Чем болел пушкин в 1819 году
Как Пушкин пережил «чумной» карантин
Эпидемия холеры началась в Индии и охватила все страны, только аномально холодная зима 1823-1824 года смогла остановить ее. Ненадолго. В 1826 году холера достигла восточных границ Российской империи. В 1829 году она уже была в Оренбурге. В сентябре 1830 года докатилась до Москвы.
Тогда правительство создало комиссию по борьбе с новой болезнью. Ее возглавил медицинский светила пушкинского времени Матвей Яковлевич Мудров, который, кстати, умер от холеры в 1831 году. Издавались наставления по борьбе с холерой, также как и сейчас, в советской время рекомендовали чаще мыть руки. Но в течение 1830 года была поражена 31 губерния. Из 68 тысяч заболевших умерло более половины.
Медицинская терминология пушкинских времен различала болезни «заразные», или «прилипчивые», которые передавались контактом, и «поветрия», передающиеся по воздуху. О том, как возникает холера, спорили бесконечно. Сам Пушкин считал, что она «не прилипчива», поскольку «находится в воздухе», верил, что холера может возникнуть от простуды.
Русский терапевт, профессор Прохор Алексеевич Чаруковский перечислил семь «влияний», содействующих происхождению холеры. Среди них был испуг, страх, огорчение. Не зная, что делать, решили главным способом защиты избрать карантины. Население Москвы впало в панику. Кто мог, спешил уехать. За 12 дней Москву покинули 60 тысяч человек. Пропускали богатых людей, которые ехали только в каретах и колясках. Пеший люд поворачивался обратно.
Не были подготовлены к страшной болезни и врачи. Они путали холеру с чумой. Поэтому Пушкин в своих письмах тоже путает эти болезни. Врачи даже спорили о заразительности болезни.
В 1830 году Пушкин повторно сватается к Наталье Гончаровой и наконец-таки получает согласие от будущей тещи. Отец дарит ему к свадьбе небольшую деревеньку Кистенево. Крестьяне тут жили в большой нужде, четверть домов были покрыты тесом и топились по-белому, остальные подслеповатые курные избенки, крытые соломой. Весной жители уходили на Волгу в бурлаки, в Оренбургские степи гуртовщиками и в Самарскую губернию — жать пшеницу.
Поэт едет в Нижегородскую область, чтобы вступить во владение. Однако последняя встреча с матерью невесты была безобразна, Пушкин расстроен и находится в подавленных чувствах. Он решает продолжить путь.
– Едва успел я приехать, как узнаю, что около меня оцепляются деревни, учреждаются карантины. Народ ропщет, мятежи вспыхивают то там, то здесь нелепые. Я занялся моими делами, перечитывая Кольриджа, сочиняя сказочки и не ездя по соседям, – из воспоминаний Пушкина.
Так холерный карантин задержал поэта, но не сломил его дух. Вскоре после приезда он написал стихотворения «Бесы» и «Элегия». А 13 сентября сочинил «Сказку о попе и о работнике его Балде».
– Приехал я в деревню и отдыхаю. Около меня холера морбус. Знаешь ли, что это за зверь? того и гляди, что забежит в Болдино, да всех нас перекусает! Ах, мой милый! что за прелесть здешняя деревня! вообрази: степь да степь; соседей ни души, езди верхом, сколько душе угодно, пиши дома, сколько вздумается, никто не помешает, – из письма Пушкина Плетнёву.
По воспоминаниям болдинских старожилов, курчавый барин каждый день ездил верхом, записывал, какие леса, какие травы растут и каждый день принимал ванну — ему готовили кадушку с горячей водой. В конце сентября Пушкин очевидно понимает опасность болезни, да и в карантине он сам боится зачахнуть. Он решает попытаться уехать из Болдина.
– Мне объявили, что устроено 5 карантинов отсюда до Москвы, и в каждом мне придется провести четырнадцать дней, – писал Пушкин своей будущей жене. Но он не знал, что на самом деле до Москвы было устроено не 5, а 14 карантинов. – Будь проклят тот час, когда я решился оставить вас. Я бешусь. И эта чума, с ее карантинами, — разве это не самая дрянная шутка, какую судьба могла придумать?
Попытки уехать не увенчались успехом, Пушкину пришлось возвратиться в Болдино и даже стать надзирателем участка. Он просвещал крестьян, проводил проповеди. Лишь в конце ноября писатель выезжает из Болдино. С 6 декабря оцепление с Москвы сняли, и Пушкин отправился в столицу.
