был день когда господней правды молот громил дробил ветхозаветный храм
Пророчество Блока-Тютчева
Двойных стандартов фарисейских
Отбросив, вспомните Завет
Хотя бы из времён библейских,
Чтобы увидеть наш рассвет.
Россия вышла за пределы?!
А может быть, вошла в предел?!
Где царства русского напевы
Всевышний слышать повелел.
18 ноября 2015 года
Из пророчеств в русской поэзии:
Из стихотворения А.А. Блока»Скифы»:
«Панмонголизм! Хоть имя дико,
Но нам ласкает слух оно.
(Как бы предвестием великой
Судьбины божией полно…)»
/Владимир Соловьёв/
30 января 1918 года. (написано сразу после поэмы «Двенадцать», когда стало известно о срыве мирных переговоров в Брест-Литовске советской делегации с немцами возобновившие наступление на фронте и является последним произведением поэта — более до своей смерти в 1921 году он ничего не публиковал; стихотворению предшествует эпиграф из стихотворения 1894 года Владимира Сергеевича Соловьева – русского мыслителя, который рисовал апокалипсическую картину нового натиска монгольских орд, несущих гибель христианскому Западу. Поскольку Запад погряз в грехах, изменил божественной правде, Соловьев видел в „желтых“ бессознательное „орудие божьей кары“ и приветствовал грядущее испытание, в котором перед Западом открылся бы путь очищения и духовного возрождения. России в той „последней борьбе“ предназначалась, по Соловьеву, особо ответственная роль: она — „Восток Христа“ — должна была принять на себя нравственно обязательную миссию спасения христианского мира от „низших стихий“, идущих на него с „Востока Дракона“. Так — в обретенной гармонии всечеловеческих начал добра, любви, права и разума — решалась историческая задача примирения Запада и Востока).
Из стихотворений Ф.И.Тютчева:
«Семь внутренних морей и семь великих рек.
От Нила до Невы, от Эльбы до Китая,
От Волги по Евфрат, от Ганга до Дуная.
Вот царство Русское. и не прейдёт вовек,
Как то провидел Дух, и Даниил предрек. «
(«Славянам», май 1867г.)
Есть некий час, в ночи, всемирного молчанья,
И в оный час явлений и чудес
Живая колесница мирозданья
Открыто катится в святилище небес!
Тогда густеет ночь, как хаос на водах,
Беспамятство, как Атлас, давит сушу;
Лишь Музы девственную душу
В пророческих тревожат Боги снах!
«Аллах! пролей на нас твой свет!
Краса и сила правоверных!
Гроза гяуров лицемерных!
Пророк твой Магомед!»
«О наша крепость и оплот,
Великий Бог, веди нас ныне,
Как некогда ты вёл в пустыне
Свой избранный народ. «
Глухая полночь? всё молчит!
Вдруг из-за туч луна сверкнула
И над воротами Истамбула
Зажгла Олегов щит. «
(«Пророчество», 1 марта 1850г.)
«Был день, когда господней правды молот
Громил, дробил ветхозаветный храм,
И, собственным мечом своим заколот,
В нем издыхал первосвященник сам.
Еще страшней, еще неумолимей
И в наши дни — дни божьего суда —
Свершится казнь в отступническом Риме
Над лженаместником Христа.
Столетья шли, ему прощалось много,
Кривые толки, темные дела,
Но не простится правдой бога
Его последняя хула.
Не от меча погибнет он земного,
Мечом земным владевший столько лет, —
Его погубит роковое слово:
«Свобода совести есть бред!»
(«Encyclica», 21 декабря 1864г.)
/Прим.: Энци;клика (лат., от греч.— окружной) — папское послание, основной папский документ по тем или иным важнейшим социально-политическим, религиозным и нравственным вопросам, адресованный верующим или епископам или архиепископам отдельной страны, и второй по важности после апостольской конституции/.
Из переполненной Господним гневом чаши
Кровь льется через край, и Запад тонет в ней —
Кровь хлынет и на вас, друзья и братья наши —
Славянский мир, сомкнись тесней.
«Единство, — возвестил оракул наших дней, —
Быть может спаяно железом лишь и кровью. »
Но мы попробуем спаять его любовью —
А там увидим, что прочней.
(«Два единства», конец сентября 1870г.)
/иллюстрация из инета: фото встречи Путина и Обамы на саммите стран G20 в турецкой Анталии (15-19 ноября 2015г.) и картина В.Серова «Ходоки у Ленина»/.
Encyclica
Был день — когда господней правды молот
И, собственным мечом своим заколот,
В нем издыхал первосвященник сам.
Еще страшней, еще неумолимей
И в наши дни — дни Божьего суда —
Свершится казнь в отступническом Риме
Над лженаместником Христа.
Столетья шли, ему прощалось много,
Кривые толки — темные дела —
Но не простится правдой Бога
Его последняя хула…
Не от меча погибнет он земного,
Мечом земным владевший столько лет, —
Его погубит роковое слово:
«Свобода совести есть бред!»
