бунин о маяковском в окаянных днях
Цитаты из прочитанного. Иван Бунин. Окаянные дни (часть 2)
Землетрясение, чума, холера тоже стихии. Однако никто не прославляет их, никто не канонизирует, с ними борются. А революцию всегда «углубляют».
«Народ, давший Пушкина, Толстого».
Какая чудовищная дерзость говорить это после того небывалого в мире «разложения», которое явил «красный» народ.
Впрочем, многое и от глупости. Толстой говорил, что девять десятых дурных человеческих поступков объясняются исключительно глупостью.
— В моей молодости,— рассказывал он,— был у нас приятель, бедный человек, вдруг купивший однажды на последние гроши заводную металлическую канарейку. Мы голову сломали, ища объяснение этому нелепому поступку, пока не вспомнили, что приятель наш просто ужасно глуп.
Вот и Волошин. Позавчера он звал на Россию «Ангела Мщения», который должен был «в сердце девушки вложить восторг убийства и в душу детскую кровавые мечты». А вчера он был белогвардейцем, а нынче готов петь большевиков. Мне он пытался за последние дни вдолбить следующее: чем хуже, тем лучше, ибо есть девять серафимов, которые сходят на землю и входят в нас, дабы принять с нами распятие и горение, из коего возникают новые, прокаленные, просветленные лики. Я ему посоветовал выбрать для этих бесед кого-нибудь поглупее.
А. К. Толстой когда-то писал: «Когда я вспомню о красоте нашей истории до проклятых монголов, мне хочется броситься на землю и кататься от отчаяния». В русской литературе еще вчера были Пушкины, Толстые, а теперь почти одни «проклятые монголы».
— Вы меня очень ненавидите?— весело спросил он меня.
«Много»? Да как сказать? Ведь шел тогда у нас пир на весь мир, и трезвы-то на пиру были только Ленины и Маяковские.
Одноглазый Полифем, к которому попал Одиссей в своих странствиях, намеревался сожрать Одиссея. Ленин и Маяковский (которого еще в гимназии пророчески прозвали Идиотом Полифемовичем) были оба тоже довольно прожорливы и весьма сильны своим одноглазием. И тот и другой некоторое время казались всем только площадными шутами. Но недаром Маяковский назвался футуристом, то есть человеком будущего: полифемское будущее России принадлежало несомненно им, Маяковским, Лениным.
«Крестьяне говорят: дайте нам коммуну, лишь бы избавьте нас от кадетов. «
У дверей «Политуправления» стоит огромный плакат. Краснокожая баба, с бешеным дикарским рылом, с яростно оскаленными зубами, с разбегу всадила вилы в зад убегающего генерала. Из зада хлещет кровь. Подпись:
— Не зарись, Деникин, на чужую землю!
«Не зарись» должно обозначать «не зарься».
По приказу самого Архангела Михаила никогда не приму большевистского правописания. Уж хотя бы по одному тому, что никогда человеческая рука не писала ничего подобного тому, что пишется теперь по этому правописанию.
Подумать только: надо еще объяснять то тому, то другому, почему именно не пойду я служить в какой-нибудь Пролеткульт! Надо еще доказывать, что нельзя сидеть рядом с чрезвычайкой, где чуть не каждый час кому-нибудь проламывают голову, и просвещать насчет «последних достижений в инструментовке стиха» какую-нибудь хряпу с мокрыми от пота руками! Да порази ее проказа до семьдесят седьмого колена, если она даже и «антерисуется» стихами!
— Теперь успех в литературе достигается только глупостью и наглостью.
Когда совсем падаешь духом от полной безнадежности, ловишь себя на сокровенной мечте, что все-таки настанет же когда-нибудь день отмщения и общего, всечеловеческого проклятия теперешним дням. Нельзя быть без этой надежды. Да, но во что можно верить теперь, когда раскрылась такая несказанно страшная правда о человеке?
Все будет забыто и даже прославлено! И прежде всего литература поможет, которая что угодно исказит, как это сделало, например, с французской революцией то вреднейшее на земле племя, что называется поэтами, в котором на одного истинного святого всегда приходится десять тысяч пустосвятов, выродков и шарлатанов.
Блажен, кто посетил сей мир В его минуты роковые!
Да, мы надо всем, даже и над тем несказанным, что творится сейчас, мудрим, философствуем. Все-то у нас не веревка, а «вервие», как у того крыловского мудреца, что полетел в яму, но и в яме продолжал свою элоквенцию. Ведь вот и до сих пор спорим, например, о Блоке: впрямь его ярыги, убившие уличную девку, суть апостолы или все-таки не совсем? Михрютка, дробящий дубиной венецианское зеркало, у нас непременно гунн, скиф, и мы вполне утешаемся, налепив на него этот ярлык.
Вчера поздно вечером, вместе с «комиссаром» нашего дома, явились измерять в длину, ширину и высоту все наши комнаты «на предмет уплотнения пролетариатом». Все комнаты всего города измеряют, проклятые обезьяны, остервенело катающие чурбан! Я не проронил ни слова, молча лежал на диване, пока мерили у меня, но так взволновался от этого нового издевательства, что сердце стукало с перерывами и больно пульсировала жила на лбу. Да, это даром для сердца не пройдет. А какое оно было здоровое и насколько бы еще меня хватило, сколько бы я мог еще сделать!
«Комиссар» нашего дома сделался «комиссаром» только потому, что моложе всех квартирантов и совсем простого звания. Принял комиссарский сан из страху; человек скромный, робкий и теперь дрожит при одном слове «революционный трибунал», бегает по всему дому, умоляя исполнять декреты,— умеют нагонять страх, ужас эти негодяи, сами всячески подчеркивают, афишируют свое зверство! А у меня совершенно ощутимая боль возле левого соска даже от одних таких слов, как «революционный трибунал». Почему комиссар, почему трибунал, а не просто суд? Все потому, что только под защитой таких священно-революционных слов можно так смело шагать по колено в крови, что, благодаря им, даже наиболее разумные и пристойные революционеры, приходящие в негодование от обычного грабежа, воровства, убийства, отлично понимающие, что надо вязать, тащить в полицию босяка, который схватил за горло прохожего в обычное время, от восторга захлебываются перед этим босяком, если он делает то же самое во время, называемое революционным, хотя ведь всегда имеет босяк полнейшее право сказать, что он осуществляет «гнев низов, жертв социальной несправедливости».
Был В. Катаев (молодой писатель). Цинизм нынешних молодых людей прямо невероятен. Говорил: «За сто тысяч убью кого угодно. Я хочу хорошо есть, хочу иметь хорошую шляпу, отличные ботинки. «
Ужасное утро! Пошел к Д., он в двух штанах, в двух рубашках, говорит, что «день мирного восстания» уже начался грабеж уже идет; боится, что отнимут вторую пару штанов.
Еврейский погром на Большом Фонтане, учиненный одесскими красноармейцами.
Убит Моисей Гутман, биндюжник, прошлой осенью перевозивший нас с дачи, очень милый человек.
«Весело и радостно в клубе имени товарища Троцкого. Большой зал бывшего Гарнизонного Собрания, где раньше ютилась свора генералов, сейчас переполнен красноармейцами. Особенно удачен был последний концерт. Сначала исполнен был «Интернационал», затем товарищ Кронкарди, вызывая интерес и удовольствие слушателей, подражал лаю собаки, визгу цыпленка, пению соловья и других животных, вплоть до пресловутой свиньи. «
Уж все цветы в саду поспели.
Иду и колосья пшена разбираю.
Вы об этой женщине не тужьте.
А в этот час не хорошо везде ль?
11мая.
Призывы в чисто русском духе:
— Вперед, родные, не считайте трупы!
«Колчак с Михаилом Романовым несет водку и погромы. » А вот в Николаеве Колчака нет, в Елизаветграде тоже, а меж тем:
«В Николаеве зверский еврейский погром. Елизаветград от темных масс пострадал страшно. Убытки исчисляются миллионами. Магазины, частные квартиры, лавчонки и даже буфетики снесены до основания. Разгромлены советские склады. Много долгих лет понадобится Елизаветграду, чтобы оправиться!»