Чем болел пушкин в 1819 году
Источники информации о перенесенных А. С. Пушкиным болезнях разнообразны, это – и его письма, и воспоминания современников, и очень редко – медицинские документы, составленные, к сожалению, не всегда грамотно.
Так, например, в рапортах врача Ф. О. Пешеля о заболеваниях Александра Сергеевича во время его пребывания в Лицее фигурируют не диагнозы, а самые общие симптомы: «нездоров», «головная боль», даже просто – «больной» и чаще всего (7 из 16 обращений к врачу) «простуда» Каждое из этих состояний может быть обусловлено различными причинами. Не вызывает разночтений только одно заключение: «опухоль от ушиба щеки».
По-видимому, это были не очень опасные для здоровья Пушкина болезни. Подтверждение тому – кратковременность пребывания на госпитальной койке: два-три дня, максимум – пять дней.
Вынужденное уединение Александр Сергеевич использовал для сочинения стихов. Его навещали друзья. Пущин сохранил для потомства сцену, когда поэт читал1 в лазарете «Пирующих студентов»:
«…После вечернего чая мы пришли к нему гурьбой с гувернером Чириковым.
Друзья! Досужный час настал;
Все тихо, все в покое…
Внимание общее, тишина глубокая по временам только прерывается восклицаниями. Кюхельбекер просил не мешать, он весь был тут, в полном упоении… Доходит дело до последней строфы Мы слушаем:
Писатель за свои грехи!
Ты с виду всех трезвее;
Вильгельм, прочти свои стихи,
Чтоб мне заснуть скорее.
При этом возгласе публика забывает поэта, стихи его, бросается на бедного метромана, который, растаявши под влиянием поэзии Пушкина, приходит в совершенное одурение от неожиданной эпиграммы и нашего дикого натиска…»
Врач Ф О. Пешель, которому было доверено здоровье лицеистов, проработал в штате этого привилегированного учебного заведения с его основания до 1842 года и дослужился до высокого чина статского советника.
В пушкинскую пору доктор был весьма легкомысленным; он забавлял лицеистов своими неудачными любовными похождениями, анекдотами и уморительным русским языком. Барон М. А. Корф остроумно назвал его добрым человеком, «о котором могли отзываться дурна разве только его больные».
Занимаясь медицинской практикой, Пешель придерживался принципа «не вреди» и прописывал лекарства (чаще всего из солодкового корня), которые не оказывали какого-либо влияния на течение патологического процесса. Молодой и крепкий организм его пациентов сам справлялся с болезнями, благо они не были очень серьезными.
Но как это ни парадоксально звучит, жизнь Александра Сергеевича подвергалась смертельной опасности именно во время пребывания его на больничной койке.
Двадцатилетний «дядька» из вольноопределяющихся, Константин Сазонов, который прислуживал Пушкину в лазарете, 18 марта 1816 года был изобличен как уголовный преступник, убийца и грабитель, совершавший разбои в Царском Селе. Это дало повод поэту выступить с эпиграммой, поставив рядом матерого убийцу и бездарного врача:
Заутра с свечкой грошевою
Явлюсь пред образом святым:
Мой друг! остался я живым,
Но был уж смерти под косою;
Сазонов был моим слугою,
А Пешель – лекарем моим.
Право, превосходные успехи Пушкина в словесности и фехтовании, отмеченные в свидетельстве об окончании Лицея, сошлись вместе в его эпиграммах.
В июне 1817 года А. С. Пушкин покинул Лицей и, расставшись с верными друзьями, переехал в Петербург к родителям.
Вдруг обретенная свобода и кажущаяся независимость вскружили ему голову. Началась безудержная жизнь: балы, театры, пирушки. Пушкин – кумир «золотой» столичной молодежи На поэзию почти не оставалось времени. Жуковский и Батюшков тревожились за его будущее. Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы не тяжелая болезнь, которая, как он сам выразился, остановила на время избранный им образ жизни.
В начале декабря 1817 года Пушкин заболел «гнилою горячкой».
Болезнь эта стала одним из поворотных моментов в его биографии. Вряд ли иначе спустя шесть лет он вспомнил бы о ней на той же странице своих «Записок», на которой оценивал многотомную «Историю» Н. М. Карамзина. Расходясь с историографом в ряде принципиальных, политических вопросов, Пушкин отдавал должное писательскому и научному подвигу – двенадцатилетнему затворничеству Карамзина в работе над книгой. По-видимому, балансирование на грани жизни и смерти заставило поэта еще раз задуматься о своем назначении.
