Человек видит то что знает
Почему иногда неизвестный человек кажется знакомым
Бывает такое чувство, что мы уже встречали этого нового знакомого в прошлой жизни.
Бывает так, что мы видим человека первый раз в жизни – а возникает такое чувство, как будто он нам давно знаком, его взгляд, мимика, жесты и даже действия – все как будто бы такое предсказуемое и понятное.
Если подойти к ответу на этот вопрос более рационально, то в таких случаях может происходить следующее. К моменту знакомства с таким «особым» человеком мы уже имеем солидный опыт отношений с людьми. Неосознанно, видя нового человека, мы внешне оцениваем его и анализируем информацию: мимику, жесты, позы, строение тела, манеру говорить, располагать себя в пространстве и многое другое. Это происходит очень быстро, информация анализируется и происходит сравнение – с тем опытом, который был значим для нас в прошлом. Можно попробовать в момент такого «узнавания» человека задать себе вопросы: Кого он мне напоминает? Что за манера общения, где я это уже мог (могла) наблюдать? Неожиданно могут и вспомниться люди, с которыми уже есть (или были) сильные эмоциональные отношения. И тогда можно сравнить свои ожидания от взаимодействия с новым человеком с тем, как складывались отношения с этими людьми. Также весьма неожиданным открытием может стать и то, что человек напоминает не кого-то постороннего, а вас самих. Именно манерой держаться, говорить, взаимодействовать. И тогда логично возникновение чувства узнавания и родства.
Иллюзия объективности: почему мы замечаем только то, что хотим
Каждый человек верит в свою объективность. Нам кажется, что мы достаточно наблюдательны, чтобы найти все доказательства против теории, которой мы придерживаемся — а раз этих доказательств недостаточно, то теория верна. Но что если мозг фильтрует любую — даже зрительную — информацию в соответствии с нашими убеждениями? Можем ли мы оставаться беспристрастными, или даже наша нейробиология противоречит этому? Журналист Том Вандербильт рассуждает о парадоксах восприятия в статье на сайте Nautil.us, вот его основные тезисы.
Палмер Филд, Принстон, 1951 год. Традиционный осенний матч по американскому футболу: непобедимые принстонские «Тайгерс», с их знаменитым тейлбеком Диком Казмайером, против команды Дартмута. В игре со множеством пенальти Принстону удалось одержать победу над «Биг Грин», но цена ее была высока: около дюжины игроков получили травмы, а сам Казмайер закончил матч со сломанным носом и сотрясением. Как мягко выразились «The New York Times», это была «грубая игра, приведшая ко взаимным обвинениям со стороны двух команд». Каждая утверждала, что соперники играли грязно.
Эта история появилась не только на страницах спортивных изданий, но и в «Журнале аномальной и социальной психологии». Вскоре после этого происшествия психологи Альберт Хэсторф и Хэдли Кэнтрил провели опрос среди студентов, показав им видеозапись матча. Они должны были решить, кто из соперников начал грязную игру. Но мнения испытуемых по поводу игры той или иной команды оказались невероятно предвзятыми, и исследователи пришли к неожиданному выводу: «данные свидетельствуют о том, что нет никакого отдельного явления «игры», существующей вне сознаний конкретных людей». Каждый увидел ту игру, которую хотел увидеть. Но как? Возможно, они оказались примером того, о чем говорил отец «когнитивного диссонанса» Леон Фестингер: «Люди воспринимают и интерпретируют информацию так, чтобы она удовлетворяла их собственным убеждениям».
Когда студенты смотрели и анализировали запись матча, они вели себя словно дети, увидевшие знаменитую иллюзию «утка-кролик». Если картинку показывали в пасхальное Воскресенье, дети чаще видели кролика, хотя в любое другое воскресенье большинство видело утку. Сама картинка может интерпретироваться двояко, и «переключение» с одного образа на другой требует усилий.