«Предводитель солдат, восставших в Одессе и ушедших из нее, громит Ананьев,— убитых свыше ста, магазины разграблены. «
«В Жмеринке идет еврейский погром, как и был, погром в Знаменке. «
Хожу, прислушиваюсь на улицах, в подворотнях, на базаре. Все дышут тяжкой злобой к «коммунии» и к евреям. А самые злые юдофобы среди рабочих в Ропите. Но какие подлецы! Им поминутно затыкают глотку какой-нибудь подачкой, поблажкой. И три четверти народа так: за подачки, за разрешение на разбой, грабеж отдает совесть, душу, Бога.
Из «Одесского Коммуниста»:
Зарежем штыками мы алчную гидру, Тогда заживем веселей! Если не так, то всплывут они скоро, Оживут во мгновение ока, Как паразит, начнет эта свора Жить на счет нашего сока.
Грабят аптеки: все закрыты, «национализированы и учитываются». Не дай Бог захворать!
И среди всего этого, как в сумасшедшем доме, лежу и перечитываю «Пир Платона», поглядывая иногда вокруг себя недоумевающими и, конечно, тоже сумасшедшими глазами.
Я видел прибывшего вместе с этим материалом приятеля, ближайшего сотрудника этой комиссии, известного земского деятеля и писателя. Он между прочим говорит:
P.S. В посмертном дневнике Андреева есть такое место: «Вот еще Горький… Нужно составить целый обвинительный акт, чтобы доказать всю преступность Горького и степень его участия в разрушении и гибели России… Но кто за это возьмется? Не знают, забывают, пропускают… Но неужели Горький так и уйдет ненаказанным, неузнанным, „уважаемым“? Если это случится (а возможно, что случится) и Горький сух вылезет из воды — можно будет плюнуть в харю жизни!»
«Что сделало революцию? Честолюбие. Что положило ей конец? Тоже честолюбие. И каким прекрасным предлогом дурачить толпу была для нас всех свобода!»
О, постыдные, проклятые, окаянные дни!
yuri_fedotov
Бунин о Маяковском.
Маяковский прославился в некоторой степени еще до Ленина, выделился среди всех тех мошенников, хулиганов, что назывались футуристами. Все его скандальные выходки в ту пору были очень плоски, очень дешевы, все подобны выходкам Бурлюка, Крученых и прочих. Но он их всех превосходил силой грубости и дерзости. Вот его знаменитая желтая кофта и дикарская раскрашенная морда, но сколь эта морда зла и мрачна! Вот он, по воспоминаниям одного из его тогдашних приятелей, выходит на эстраду читать свои вирши публике, собравшейся потешиться им: выходит, засунув руки в карманы штанов, с папиросой, зажатой в углу презрительно искривленного рта. Он высок ростом, статен и силен на вид, черты его лица резки и крупны, он читает, то усиливая голос до рева, то лениво бормоча себе под нос; кончив читать, обращается к публике уже с прозаической речью:
— Желающие получить в морду благоволят становиться в очередь.
Если бы подобная картина была вывешена где-нибудь на базаре в каком-нибудь самом захолустном русском городишке, любой прохожий мещанин, взглянув на нее, только покачал бы головой и пошел дальше, думая, что выкинул эту штуку какой- нибудь дурак набитый или помешанный. А Москву и Петербург эта штука все-таки забавляла, там она считалась «футуристической». Если бы на какой-нибудь ярмарке балаганный шут крикнул толпе становиться в очередь, чтобы получать по морде, его немедля выволокли бы из балагана и самого измордовали бы до бесчувствия. Ну, а русская столичная интеллигенция все-таки забавлялась Маяковскими и вполне соглашалась с тем, что их выходки называются футуризмом.
В день объявления первой русской войны с немцами Маяковский влезает на пьедестал памятника Скобелеву в Москве и ревет над толпой патриотическими виршами. Затем, через некоторое время, на нем цилиндр, черное пальто, черные перчатки, в руках трость черного дерева, и он в этом наряде как-то устраивается так, что на войну его не берут. Но вот наконец воцаряется косоглазый, картавый, лысый сифилитик Ленин, начинается та эпоха, о которой Горький, незадолго до своей насильственной смерти брякнул: «Мы в стране, освещенной гением Владимира Ильича Ленина, в стране, где неутомимо и чудодейственно работает железная воля Иосифа Сталина!» Воцарившись, Ленин, «величайших гений всех времен и народов», как неизменно называет его теперь Москва, провозгласил:
«Так называемая «свобода творчества» есть барский анахронизм. Писатели должны непременно войти в партийные организации».
С какой же силой, с какой он устрашил и разоблачил Америку, он воспевал РКП:
Что совершалось под этим небом в пору писаний этих виршей? Об этом можно было прочесть даже и в советских газетах:
«Под Самарой пал жертвой людоедства бывший член Государственной Думы Крылов, врач по профессии: он был вызван в деревню к больному, но по дороге убит и съеден».
В ту же пору так называемый «Всероссийский Староста» Калинин посетил юг России и тоже вполне откровенно засвидетельствовал:
«Тут одни умирают от голода, другие хоронят, стремясь использовать в пищу мягкие части умерших».
Но что до того было Маяковским, Демьянам и многим, многим прочим из их числа, жравшим «на полный рот», носившим шелковое белье, жившим в самых знаменитых «Подмосковных», в московских особняках прежних московских миллионеров! Какое дело было Владимиру Маяковскому до всего того, что вообще свершалось под небом РКП? Какое небо, кроме этого неба, мог он видеть? Разве не сказано, что «свинье неба вовеки не видать»? Под небом РКП при начале воцарения Ленина ходил по колено в крови «революционный народ», затем кровопролитием занялся Феликс Эдмундович Дзержинский и его соподвижники. И вот Владимир Маяковский превзошел в те годы даже самых отъявленных советских злодеев и мерзавцев. Он писал:
Он, призывая русских юношей идти в палачи, напоминал им слова Дзержинского о самом себе, совершенно бредовые в устах изверга, истребившего тысячи и тысячи жизней:
«Кто любит жизнь так сильно, как я, тот отдает свою жизнь за других».
— Здорово, сильно. Большой поэт!
А всего несколько лет тому назад прочитал я в журнале «Новоселье», издававшемся тогда еще в Нью-Йорке, нечто уже совершенно замечательное:
«Потуги вычеркнуть Маяковского из русской и всемирной литературы отброшены последними годами в далекое архивное прошлое».
Книжная полка-71. Иван Бунин. Окаянные дни
Привет всем авторам и читателям.
С вами Злобный Мышалет. Осенние дни бывают унылы, если нет хорошей книги.
Читайте книги с нашей «Книжной полки», и оптимизм вас не покинет!
Сегодня Наталья Веденеева поведает нам свое мнение о творчестве Ивана Бунина-прозаика.
Слово Наталии: «Начну с цитаты:
Пол навощен, блестит паркетом.
Столовая озарена
Полуденным горячим светом.
Спит кот на солнце у окна;
Мурлыкает и томно щурит
Янтарь зрачков, как леопард,
А бабушка — в качалке, курит
И думает: «Итак, уж март!
А там и праздники, и лето,
И снова осень. » Вдруг в окно
Влетело что-то, вдоль буфета
Мелькнуло светлое пятно,
Зажглось, блеснув, в паркетном воске —
И вновь исчезло. Что за шут?
А! это улицей подростки,
Как солнце, зеркало несут.
И снова думы: «Оглянуться
Не успеваешь — года нет. »
А в окна, сквозь гардины, льются
Столбы лучей, горячий свет,
И дым, ленивою куделью
Сливаясь с светлой полосой,
Синеет, тает. как за елью
В далекой просеке, весной.
1907
Иван Бунин. Стихотворения.»
Если кто хочет почитать стихи Бунина, это не проблема. Сейчас всё доступно в интернете.
