток скорби смеется. Избыток радости плачет.
Тигр, Тигр, жгучий страх,
Ты горишь в ночных лесах.
Чей бессмертный взор, любя,
Создал страшного тебя?
В небесах иль средь зыбей
Вспыхнул блеск твоих очей?
Как дерзал он так парить?
Кто посмел огонь схватить?
Кто скрутил и для чего
Нервы сердца твоего?
Чьею страшною рукой
Ты был выкован — такой?
… показать весь текст …
Увидеть мир в одной песчинке
И Космос весь — в лесной травинке!
Вместить в ладони бесконечность
И в миге мимолетном вечность!
«Вступление Из книги «Песни невинности»»
Дул я в звонкую свирель.
Вдруг на тучке в вышине
Я увидел колыбель,
И дитя сказало мне:
Любая здоровая пища добывается без сети или капкана.
Блейк первый день творения
Имя замечательного английского поэта и художника Вильяма Блейка стало известно широким кругам советских читателей в основном с 1957 года, когда Международный Совет Мира постановил отметить юбилеем двухсотлетие со дня его рождения. В нашей периодической печати появился ряд переводов из Блейка Самуила Яковлевича Маршака, из которых часть (14 номеров) была перепечатана в томе III собрания его сочинений (1959). Появились статьи и книги об английском поэте.
Имя Блейка было почти неизвестно и его английским современникам. Уроженец Лондона, по профессии гравер, он прожил свою жизнь на грани бедности, зарабатывая свой хлеб выполнением очередных заказов, которые доставляли ему время от времени его немногочисленные друзья и покровители. Картины Блейка при жизни почти не выставлялись, а когда выставлялись — проходили незамеченными. За невозможностью найти издателя для своих поэтических книг, он сам гравировал на меди их текст и иллюстрации к нему с помощью особой, изобретенной им для этого техники («выпуклый офорт»). Немногочисленные экземпляры, раскрашенные им от руки, он продавал за бесценок тем же своим друзьям и почитателям; теперь они являются редким достоянием художественных музеев и частных коллекций и ценятся на вес золота. Как поэт Блейк фактически стоял вне литературы своего времени. Когда он умер, его похоронили на общественные средства в безымянной общей могиле. Теперь его бюст поставлен в Вестминстерском аббатстве рядом с памятниками крупнейших поэтов Англии.
«Открытие» Блейка произошло во второй половине XIX века, а в XX веке его творчество, получившее всеобщее признание, заняло по праву выдающееся место в богатом наследии английской поэзии.
Первым собирателем, издателем и сочувственным интерпретатором творчества Блейка явился глава английских «прерафаэлитов» Данте Габриэль Россетти, как и Блейк — поэт и художник. Россетти посчастливилось приобрести обширную коллекцию неизданных рукописей и гравюр Блейка, с которой и началось знакомство с его творчеством. При непосредственном участии Данте Габриэля и его младшего брата, критика Вильяма Майкеля Россетти, была издана первая двухтомная биография Блейка, пространное житие «великого незнакомца», написанное Александром Гилькристом (1863), представлявшее одновременно и первую публикацию некоторой части его поэтического и художественного наследия. Вслед за Россетти его ученик, молодой тогда поэт А.-Ч. Суинбери, ставший позднее одним из основоположников английского символизма, посвятил Блейку книгу, восторженную и благоговейную (1868). Культ Блейка получил дальнейшее развитие в кругу английских символистов. Блейк был объявлен «предшественником символизма». Соответственно этому и в настоящее время господствующее направление английской и американской критики рассматривает Блейка прежде всего как мистика и символиста.
С этой точки зрения к Блейку подошли и его первые русские ценители, принадлежавшие к тому же литературному лагерю.
Между тем на самом деле, как убедительно доказала современная передовая критика в Англии и Америке, мистик и «духовидец» Блейк был в то же время по своему общественному мировоззрению гуманистом и человеколюбцем с широкими демократическими симпатиями, пламенным обличителем социального зла и несправедливости. Хотя Блейк, подобно своим поздним современникам — английским романтикам, считал творческое воображение поэта-художника (Imagination) величайшей способностью человека, его собственная поэзия, порожденная огромным даром художественного воображения, никогда не была «искусством для искусства»: она полна глубокого морального и социального пафоса, имеет своеобразную общественную тенденцию, воплощенную, однако, в лирически насыщенных образах, а не в абстрактных дидактических рассуждениях. Сквозь нежную поэтическую ткань его «песен», как и сквозь мифологическую тематику его «пророческих книг», просвечивает в художественно сублимированной форме современное и глубоко актуальное общественное содержание. Несмотря на то что при жизни его знали немногие, Блейк вовсе не смотрел на себя как на поэта для немногих; напротив, он чувствовал себя носителем высокой миссии, обращенной ко всему человечеству. Об этой миссии он писал: «Каждый честный человек — пророк; он высказывает свое мнение об общественных и частных делах. Он говорит: «Если вы поступите так-то, результат будет такой-то». Он никогда не скажет: «Как бы вы ни поступали, все равно то-то и то-то произойдет».