В эксперименте Элисон Гопник и ее коллег ни один ребенок в группе от 3 до 5 лет не смог самостоятельно переключиться с одного изображения на другое (им показывали иллюзию «вазы-лица»). В группе детей постарше, но все еще «наивных», переключение сделала треть. Почти всем остальным это удавалось, когда им намекали на двойственность изображения. Интересно, что дети, сумевшие распознать оба изображения, также лучше справились с заданием на «теорию разума» — способность осознавать субъективность своего восприятия по отношению к внешнему миру (например, детям показывали коробку цветных мелков, внутри которой на самом деле были свечи, а затем просили предположить, что подумает о содержимом коробки другой ребенок, увидевший ее).
Даже если вы сами не можете поначалу увидеть и утку, и кролика, не стоит расстраиваться: в любых подобным исследованиях обнаруживаются взрослые «вероятно обладающие более сложными репрезентативными способностями», неспособные «переключиться». Также нет единственно верной трактовки изображения: хоть и есть некоторая тенденция видеть кроликов, утиных людей тоже полно.
В какой-то момент все могут увидеть утку-кролика, но есть одна вещь, на которую неспособен никто: как бы вы ни старались, вы не сможете увидеть и утку, и кролика одновременно.
Я спросил Лизу Фельдман Барретт, главу Лаборатории интердисциплинарных аффективных наук Северо-Восточного Университета в Бостоне, не живем ли мы в некоем метафорическом утино-кроличьем мире. Ее ответ был краток: «Думаю, даже не в метафорическом». Наш мозг устроен таким образом, что внутренних связей между нейронами гораздо больше, чем тех, по которым сенсорная информация поступает извне. «Мозг сам снабжает неполную картину нужными подробностями», — говорит она, — «чтобы придать конкретный смысл неоднозначным сенсорным данным».
Лиза Фельдман Барретт называет мозг «генератором помех». В соответствии с набирающей популярность гипотезой «прогнозирующего кодирования», восприятие генерируется нашим собственным мозгом и лишь корректируется внешней информацией. В противном случае ему пришлось бы обрабатывать слишком много данных. «Это нерационально», — говорит она, — «мозгу нужны обходные пути». Поэтому он постоянно прогнозирует. Когда «поступающая сенсорная информация не соответствует прогнозу, приходится менять либо прогноз, либо саму информацию».
Подобная связь между внешней сенсорной информацией и внутренними убеждениями и прогнозами давно интересует ученых. В ходе исследования, опубликованного в «Neuropsychologia», испытуемых просили решить, верно ли утверждение о связи цвета и объекта (например, “банан желтый”). При этом в их мозге активировались те же области, что и при обычном различении цветов. Для мозга не было никакой разницы, видит ли его обладатель реальный желтый цвет или думает о желтом банане. Такое «повторное восприятие» сходно с механизмом воспоминания (правда, исследователи отмечают «различную природу восприятия и воспроизведения знаний»).
Информация из внешнего мира поступает к нам через узкое окно восприятия и формирует наши убеждения. Но затем эти убеждения действуют подобно линзе, фокусирующейся на том, что им нужно увидеть. В прошлом году в Лаборатории психологии Нью-Йоркского университета группе людей была показана 45-секундная запись жестокой драки между полицейским и невооруженным лицом. Было неочевидно, корректно ли вел себя полицейский по отношению к человеку, которого он пытался скрутить. Перед показом участников исследования спросили, насколько они отождествляют себя с полицейскими в целом. После просмотра, в ходе которого отслеживались движения глаз испытуемых, они должны были решить, кто из дерущихся неправ. Естественно, строже осудили действия полицейского те, кто был менее расположен к нему изначально. Но так было только в том случае, если они дольше смотрели на него. Решение тех, кто смотрел на него меньше, никак не зависело от их изначального отношения к полицейским.