Его поэзия нам почти неизвестна, потому что поэт Иван Бунин – белоэмигрант, покинувший Россию в 1920-м, бежавший из Крыма с остатками белой гвардии… Конечно же, творчество врага большевистской власти было этой властью проигнорировано. И я думаю, что это – справедливо. Не смотря на то, что сама поэзия Бунина – весьма безобидна.
Вероятно, имя этой злобе – зависть… Зависть к чужому потенциалу, к чужому творчеству – более полнокровному и сильному. И понимаешь, почему Бунин порвал с Россией, почему она стала ему чужда. И понимаешь, почему за рубежом его творчество (лишённое достойного соперничества) вдруг было высоко оценено эмигрантскими кругами. Вплоть до Нобелевской премии!
Да, утёр Бунин нос всем оставленным на родине «клюевым», «есининым», «маяковским», «блокам», «волошиным», которых он считал ГЛУПЫМИ! Так, в чём же заключается УМ поэта Бунина? Читайте его стихи – может быть, и найдёте… Но я буду говорить о другом.
Предлагаю на примере Ивана Бунина, на примере его высказываний в дневниках «Окаянные дни» понять специфику настроений той прослойки интеллигентстсвующей элиты русского общества, которая сформировала «белую идею».
Конечно, Бунин – лишь капля в море, лишь песчинка в бархане… Но песчинка эта несёт в себе КОД! Давайте же с ним познакомимся.
Для начала, скромное мнение Бунина о самом себе: «Толстой сказал про себя однажды:
— Вся беда в том, что у меня воображение немного живее, чем у других…
Есть и у меня эта беда». (10 марта 1918)
Между прочим, Бунин – ровесник Ленина. И пока Ленин получал высшее образование в Казанском университете, пока анализировал «Капитал» Маркса, пока организовывал кружки просвещения и налаживал выпуск газеты «Искра», а потом отбывал ссылку в Шушенском, чем занимался господин Бунин? Этот потомственный дворянин боярского происхождения?
А ничем! Ничем он не занимался. Этот недоросль (иначе не могу назвать) сумел окончить только гимназию. Наверное, его умственные способности были слишком высоки, и не вписывались в габариты высших учебных заведений. Он предпочёл заниматься самообразованием под руководством своего старшего брата – в тепличных домашних условиях, в родовом поместье, на содержании семьи брата. Может быть, в семье Буниних есть некий «скелет в шкафу»?
А чуть окрепнув, Бунин-младший устроился на самостоятельную работу. Кем бы вы думали? Корректором в редакции какого-то журнала. Да… Это весьма высокоинтеллектуальная работа: править чужие тексты, когда нет своих. А свои появились чуть позже – в форме стихов о красоте природы. Вот, так. Одни – ищут справедливости, постигают законы общества, анализируют труды передовых мыслителей… А другие – занимаются рутинной работой в редакции, пописывают бледную лирику и вступают в сожительства с милыми девушками-секретаршами… Чувствуете РАЗНИЦУ?
И ведь я пока упомянула только троих представителей из элитарной прослойки общества:
— граф Лев Толстой (потомственный дворянин),
— Владимир Ульянов (Ленин) – отец которого получил младший дворянский титул, который ЗАСЛУЖИЛ своим честным трудом на благо России,
— Иван Бунин (потомственный аристократ неизвестного уровня), проживший всю свою сознательную жизнь, как сибарит. Неужели между ними можно поставить знак равенства?
Первый – был предан святейшим синодом анафеме. Поистине, роль пророка…
Второй – автор титанических философский трудов по коммунизму, вождь социалистической революции, организатор нового, большевистского правительства России, идейный вдохновитель и освободитель простого народа от рабства.
Третий – посредственный поэт, желчный, скучный обыватель… носитель «белой идеи» освобождения России от большевиков.
Так, стоит ли продолжать? Лично для меня уже всё ясно. Хотя, есть некоторые высказывания господина Бунина, которые более ярко выражают подлинное отношение к народу и его, и ему подобных вырожденцев.
«Вчера был на собрании «Среды». Много было «молодых». Маяковский, державшийся, в общем, довольно пристойно, хотя всё время с какой-то хамской независимостью, щеголявший стоеросовой прямотой суждений, был в мягкой рубахе без галстука и почему-то с поднятым воротником пиджака, как ходят плохо бритые личности, живущие в скверных номерах, по утрам в нужник». (5 февраля, 1918)
«О Брюсове: всё левеет, «почти уже форменный большевик». Не удивительно. В 1904 году превозносил самодержавие… С начала войны с немцами стал ура-патриотом. Теперь большевик». (7 января, 1018)
Вот так, в двух словах измазать в грязи человека… Но где логика? Можно подумать, что сам Бунин никогда не был приверженцем самодержавия? Или во время первой мировой хотел мира с немцами? Что он ставит Брюсову в вину? Его желание быть честным поданным? Его желание победы России? Как же можно вот так обгадить человека только за то, что тот увидел в сложившейся трудной политической ситуации, что за большевиками – будущее?
«Блок открыто присоединился к большевикам. Напечатал статью, которой восхищается Коган. Я ещё не читал, но предположительно рассказал её содержание Эренбургу – и оказалось, очень верно. Песенка-то вообще не хитрая, а Блок человек глупый». (6 февраля, 1928)
«Утром горестная работа: отбираем книги – что оставить, что продать (собираю деньги на отъезд)». (21 февраля, 1918)
Чисто обывательская жилка: продавать пожитки (книги!) и готовиться драпать…
«Читали статейку Ленина. Ничтожная и жульническая – то интернационал, то «русский национальный подъём» (25 февраля, 1918)
«Съезд Советов», речь Ленина. О, какое это животное!» (2 марта, 1918)
Четвертый Чрезвычайный Всероссийский Съезд Советов проходил 14-16 марта 1918 г. в Москве. В нем участвовало 1246 делегатов. На повестке дня стояли вопросы о ратификации тяжелого для России Брестского мирного договора, перенесении столицы и выборах ВЦИК.
«Купил книгу о большевиках… Страшная галлерея каторжников! У молодого Луначарского шея пол-аршина длины.» (24 марта, 1918)
Вот, квинт эссенция дворянской спеси! Интересно, о декабристах он отозвался бы так же?
Да, «уважаемый» гражданин Бунин… Пока Вы были в шоколаде, кто-то отбывал срок, будучи политкаторжанином. Не за убийства и грабёж, а за светлую мечту свободной жизни для простого народа.
«Сколько стихотворцев и прозаиков делают тошнотворным русский язык. Как носились в московских и петербургских салонах с разными Клюевыми и Есениными, даже одевавшимися под странников и добрых молодцев, распевавших в нос о «свечечках» и «речечках» или прикидывавшихся «разудалыми головушками. » (Одесса, 1919)
Пожалуй, на этом закруглюсь… Надеюсь, что мои усилия по разгону тумана вокруг белогвардейских «идей» не напрасны.»
——————————
Мышалет и Наталья будут рады дискуссии под этим произведением.
Рубрика обновляется по понедельникам и четвергам.
Поэт, как отражение времени или безумная выходка Маяковского на банкете. (из дневника Ивана Бунина «Окоянные дни»).
Первое русское впечатление о корейцах.
«Рослый, здоровый народ, атлеты с грубыми, смугло-красными лицами и руками: без всякой изнеженности в манерах, без изысканности и вкрадчивости, как японцы, и без смышлености, как китайцы. Славные солдаты вышли бы из них, а они заражены китайской ученостью и пишут стихи. «
Русский актёр эстрады Александр Вертинский был фантастически популярен в царской и советской России, его песни слушали и воспроизводили по записям старых пластинок.
Мало кто знает, что он в молодости был наркозависимым человеком в эпоху дореволюционной России, но сумел победить этот страшный порок.
В среде русской богемы начала XX века появилась внезапно и вдруг мода на гадкий нюхательный порошок, так незаметно для себя самого попробовав один раз и подсел на дьявольское зелье А.Вертинский, а затем пристрастилась к порошку его сестра, актриса Надежда.