КОММЕНТАРИИ:
Списки — Альбом Тютч. — Бирилевой (с. 34), дата — «Ницца. 21 декабря 64 г.»; альбом Е. Ф. Тютчевой. РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 184. Л. 68, дата: «Декабря 1863» (причем, цифра три находится на месте исправленной цифры 4).
Первая публикация — газ. «День», 8 января 1865 г. № 2. С. 32. Вошло в Изд. 1868. С. 211, «Ницца 21-го декабря 1864 г.»; то же в Изд. 1900. С. 271; Изд. СПб., 1886. С. 269–270, кроме указания места написания.
Печатается по первой публикации.
Датируется 21 декабря 1864 г. по списку в Альбоме Тютч. — Бирилевой.
Написано в связи с обнародованием 26 ноября 1864 г. энциклики Папы Римского Пия IX, причислившего свободу совести к «заблуждениям века». Первая публикация в газете «День» следует непосредственно за одной из передовых статей, которые обычно писал сам редактор Аксаков, — политическим обозрением по поводу папского вселенского послания. Анализируя послание Пия IX, он «клеймит порицанием» и раскрывает ложность папства. Папа Римский «называет злым безумием и опасным бредом свободу совести, свободу вероисповедания, свободу мысли, свободу слова, свободу печати, свободу воспитания и всяческую свободу, которая наносит какой-либо ущерб — не Божьей правде, а правам и власти апостольского престола». Тем самым Аксаков утверждает, что папство изжило себя как религиозный институт, потому что служит не вере, а государству. Стихотворение подтверждает слова Аксакова. Тема продолжится в стих. «Ватиканская годовщина», написанном в связи с годовщиной провозглашения Ватиканским собором 30 июля 1870 г. догмата о непогрешимости папы.
Стихотворения того времени отражают убеждения Тютчева, высказанные еще в статье «Папство и Римский вопрос с русской точки зрения»: «В течение веков Западная церковь, под сенью Рима, почти совершенно утратила облик, указанный ей исходным началом. Она перестала быть, среди великого человеческого общества, обществом верующих, свободно соединенных в духе и истине под Христовым законом: она сделалась политическим учреждением, политическою силою, государством в государстве» (Изд. 1900. С. 289).
Тютчевская мысль опиралась на идею о России как о «всемирной христианской монархии». По мнению Вл. Соловьева: «Одно время условием для этого великого события он (Тютчев. — Ред.) считал соединение Восточной церкви с Западною чрез соглашение Царя с папой, но потом отказался от этой мысли, находя, что папство несовместимо со свободой совести, т. е. с самою существенною принадлежностью христианства» (Соловьев. Поэзия. С. 481).
1 Был день — когда Господней правды молот / Громил, дробил ветхозаветный храм… — Тютчев напоминает о разрушении Иерусалимского храма римлянами в 70 г. н. э. (Э. З.).
Федор Тютчев «Был день, когда господней правды молот. «
Фёдор Иванович Тютчев — великий русский лирик, поэт-мыслитель, дипломат, консервативный публицист.
В 1920-х годах Ю. Н. Тынянов выдвинул теорию о том, что Тютчев и Пушкин принадлежат к настолько различным направлениям русской литературы, что это различие исключает даже признание одного поэта другим. Позднее такая версия была оспорена, и обосновано (в том числе документально), что Пушкин вполне осознанно поместил стихи Тютчева в «Современнике», настаивал перед цензурой на замене исключённых строф стихотворения «Не то, что мните вы, природа…» рядами точек, считая неправильным никак не обозначать отброшенные строки, и в целом относился к творчеству Тютчева весьма сочувственно.
Тем не менее, поэтическая образность Тютчева и Пушкина в самом деле имеет серьёзные различия. Н. В. Королёва формулирует разницу так: «Пушкин рисует человека, живущего кипучей, реальной, подчас даже будничной жизнью, Тютчев — человека вне будней, иногда даже вне реальности, вслушивающегося в мгновенный звон эоловой арфы, впитывающего в себя красоту природы и преклоняющегося перед нею, тоскующего перед „глухими времени стенаньями“»
Один из первых серьёзных исследователей Тютчева Л. В. Пумпянский считает наиболее характерной чертой поэтики Тютчева т. н. «дублеты» — повторяющиеся из стихотворения в стихотворение образы, варьирующие схожие темы «с сохранением всех главных отличительных её особенностей».
Был день, когда господней правды молот
Громил, дробил ветхозаветный храм,
И, собственным мечом своим заколот,
В нем издыхал первосвященник сам.
Столетья шли, ему прощалось много,
Кривые толки, темные дела,
Но не простится правдой бога
Его последняя хула.
Не от меча погибнет он земного,
Мечом земным владевший столько лет,-
Его погубит роковое слово:
«Свобода совести есть бред!»
* Энциклика (лат.), то есть папское
послание.- Ред.
Был день когда господней правды молот громил дробил ветхозаветный храм
Сергей Данилов запись закреплена
Сергей Данилов запись закреплена
Неверующий младенец (Н): Ты веришь в жизнь после родов?
Верующий младенец (В): Да, конечно. Всем понятно, что жизнь после родов существует. Мы здесь для того, чтобы стать достаточно сильными и готовыми к тому, что нас ждет потом.