А о критичности ситуации свидетельствовало отчаяние родителей и неуверенность лечащего врача в исходе заболевания: «Лейтон за меня не отвечал», – лаконично записал Пушкин.
Что за болезнь «гнилая горячка», которую перенес поэт?
Ответить с уверенностью на этот вопрос сегодня нельзя, так как понятие «горячка» объединяло все тифы, малярию, грипп и разные лихорадочные состояния. Правда, между горячкой и лихорадкой существовала некая разница. В. И. Даль [3] определил ее следующим образом: «Обычно лихорадкой зовут небольшую и недлительную горячку, а более перемежную, а горячкой – длительную и опасную, например нервную, желчную, гнилую и пр.».
Определение «гнилая» дает основание предположить, что горячка вызвана воспалительным процессом, хотя в клинической картине заболевания, вернее, в том, что нам известно о ней, не было признаков воспаления какого-либо органа, включая легкие и почки. Я склонен считать, что Александр Сергеевич болел тяжелой формой малярии. В пользу этого предположения – рецидивы заболевания в последующие два года и эффект от лечения хиной, которое в 1820 году провел доктор Е. П. Рудыковский.
Тогда, в 1817 году, штаб-доктор Я. И. Лейтон применил только начинавший входить в практику жаропонижающий метод. Сегодня для получения понижающего температуру тела эффекта назначают аспирин или другие производные салициловой кислоты. Во времена Пушкина этих средств еще не знали и с той же целью пользовались холодной водой. Лечение водой импонировало главному врачу русского флота Якобу Лейтону. Но в случае с молодым Пушкиным, учитывая особенно высокую лихорадку, он решился на «чрезвычайные меры» и применил ванны со льдом.
Тот факт, что Александр Сергеевич в конце концов, как говорится, несмотря на лечение выздоровел, тоже свидетельствует в пользу малярии – любой воспалительный процесс от такой терапии только бы усугубился.
Поправлялся он медленно Почти всю зиму не выходил из дому.
«Чувство выздоровления – одно из самых сладостных, – писал Пушкин. – Помню нетерпение, с которым ожидал я весны, хотя это время года обыкновенно наводит на меня тоску и даже вредит моему здоровью». Через несколько лет он об этом же скажет в стихах:
Скучна мне оттепель; вонь, грязь – весной я болен;
Кровь бродит, чувства, ум тоскою стеснены.
Продолжаю разорванную стихами цитату «Но душный воздух и закрытые окна так мне надоели во время болезни моей, что весна явилась моему воображению со всей поэтической своей прелестью…» Известный наш филолог Ю. М. Лотман, написавший недавно одну из лучших биографий Александра Сергеевича, совершенно справедливо назвал потомка африканца Ганнибала человеком севера. Пушкин любил зимние морозы, но особенно «унылую пору» поздней осени, когда крепло его здоровье и наступал период наиболее интенсивных литературных трудов. Здесь самое время адресовать читателя к стихам поэта:
Октябрь уж наступил – уж роща отряхает
Последние листы с нагих своих ветвей…
В уединенной комнатке в квартире отца, как только стал поправляться, он с наслаждением принялся за поэму «Руслан и Людмила», начатую еще в Лицее. Много читал, восполняя пробелы в своем образовании, а беседы с друзьями, которых он принимал в полосатом бухарском халате и ермолке, прикрывавшей бритую голову, скрашивали длинные зимние вечера.
Заболевание повторилось примерно через полтора года и опять протекало с высокой температурой. Проболел он большую часть июня. Был момент, когда друзья и родственники опасались за его жизнь. Александр Сергеевич находился в это время в Петербурге, и дядюшка Василий Львович, со слов А. И. Тургенева, писал из Москвы в Варшаву П. А. Вяземскому: «Пожалей о нашем поэте Пушкине. Он болен злою горячкою. Брат мой в отчаяньи, и я чрезвычайно огорчен такой печальною вестью…»
Но Александр Сергеевич, обладая колоссальным запасом жизненных сил и неисчерпаемым оптимизмом, на этот раз тоже благополучно справился с недугом. И уже 9 июля Василий Львович праздновал выздоровление племянника, а сам поэт взял отпуск в Коллегии иностранных дел, где числился на службе, и, еще «полубольной», на месяц укатил в Михайловское поправлять здоровье.