Биография Блейка не богата внешне примечательными событиями. Он родился и прожил всю свою жизнь в Лондоне. Отец его был мелкий продавец галантерейных товаров («чулочник»), человек небогатый и многосемейный, сектант («диссентер»), увлекавшийся, по-видимому, проповедью обосновавшегося в Лондоне шведского мистика Сведенборга. Среди широких демократических низов лондонской мелкой буржуазии в XVIII веке еще живы были традиции левых «еретических» сект времен английской революции, находившихся в оппозиции к господствующей церкви, государственному и общественному строю, одновременно мистических и революционных. В их учениях социальные утопии воплощались в библейские образы, получавшие мистическое истолкование. Просветительский рационализм и религиозный скептицизм рассматривались как выражение «светского духа» господствующих классов.
В этой атмосфере воспитался и молодой Блейк, и она определила своеобразие его духовного облика мистика-визионера и одновременно борца за социальную справедливость. Воспитанному на Библии и на «пророческих» книгах, имевших хождение в этой среде, наделенному живым поэтическим воображением поэту с детских лет являлись «видения», в реальность которых он верил до конца жизни, заслужив себе славу безумца и чудака. Он не получил никакого систематического образования, но много и беспорядочно читал. С детских лет он был знаком с сочинениями мистиков Сведенборга и Якова Беме, с Платоном и неоплатониками (в английском переводе Тэйло- ра), но также с английской философией эпохи Просвещения, к которой относился с предубеждением; он читал Шекспира и в особенности Мильтона и увлекался в юности литературой английского «готического возрождения» XVIII века, поэзией Оссиана, Чаттертона и английских народных баллад; он знал латинских и итальянских поэтов — Вергилия, Овидия и Ариосто; уже взрослым он выучился греческому и древнееврейскому языкам, чтобы читать в оригинале Библию, а в конце жизни — итальянскому, чтобы лучше понять и иллюстрировать «Божественную комедию» Данте.
Творческие способности Блейка проявились очень рано. В возрасте десяти лет он стал учиться рисованию; около этого времени написаны его первые стихи. Четыре года спустя, по своему желанию, он был отдан в обучение к граверу Безайру, опытному, но посредственному мастеру, у которого он проработал восемь лет как подмастерье. По поручению своего учителя и хозяина он делал для него зарисовки старинных готических надгробных памятников Вестминстерского аббатства и других лондонских церквей. «Готическая форма — живая форма», — писал позднее Блейк. Готика, гравюры Дюрера и творения Микеланджело были теми художественными образцами, которые определили основу оригинального стиля Блейка как гравера. Эта профессия служила в дальнейшем основным источником его существования. Помимо множества мелких и случайных работ, он выполнил большие циклы иллюстраций к сочинениям английских поэтов XVIII века — «Ночным думам» Юнга и «Могиле» Блейра, иллюстрировал эклоги Вергилия, «Книгу Иова» и «Божественную комедию» Данте. Заказы эти обычно плохо оплачивались. Не раз издатели-коммерсанты обманывали доверчивого художника, поручая более модному профессионалу гравировать сделанные им рисунки или отбирая из них для воспроизведения лишь небольшую часть. Оригинальные по замыслу и композиции, необычайные по выразительности и силе, художественные произведения Блейка не были замечены современниками и получили признание, как и его поэзия, лишь в новейшее время.
LiveInternetLiveInternet
—Метки
—Рубрики
—Музыка
—Поиск по дневнику
To see a World in a Grain of Sand
And a Heaven in a Wild Flower,
Hold Infinity in the palm of your hand
And Eternity in an hour.
William Blake
Исполненное могучей внутренней силы творчество Уильяма БЛЕЙКА сопоставимо, наверное, только с искусством Высокого Ренессанса. Но есть у Блейка и та глубина, которой, пожалуй, не достигал (так и хочется сказать: «до которой не поднимался «) и сам Микельанджело. Это глубина мистического прозрения в суть Божественного Творчества, софийного промышления Божия о мире; глядя на работы Блейка (даже на небольшие по размеру книжные миниатюры), чувствуешь, что уже миновала не только эпоха Возрождения, но и барокко с его роковой разорванностью Неба и Земли уже прожито и пережито, осмыслен и отброшен опыт классицизма, тяготевшего к рассудочной гармонии форм. Открылась новая бездна творческого прорыва человечества — то, что ныне скучно и научно называют романтизмом.