Вертинский об этом жутком периоде своей жизни в Москве рассказывал следующее:
Продавался он сперва открыто в аптеках, в запечатанных коричневых баночках, по одному грамму. Самый лучший, немецкой фирмы «Марк», стоил полтинник грамм. Потом его запретили продавать без рецепта, и доставать его становилось все труднее и труднее.
Его уже продавали «с рук» — нечистый, пополам с зубным порошком, и стоил он в десять раз дороже. На гусиное пёрышко зубочистки набирали щепотку его и засовывали глубоко в ноздрю, втягивая весь порошок, как нюхательный табак.
После первой понюшки на короткое время ваши мозги как бы прояснялись, вы чувствовали необычайный подъем, ясность мысли, бодрость, смелость, дерзание. Вы говорили остроумно и ярко, тысячи оригинальных мыслей роились у вас в голове. Перед вами как бы открывался какой-то новый мир — высоких и прекрасных чувств.
Утром, прочитав написанное, вы убеждались, что все это бред. Передать свои ощущения вам не удалось. Вы брали вторую понюшку. Она опять подбадривала вас. На несколько минут, но уже меньше. Стиснув зубы, вы сидели, точно завинченный котёл с паром, из которого его уже невозможно выпустить, так крепко завинчены гайки.
Помню, однажды я выглянул из окна мансарды, где мы жили (окно выходило на крышу), и увидел, что весь скат крыши под моим окном усеян коричневыми пустыми баночками из‑под марковского кокаина. Сколько их было? Я начал в ужасе считать. Сколько же я вынюхал за этот год! И в первый раз в жизни я испугался.
Извлечение Вертинским пули из раненого воина
Вертинский вначале Первой мировой войны проработал санитаром в госпитале и санитарном поезде №68, присутствуя на операциях, которые проводил знаменитый московский хирург Холин.
Александр перевязывал раненных, читал книги и письма воинам, писал им письма домой. Работа его увлекала так, что он о кокаине позабыл.
Он проколесил в санитарном поезде Всероссийского союза городов им. Марии Морозовой №68 до его расформирования в 1916 году.
Всё это время занимался перевязками раненных воинов, иногда участвовал в хирургической операции, а в свободные часы, когда не было раненых читал товарищам стихи, пел известные песни и романсы под гитару такого же брата милосердия, как и он сам. И тайком писал стихи, которые никому не показывал.
Случилось однажды в поезде, что одна близкая знакомая из девушек-медсестёр сообщила:
— Ты знаешь, Пьероша, говорят, твоя сестра умерла! (Вертинского в поезде называли брат «Пьеро»)
— Умерла? Где?
— В Москве. В гостинице. Легла в кровать, закрыла двери и приняла сразу несколько граммов кокаина…
Позже Александр Николаевич, как не искал, так не нашел ни гостиницы, где его сестра Надежда скончалась от передозировки, ни её могилы.
Спасибо вам за чтение. Всем мира и добра.
Сокровища Фаберже из российской императорской семьи
Британский филиал знаменитого ювелира был магнитом для королевских клиентов, среди которых были Эдуард VII и эмигрировавший внук царя Николая I. Теперь, после десятилетий, проведенных в тайниках, коллекция из 18 драгоценных изделий была выставлена в Лондоне.
Когда Карл Фаберже был награжден золотой медалью и орденом Почетного легиона за 14 инкрустированных драгоценными камнями яиц, представленных им на Всемирной выставке 1900 года в Париже, он знал, что за пределами России его ждут многочисленные клиенты.
Однако, несмотря на то, что Франция была ближайшим союзником его страны, он решил расширить бизнес, унаследованный им от отца, в Лондоне.
Лондонский офис компании Фаберже на Нью-Бонд-стрит 173, 1911 год.
Сохранившиеся бухгалтерские книги описывают покупки, самая впечатляющая из которых, вероятно, связана с тем, что Бейнбридж убедил Эдуарда VII заказать украшенные драгоценными камнями миниатюры животных, которых он держал в своем любимом поместье Сандрингем.
Король был настолько очарован крошечной моделью своего фокс-терьера Цезаря, что в итоге заказал более 100 скульптур, среди которых были индейки, голуби, овцы и даже его домашний медведь.
Два других имени появляются в бухгалтерских книгах Бейнбриджа с заметной частотой: Великий князь Михаил Михайлович (1861-1929) и его жена Софи Меренбергская, графиня де Торби (1868-1927).
Великий князь Михаил Михайлович и Софи Меренбергская, графиня де Торби, поселились в Лондоне после своего бракосочетания и стали постоянными клиентами лондонского бутика Фаберже.
Великий князь был внуком царя Николая I и родился в Петергофском дворце в Санкт-Петербурге. Однако он был лишен своих титулов и изгнан из России после того, как сбежал со своей невестой в Сан-Ремо, Италия. Несмотря на то, что она была внучкой поэта Александра Пушкина, ее сочли недостойной великого князя.
Изгнанная пара в конце концов обосновалась в Лондоне, арендовав дом Кенвуд на Хэмпстед-Хит. Они были близкими друзьями короля и королевы, регулярно навещая их в Сандрингеме.
Великий князь и графиня не только были частыми покупателями, но и получали многие предметы в подарок, Фаберже был своего рода социальной валютой для эдвардианского высшего общества.
Двухцветный золотой футляр из гильошированной эмали и сердолика с сургучной печатью работы Фаберже, 1899-1903 гг. Длина 14,4 см
Точно так же два впечатляющих подсвечника из золота, которые украшает эмаль и горный хрусталь (внизу) были заказаны Леопольдом де Ротшильдом в цветах его скакунов, а затем, скорее всего, подарены супругам.
Пара редких подсвечников из гильошированной эмали, горного хрусталя и двухцветного золота и серебра с клеймом Фаберже, 1908-1917 гг. 7,2 см в высоту.
Бейнбридж также вспоминал, что графиня де Торби коллекционировала слонов Фаберже. Изображенный ниже обсидиановый слон и замок с бриллиантовыми глазами и инкрустированной рубинами башенкой, вероятно, был вдохновлен Слоновьим орденом, высшим рыцарским орденом Дании, а также мог быть подарком российской императрицы Марии, которая была датчанкой.
Большая фигурка слона, украшенная драгоценными камнями и эмалью, гравировка Фаберже, около 1890 года. 7,5 см в высоту
Помимо других миниатюрных животных, включая агатовую таксу и обсидиановую ворону, великий князь и графиня приобрели более практичные изделия Фаберже.
Колокольчик из нефрита с лунным камнем (внизу) служил для вызова слуг, а позолоченная серебром и эмалью рамка с портретом царя Николая I напоминала супругам об их русском происхождении.
Оправленный драгоценными камнями, гильошированной эмалью и двухцветным золотом нефритовый колокольчик-толкатель с клеймом Фаберже, около 1900 года. 6,6 см в длину.
Супруги также коллекционировали украшенные драгоценными камнями ручки тростей Фаберже, флаконы с ароматами, броши и пепельницу, выполненную в виде дубового листа (внизу).
В 1917 году русская революция положила конец более чем 300-летнему правлению Романовых. Царь Николай II отрекся от престола. Год спустя он и его семья были казнены путем расстрела.
Российские бутики и мастерские Фаберже были захвачены большевиками, и Карл бежал в Германию. В Лондоне оставшиеся запасы магазина были проданы парижскому ювелиру Лаклошу Фреру.
Рукоятка трости из аквамарина с ювелирной и гильошированной эмалью и двухцветным золотом с клеймом Фаберже. Высота 9 см.
Ювелирная пепельница из сердолика и нефрита в золотой оправе работы Фаберже, 1903-1904 гг. 15,8 см в длину.
Великий князь и графиня также потеряли свое состояние, которое было сосредоточено в России. Они переехали в более скромный дом с видом на Риджентс-парк и полагались на щедрость британской королевской семьи, чтобы свести концы с концами.