Меня зовут холмы, луга, Тенисты клены огорода, Пустынной речки берега И деревенская свобода, – писал он В. В. Энгельгардту в известном стихотворении, которое здесь уже цитировалось («Я ускользнул от Эскулапа худой, обритый – но живой…»).
В Михайловском он хорошо окреп; но волосы, разумеется, за это время отрасти не успели, и осенью 1819 года можно было наблюдать, как Александр Сергеевич где-нибудь в ложе театра или на балу, сняв с головы парик, обмахивался им, будто веером.
Болезнь привязалась к Пушкину и еще через год навестила его снова. На этот раз она захватила его в Екатеринославле вскоре после прибытия к месту новой службы, как именовалась фактическая ссылка.
Сам Александр Сергеевич считал, что причина болезни в простуде: «…выкупался и схватил горячку, по моему обыкновенью…» Хотя, как можно судить по воспоминаниям доктора Е. П. Рудыковского, это была типичная малярия с периодическими приступами (или, как тогда выражались, пароксизмами) лихорадки, сменяющимися ощущением полного здоровья.
Больному повезло: в это же время в Екатеринославле по пути на Кавказ оказалась семья Раевского, в свите которого был врач – уже упоминавшийся нами Евстафий Петрович Рудыковский.
Вот как доктор вспоминал о первой встрече с пациентом, к которому его привел приятель Пушкина – младший сын генерала:
«…Приходим в гадкую избенку, и там, на дощатом диване, сидит молодой человек – небритый, бледный и худой. …Осмотревши тщательно больного, я нашел, что у него была лихорадка. На столе перед ним лежала бумага.
– Чем вы тут занимаетесь?
«Нашел, – думал я, – и время и место». Посоветовавши ему на ночь напиться чего-нибудь теплого, я оставил его до другого дня.
…Поутру гляжу – больной уж у нас; говорит, что он едет на Кавказ вместе с нами. За обедом наш гость весел и без умолку говорит с младшим Раевским по-французски. После обеда у него озноб, жар и все признаки пароксизма.
– Доктор, дайте чего-нибудь получше; дряни в рот не возьму.
Что будешь делать, прописал слабую микстуру. На рецепте нужно написать кому. Спрашиваю. «Пушкин»; фамилия незнакомая, по крайней мере, мне. Лечу, как самого простого смертного, и на другой день закатил ему хины.
…И Пушкин выздоровел…»
Чуть только самочувствие Александра Сергеевича улучшилось, он принялся подтрунивать над своими спутниками, и прежде всего досталось его спасителю: Пушкин повысил скромного штаб-лекаря Е. П. Рудыковского в должности и в паспортную книгу коменданта Горячеводска вписал его как лейб-медика, вызвав переполох у местных медицинских властей. (Себя он скромно назвал – «недоросль».)
Познакомившись с Пушкиным ближе, Евстафий Петрович похвастался перед ним стихами собственного сочинения. Александр Сергеевич тут же выдал ему дружескую эпиграмму, обессмертив имя скромного врача и незадачливого поэта:
Аптеку позабудь ты для венков лавровых
И не мори больных, но усыпляй здоровых.
Два месяца пребывания Пушкина на Кавказе в кругу добрых и заботливых друзей возродили его физически и духовно.
«…Воды мне были очень нужны и черезвычайно помогли, особенно серные горячие. (Продолжаю цитировать его письмо брату.) Впрочем купался в теплых кисло-серных, в железных и в кислых холодных Все эти целебные ключи находятся не в дальнем расстоянии друг от друга, в последних отраслях Кавказских гор. Жалею, мой друг, что ты со мной вместе не видел великолепную цепь этих гор; ледяные их вершины, которые издали, на ясной заре, кажутся странными облаками, разноцветными и неподвижными; жалею, что не всходил со мной на острый верх пятихолмного Бешту, Машука, Железной горы, Каменной и Змеиной…»
В 1829 году по дороге в Арзрум Александр Сергеевич вновь посетил Горячие воды и нашел там большие перемены. Вместо наскоро построенных лачужек, в которых размещались ванны, он увидел великолепные дома.