«С давних времен инициации учат о рождении из духовного, а человек удивительным образом снова и снова забывает о своем божественном зачатии. Нетрудно избавиться » от духа, но в супе не будет соли — «соли земли «. Ведь дух снова и снова доказывает свою силу в том, что от поколения к поколению передаются важнейшие учения и посвящения древних. Снова и снова находятся люди, понявшие значение того, что их отцом является Бог. Равновесие телесного и духовного оставляет сферу духа сохранной «.
К.Г.Юнг. Проблемы души нашего времени
Уильяму Блейку (1757—1827) выпало жить в эпоху, когда круто менялся привычный порядок вещей. Всю жизнь он боролся, чтобы оставить «сферу своего духа сохранной». Поэзия и все его творчество в целом — это протест против ведущей традиции британского эмпирического мышления. Заметки, оставленные Блейком на полях сочинений Бэкона, «отца современной науки», говорят о том, насколько Блейк изначально был чужд этой первооснове мышления Нового времени. Для него бэконовская «достоверность» — худшая ложь, а Ньютон в блейковском пантеоне фигурирует в качестве персонификации зла и обмана.
«В одном мгновенье видеть вечность и небо — в чашечке цветка» —вот то «божественное видение» мира, или Воображение, дар, принесенный из Вечности, в нем-то и заключается подлинная духовность. Блейк назвал эту способность постижения мира «поэтическим или пророческим видением». Человек приносит ее из Вечности и сохраняет до тех пор, пока душа не замутнится земным знанием.
Поэзия Блейка была вызвана к жизни своим временем и во многом непосредственно откликалась на его события. Он был современником грандиозных исторических событий (Французская революция, наполеоновские войны, волнения в Ирландии, протесты рабочих на фабриках). В ней выразилась та жажда целостности и полноценности человеческого опыта и тоска по недостижимой свободе духовного бытия, которые станут ключевым мотивом у европейских и американских поэтов XX столетия. Эта проблема более чем актуальна и в наше время, ведь трансперсональная психология доказывает, что душа неким неизвестным образом связана со всеми уровнями и горизонтами бытия и «знает», в сущности, все о мире — от электрона до далеких звезд. И время для души не преграда. Так что вопрос лишь в том, как извлечь это скрытое в нас знание — не теоретическое, а непосредственное.
Воображению, по Блейку, противостоит Разум, который является одной из ключевых фигур его космогонии, — это бог Уризен (Urizen (англ.) похоже на «Your Reason», то есть «твой разум»). А вот что заметил по этому поводу Юнг: «В природе нет недоразумений, они существуют лишь в сфере того, что человек называет «разумом». В любом случае инстинкт и дух находятся по ту сторону моего понимания; все это понятия, которые мы употребляем для неизвестного, но властно действующего». Эта борьба между «властно действующим» Воображением и своекорыстным Разумом — мотив, главенствующий во всей блейковской космогонии, во всей сложнейшей образной символике его «пророческих книг».
Художественное видение Блейка оказалось слишком новаторским, чтобы быть понятым современниками, которые говорили о нем как о человеке безумном, больном, пребывающем в нездоровых грезах и фантазиях, и именно поэтому великий поэт и художник всю жизнь творил, обращаясь исключительно к потомкам.
Блейк был сыном лондонского галантерейщика, рано заметившего его способности к рисованию. Сначала отец определил 10-летнего Блейка в художественную школу Генри Парса, а затем в подмастерья к граверу. В Лондоне он провел всю свою жизнь. В рисунках и стихах, которые он не печатал, а гравировал, как рисунки, Блейк творил свой особый мир, свои сны наяву. С малых лет он рассказывал, будто видел чудеса среди бела дня, золотых птиц на деревьях, а в поздние годы говорил, что беседовал с Данте, Христом и Сократом.
Хотя профессиональная среда его не принимала, Блейк обрел верных друзей, помогавших ему; в конце его нелегкой жизни вокруг Блейка сложился своеобразный дружеский культ. Сохранилось также свидетельство современников о том, что единственным, кто 40 с лишним лет полностью поддерживал Блейка, разделяя его убеждения, была жена Кэтрин Ваучер.