Но что влияет на подобную оценку ситуации? Сложно сказать наверняка. Во множестве исследований у испытуемых возникает характерный нейронный ответ при виде изображения человека одной с ними расы. Но что будет, если сказать, что люди на фотографиях — некая «команда», к которой принадлежит испытуемый? «Примерно первые 100 миллисекунд мы решаем проблему кролика-утки», говорит Джей Ван Бэйвел, профессор психологии в Нью-Йоркском университете. Кого вы видите — члена своей команды или человека другой расы? Исследование Ван Бэйвела обнаружило положительную нейронную активность в ответ на изображения «членов команды», в то время как расовая характеристика становится абсолютно незначимой (как и в случае с уткой-кроликом, мы способны лишь на одну интерпретацию в конкретный момент времени).
© Tim O’Brien
Впрочем, приняв то или иное решение, мы будем упрямо на нем настаивать. Отдав долг уважения утке-кролику, Балсетис с коллегами провели эксперимент, в ходе которого группе людей показывали изображения «морских животных» и «домашнего скота». Испытуемые должны были выбрать, которое из двух представлено на картинке: за каждый ответ они либо набирали баллы, либо теряли (примечание: одни получали баллы за «морских животных» и теряли за «домашний скот», другие — наоборот). Закончив игру с положительным счетом, они получали в награду упаковку мармелада. Если счет был отрицательным, им доставалась «банка жидкой консервированной фасоли». Решающий момент наступал в конце, когда испытуемые видели смутное изображение то ли лошади, то ли тюленя (тюленя было немного сложнее разглядеть). Чтобы не давиться злосчастной фасолью, им нужно было распознать то изображение, за которое они бы набрали очки. И большинству это удалось. Но что если они видели оба изображения и сообщили лишь о том, которое должно было принести им выигрыш? Эксперимент повторили с новыми участниками, но на этот раз отслеживались движения их глаз. Те, кому нужно было найти больше «домашнего скота» чаще смотрели на кнопку «домашний скот» (после ее нажатия ответ был бы засчитан и они перешли бы к следующему вопросу), и наоборот. Взгляд, брошенный на кнопку «правильного» (по их мнению) ответа выдавал их намерения безо всяких расчетов мозговой активности. В первую очередь выбор делало их зрение.
Даже если в эксперименте имитировалась компьютерная ошибка и испытуемым говорили: «извините, на самом деле это “морские животные” спасли бы вас от жидкой фасоли», большинство все равно настаивало на своей изначальной интерпретации изображения — даже в свете новой мотивации. «Они неспособны посмотреть по-другому на изображение, уже закрепившееся в их сознании,» — говорит Балсетис. — «потому что если наделить неоднозначное явление конкретным смыслом, оно перестает быть неоднозначным».
Недавнее исследование Кары Федермайер показывает, что нечто подобное происходит при формировании воспоминаний. В нем рассматривалось ошибочное представление о программе политического кандидата — как в том случае, когда большинство людей полагали, что Майкл Дукакис, а не Джордж Буш собирается стать «президентом-просветителем». Исследования активности мозга испытуемых при помощи ЭЭГ обнаружили, что сигналы ложных и корректных воспоминаний практически совпадают. Личная версия произошедшего настолько закрепилась в сознании испытуемых, что стала правдой.
Подобное «закрепление» может происходить и неосознанно. В ходе опубликованного в «Pediatrics» исследования более 1700 родителей в США получили для ознакомления брошюры одной из четырех кампаний, призванных развеять мифы об опасности жидкой коревой вакцины. По результатам исследования ни одна из кампаний никак не повлияла на решение родителей делать прививку. Да, изначальные противники вакцины слегка усомнились в том, что она вызывает аутизм. Но вместе они еще сильнее убедились в том, что делать ЖКВ нельзя. Изображения опухших и покрытых сыпью детей лишь укрепили веру родителей в ее опасные побочные эффекты.
