быть добру тост история
Барнаульский предприниматель сделал девизом в работе тост «И всё-таки быть добру!»
16:55, 26 декабря 2018г, Общество 1066
Фото Евгений НАЛИМОВ
И всё-таки быть добру! Этот популярный тост барнаульский предприниматель Николай Алексеев сделал девизом в своей работе и активно претворяет его в жизнь.
15 декабря в открытой им и его женой Инной Алексеевой сувенирной «Лавке Добра» прошла церемония награждения лауреатов и победителей краевого конкурса декоративно-прикладного искусства «Крылья Добра». Цель конкурса – поиск и поддержка талантливых творческих людей с ограниченными возможностями здоровья, матерей, воспитывающих детей с ментальными проблемами. В этом конкурсе приняло участие более 50 человек. Победителями его стали бийчанки Ирина Селезнева и Елена Гевара, обе мамы, воспитывающие детей с расстройствами аутистического спектра, третье место заняла представитель Комплексного центра социального обслуживания населения города Новоалтайска, работающая с людьми с ограниченными возможностями и попавшими в трудную жизненную ситуацию. Необходимую для проведения конкурса материальную помощь оказали бийские организации ТД «Аникс» и холдинг «Алтамар».
Это мероприятие можно считать одним из промежуточных итогов благотворительно-предпринимательской деятельности АСО НКО «Лавка Добра». А началась она с маленького киоска в барнаульском аэропорту, где работавший в прошлом коммерческим директором и директором по развитию в компаниях Томска, Новосибирска и Барнаула Николай Алексеев стал реализовывать керамические изделия и разнообразные «вязанки», изготовленные на дому инвалидами и матерями, воспитывающими детей-аутистов.
Сегодня с «Лавкой Добра» сотрудничает около 10 мам, имеющих детей с расстройством аутистического спектра. Они делают керамические, валяные и вязаные изделия, 8 инвалидов по зрению изготовляют авоськи.
– Вскоре наши полки, возможно, пополнятся сувенирами из дерева, бисероплетением, тоже изготовленными людьми, которые могут работать только на дому, – рассказывает Николай Алексеев. – Мы, как говорится, берем всех, но выбирает потом лучшую продукцию не художественный совет, которого у нас нет, а покупатели, потому рынок многих и отсеивает. Тем не менее, сотрудничая с нами, в летний сезон человек может заработать 15 тысяч рублей, рекорд 25 тысяч. Один только пример. Для нашей лавки изготавливает керамические изделия женщина – она воспитывает двоих детей-аутистов, когда родился второй ребенок с такой болезнью, муж от нее ушел. Вот она делает керамические колокольчики, а ее старшая дочь их раскрашивает.
Поскольку Николай Алексеев в главной своей составляющей предприниматель, то его задача – сделать так, чтобы магазин работал с прибылью, был рентабельным, но только при продаже социальной продукции этого достигнуть не просто. Потому, кроме нее в «Лавке Добра» можно приобрести и традиционно-брендовую алтайскую продукцию – бальзамы, орехи, чаи.
Рассказывающий о своей работе в аэропорту, куда он имеет твердое намерение вернуться, открыв там небольшой киоск от «Лавки Добра», Алексеев вспоминает такой случай:
– Подходит солидного вида китаец с переводчиком и говорит: «Дайте мне, пожалуйста, алтайскую продукцию, произведенную в Китае». Я удивился, – улыбается Алексеев, – и говорю, что у нас нет такой. Он настаивает, и выясняется, что он несколько лет назад купил в качестве сувенира малахитовую шкатулку, а потом обнаружил на ней надпись «Сделано в Китае». Теперь он, бывая в разных городах России, собирает такие штуки. Китаец попался дотошный, мне не поверил, просмотрел все наши сувениры, нужной ему продукции не нашел, сфотографировался со мной, выставил это фото в «Инстаграм» и написал, что за последние семь лет это первый случай, когда он в сувенирном киоске в аэропорту не нашел китайской продукции. Вот и сегодня в нашей «Лавке Добра» все только родное, алтайское, пусть хоть кто ищет, другого не найдет.
По словам Николая Алексеева, в аэропорту было работать прибыльнее, чем ныне в «Лавке Добра», потому что там сезон начинается в апреле и заканчивается в октябре и все это время есть покупатели. В сувенирный же магазин в городе они массово заходят четыре раза в год по большим праздникам. Однако есть у новой лавки по сравнению с маленьким киоском и одно большое преимущество. Большая площадь позволяет оборудовать мастерскую, в том числе для проведения мастер-классов для людей с ограниченными возможностями, что поможет многим из них избавиться от ложного ощущения своей социальной неполноценности, которая, что тут скрывать, у многих присутствует.
– Один из участников проекта рассказал нам, что раньше один день был похож на другой, не было каких-то особых целей или занятий. А сейчас понимает, что может сам приносить пользу семье. Не просто государство, мол, мне пенсию начислит, а своими руками заработаю, – говорит Алексеев. – Да и наши покупатели знают, что, купив одну сетку-авоську, они оплачивают часовой труд человека с ограниченными возможностями. Вроде и в хозяйство нужную вещь приобретают, и к доброму делу становятся причастными.
ПриветСочи
«Быть добру!» на Эллинском спуске почти 20 лет
Скоро исполнится 20 лет табличке «Быть добру!», установленной, видимо, 13.12.1992 года некоему Толику на эллинском спуске (от храма по ул. Москвина до ул. Войкова между Сбербанком и ЗАГСом).
Как стало известно, молодой парень, мичманом был на флоте, в тот день, вроде как, з/п получил, домой шел. Его там убили и ограбили. А табличку то ли друзья, то ли родители установили…
Может у Уважаемых Приветинцев есть информация подробнее по поводу.
Символично, что табличка почти ровесница Новой России и установлена в одном из исторических центров Сочи — на месте Навагинского Форта (Александрии) 1838-1854.
Примечательно еще, что табличка не подверглась вандалам и граффити.
Рядом еще видны камни стен древней крепости, и совсем недавно относительно (2 года назад) фрагмент крепостной стены Навагинской крепости отреставрировали.
Ныне эта мемориальная доска не обнаружена, на месте бывшей Поликлиники №1 написано «Частная территория».
И пока писались эти строки вчера было замечена установка забора вдоль поликлиники, и разрытие асфальта вдоль дороги, из-за чего, конечно, на подъеме до ул. Орджоникидзе будет пробка. Фоты не делал и для чего разрытие пока не выяснял, хотя, возможно, коммуникации прокладывают.
«Добру-то быть!», но вот какому, кому и когда?!
А Толику вечная память…
З.Ы. этот ТОП правил после обнаружения некоторых фактов…
Олег Кашин: Не быть добру
Тосту «быть добру» меня научили лет десять назад. Я ездил в командировку в Ставропольский край, командировка предусматривала общение с местными пьющими влиятельными людьми, и они меня научили, что, когда пьешь, надо говорить «Быть добру!», это фирменный местный тост, и спустя примерно год, когда местный мэр (потом его, конечно, посадят) начнет бороться с «Единой Россией», «Быть добру!» станет его рекламным слоганом и, кажется, даже названием благотворительного фонда. А у меня это будет запоздалое филологическое открытие – когда только начиналась перестройка, Лев Лещенко пел по ее поводу песню «Свежий ветер», и рефреном там как раз было «быть добру». Автор текста – не очень знаменитый, но при этом самый-самый придворный советский поэт Ковалев, многолетний заместитель министра иностранных дел СССР, в 1990 году он даже ездил получать за Горбачева Нобелевскую премию.
Когда меня научили ставропольскому тосту, я понял, что песня про «быть добру» – это такая хитрая шифровка, в которой открытым текстом поется, что в стране теперь дует свежий ветер, а между строк – что источником свежего ветра стал человек из тех мест, где, выпивая, говорят «Быть добру!». Горбачев ведь ставропольский.
В нулевые я любил ездить в командировки в Ставропольский край – легкий способ навестить бабушку, она тогда еще была жива. И не только бабушку, но и себя: в этих местах в детстве я проводил каждое лето, то есть места вполне родные, хотя предки родом не оттуда. Дед по отцу, лишившись на войне руки, окончил Тимирязевскую академию и аспирантуру (но не защитился, потому что в сельскохозяйственной науке тогда, скажем так, слишком часто все менялось), и последнее его место работы на всю жизнь – НИИ сельского хозяйства, который вначале находился в городе, известном теперь как Буденновск, а в начале шестидесятых, когда Хрущев решил, что сельскохозяйственной науке в городах не место (в «Крокодиле» тогда было много карикатур про асфальтовых агрономов, то есть и про моего деда тоже), институт перевели в сельскую местность.
Директор, герой, между прочим, Советского Союза, партизан и после войны вице-премьер советской Латвии, нашел брошенный военный городок на окраине большого села в получасе езды от Ставрополя, совсем маленький – здание штаба, куда въехал институт, трехэтажный жилой дом, куда заселили сотрудников, и сложносочиненное П-образное здание с клубом в одном крыле, столовой в другом и магазином посередине. Это было за двадцать лет до меня, я застал городок уже разросшимся. Институту построили новое здание, жилых домов стало, включая первый, двенадцать, а специально приглашенные чуть ли не из Москвы ландшафтные дизайнеры посадили и вырастили посреди степи большой парк с табличкой «памятник природы краевого значения» у входа. Это был эксперимент, и он удался – несколько десятков семей провинциальных интеллигентов поселили в чистом поле, и они обустроили себе идеальное пространство для жизни наподобие клубных поселков, которые войдут в моду при постсоветском капитализме.
Мой отец там вырос, а мама калининградская, и все мое детство прошло под аккомпанемент семейных споров о том, стоит ли переезжать из Калининграда в этот ставропольский городок. Мама отказывалась категорически, и после смерти деда отец стал каждый год надолго уезжать туда один, формально – ухаживать за садом, но, как я понимаю, ему просто нравится там жить среди постаревших друзей детства и в родных местах. Думаю, рано или поздно он, один или с мамой, уедет туда насовсем.
Сделавшись московским репортером, я старался часто ездить именно в Ставрополь, и информационные поводы для командировок искать было нетрудно. Тихий южный горбачевский город, бывший когда-то самой мирной провинцией, в нулевые возвращался к своему исходному состоянию крепости, поставленной в ногайских степях князем Потемкиным в конце XVIII века. Фронтир снова стал фронтиром; в 90-е была война и был Буденновск, а я застал уже проявления так называемой мирной жизни – то войсковую операцию против каких-то ваххабитов в граничащем с Дагестаном районе (это там я пил под «Быть добру!» с местными силовиками), а в чуть более тыловых городах, включая сам краевой центр, постоянно случались сюжеты наподобие нашумевшей тогда Кондопоги – очередной человек из соседних республик убивал очередного местного, остальные местные собирали сход, ругались, грозили местью, в какой-то момент даже собрали денег и поставили на главном бульваре Ставрополя бюстик генерала Ермолова. Не столько как знак памяти о каком-то славном прошлом, сколько символ нынешнего, чаще пока еще скрытого противостояния с наступающими соседями. Если ехать в Ставрополь со стороны Минеральных вод, то ближайший ставропольский пригород – это хутор (на самом деле уже микрорайон) Извещательный; название, когда-то звучавшее смутным напоминанием о временах фронтира, а теперь гораздо более понятное – когда что-нибудь начнется в Пятигорске или Кисловодске, известие придет в Ставрополь со стороны этого хутора.
Мой отец рано или поздно переедет туда, он мечтает об этом много лет, и я понимаю, что это рано или поздно произойдет. Но о чем мечтаю я – о том, чтобы, когда придет время (в том, что оно придет достаточно скоро, я не сомневаюсь), он сумел бы оттуда убежать.
Я очень надеюсь, что он успеет убежать.
Олег Кашин, журналист
Взгляды, высказанные в рубрике «Мнение», передают точку зрения самих авторов и не всегда отражают позицию редакции
Не быть добру
Тосту «быть добру» меня научили лет десять назад. Я ездил в командировку в Ставропольский край, командировка предусматривала общение с местными пьющими влиятельными людьми, и они меня научили, что, когда пьешь, надо говорить «Быть добру!», это фирменный местный тост, и спустя примерно год, когда местный мэр (потом его, конечно, посадят) начнет бороться с «Единой Россией», «Быть добру!» станет его рекламным слоганом и, кажется, даже названием благотворительного фонда. А у меня это будет запоздалое филологическое открытие – когда только начиналась перестройка, Лев Лещенко пел по ее поводу песню «Свежий ветер», и рефреном там как раз было «быть добру». Автор текста – не очень знаменитый, но при этом самый-самый придворный советский поэт Ковалев, многолетний заместитель министра иностранных дел СССР, в 1990 году он даже ездил получать за Горбачева Нобелевскую премию. Когда меня научили ставропольскому тосту, я понял, что песня про «быть добру» – это такая хитрая шифровка, в которой открытым текстом поется, что в стране теперь дует свежий ветер, а между строк – что источником свежего ветра стал человек из тех мест, где, выпивая, говорят «Быть добру!». Горбачев ведь ставропольский.
В нулевые я любил ездить в командировки в Ставропольский край – легкий способ навестить бабушку, она тогда еще была жива. И не только бабушку, но и себя: в этих местах в детстве я проводил каждое лето, то есть места вполне родные, хотя предки родом не оттуда. Дед по отцу, лишившись на войне руки, окончил Тимирязевскую академию и аспирантуру (но не защитился, потому что в сельскохозяйственной науке тогда, скажем так, слишком часто все менялось), и последнее его место работы на всю жизнь – НИИ сельского хозяйства, который вначале находился в городе, известном теперь как Буденновск, а в начале шестидесятых, когда Хрущев решил, что сельскохозяйственной науке в городах не место (в «Крокодиле» тогда было много карикатур про асфальтовых агрономов, то есть и про моего деда тоже), институт перевели в сельскую местность.
Директор, герой, между прочим, Советского Союза, партизан и после войны вице-премьер советской Латвии, нашел брошенный военный городок на окраине большого села в получасе езды от Ставрополя, совсем маленький – здание штаба, куда въехал институт, трехэтажный жилой дом, куда заселили сотрудников, и сложносочиненное П-образное здание с клубом в одном крыле, столовой в другом и магазином посередине. Это было за двадцать лет до меня, я застал городок уже разросшимся. Институту построили новое здание, жилых домов стало, включая первый, двенадцать, а специально приглашенные чуть ли не из Москвы ландшафтные дизайнеры посадили и вырастили посреди степи большой парк с табличкой «памятник природы краевого значения» у входа. Это был эксперимент, и он удался – несколько десятков семей провинциальных интеллигентов поселили в чистом поле, и они обустроили себе идеальное пространство для жизни наподобие клубных поселков, которые войдут в моду при постсоветском капитализме.
Мой отец там вырос, а мама калининградская, и все мое детство прошло под аккомпанемент семейных споров о том, стоит ли переезжать из Калининграда в этот ставропольский городок. Мама отказывалась категорически, и после смерти деда отец стал каждый год надолго уезжать туда один, формально – ухаживать за садом, но, как я понимаю, ему просто нравится там жить среди постаревших друзей детства и в родных местах. Думаю, рано или поздно он, один или с мамой, уедет туда насовсем.
Сделавшись московским репортером, я старался часто ездить именно в Ставрополь, и информационные поводы для командировок искать было нетрудно. Тихий южный горбачевский город, бывший когда-то самой мирной провинцией, в нулевые возвращался к своему исходному состоянию крепости, поставленной в ногайских степях князем Потемкиным в конце XVIII века. Фронтир снова стал фронтиром; в 90-е была война и был Буденновск, а я застал уже проявления так называемой мирной жизни – то войсковую операцию против каких-то ваххабитов в граничащем с Дагестаном районе (это там я пил под «Быть добру!» с местными силовиками), а в чуть более тыловых городах, включая сам краевой центр, постоянно случались сюжеты наподобие нашумевшей тогда Кондопоги – очередной человек из соседних республик убивал очередного местного, остальные местные собирали сход, ругались, грозили местью, в какой-то момент даже собрали денег и поставили на главном бульваре Ставрополя бюстик генерала Ермолова. Не столько как знак памяти о каком-то славном прошлом, сколько символ нынешнего, чаще пока еще скрытого противостояния с наступающими соседями. Если ехать в Ставрополь со стороны Минеральных вод, то ближайший ставропольский пригород – это хутор (на самом деле уже микрорайон) Извещательный; название, когда-то звучавшее смутным напоминанием о временах фронтира, а теперь гораздо более понятное – когда что-нибудь начнется в Пятигорске или Кисловодске, известие придет в Ставрополь со стороны этого хутора.
Мой отец рано или поздно переедет туда, он мечтает об этом много лет, и я понимаю, что это рано или поздно произойдет. Но о чем мечтаю я – о том, чтобы, когда придет время (в том, что оно придет достаточно скоро, я не сомневаюсь), он сумел бы оттуда убежать.
Я очень надеюсь, что он успеет убежать.
Олег Кашин – журналист
Высказанные в рубрике «Право автора» мнения могут не отражать точку зрения редакции Радио Свобода