«Кавказские воды представляют ныне более удобностей, – отметил Александр Сергеевич, – но мне было жаль их прежнего дикого состояния; мне было жаль крутых каменных тропинок, кустарников и неогороженных пропастей, над которыми, бывало, я карабкался…»
Не стану задерживать внимание читателей на эпизодических недомоганиях, легких травмах и мимолетных заболеваниях, упоминание о которых можно встретить в письмах А. С. Пушкина и даже стихотворных посланиях: «В глуши, измучась жизнью постной, изнемогая животом…» – сообщал он 7 ноября 1825 года П. А. Вяземскому в шутливом послании из Михайловского.
Александр Сергеевич всегда ценил здоровье и обрадовался, услыхав в Болдино, что крестьяне величают господ «титлом Ваше здоровье»: «Титло завидное, без коего все прочие ничего не значат».
Иногда ссылки на нездоровье – предлог, чтобы избежать визита или свидания.
«…Я поспешил бы придти, если бы не хромал еще немного и не боялся лестниц. Пока что я разрешаю себе бывать только в нижних этажах…» – пишет он своему преданному другу, доброй и заботливой Е. М. Хитрово, которая страстно, но без взаимности любила поэта.
Особенно часто Александр Сергеевич сказывается больным, чтобы не являться на обязательные рауты во дворец, по поводу которых как о пустой трате времени он иронизировал: «…Ходишь по ногам, как по ковру, извиняешься – вот уже и замена разговору…»
Письмо это было перехвачено тайной полицией и передано царю. Возмущенный вопиюще-безнравственным поступком Бенкендорфа и Николая I, Александр Сергеевич отбросил всякую осторожность и с помощью тех же писем, которые, как он понимал теперь, прочитываются на самом верху, повел наступательную кампанию за элементарные человеческие права.
«Мысль, что кто-нибудь нас с тобой подслушивает, приводит меня в бешенство a la lettre [4]. Без политической свободы жить очень можно; без семейственной неприкосновенности (inviolabilite de la famille) [5] невозможно: каторга не в пример лучше», – высказался он в письме Наталье Николаевне 3 июня 1834 года и тут же указал, кому это замечание адресовано: «Это писано не для тебя; а вот что пишу для тебя». И далее повел спокойный «семейственный» разговор.
Теперь все его письма словно разделены невидимой (а иногда и видимой) чертой: одна часть – для жены другая – для правительства, подсматривающего в замочную скважину:
«На того (Николая I. – Б. Ш.) я перестал сердиться, потому что, toute reflexion faite [6], не он виноват в свинстве, его окружающем. А живя в нужнике, поневоле привыкнешь к –, и вонь его тебе не будет противна, даром что gentleman [7]. Ух, кабы мне удрать на чистый воздух» – это для царя и высшего света.
«…Вы, бабы, не понимаете счастия независимости и готовы закабалить себя навеки, чтобы только сказали про вас: Hier Madame une telle etait decidement la plus belle et la mieux mise du bal» [8] – это уже для жены, впрочем, о том же самом.
«Репортуясь» больным, Александр Сергеевич жаждал получить хотя бы глоток чистого воздуха. Но был период, когда, используя болезнь, он надеялся на большее.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.
История болезни А. С. Пушкина
Д.Г. Панфилов, нейрохирург высшей категории
История болезни камер-юнкера, титулярного советника
Пушкина Александра Сергеевича.
Паспортная часть.
1.Фамилия – Пушкин Александр Сергеевич.
2.Пол – мужской.
3.Национальность – русский.
4.Вероисповедание – православное.
5.Социальное положение – дворянин.
6.Место в табели о рангах – титулярный советник.
7.Год рождения – 26 мая 1799 г.
8.Род занятий – историограф Его Императорского Величества.
9.Домашний адрес – Санкт-Петербург, дом княгини Волконской на Мойке.
10.Семейное положение – женат, 4 детей, жена – Наталья Николаевна, урожденная Гончарова.
11.Доставлен самостоятельно или в сопровождении – в сопровождении подполковника К.К. Данзаса.
12.Время поступления – 19 часов 27 января 1937 г.
13.Диагноз при поступлении – без диагноза.
Анамнез ранения.
27 января 1837 г. на Черной речке около 17 часов произошла дуэль между камер-юнкером А.С. Пушкиным и кавалергардом Жоржем Дантесом.
Стрелялись на 10 шагах (7-7,5 метра) из дуэльных пистолетов калибра 1,2 см, вес безоболочечной пули 17,6 грамма.
Первым выстрелил господин Дантес, пуля попала господину А.С. Пушкину в низ живота, и он упал лицом в снег, но нашел в себе силы приподняться и произвести выстрел, легко ранив противника в правую руку.