Спасибо за внимание.
Республика Советский Лимерик
Живу в Ирландии 18 лет и не знал что советская власть была и тут. Был свой флаг и деньги. Удивился. Далее будет копипаста.
27 апреля 1919 г., в Ирландском городе Лимерик в результате заговора и предательства пала советская власть.
На территории Ирландии действительно существовала Республика Советский Лимерик. Самая западная точка, планеты, где вспыхнул и быстро угас так по-настоящему и не разгоревшийся пожар Мировой Революции.
После разгрома «Пасхального восстания» в 1916м году, в Ирландии неспокойно. Разбуженное и рассерженное движение ирландских националистов, стремящихся освобождения от Британской короны кипит.
В принципе, этот стандартный обмен любезностями ни к чему хорошему привести не мог. Памятую о последствиях восстания в Дублине, британцы с протестующими особо не церемонились. Но в Лимерике всё пошло не по правилам.
Главой стачечного комитета был избран Джон Кронин. По профессии — плотник, по убеждениям — марксист, по складу характера — авантюрный лидер. К тому же увлечённый темой русской революции и деятельностью Владимира Ленин
Флаг Лимерикской Советской Республики
Он предпринял неожиданный и, как показало время, очень сильный ход. Вместо того, чтобы предъявлять какие-то требования, на которые властям наплевать, Кронин просто сломал систему. 15 апреля 1919 г. он объявил, что отныне вся полнота власти в Лимерике принадлежит Советам. Взял под контроль городские коммунальные службы, почту и вокзалы. И стал ждать, что будет дальше.
Теоретически, английские войска, дислоцированные вокруг города, могли бы устроить бойню. Но от подобной наглости командир англичан, генерал Кристофер Гриффин, был деморализован. К тому же сыграл свою роль скрытый фактор, на это же время был запланирован первый трансатлантический перелет с дозаправкой самолета-амфибии в Лимерике. Дело в том, что это событие собирались освещать самые тиражные и респектабельные издания мира, например такие, как «Чикаго Трибьюн» и «Пари Матч». А также «Ассошиэйтед Пресс» — агентство, снабжающее новостями около 750 изданий. Журналисты собрались в городе заранее. Теперь, когда город оказался на осадном положении, а в нём провозгласили советскую власть, их счастье было неописуемым. Ежедневные репортажи, горячие новости, в общем, «скандалы, интриги, расследования». Мелкое происшествие в ирландском захолустье внезапно получило внушительный международный резонанс. Глава Совета, Джон Кронин, давал по нескольку интервью в день. И, кстати, весьма своеобразно. Корреспондентом «Чикаго Трибьюн» Рут Рассел был задан вопрос: «Вы, наверное, ждёте помощи от революционной России и мирового коммунистического движения?» Кронин не стал ничего опровергать. Лишь загадочно улыбнулся. Этого было достаточно, чтобы тревога повсеместно переросла в тихую панику. Коммунистов тогда боялись, а слова «Мировая Революция» не были пустым термином.
Коммунизм — хлеб, искусство, религия, порядок
Интервью было опубликовано 22 апреля, как нарочно в день рождения Ленина. К тому моменту стало ясно, что кухарка, а в данном случае плотник, вполне может управлять государством. Вот, что Совет успел сделать за неделю: взяты под контроль склады с продовольствием. Картофель, хлеб, масло и молоко распределялись по магазинам. За очередями и порядком торговли следили добровольцы из рабоче-крестьянской гвардии. Они же пресекали попытки спекуляции продуктами.
Конечно, складских запасов хватило всего лишь на пару дней. Однако крестьяне из округи Лимерика «прониклись важностью момента» и наладили снабжение города. Да, английская блокада никуда не делась. Но каждую ночь в Лимерик контрабандой прибывали лодки с продуктами. Самое забавное в том, что эту «смычку города с деревней» поддерживали сельские священники — именно они в своих приходах агитировали за то, чтобы помочь рабочим. И крестьяне помогали, хотя Совет установил цены вдвое ниже рыночных. Да и расплачивались с крестьянами странной валютой — Совет выпустил в обращение свои денежные знаки.
Был налажен выпуск советской прессы — ежедневной газеты «Рабочий Бюллетень». Были закрыты портовые публичные дома и адвокатские конторы. Зато открыли картинную галерею — для всех и по сниженным ценам, поскольку народ должен приобщаться к искусству. Было установлено регулярное патрулирование города — в течение всего времени существования Советской Республики Лимерик не было совершено ни одного правонарушения. С отношением к Церкви всё было и того лучше. Корреспонденты особо отмечали набожность советских ирландцев: «Когда на соборе св. Манчина Лимерикского зазвонили колокола, все эти люди — добровольцы и охранники в красных повязках — все, как один, встали и осенили себя крестным знамением».
Возможно, именно излишнее доверие к служителям культа и стали началом конца. Многие из них стали ревновать к успехам советской власти. Воспользовавшись тем, что англичане, впечатлённые стойкостью молодой Советской Республики, стали сдавать позиции, епископ Деннис Халлинан начал с ними сепаратный торг. В результате 26 апреля он призвал свою паству к полному прекращению забастовки. На следующий день, 27 апреля 1919 г. активность протестующих была в Ирландии погашена.
Палмарес — независимое государство беглых бразильских рабов
Вы – негр раб, которого увезли коварные белые цисгендерные мужчины из родной жаркой Африки в не менее жаркую (но пока для вас чужую) Бразилию. Какие перспективы открываются перед вами?
Первая – всю жизнь батрачить в поте лица, и всё равно подвергаться регулярному насилию. Вторая – попытаться сбежать с плантации, скитаться по дикому неизвестному вам краю, и ждать, когда вас наконец подстрелит бравый португальский «бандейра», или съест ягуар.
«А как же коллективный акт гражданского неповиновения?», спросите вы. Или ещё лучше: вооруженное восстание. Могли ли бразильские негры проявить «классовую солидарность», всем вместе сказать: «Я – Спартак!», или широко тиражируемый мыслителями XIX века «рабский менталитет чернокожих» мешал это сделать?
История южноамериканского государства негров рабов «Quilombo dos Palmares» свидетельствует, что афробразильяне умели бунтовать не хуже своих античных друзей по несчастью. И даже были более успешны в этом деле.
Рандомная битва, зафиксированная рандомным художником
Но сначала, как обычно, немного предыстории. Португальцы стали осваивать бразильское побережье в 1530-е годы, и с этого же времени они начинают завозить из Африки негров рабов для работы на сахарных плантациях. Вообще, Бразилия была главным потребителем «живого товара» на всем американском континенте. В XVII веке сюда было привезено около 40% от всех ввозимых в Америку африканских рабов (числа в исторических работах встречаются разные, в среднем называется от 350 до 500 тысяч ввезенных в Бразилию рабов только в XVII веке, в XVIII же веке в Бразилию завезут почти два миллиона). Уже в XVI веки португальские плантаторы столкнулись с проблемой бегства наиболее свободолюбивых рабов в неизведанные, на тот момент, тропические леса. Стоит отметить, что все португальские колонии в Южной Америке в XVI – XVII веках располагались на побережье, и дальше 30-50 километров от берега колонизаторы не продвигались. За этой небольшой полосой освоенного побережья начинался «палмарес», бескрайний и почти непроходимый пальмовый лес, служивший отличным убежищем для беглых рабов.
Дополнительным стимулом для массового бегства рабов стала голландско-португальская война, в ходе которой голландцы в 1620-е – 1630-е годы завоевывают на время северо-восточную Бразилию, и в частности, капитанию (а-ля губерния) Пернамбуку. Воспользовавшись политической неразберихой, «самовольноотпущенники» бросают мотыги, и убегают в уже немного обжитые собратьями тропические леса. Именно в это время разрозненные поселения (киломбу) беглых рабов постепенно формируют единое государство Палмарес, которое просуществует до самого конца XVII века.