Необычность блейковского мира почувствует каждый, кто откроет том его стихов, проиллюстрированный гравюрами. Стихи и рисунки с самого начала составляли единый художественный комплекс. Такое умозрение в красках было чем-то само собой разумеющимся для Блейка. Таковы уже самые ранние из его самодельных книг, совершенные в своем роде «Песни Невинности» и «Песни Опыта». Эти песни — яркая иллюстрация того, что творчество Блейка — синтез философии, поэзии и живописи. В период написания «Песен Невинности» (1784 — 1789) Блейк находился под сильным влиянием шведского мистика Эммануила Сведенборга, создателя «Новой Церкви» (основанной, кстати, в год рождения поэта). Сведенборг, как и Блейк, был визионером. На основе своих видений Сведенборг сформулировал «учение о соответствиях»: «нет ничего в мире земном, чему не соответствовало бы нечто в горнем мире».
«Истинная невинность состоит в том, чтобы знать истину и творить добро, слушаясь в том не себя, но Господа», — писал Сведенборг. Поэтому ребенок, да и любой человек, пребывающий в состоянии невинности, наделен особого рода «видением», то есть причастностью к тайнам мира. Эта способность, по Блейку, и есть высшая мудрость. Вечность — сокровенная обитель человеческого духа, предполагающая единение с Богом. В Вечности невозможны Тьма и Страдание, там торжествуют добродетели Невинности — Добро, Терпимость, Мир и Любовь. Основное переживание в Вечности — Радость, которая на земле является напоминанием о Вечности. Душа, облекаясь в плоть, сохраняет память о Вечности, то есть Невинность.
Одно из лучших стихотворений из «Песен Невинности» — это «Дитя-Радость»
— Мне только два дня.
Нет у меня
Пока еще имени.
— Как же тебя назову?
— Радуюсь я, что живу.
Радостью — так и зови меня!
— Радость моя —
Двух только дней, —
Радость дана мне судьбою.
— Глядя на радость свою,
Я пою:
Радость да будет с тобою.
Перевод С.Я.Маршака.
Это стихотворение неполно без иллюстрации. С одной стороны, в тексте фигурируют только двое. В рисунке же присутствует некто третий, напоминающий ангела. И поэтому там царит атмосфера Благовещения и Рождества одновременно. С другой стороны, в стихотворении нет упоминания о цветке, но «Дитя-Радость» живет на рисунке имен-но в чашечке алого цветка, стебель которого огибает строчки текста, уходя корнями в Землю Воображения, где все желаемое сбывается.
Но разве может Земля пребывать в гармонии и радости? Увы, невозможность этого Блейк понял очень скоро. Оптимизм «Песен Невинности» сменяется в «Песнях Опыта» горечью познания действительности. Период написания этого сборника совпадает с трагическими событиями Французской революции. Блейк, очень чутко реагировавший на современные ему события, полон мрачных сомнений в том, что происшедшее во Франции действительно знаменует собой начало новой эры для всего человечества. Уже во вступлении к «Песням Опыта» голубое небо, на фоне которого пылал цветок «Дитя-Радость», померкло и его затянули облака. Вместо смеющихся «песен в зелени» и веселых игр — маленький трубочист, сжавшийся в «комочек в снегу», бредет сквозь грязную метель, огненный «тигр» сменяет белого ягненка, а на рисунке «Лондон» за своим поводырем тащится немощный старик на костылях (кстати, он отсутствует в тексте):
По вольным улицам брожу,
У вольной издавна реки.
На всех я лицах нахожу
Печать бессилья и тоски
Мужская брань, и женский стон,
И плач испуганных детей
В моих ушах звучат, как звон
Рассудком созданных цепей.
Ближе к «Песням» по времени и стилю одна из самых своеобразных и удивительных книг Блейка — «Бракосочетание Неба и Ада» (1793). В ней поэт развивает традицию, идущую от «Потерянного рая» Джона Мильтона, и как бы задним числом разъясняет тому смысл его собственных поэм. Блейк всегда стремился заглянуть глубже, дальше, чем это было принято. Постоянно преследовавшие его видения поэт претворяет в никогда не прекращающийся творческий акт. Здесь впервые все затопляет смятенная и буйная стихия огня. Поэт окончательно разрывает с исповедуемыми его эпохой понятиями Добра и Зла, поскольку мир оказался на переломе, на пороге великого сдвига, перед лицом Апокалипсиса.
И лишь раскрепощенное Воображение, высший духовный импульс, скрытый в самом человеке, оказавшемся много сложнее, чем думалось прежде, указывает верный путь в эти бурные годы.