Секунданты объявили дуэль законченной, на руках оттащили А.С. Пушкина до изгороди и положили в сани, проехали 500 метров и у Комендантской дачи перенесли его в карету Геккерна.
А.С. Пушкин все время терял сознание, одежда его, сиденье в карете, шинель Данзаса, который поддерживал его, были обильно пропитаны кровью.
Раненого везли около 8 километров до квартиры на Мойке, куда он приказал, чтобы его доставили. Пока ехали, стемнело.
Жалобы больного.
Жалуется на боли в низу живота, отдающие в поясницу, кровотечение из раны, слабость, головокружение, жажду, тошноту.
Наследственность.
Наследственность благоприятная. Прадед Абрам Петрович Ганнибал прожил 92 года, оба деда по матери и по отцу – более 60 лет, бабушка по матери Мария Алексеевна – 73 года, отец Сергей Львович – 73 года, сестра Ольга – 67 лет.
Дети: Мария жила до 87 лет, Александр – 81 год, Наталья – 76 лет, Григорий – 70 лет.
Перенесенные заболевания.
В детстве и в годы учебы в лицее страдал простудными заболеваниями (7 обращений к врачу из 16), но болел не более 3-5 дней.
В феврале 1818 года «гнилостная горячка» (пневмония) – «Я ускользнул от Эскулапа…».
Длительно болел рецидивной формой малярии, отмечались 3 сильных обострения, наиболее сильное при поездке на юг, к счастию, доктор Рудыковский вылечил больного хиной, и рецидивы прекратились.
До конца дней страдал варикозным расширением вен нижних конечностей, больше правой ноги. Сам А.С. Пушкин называл эту болезнь «аневризмом» и даже собирался оперироваться.
Имеется заключение врача псковской медицинской управы В. Всеволодова: «У А.С. Пушкина имеется на нижних конечностях, а в особенности на правой голени повсеместное расширение кровевозвратных жил (Varicositas toticus cruris dextri).
Объективные данные при поступлении.
Одежда обильно промокла кровью. Бледен. Пульс частый, мягкий. Сознание спутанное. По снятии одежды в правой боковой поверхности живота кровоточащая рана округлой формы, умеренно кровоточит.
Кровопотеря наружная около 750,0. Внутренняя – 1200,0. Общая кровопотеря – около 2 литров.
При объеме циркулирующей крови около 5 литров такая кровопотеря не является смертельной.
Дневник течения болезни.
17 января, около 19 часов.
Данзас вошел в комнату к Наталии Николаевне, сбросил в угол заснеженную окровавленную шинель: «Пушкин ранен, но к счастью, легко». С Натальей Николаевной сделалось дурно.
Данзас бросился домой к лейб-хирургу Арендту, не застал его дома, оставил записку и бросился к профессору хирургии Соломону. Того тоже не было дома. Данзас оставляет и ему записку и кинулся искать хоть какого-либо врача. В воротах столкнулся с медиком Шольцем, который согласился пойти с ним.
Характеристика врача-акушера Шольца.
В.Б. Шольц никогда не занимался хирургией, но был искусный акушер. Первый, кто осмотрел А.С. Пушкина и перевязал рану. Оставил записки об этой встрече с поэтом.
27 января, 19.20.
Шольц приводит Задлера.
Характеристика хирурга Задлера.
Карл Задлер – главный врач Конюшенного госпиталя, средний хирург по отзыву Н.И. Пирогова. Практик. Занимался литературой, оставил записки о деятелях эпохи Петра I и Екатерины II.
В отличие от Шольца, не оставил никаких записок о лечении А.С. Пушкина.
Задлер снял окровавленную повязку, наложенную Шольцем, осмотрел рану, которая умеренно кровоточила, и побежал домой за инструментами для обследования раны. Вернувшись, вновь осмотрел в рану, она уже не кровоточила, и с помощью специальных зондов попытался определить глубину раны, ее ход и местонахождение пули. Закончив исследование, вновь наложил повязку. Исследование раны Пушкин перенес героически. После перевязки Задлер побежал за Соломоном и вернулся с ним.
27 января, около 20.00.
По записке приходит Арендт, прихватив с собой Буяльского. У постели раненого собирается первый консилиум в составе: Арендт, Буяльский, Соломон, Задлер.
Характеристика Соломона.