Пока неясно, как именно происходит это закрепление, и почему человек может внезапно передумать и переключиться с утки на кролика. Споры о том, как происходит переключение, ведутся уже давно и продолжаются по сей день. Одни доводы говорят в пользу того, что это «восходящий» процесс: нейроны, сообщающие, что перед вами утка, утомляются или «насыщаются», уступая место новой информации — о кролике.
Другой возможный механизм — «нисходящий» — предполагает, переключение происходит в выcших отделах мозга: если мы уже знаем что-то, то мы будем ожидать и всячески искать это. Если сказать человеку, чтобы он не пытался переключиться, то он скорее всего не будет это делать — в отличие от человека, которого попросят переключиться как можно быстрее.
Юрген Кормайер с коллегами из Института новейших исследований в области психологии и психического здоровья во Фрайбурге, Германия, предложил гибридную модель, совмещающую оба механизма. Как Корнмайер сообщил мне, даже в самом раннем возрасте активность глаз и визуальные системы влияют на «нисходящие» процессы, так что нельзя сказать, что информация воспринимается односторонне. Он предполагает, что даже если мы не заметили утку или кролика, наш мозг подсознательно распознал оба образа, но счел один ненадежным и не стал сообщать нам о нем. И тогда получается, что ваш собственный мозг в курсе происходящего, но сами вы так и остались в дураках.
Механизм человеческого восприятия. Вижу-Верю-Знаю
Г.Рейнин
PhD, психолог (Санкт-Петербург)
Механизм человеческого восприятия. Вижу-Верю-Знаю
В статье представлен механизм человеческого восприятия, проявлена роль описания мира, определяющего конкретику взаимоотношений человека и реальности
The paper presents the mechanism of human perception, it exercised the role of world description, defining the specifics of relationship between man and reality
Ключевые слова: механизм восприятия, описание мира, информация.
Key words: mechanism of perception, world description, information.
Только теория решает, что мы можем наблюдать.
Интерес к особенностям человеческого восприятия существовал всегда. Психология восприятия — это краеугольный камень, на котором покоятся наши представления об окружающем мире. В разных духовных традициях (буддизм, суфизм, даосизм, индуизм, христианство) по-своему представлены религиозно-философские учения о восприятии человека.
Сегодня раздел психологии, посвященный восприятию, широко рассматривается в философской антропологии, психологии, психолингвистике, социологии и других гуманитарно-ориентированных дисциплинах. В российской психологии исследование проблемы восприятия широко представлено в работах таких авторов, как Д.Н. Узнадзе [18], С.Л. Рубинштейна [15, 16], Э. Кречмера [17], А.Н. Леонтьева [8], А.Г. Асмолова [1], Л.М. Веккера [2].
В данной статье мы предлагаем модель функционирования человеческого восприятия, которая может быть использована для изучения любых когнитивных процессов. Эта модель может иметь широкое применение не только в области академической психологии, но и в практической части, в том числе в психотерапии и консультировании. Ключевым моментом этой работы является треугольник «вижу-верю-знаю», который представляется удобной моделью функционирования человеческого восприятия [10].
Рассмотрим его более подробно.
Под словом «вижу» я понимаю все наше восприятие. Не только вижу, но и тактильно чувствую, слушаю, нюхаю, сюда же входит интуитивное чувствование, сюда же входит и «я понимаю», то есть делаю умозаключения.
Аспект «Знаю» — это наша индивидуальная модель мира, система представлений о мире, то есть наше описание мира [4].
По сути, описание мира играет роль цензуры в наших отношениях с реальностью. Мы как бы вычеркиваем из воспринимаемой нами реальности то, чего нет в описании. И даже, если это имеет место в реальности других людей, в нашей реальности этого нет. Описание мира — оставляет в тексте воспринимаемой нами реальности, только контент, соответствующий этому описанию. То есть определенные объекты и понятия как бы вычеркиваются из восприятия, а иные, хоть и присутствуют, но объем их семантических полей жестко ограничен описанием.