(Н): Это глупость! Никакой жизни после родов быть не может! Ты можешь себе представить, как такая жизнь могла бы выглядеть?
(В): Я не знаю все детали, но я верю, что там будет больше света, и что мы, может быть, будем сами ходить и есть своим ртом.
(Н): Какая ерунда! Невозможно же самим ходить и есть ртом! Это вообще смешно! У нас есть пуповина, которая нас питает.
(В): Я уверен, что это возможно. Все будет просто немного по другому.
(В): Нет, нет! Я точно не знаю, как будет выглядеть наша жизнь после родов, но в любом случае, мы увидим маму, и она позаботится о нас.
(Н): Маму? Ты веришь в маму? И где же она находится?
(В): Мы это она! Она везде вокруг нас, мы в ней пребываем и благодаря ей движемся и живем, без нее мы просто не можем существовать.
(Н): Полная ерунда! Я не видел никакой мамы, и поэтому очевидно, что ее просто нет.
(В): Тогда скажи, благодаря кому мы существуем?
(Н): Этого я еще не могу исчерпывающе объяснить. Вот, подрастем еще чуть-чуть и я найду объяснение всему! А ты скажи, где Она была во время последней схватки! Если она такая заботящаяся, почему не помогает нам? Почему нам приходится самим переживать все эти сложности?!
Сергей Данилов запись закреплена
Те, кому нечего ждать, садятся в седло,
Их не догнать, уже не догнать.
А тем, кому хочется спать, –
Спокойная ночь!
Деревья, как звери, царапают темные стекла…
В ночной фазе герою предстоит пройти через искушения и даже отчаяние. Впереди – мрак с его ужасами, позади – унылый мир живых, в который уже нет возврата. Но и эта стадия пройдена: герой Виктора Цоя, как и древние герои тысячи лет назад, как бы родился заново. Альбом «Группа крови» знаменует разрыв с этим миром. Прочь все колебания и сомнения! Они сменяются воинственным напором.
Я хотел бы остаться с тобой,
Просто остаться с тобой,
Но высокая в небе звезда
Зовет меня в путь!
Пожелай мне удачи в бою.
Пожелай мне
Не остаться в этой траве!
Не остаться в этой траве!
Трава – это символ низкого, материального, хтонического мира. Герой Виктора Цоя осознал свою принадлежность иному миру. Теперь для него «мы» – это дважды рожденные, воины, «они» – кто остался в профаническом, низком мире. «Мы и они» – вот главная тема альбома. Героя уже ничто не связывает с этим миром, совершенно для него чужим. Он расстается с ним без тоски и сожаления. Презирая тех, кто предпочел тихий уют.
Они говорят, им нельзя рисковать,
Потому что у них есть дом,
В доме горит свет.
И я не знаю точно, кто из нас прав:
Меня ждет на улице дождь –
Их ждет дома обед.
Ты должен быть сильным.
Иначе зачем тебе быть?
Что будут стоить тысячи слов,
Когда важна будет крепость руки?
И вот ты стоишь на берегу
И думаешь: плыть иль не плыть?
Река в древних мифах – граница между жизнью и смертью. В переводе это означает: «Умереть или не умереть?» Вечно рискующий своей жизнью воин вынужден постоянно задавать себе этот далеко не праздный вопрос, который навязывает ему сама судьба.
Цой откровенно воспевает здесь аристократический стиль бытия… По духу своих песен Цой нисколько не вписывается в классическую модель современных молодежных движений с их пацифизмом и сексуальными революциями…
Песня «В наших глазах» опять-таки в символической форме передает суровую атмосферу инициатического перерождения. Здесь – переживание дважды рожденных, оказавшихся за пределами профанического мира. И с ним у воинов нет никакого взаимопонимания. «Мы носили траур – оркестр играл туш»…
В наших глазах – звездная ночь.
В наших глазах – потерянный рай.
В наших глазах – закрытая дверь.
Что тебе нужно? Выбирай!
Стоит ли вступать в реку – или сокрушаться по «теплым» местам, сливаясь с обывательским «оркестром»? По сути это – размышление перед схваткой. Выбирай!
Мы идем!
Мы сильны и бодры!
Замерзшие пальцы ломают спички,
От которых зажгутся костры!
Либеральные критики не поняли слов этой песни, усмотрев в ней банальный «молодежный протест». На самом деле устами Виктора Цоя пела седая древность. «Завоеватель» Цоя – это типичный агрессор, ворвавшийся сюда из другого мира.
Это – наш день,
Мы узнали его по расположению звезд,
Знаки огня и воды,
Взгляды богов.
И вот мы делаем шаг
На недостроенный мост,
Мы поверили звездам,
И каждый кричит: «Я готов!»
Тяжелый «кадиллак» затормозил перед воротами огромного белого здания на Краснопресненской набережной. Передачу дослушать не удастся. Когда адъютант открыл ему дверцу, Верховный отдал ему приказ: найти автора передачи по «Маяку». Найти – и передать Сергею Васильевичу распоряжение: сделать видеофильм для Останкино. Хороший фильм! Ибо радио слишком слабое средство для передачи таких знаний…
Неизвестно