Получил звание профессора хирургии, в Медико-хирургической академии преподавал курс оперативной хирургии. Написал великолепное руководство по оперативной хирургии. Первым в России в 1825 году перевязал внутреннюю подвздошную артерию (!), в 1827 году первым удалил камень из мочеточника. Христофор Христофорович Соломон (1760-1851) разработал методику операций при аневризмах, сделал 12 успешных операций, в то время как другие насчитывали 2-3.
27 января, около 21 часа.
Из врачей дома только Арендт и Спасский. А.С. Пушкин в полусне, изредка стонет.
27 января, около 22 часов.
Приходит В.А. Жуковский. Он зашел к вяземскому. «Князь у Пушкиных!» Зашел к Валуеву:
— Получили ли вы записку от княгини? К вам давно послано, поезжайте к Пушкину, он умирает, он ранен!
По пути сообщил Виельгорскому. После прихода Жуковского Арендт уходит: «Надо доложить царю!».
Пушкин – Арендту: «За Данзаса просите, он мне брат!»
Первую ночь остается дежурить у постели Спасский.
Характеристика Спасского.
Иван Тимофеевич Спасский из семьи купцов. Домашний врач в семье А.С. Пушкина – детский врач, терапевт, гинеколог в доме. За лечение не брал ни копейки. А.С. Пушкин высоко ценил его и постоянно советовался.
Написал книгу по судебной экспертизе, преподавал судебную экспертизу в училище правоведения.
Издал первое руководство по реаниматологии «Краткое наставление для руководства при подаче первой помощи мнимоумершим». Написал работу по лечению голодом «Успешное действие голода на перемежающиеся лихорадки». Написал работы по этимологии, фармакологии, основоположник диетотерапии. Его высоко ценил медицинский мир Петербурга.
27 января, около 23 часов.
Вернулся от царя Арендт, ему пришлось ждать царя в театре. Царь отправил к А.С. Пушкину записку, приказав Арендту возвратиться и информировать его о течении ранения: «Я не лягу спать, буду ждать ответа».
А.С. Пушкину вручают записку: «Любезный друг Александр Сергеевич! Если не суждено нам видеться на этом свете, прими мой последний совет: постарайся умереть христианином. О жене и детях не беспокойся, я беру их на свое попечение».
Арендт объявил А.С. Пушкину, что царь повелел узнать, есть ли у него долги, что он их все желает оплатить.
— 120 тысяч частного и 60 тысяч государственного долгу!
27 января, около 24 часов.
Арендт уходит, назначив опий.
28 января, около 2 часов.
Возвращается Арендт. А.С. Пушкин лежал спокойно, жаловался только на боли в животе. Повязка сухая. Уходя, Арендт просит Спасского и Данзаса прислать за ним, если будет хуже. Данзасу в дверях: «Шутка скверная, он умрет непременно!»
Взгляд у А.С. Пушкина осмысленный, сам спокойный. Оглядел книжные полки, обращаясь к книгам: «Прощайте, друзья!»
28 января, около 7 часов.
Решил проститься с детьми. их принесли к нему по очереди. Всех благословил, перекрестил. Попрощался с друзьями. «Смерть идет».
28 января, около 9 часов.
Арендт уехал, Спасский остается.
В записках Спасского: «Врачи опасаются лихорадки, но ее нет».
А.С. Пушкин открыл глаза:
— Тут ли Карамзина? Где Карамзина?
Послали за ней.
28 января, около 12 часов.
Приехала Е.А. Карамзина.
— Я хочу, чтобы она меня благословила.
Карамзина в дверях перекрестила его. А.С. Пушкин подозвал ее ближе.
— Перекрестите меня!
Та поцеловала его в лоб, перекрестила.
28 января, около 12.30 часов.
Приехал Арендт, подсчитал пульс, осмотрел живот и назначил опий (!) с каломелью. Это сразу облегчило страдания. Окружающие повеселели: «Мы на тебя надеемся!»
Наталья Николаевна с радостью: «Он будет жить, вот увидите!»
28 января, около 13 часов.
Приехал В.И. Даль.
Характеристика Даля.
Владимир Иванович Даль из семьи врача. Морской офицер, этнограф, языковед, писатель, врач. В Дерпте познакомился с Пироговым, пристрастился к хирургии, много оперировал, выработал у себя виртуозную технику. Во время войны с Турцией работает армейским хирургом, защитил докторскую операцию по трепанациям черепа – сложнейшему разделу хирургии. После войны вернулся в Петербург и занялся глазной хирургией. Сделал более 30 удачных операций при удалении катаракты, все больные прозрели. Опыт других насчитывал 2-3 операции. Прослыл в столице за хирурга-волшебника, возвращавшего зрение. При жизни в Оренбурге с успехом делал много ампутаций по поводу опухолей. Слыл неплохим гомеопатом.