Аспект «Верю» — то, чему мы безоговорочно приписываем статус существования. Здесь какие-то само собой разумеющиеся вещи, принятые в определенном социально-психологическом мире, различные принципы, догмы, нормы, системы верований, представления, воспринятые с детства от авторитетных взрослых. Здесь же, в аспекте «верю», данные нашего восприятия.
Рассмотрим ось «знаю – вижу». Наше видение есть узнавание. Мы видим только то, что имеется в нашей системе представлений. В психологии это выражается законом «без концепции нет перцепции» или «без субъекта нет объекта». То есть, если чего-то нет в моем описании мира, то этого нет и на моих каналах восприятия. Я это из фона не выделяю. Например, я иду по улице, навстречу мне человек. Если меня вчера с ним познакомили, то есть в моей системе представлений о мире он уже есть, я ему говорю: «Здравствуй, Коля». Если не познакомили, пройду мимо. Если кому-то он представился как Вася, другой человек пройдет и скажет: «Здравствуй, Вася». У него в системе представлений в этом месте нечто иное. Если я чего-то не знаю, я это и не увижу. То же самое и для мышления: я не могу подумать о том, чего нет в моем описании. Когда про нечто новое, я говорю: «я понимаю», это означает, что я могу «привязать» это новое к системе представлений, которая у меня уже есть. В этом смысле психология – наука точная: «нет в описании – нет в восприятии и нет в мышлении» [12].
Рассмотрим ось «вижу — верю». Это наш опыт, практика. Мы абсолютно доверяем своему восприятию. Для нас до-Казать – это свести к Оче-Видному, то есть показать. У человека нет иммунитета против собственного опыта. В этом месте он открыт: то, что увидел своими глазами, для него достоверно. Я верю в то, что вижу.
Ось «верю – знаю». Моя система представлений, описание мира строится на том, во что я верю. Это постулаты, аксиомы, данные опыта, то, что я принимаю безоговорочно.
Итак, процесс восприятия в целом можно выразить в виде замкнутого контура Вижу-Верю-Знаю. Я вижу то, что знаю, мои знания базируются на вере, а верю я в то, что вижу. Таким образом, контур замыкается, определяя плоскость моего бытия, мою Реальность, то есть мое восприятие, мышление, мои эмоции, отношения и мою деятельность в данный конкретный момент времени.
Вместе с тем данный контур со всех трех вершин открыт для внешних воздействий. Содержание всех трех его аспектов постоянно изменяется во времени:
— в аспекте «Верю» влияют воспитание, образование, восприятие, группа значимых людей – социальная суггестия.
— в аспекте «Знаю» – образование, гипноз, внешние установки
— в аспекте «Вижу» – данные восприятия, СМИ, реклама.
При получении образования, мы через аспект «вижу» приобретаем дополнительные сведения в аспектах «верю» и «знаю». Это могут быть какие-то новые объекты, представления, аксиомы, постулаты, новые модели мира, или готовые блоки, расширяющие представления о реальности. Это может быть также расширение объемов понятий, уже присутствующих в описании мира. Соответственно, расширяется и область того, что человек видит. Чем тоньше человек дифференцирует мир в месте «знаю», тем тоньше этот мир дифференцирован на его каналах ощущений «вижу». Если каких-то вещей нет в его описании, он их не увидит, даже при стопроцентном зрении. В этом смысле можно сказать, что необразованный человек слеп.