Карта Южной Америки с приближением к региону Палмареса
Начиная с 1630-х годов Палмарес становится центром притяжения всех беглых рабов Бразилии. Один из современников вспоминал:
«Палмарес заселён неграми, которые бегут от своих сеньоров из всех соседних и многих других капитаний… и живут с женами и детьми в лесу такой исключительной величины, что его окружность больше всего королевства Португалия».
Конечно, в XVII веке ещё не все так было хорошо с «окружностями» и прочими науками, и тут автор слегка (в разы) преувеличил масштаб явления, площадь занятая восставшими была конечно меньше Португалии. По разным оценкам в этом тропическом государстве на пике проживало от 20 до 30 тысяч человек. Высокая смертность, постоянные стычки с португальцами, и в целом неудобство жизни в отрезанном от торговых путей лесу, не позволяли превратиться Палмаресу в полноценное самодостаточное государство.
Спорным остается вопрос о политическом устройстве Палмареса. В советских статьях (с опорой на бразильские источники и марксизм-ленинизм) Палмарес чаще описывают как «примитивное феодальное государство с элементами патриархального рабства» (вот так! бывшие рабы тоже иногда становились рабовладельцами, но об этом чуть позже). В некоторых бразильских работах используется обозначение «República de Palmares», которое указывает на республиканский характер негритянского государства. Вполне вероятно и то, что четкая политическая система сложиться попросту не успела. Точно зафиксировано, что во главе каждого киломбу (укрепленного поселения) был вождь. Избирался ли он, или назначался из «центра» точно установить не удается. Главой государства был Верховный Вождь, полномочия которого были ограничены советом старейшин (который, вероятно, мог состоять из вождей всех киломбу). Точное количество киломбу назвать сложно, их количество постоянно менялось, но счет шел на десятки. Одним из самых крупных поселений было киломбу Макако. В конце существования Палмареса, именно это поселение станет столицей и главной ареной противостояния португальцев и их бывших рабов.
Историческая реконструкция одного из киломбу
Вообще, отношения между африканскими неграми и американскими индейцами были довольно своеобразными. Поскольку большая часть сбежавших с плантаций рабов была мужчинами, в Палмаресе всегда ощущался недостаток «женского тепла». Эту нехватку беглые рабы иногда компенсировали за счет индейцев, и очень часто делали это не добровольно, буквально воруя индейских женщин. Но в основном угнетенные европейцами народы предпочитали сотрудничать по принципу «враг моего врага – мой друг». К примеру, когда в 1686 году португальцы организуют большую армию для разгрома Палмареса, на севере Бразилии начинается мощное индейское восстание, которое вынудило прекратить карательную экспедицию. Длительное время совместного сосуществования приводит к тому, что негры Палмариса заимствовали у индейцев их вооружение, фортификационную технику и саму тактику ведения войны против белых. Индейцы и негры неоднократно проводили совместные военные операции против колонизаторов. Этот союз очень беспокоил португальцев, и они старались придерживаться другого римского принципа: «разделяй и властвуй». Португальский военачальник Ф. Карилью по этому поводу писал: «С этими дикарями можно войти в соглашение и убедить их пойти на негров, предложив им за это местную водку, ножи и другие вещи». Но всё-таки внести серьёзный разлад между неграми и индейцами португальцам так и не удалось.
Вот так в глазах художника выглядела жизнь в киломбу
Если говорить о социальном устройстве палмарийского общества, то здесь надо сказать, что большинство жителей были свободными крестьянами-общинниками или ремесленниками. Которые в тоже время входили в состав военного ополчения. Но современники фиксировали, что на территории Палмариса практикуется патриархальное рабство. Историки считают, что рабами могли быть те негры, которые не сбегали от своих владельцев, а были захвачены своими соплеменниками в ходе их рейдов по португальским плантациям. Также, возможно, рабами становились нарушившие «закон», или те, кто вовремя не выплатил долг. Так или иначе, рабство в Палмаресе не являлось основой их экономики, было менее жестким, и скорее-всего не пожизненным.
Поскольку Палмарес был вечно воюющим государством, его населению была необходима постоянная военная подготовка. Практиковали боевые навыки каждый день, а чтобы это не наскучило, делали это под веселые песни, при этом махали руками и ногами так, чтобы не ударить своего соплеменника. Да-да, если вы всё правильно поняли, то знайте, что хваленая бразильская капоэйра зародилась именно в Палмаресе.
Но в современной Южной Америке государства под название Палмарес не существует. Собрав все силы в кулак его всё-таки смогли ликвидировать португальцы. О его завоевании попробую рассказать по подробнее.
Первые попытки уничтожить «вольную республику» были предприняты ещё голландцами в 30-е годы XVII века, но все их экспедиции были безуспешны. В 1654 году португальцы изгоняют голландцев из северо-западной Бразилии, и после этого их главным противником в Южной Америке становится государство их бывших рабов. Незначительные экспедиции против Палмареса проводились с завидной регулярностью, но никакого успеха они не имели. А в начале 1670-ых Палмарес сам организует серию атак на португальские поселения Алагоас, Порту-Калву и другие. Положение было настолько серьезным, что губернатор Коутинью считал вполне реальной возможность захвата африканцами всей капитании Пернамбуку. Летом 1671 года он перенес губернаторскую резиденцию из Олинды в Порту-Калву для того, чтобы лично руководить военными действиями против Палмареса. Португальские походы 1671-1672 годов также заканчиваются провалом. Коутинью, не имея достаточных ресурсов, вынужден был пойти на крайние меры. 4 сентября 1672 года он подписывает указ, по которому из тюрем освобождались все заключенные, согласившиеся поучаствовать в войне против негритянского государства. Но и последовавшая вслед за этим указом экспедиция 1673 года была полностью разбита.
Из-за провала в войне с Палмаресом губернатора Жоана де Соуза Коутинью в 1674 году выставляют из кабинета. Его пост занимает Педро де Альмейда, перед котором была поставлена та же задача: ликвидировать государство беглых рабов. И он тоже попытается сделает всё, чтобы эта задача была решена.
Именно в это время, в 1670-е годы, восходит звезда всех угнетенных чернокожих Бразилии, героя и будущего вождя Палмареса – Зумби. Всю вторую половину 70-х годов идет напряженная борьба.
Португальцам удается уничтожить несколько киломбо, взять в плен ближайших родственников Зумби, но джунгли всегда были на стороне Палмареса. Потеряв в бесконечных зарослях большую часть своих войск новый губернатор Пернамбуку Соуза-Кастро в 1678 году подписывает мир с представителями мятежного государства. Это фактически означало признание Португалией Палмареса независимым государством. Но мир не был долгим, колонизатором нужна была передышка для перегруппировки и снабжения войск. Уже на следующий год португальцы организуют новый рейд по негритянским поселениям.
Палмарес же не смог извлечь из короткого мира серьезных выгод, но успел поменять оборонную тактику. Раньше португальцы в каждом рейде уничтожили ряд небольших киломбо, к которым просто не успевали прийти на выручку основные силы Палмареса. Теперь Зумби принял решение сосредоточить основные военные и производственные силы в Макаку, столице своего государства. Поселение было полностью перестроено, и внутри него были созданы дополнительные линии укреплений.