«Движение (жизнь) возникает из противоположностей. Влечение и Отвращение, Мысль и Действие, Любовь и Ненависть необходимы для бытия человека» — это великое органическое единство и открылось Блейку «среди адских огней», в беседе с Исайей и Иезекиилем, в испытаниях, которым подверг духовный разум поэта сошедший к нему Ангел. Поэту открылся «безмерный мир восторга, недоступный вашим чувствам», —чувствам узников Уризена, который пленяет дух и мысль.
Воображение, которое Блейк считает высшей способностью человека, исходит из Ада. Небо олицетворяет порядок, рациональность, догматизм; Воображение же ничем не сковано, оно абсолютно иррационально. Зло становится в «Бракосочетании Неба и Ада» символом духовной свободы, творческой энергии, которая преобразует мир, а традиционное Добро — символом пассивности и догматизма. Однако Блейк, верный своей диалектике, утверждает, что два противоположных начала не могут существовать друг без друга и только их единство, «бракосочетание», ведет к подлинной духовности.
Блейк напряженно старался проникнуть в суть всего, происходящего в мире, на Земле. Ему был глубоко чужд рационализм Бэкона и Локка, в котором он видел утилитарную бездуховную философию, лишь сковывающую высшую человеческую способность — Воображение. Он не разделял с деистами представления о современном обществе как скоплении изолированных, фрагментарных существований, связанных чисто механическими отношениями причинности и зависимости. Он спорил с ними еще и как художник. В своих космогонических символах он хотел запечатлеть рождение новых противоречий и нового самосознания, надежду на то, что из этого горнила явится целостная и истинно духовная личность.
Эсхатологические видения наполняют и пророческие книги «Европа» и «Америка». Идиллически ясные заставки с березой, склонившейся над детьми, мирно спящими рядом с барашком, перемежаются с мрачными страницами: орел клюет печень распростертого на скале тела, странные рыбы плавают над утопленником, ноги которого обвивает змея. Злой тиран измеряет золотым циркулем бездну подвластного ему мрака, который не может разогнать даже пылающее светило.
В последней, самой длинной пророческой книге «Иерусалим» (1804) есть и совсем фантастические существа: дева-лебедь выгибает тонкую длинную шею на тихом черном озере среди неясного мерцания далеких берегов, воды и неба. На месте, обычно называемом «Вратами Стоунхэнджа», в пролете массивных каменных глыб-ворот видно затмение — черное пятно луны почти закрыло светлый диск солнца, остался только узкий серп. По пологой равнине двигаются три стройные человеческие фигуры в длинных одеждах. Они кажутся крохотными по сравнению с воротами, обозначающими, видимо, мертвые законы. Затмение связывают с Логосом — гением поэтического творчества, который Блейк часто отождествляет с солнечным диском.
Отрезок духовного пути, который можно назвать «богоборческим», оказался непродолжительным. Естественно, что за ним последовал глубокий кризис: длительное молчание, полный отказ от публикации своих сочинений. И как бывает в таких случаях, выход из тупика Блейк нашел, обратившись опять к Богу, к мыслям о Невинности, но понимая ее уже по-другому. Теперь для него очевидно, что материальный мир — это непосредственный результат грехопадения, что плоть противоположна духу по своей сути и греховна изначально. Своего рода духовной биографией Блейка становится стихотворение «Путем Духовным» (около 1800 г.). В нем поэт стремился показать зарождение, торжество и упадок всякой идеи, проследить пути постижения человеческой сущности. Он старался зафиксировать в своих произведениях каждое, почти неуловимое, состояние человеческой души.
Блейк никогда не был бездеятельным. Уже в 67 лет, будучи весьма нездоровым, он работал в постели, заваленной книгами. На листах большого формата он делал величественные рисунки к Данте: равный — равному.
Подлинное признание пришло к Блейку посмертно. Спустя 15 лет после кончины Блейка в 40-х гг. XIX в., он был заново открыт «Братством прерафаэлитов». Весенним днем молодой художник Данте Габриэль Россетти (1828—1882), роясь в богатейшей коллекции гравюр, собранной в Британском музее, обнаружил на столе хранителя пачку сшитых листов, которые были покрыты рисунками и стихами «несчастного визионера» —этого «жалкого безумца», как отзывались о Блейке его немногочисленные знакомые по артистическому миру. Рукописи поразили воображение будущего главы «Братства», и он тут же купил их. С этой-то рукописи, известной в каталогах как «Манускрипт Россетти», и начинается возрождение Блейка. Начинается, чтобы уже не завершаться — вплоть до наших дней.
Картины Уильяма Блейка
Состраданье, 1794, Галерея Тейт, Лондон
Геката, 1795, Галерея Тейт, Лондон
Элохим и Создание Адама, 1795, Галерея Тейт, Лондон
Беатриче и Данте, 1827