Например, говоря о профессионализме, в качестве сущностной для этого понятия можно выделить такую характеристику, как «тонкость дифференциации в некоторой предметной сфере». Хороший ткач различает около сорока оттенков черного цвета. Хороший сталевар по цвету металла может определить его температуру с точностью до десяти градусов и так далее. Любой профессионал в своей области гораздо тоньше дифференцирует, то есть больше видит. Будь то мастер-краснодеревщик, слесарь седьмого разряда или мастер боевых искусств. Известно, что хорошие спортсмены гораздо тоньше дифференцируют зону своих взаимодействий с телом в области движения. Человек, который не является профессионалом в какой-то области, многого в ней не увидит. Множество нюансов профессии пройдет мимо его сознания, ибо их нет в его описании мира. У разных народов, в разных языках имеется разная степень дифференциации некоторых понятий. Например, на Цейлоне есть шестнадцать различных форм сказать человеку «Вы» (мужчина женщине, старший младшему, женщина мужчине, начальник подчиненному и т.д.). А в некоторых языках этой разницы нет, есть только «ты» или только «вы». Например, только «вы» в английском, и только «ты» в иврите. Таким образом, может быть выделена составляющая аспекта «знаю», связанная с этнической принадлежностью. Весьма существенна составляющая «знаю», связанная с принадлежностью к определенному социально-психологическому миру, в котором человек рос и формировался. Кроме того, в аспекте «Знаю» всегда есть некоторая уникальность, являющаяся результатом уникального личного опыта человека. В аспекте «Знаю» человек есть уникальное социальное изделие.
Треугольник «вижу-верю-знаю» задает плоскость воспринимаемой нами реальности, фактически это и есть мир, в котором мы живем. Нельзя сказать, что что-то иллюзорно, а что-то реально — любое восприятие всегда опосредовано конкретной системой представлений о мире [13,14].
Итак, человек не может увидеть то, чего в данный момент нет в описании, или подумать об этом.
Рассмотрим с этих позиций процесс передачи информации. Когда мы говорим, что передано, допустим, 10 Гб информации, мы, в действительности, называем количество двоичных разрядов, необходимых для хранения и передачи некоторой сложной формы [10]. В эту форму передатчик вкладывает определенный смысл – информацию.
Информация – in form — то, что «в форме»[1], смысл, который в форме. Технически передается только форма и воспринимается только форма. Смыслы туда мы вкладываем сами. Чтобы сообщение было воспринято адекватно, приемник должен вкладывать в эту форму тот же самый смысл, что и передатчик. Однако, когда описание мира приемника отличается от описания передатчика, этого может не произойти. Какие-то формы для приемника могут иметь совершенно иной смысл, объемы каких-то понятий могут быть утеряны, а каких-то смыслов может просто не оказаться в его описании мира. Например, если вы дадите купюру в 100 долларов бушмену из Калахари, вряд ли ему будет понятен смысл этой бумажки. В наше время почти каждый день нам приходится вводить пароли. Если в моем описании есть пароль, я смогу войти в подъезд или на сайт, если нет – это невозможно.
И еще немного о природе реальности, разворачивающейся перед нами. Индивидуальное сознание человека есть нечто отграниченное, следовательно, ему необходимо на что-то опираться.
Вариант 1: Опора на Внешний Мир, на вершину «вижу». В этом случае во главе угла достоверность восприятия. Практика усиливает веру, и человек оказывается «пойман» в определенную плоскость бытия. Мир при этом жесткий и плотный, а человек в нем – Наблюдатель. Этот, собственно, вариант и реализован в норме в наше время.
Вариант 2: Опора на вершину «верю». Тогда, если это место осознано и управляемо, можно построить управляемое описание мира. При этом во главе угла оказывается воображение, фантазия. Мир в этом случае виртуальный и проницаемый, а человек в нем – Творец миров. У него имеется степень свободы для перехода между мирами. Этот вариант описан как в психологической [6], так и в художественной литературе [3, 7], но реализовать его на практике, мало кому удается.
В обоих этих случаях объем нашего восприятия и мышления обусловлен нашим описанием мира, и в любом случае можно утверждать, что наша вселенная простирается лишь до тех пределов, до которых простирается наше описание [9]. Если что-то мы не можем представить или помыслить, этого нет и в нашей вселенной.
Использование модели Вижу-Верю-Знаю позволяет увидеть иллюзорность человеческого восприятия, активизируя тем самым процесс повышения осознанности индивида.
Заметим, что это лишь общая модель. Восприятие и мышление в каждой конкретной сфере деятельности требуют отдельного изучения и описания.
Список литературы:
Библиографические ссылки на эту статью:
[1] Термин возник при переводе Платона с греческого на латинский. Образы, впечатления, представления формируются, приобретают форму, Эта форма и воспринимается нами в соответствии с тем смыслом, который соответствует ей в нашем описании мира (прим. Ред.)
Всё о Дюссельдорфе
В этом журнале собрана интересная и полезная для туристов информация о жизни в Дюссельдорфе: про музеи и памятники, билеты и транспорт, отели и рестораны и многое другое.
Гёте: «Человек видит только то, что знает».
«Человек видит только то, что знает».Гёте
А то, что «знают» гости о «не своих» городах, зависит от того, как получится «экскурсия» (если таковая будет). Или же некто, пригласивший, откроет перед гостями Двери.
Иначе.
Елена Бурлина, доктор философии специально для Московского бюро по правам человека опубликовала статью «В поисках ускользающих городов»: европейский город как учебник граждановедения.
Хочу процитировать отдельные пассажи. Это и мой взгляд тоже.
не улавливается поразительная культура отношения к старикам, отсутствие раздражения и брезгливости к инвалидам, хотя скосы на тротуарах для инвалидных колясок видны на каждом шагу, равно как обязательные инвалидные лифты в музеях, поездах, вокзалах. Это психология «закрытой двери», которую замыкает сознание, есть с обеих сторон.
Постоянно приводим в пример «феномен «Взывающего» В. Сидура, в центре Дюссельдорфа. Все дюссельдорфцы знают этот четырехметровый памятник, но почему-то из изданий, устного общения постоянно ускользает информация о том, автор – московский скульптор, словно это признание неловко и неудобно в своем кругу.
Когда сознание открыто, направлено (термин Б. Яворского), видно, как часто разбросаны там и здесь в немецких городах лозунги вроде: «Все мы иностранцы где-нибудь»; «Самый немецкий из немецких художников – Альбрехт Дюрер был сыном переселенцев»; «Германия уже давно не мононациональная страна». Или знаменитый немецкий плакат 1968 года, многократно представленный в учебниках, музеях: «Твой Иисус – еврей. Твой автомобиль – японский. Твой кофе – бразильский. Твои цифры – арабские. Твои буквы – латинские. Твоя демократия – греческая. Твой сосед после этого всего лишь – иностранец?»
Вниз по лестнице, ведущей вверх: сценарии «культурного шока» Перебор развлечений в российских туристических и деловых списках по европейским городам так заметен, что можно говорить об их «бремени». Это – достаточно серьезная тема. Специалисты полагают, что развлечения сегодня – один из способов освобождения от клише времен железного занавеса, это – контркультура, один из сценариев выхода из культурного шока.Известно, что чужие развлечения, как и чужой город, мы осваиваем в духе своих представлений. Еще 200 – 300 лет назад (сошлемся на прекрасную книгу под редакцией Е. Дукова «Развлекательная культура в России XYIII –XIX веков»), «чужой» западноевропейский бал на русской почве превращался в «контрольную работу» для своих дворян; городские сады – просветительские учреждения для рабочих; светский ресторан, кафе – в публичные дома; кабаре – в пространство эстетических изысков (5: Дуков, 2000).
Удивительно, но из развлекательных поездок, которые стоят больших денег, почти не привозят дружеские связи. Как и в те времена, когда ходили стадом, под бдительным присмотром. Даже и владея иностранными языками, живут в состоянии «культурного шока».
Город как живой учебник Проблема не в равнодушии, но в другом: нет навыка к «вылавливанию» того, что гарантирует человеческое качество жизни западных городов. Нет системы, которая давала бы возможность представить, как организована столь качественная для горожан жизнь.