Зарисовка безымянной битвы
Все собранные португальцами силы, должны были напасть на Палмарес в 1686 году, но в это время на северо-востоке Бразилии вспыхнуло восстание индейцев жандуинов, и собранным войскам пришлось воевать с другим противником, а экспедиция в джунгли была перенесена на следующий год. Когда экспедиция все же состоялась – она снова закончилась провалом. В Пернамбуку опять назначают нового губернатора, и опять он должен собрать все силы в кулак и разбить Палмарес. В 1693 году начинается масштабный сбор средств с местного населения на крупнейшую антипалмарийскую операцию. Всех освобожденных от военной службы было решено призвать в армию. Впервые португальцы собрали против Палмареса многотысячную армию (как минимум в 6 тысяч человек), снарядив её артиллерией (португальцы были уже осведомлены о том, что столичное киломбо Макаку было перестроено в настоящую крепость). 16 января 1694 года португальская армия выдвинулась из Порту-Калву стройными колоннами на финальную битву. 23 января происходит первая попытка штурма столицы мятежников, но используя все доступные средства обороны (пули, стрелы, раскаленный уголь, кипяток) защитники, во главе с верховным вождем Зумби, удерживают крепость. 29 января разворачивается вторая попытка штурма, которая также завершается ничем. Было принято решение взять город в плотную блокаду, выстроить вокруг него частокол, и постараться уничтожить все укрепления Палмареса с помощью пушек. В ночь с 6 на 7 февраля теперь уже негры попытались неожиданной вылазкой прорвать блокаду, но потерпели поражение и потеряли большую часть армии. На следующий день португальцы почти без боя заняли крепость, которую попросту некому было оборонять. 13 феврался 1694 года губернатор рапортовал королю: «Спешу уведомить ваше величество о славной победе над Палмаресом, которая по значению ровняется по меньшей мере изгнанию голландцев». Но в действительности война на этом не закончилась. Зумби с небольшим отрядом удалось скрыться в одном из киломбо, и в течении двух лет он руководил партизанской войной. В 1695 году Зумби был пойман и обезглавлен. В 1697 году был ликвидирован последний очаг восстания.
Произошедшие события оставили глубокий след в истории Бразилии. Палмарес стал символом непримиримой и последовательной борьбы с угнетателями. В настоящий момент, день казни Зумби, 20 ноября, отмечается в Бразилии, как День сознания чернокожих.
1) Ермолаев В.И. Очерки истории Бразилии. — Москва.: Соцэкгиз, 1962
2) Коваль Б.И. Бразилия вчера и сегодня. — Москва.: Наука, 1975
3) Крауц К.А. Палмарес: освободительное движение рабов в Бразилии XVII века. / Латинская Америка. — Москва, 1971. — №3
4) Сергеев К.С. Латинская Америка: борьба за независимость. — Москва.: Международные отношения, 1975
5) Хазанов А.М. К вопросу о негритянском государстве Палмарес в Бразилии. / Новая и Новейшая история. — Москва, 1958. — №2
А ещё вы можете поддержать нас рублём, за что мы будем вам благодарны.
Яндекс-Юmoney (410016237363870) или Сбер: 4274 3200 5285 2137.
Подробный список пришедших нам донатов вот тут.
Подпишись, чтобы не пропустить новые интересные посты!
Куба краткая история страны
Себастьян де Окампо в 1509 году составляет карту Кубы. Спустя 2 года начинается ее колонизация: триста испанцев на трех кораблях во главе с Диего Веласкесом де Куэльяра обосновали на Кубе поселение (современный Баракоа).
Индейцы рьяно сопротивлялись переселенцам. В 1514 году противостояние было подавлено. Руководитель индейцев Атуэй, его сторонники сожжены на костре. Печальная участь постигла коренных жителей Кубы. Одни ушли в горы, чтобы спрятаться там от испанцев, других согнали в специальные резервации. Многих индейцев подкосили инфекционные болезни.
Губернатором острова назначен Веласкес де Куэльяр. Столицей становится в 1513 году Сантьяго-де-Куба.
Кубинцев хотели загнать в земельное рабство, что-то аналогичное крепостному праву. По-испански специальная система владение землей именовалась «энкомьенда». Она была введена в 1513 году королем Фердинандом II Арагонским. Система не прижилась: индейцы скрывались в горах, привезенные рабы-индейцы бежали туда же.
Культура индейцев полностью истребляется испанцами. Что от нее осталось, так это возделывание табака.
Начиная 1795 года куба всячески пыталась снять с себя Испанскую власть.
Первой крупной попыткой была Большая война или Десятилетняя война. Она проходила с 1868 до 1878 год. Хотя война закончилась не в пользу восставших, после ее окончания рабы были освобождены, а закон 1880 года окончательно отменил рабовладение. Во время войны полегло более 200 тыс. человек.
Политически Куба зависела от Испании. Начавшаяся экономическая война между Америкой и Испанией, привела к разорению тысяч фермеров, безработице и нищете кубинцев.
25 апреля 1898 года США объявляют войну Испании и выбивают ее из Кубы и Филиппин. Парижский мирный договор за 10 декабря 1989 год освобождал Кубу от испанцев, но режим американцев прочно “засел” на острове.
28 января 1909 года проведены президентские выборы на Кубе, в ходе которых победу одержал генерал Хосе Мигель Гомес. Последующие годы были отмечены неоднократными вспышками волнений и политическими переворотами.
В мае 1925 года при поддержке США к власти пришёл Херардо Мачадо, установивший военную диктатуру
В стране безработица, бедность и голод перерастали в забастовки и партизан. Дальше так продолжаться не могло. Только что пришедший к власти в США Франклин Делано Рузвельт пытался упредить кровопролитное развитие событий – иначе на Кубе пострадал бы американский бизнес. К тому моменту Батиста возглавил профсоюз военных, а также сколотил тайную организацию «Военный союз Колумбии», ожидавший своего часа, чтобы расправиться с главой государства.
В 1933 году на Кубе произошёл военный переворот, Мачадо был вынужден покинуть страну. На посту его сменил Карлос Мануэль де Сеспедес-и-Кесада, однако 4 сентября группа офицеров под руководством Фульхенсио Батисты и при поддержке широких слоёв населения (в том числе студентов и социалистов) осуществила еще один переворот, свергнув Президента Сеспедеса.
Рубе́не Фульхе́нсио Бати́ста-и-Сальди́варе
Революционная хунта набирала обороты на антиамериканской и противомарионеточной волнах. Власть захватили молниеносно и практически бескровно после так называемого сержантского мятежа.
Батиста лично поспешил к послу с заверениями о наведении порядка, а назначенный временным президентом будущий его оппонент профессор Гаванского университета Р. Грау Сан-Мартин на беспокойство Вашингтона обещал учитывать «иностранные интересы»
Сразу после визита в американское посольство Батисту произвели в полковники, объяснив это «военными заслугами и исключительной деятельностью на благо Родины». Впоследствии он стал начальником Генштаба, что давало ему фактически полный контроль над кубинской армией.
Куба, 1950е, трущобы кубинских бедняков
В 1950-е годы в кубинской столице работало около 8,5 тысячи публичных домов, при этом условия содержания женщин в них были ужасными.
Американцы контролировали 70 процентов экономики Кубы. Богатые землевладельцы, составлявшие 0,5 процента населения, сосредоточили в своих руках свыше 35 процентов земли, большинство крестьян были вынуждены трудиться у них.
Остальная территория острова в отличие от ослепительной Гаваны, превращенной в рай для американских толстосумов, так и застряла в средневековье.
Курс, выбранный Батистой, все больше раздражал простых кубинцев. Тогда группа революционеров во главе с Фиделем Кастро попыталась атаковать казармы Монкада, но потерпела поражение.
Местные жители были сыты по горло процветавшей в стране коррупцией, дружбой президента с американской мафией и его диктаторским стилем правления.
Акции протеста он пытался подавить массовыми арестами и усилением цензуры в СМИ.
Повстанческое движение было уже не остановить, наступал конец. Вашингтон, предвидя скорый закат своего ставленника, предпринял попытку его мягкого, безболезненного ухода: сформировать новое временное правительство привести к власти запасного кандидата — Андреса Риверо. Однако было уже поздно, он не успел вступить в должность.
1 января 1959 года Повстанческая армия вошла в Гавану. Население столицы ликовало по поводу свержения Батисты.
Изгнанный 1 января 1959-го легендарной кубинской революцией под предводительством братьев Кастро и Че Гевары, диктатор Батиста бежит из страны и больше в нее не вернется.
Чем сложнее становились условия нашей работы, тем изобретательнее и хитрее мы действовали. Как-то ребята принесли из деревни Кисели объемистый джутовый мешок из-под сахара. На нем крупными черными буквами было написано: «Цуккер». Мешок собирались разрезать на портянки. Но, поразмыслив, решили устроить из него сюрприз для оккупантов.