С Пушкиным знаком с 1832 года на литературной почве, именно А.С. Пушкин подсказал ему идею создания Толкового словаря.
В литературе печатался под псевдонимом «Казак Луганский».
Служил в Оренбурге чиновником по особым поручениям при губернаторе, сопровождал А.С. Пушкина в Бердскую слободу при собирании материала о Пугачевском восстании.
28 января, около 18 часов.
А.С. Пушкин спокоен, боли слабые. Позвал Спасского, попросил сжечь какие-то бумаги, мысли свежие. Ухаживающим за ним говорит: «Вот чудесно», «Вот и прекрасно».
28 января, около 18.30 часов.
Пульс вдруг ударил до 120 в 1 минуту, сделался жестким, поднялась температура до 38,8. Боли в животе вновь усилились. Повязка промокла кровью. Лицо заострилось, глаза впали, холодный липкий пот, губы сухие, покрытые коричневыми корками.
Возможное ухудшение заранее было обговорено с Арендтом, его ждали. Спасский и Даль ставят на живот 25 пиявок. Дополнительная кровопотеря 250 грамм (10 г;25=250 г), но зато пиявки выделяют в сосудистое русло гепарин, так необходимый сейчас.
А.С. Пушкин ведет себя мужественно, помогает ставить пиявки. После пиявок полегчало. «Пульс ровнее и мягче, кожа показала небольшую испарину, опухоль живота опала».
28 января, около 20 часов.
Пришел Арендт, одобрил лечение. Все верят в хороший исход, только не он. Военный опыт не позволяет ему высказать благоприятный прогноз.
Арендт назначает касторовое масло, но стула нет.
28 января, около 22часов.
Сделав назначения, Арендт уходит.
А.С. Пушкин к Далю: «Даль, скажи мне правду, скоро я умру?»… «Тоска, ах, какая тоска, сердце изнывает».
28 января, около 22.30 часов.
Приходит доктор Андреевский, за которым послал Спасский, близко его знавший.
28 января, около 24часов.
Спасского буквально силой отправляют отдохнуть, он более суток у постели раненого.
На вторую ночь остаются дежурить Андреевский и Даль, с ними верный Данзас.
«Ночь долгая и мучительная».
29 января, около 4 часов, день рождения Жуковского.
Боли приняли нестерпимый характер.
Вздутие живота увеличилось, послали спросить Арендта, не поставить еще раз пиявки.
29 января, около 13 часов.
Раненый в забытье, бредит, мечется, стонет.
29 января, около 14.45 часов.
Пульса и дыхания нет.
А.С. Пушкин скончался.
Жуковский остановил часы на стене. Андреевский закрыл А.С. Пушкину глаза.
29 января, около 15 часов.
Вернулся Арендт, уходивший доложить царю о смерти А.С. Пушкина. Жуковский послал за Гальдбергом, который пришел и снял 8 масок с лица умершего.
А.С. Пушкина отнесли в буфетную и положили на стол.
29 января, между 16 и 19 часами.
Вскрытие тела АС. Пушкина. Вскрытие производил Спасский, как судебному эксперту, ему это было сподручнее. Протокол записывал Даль. При вскрытии присутствовал Арендт, ибо только он мог назвать подвздошную вену «бедренной».
Вскрытие было неполным, вскрывалась только брюшная полость.
29 января, около 20 часов.
В квартире А.С. Пушкина состоялась панихида.
Вскрытие подтвердило полностью предварительный диагноз и показало, что лечащие врачи оказались на высоте, сделав все возможное для спасения жизни поэта.
Окончательный диагноз.
Основной: Слепое огнестрельное проникающее ранение брюшной полости в правой подвздошной области, оскольчатый перелом крыла правой подвздошной кости и крестца, контузия петли тонкой кишки и внутренней подвздошной вены.
Осложнения: травматический шок I-III степени. Внутреннее и наружное кровотечение. Вторичная анемия. Быстротекущая форма перитонита. Тромбоз брызжеечных артерий с наличием массивного пареза кишечника и явлениями интоксикации. Сердечно-сосудистая недостаточность.
Схема ранения (раневого канала) А.С. Пушкина.
(рисунок в приложении)