Особенно творчески к делу отнесся командир отделения Алексей Моргунов.
(Моргунов Алексей Александрович)
Была глухая полночь. Движение по шоссе в это время прекращалось. Келишев и Иванов еще раз осмотрели общее творение — сюрприз.
— Ну, как, ребята, похоже? — спросил Келишев.
— Похоже, и даже очень! — уверенно заявил Саша Назаров.
— Ребята, закройте глаза и представьте себе, что вы едете на машине и вдруг видите этот мешок. Какая мысль вам придет в голову прежде всего? — спросил Моргунов.
Все засмеялись, загомонили.
— Какая еще мысль? — удивился Широков. — Не успеешь подумать, как прочтешь: «Цуккер».
— Точно! — поддержал его Иван Рогожин. — Сахар. А другие мысли не успеют прийти — поздно будет.
Толстой цыганской иглой с продетым в нее куском шпагата Иванов аккуратно зашил мешок. Выпрямился, протянул иглу Рогожину.
— Держи, Иван, пригодится еще. Берем, Леха. Понесли!
Вдвоем с Моргуновым они подняли тяжелую упаковку, отнесли на середину шоссе. Отошли и еще раз внимательно осмотрели сюрприз со всех сторон. Переглянулись, довольные сделанной работой.
— Ну, кажется, все! — сказал Моргунов. Поднял руку, добавил: — Минутку! Тихо! — приложился ухом к сюрпризу, прислушался.
— Ну как, работает? — склонился над ним Иванов.
— Еще бы! Механизм-то что надо. Пошли!
Мешок-сюрприз лежал на шоссе, производя впечатление случайно упавшего с проходившего транспорта. Начало светать. Омсбоновцы, затаившиеся на наблюдательном пункте, услышали нарастающий гул моторов. Из-за поворота шоссе показалась одна, а за ней — вторая легковая автомашина. Не доезжая метров пятьдесят до мешка-сюрприза, черный «мерседес» резко сбавил ход, подъехал к «цуккеру», остановился. Вторая легковушка затормозила с другой стороны мешка. Из «мерседеса» вышли трое. Из второй машины — двое. Офицер, которого хорошо было видно через бинокль, указал рукой на мешок с «цуккером», улыбнулся. Видимо, приказал что-то шоферу. Тот козырнул, шагнул к мешку, склонился на ним.
И тут рвануло! Когда черный, остро пахнущий дым отполз в сторону, на шоссе никого и ничего не было видно. Только на месте взрыва чернела воронка, из которой поднималось облачко.
Алексей Иванович Авдеев «Там помнят о нас»
(Часть отряда «Особые» после возвращения из вражеского тыла, август 1942 г.)
Ломброзианство, емнип.
В 1897 году знаменитый психиатр Чезаре Ломброзо приехал в Россию и встретился со Львом Толстым. Об этой встрече он оставил большую подробную статью, в которой тщательно описывал внешность Толстого, его привычки, взгляды и склонности и приходил к выводу, что Толстой очень масштабная и опасная фигура.
В тот же день, когда состоялась встреча, в дневнике Толстого появилась запись:
«15 августа 1897. Ясная Поляна.
Продолжаю работать. Подвигаюсь. Был Ломброзо, ограниченный, наивный старичок».
Лебедев-Кумач: про Оксфорд, «Священную войну», славу с горьким привкусом, страх Гитлера, радость жизни и грустные стихи в финале…
Честно говоря, этот пост рождался нелегко: информации не очень много, степень её достоверности – 50 на 50… Если вам есть что добавить – добро пожаловать.
«Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой…»
«Широка страна моя родная, много в ней лесов, полей и рек! Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек…»
«Капитан, капитан, улыбнитесь, ведь улыбка — это флаг корабля…»
«Утро красит нежным светом стены древнего Кремля…»
«А ну-ка, песню нам пропой, весёлый ветер!»
«Легко на сердце от песни весёлой, она скучать не даёт никогда…»
«Как много девушек хороших, как много ласковых имён. »
«Закаляйся, если хочешь быть здоров! Постарайся позабыть про докторов…»
«Удивительный вопрос: почему я водовоз? Потому что без воды —и ни туды и ни сюды!»
«Я на подвиг тебя провожала, над страною гремела гроза…»
На самом деле, Лебедев-Кумач был автором большого количества произведений весьма разного характера и наряду с патриотическими и очень проникновенными стихами, писал, например, злободневные литературные пародии, сатирические сказки, фельетоны, посвящённые темам хозяйства и культурного строительства, а также лирические строки и полные оптимизма и радости жизни стихи о молодых и жизнерадостных людях.
Если вы полюбопытствуете, то найдёте в Интернете стихи Лебедева-Кумача, сильно отличающиеся от широко известных песен о войне и к кинофильмам.
Затем была работа в Бюро печати управления Реввоенсовета и в военном отделе «АгитРОСТА», в различных периодических изданиях. Как раз в это время будущий «любимый поэт сталинской эпохи» нащупал главные направления и темы своего творчества (в первую очередь, это патриотизм; не лишним оказались и «Гимн НКВД»), а также стал Лебедевым-Кумачом. В эти же довоенные годы Василий Иванович работал для эстрады (для театральных обозрений и самодеятельных рабочих коллективов) и кино (были написаны тексты песен к кинокомедиям Г. В. Александрова «Весёлые ребята» (1934), «Цирк», «Волга, Волга» (1938), к фильму «Дети капитана Гранта» и др.). В 1938 году вместе с Александром Александровым Лебедев-Кумач написал «Гимн партии большевиков», который стал победителем конкурса на создание первого Гимна Советского Союза.
В 1939 году Василий Иванович в качестве офицера РККА участвовал в походе на Западную Украину и в Западную Белоруссию. Во время советско-финской и Великой Отечественной войн в звании капитана первого ранга служил в ВМФ политработником и был сотрудником газеты «Красный флот».
Большая советская энциклопедия называет Лебедева-Кумача одним из создателей жанра советской массовой песни, «проникнутой глубоким патриотизмом, жизнерадостностью мироощущения». И большинство критиков, писавших о творчестве поэта, признавали за ним создание жанра весёлой, жизнерадостной песни. Между тем, не раз возникал вопрос относительно оригинальности текстов поэта: эксперты и даже коллеги по цеху обвиняли Лебедева-Кумача в плагиате. Например, есть данные о том, что в 1940 году Александр Фадеев даже собирал Пленум правления Союза писателей, на котором разбирались около 12 случаев «воровства» Лебедева-Кумача…(к слову, Фадеев вообще без особой симпатии относился к Лебедеву-Кумачу не только как к поэту, но и как к человеку, но об этом писать не буду, т.к. не владею материалом). А история об авторстве «Священной войны» (озвучивалась версия о том, что её автором был учитель русского языка и литературы Рыбинской мужской гимназии Александр Боде) и вовсе в 1999 году неожиданно была доведена до судебного разбирательства, в результате которого суд принял окончательное решение о том, что текст песни «Священная война» принадлежит Лебедеву-Кумачу.
Не знаю, когда и где Лебедев-Кумач мог «списать» тест «Священной войны», поскольку на второй день после нападения гитлеровской Германии на СССР, 23 июня 1941 года, он получил задание написать патриотическую песню, и уже на следующий день газеты «Известия» и «Красная звезда» опубликовали текст «Священной войны». 26 июня, положенная на музыку Александра Александрова, она впервые прозвучала в исполнении Краснознамённого ансамбля красноармейской песни и пляски СССР, навсегда став символом борьбы нашего народа за Родину.
И всё же после этого Василий Иванович написал песни к кинофильмам «Первая перчатка» 1946 года («Закаляйся», «На лодке» и «Во всём нужна сноровка») на музыку Василия Соловьёва-Седого и «Весна» 1947 года на музыку Исаака Дунаевского.
Попав в октябре 1948 года в больницу Лебедев-Кумач написал свои последние стихи: