Чем выше летает чайка
“Чем выше летает чайка, тем дальше она видит”
Что мы вспоминаем, когда слышим слово “птица”?
“Отчего люди не летают. Я говорю: отчего люди не летают так, как птицы? Знаешь, мне иногда кажется, что я птица. Когда стоишь на горе, так тебя и тянет лететь. Вот так бы разбежалась, подняла руки и полетела”.
Почему эти строки, знакомые с юности, так волнуют и тревожат? Мы восхищаемся смелым Соколом, который в последние секунды жизни хотел вновь ощутить радость полёта, сочувствуем крику боли Нины Заречной: “Я — чайка”, повторяем вслед за героем очерка Короленко «Парадокс»: “Человек создан для счастья, как птица для полёта”. Почему мы признаём это как аксиому: полёт — счастье? Может быть, потому, что только в полёте мы представляем себе абсолютную свободу, сияние бескрайних небес и пьяняще-чистый холодный воздух?
Живёт на свете Ричард Бах (Richard Bach; 1936), потомок гения немецкой музыки. Служил в американских ВВС на тактических истребителях, уволился в положенное время в звании капитана. Страстно влюблённый в авиацию, стал пилотом-каскадёром, выпустил книги по эксплуатации летательных аппаратов. На своём старом одноместном самолёте не раз совершал далёкие рискованные путешествия, попадал в аварии и снова летал. А ещё писал романы, которые мало кто читал, и статьи, изредка появлявшиеся на страницах научно-популярных журналов. И вот однажды…
Как рассказывал сам Ричард Бах, прогуливаясь по берегу канала, он услышал голос, который произнёс: “Чайка по имени Джонатан Ливингстон”, и рассказал историю, ставшую одноимённой повестью-притчей.
Правда это или красивая легенда — неизвестно, но зато точно известно, что Ричард Бах написал повесть о Чайке и в 1970 году она была напечатана в журнале. Однако поначалу ни читатели, ни критики не обратили внимания на «Чайку по имени Джонатан Ливингстон» (Jonathan Livingston Seagull). Но вскоре она вышла отдельным изданием, затем была переведена на многие языки, можно сказать, побила все издательские рекорды. Её читали в Америке, в Европе, в Австралии.
Сколько ни перечитываешь эту маленькую повесть, каждый раз поражаешься глубине её содержания и законченности формы. О чём она? О том, как Джонатан Ливингстон пытался понять “всеобъемлющую невидимую основу вечной жизни”, достичь совершенства и наконец постигнуть, “что такое доброта и любовь”. Внешний же событийный ряд прост: попытки Чайки освоить фигуры высшего пилотажа, достичь совершенства в полёте и передать своё знание истины ученикам.
Проблема поиска смысла жизни, центральная в этой притче, — одна из “вечных” в литературе. В повести Р.Баха она приобретает характер конфликта между серой Стаей и гениальным Изгнанником.
Стая считает, что “нам не дано постигнуть смысл жизни, ибо он недостижим, нам известно только одно: мы брошены в этот мир, чтобы есть и оставаться в живых до тех пор, пока хватит сил”. С этим категорически не согласен Джонатан, которым движет неистребимая жажда познания: “Тысячи лет мы рыщем в поисках рыбьих голов, но сейчас понятно наконец, зачем мы живём: чтобы познавать, открывать новое, быть свободными!”
Но, конечно, Ричард Бах затронул и другие “вечные” проблемы: взаимоотношения отцов и детей, “низкие” заботы повседневности и стремление к высокому, невежество и жажда знаний, философское понимание доброты и любви.
Как только не определяла критика жанровое своеобразие этого произведения: притча, философская сказка, поэма в прозе. И всё-таки это повесть-притча, потому что события в ней, как и в других произведениях этого жанра, не определены ни хронологически, ни территориально: все полёты чаек происходят над каким-то морем, “здесь и сейчас”. Сюжет прямолинеен: не забегает вперёд, чтобы создать драматическое напряжение, не возвращается назад, чтобы сообщить дополнительные сведения. Он останавливается только на главных моментах, не отвлекаясь на подробности или описания. Но пересказать его сложно, потому что философский смысл этой притчи очень глубок и должен быть разгадан самим читателем (добавлю: каждым по-своему).
Кто-то увидит историю о бесконечном стремлении гения постичь тайну совершенства, кто-то — воплощение знаменитой фразы: “Художник, воспитай ученика, чтоб было у кого потом учиться”. А кто-то — реализованное в аллегорических образах учение Будды о достижении полной свободы тела, речи и ума. Влияние философии буддизма, на мой взгляд, сказывается в том, что Джонатану свойственно ощущение пространства как блаженства, он, как и Будда, ищет не власти, а истины, к нему приходит внутреннее, сверхчеловеческое зрение, и конечный результат его опытов — полное просветление, состояние совершенства, высшая радость (а прозвище Гаутамы “Будда” и означает “просветлённый”). Как и Будда, Джонатан учит своих последователей методам достижения просветления, перехода из одного мира в другой, чтобы, пробудившись от коллективного сна, они увидели, что нет никакой границы между сансарой (миром обусловленности) и нирваной (миром ничем не обусловленного существования) и что мир с самого начала един.
Герои этой притчи, не исключая и Джонатана, нарисованы весьма схематично. У них одна страсть — полёт, одна судьба: изгнание из Стаи — обретение Учителя — настойчивый труд — просветление (постижение истины) — достижение совершенства.
Система образов построена на противопоставлении серой Стаи (восемь тысяч глаз) и чайки Джонатана с его семью учениками (число “8” как отражение восьми заповедей буддийского образа жизни — Благого восьмеричного пути).
О Джонатане мы узнаём вначале только то, что он “голодный, радостный, пытливый”, о его единомышленниках — ещё меньше: наставник Салливан и старейший Чанг — воплощение мудрости, изгнанник Флетчер Линд, “очень молодая чайка”, — “сильный, ловкий и подвижный”, Мартин Уильям — “незаметный” и “маленький”, Кэрк Мейнгард — с поломанным крылом, а Чарльз-Роланд — “удивлённый, счастливый и полный решимости завтра подняться ещё выше”. Эти образы очень мало индивидуализированы, что, впрочем, вполне соответствует выбранному автором жанру притчи.
Интересная деталь: чайки обретают имя и фамилию, только когда становятся изгнанниками, когда Стая прогоняет их. Почему? Не потому ли, что они обретают в этот момент свою индивидуальность и бессмертную душу?
В этом произведении практически нет пейзажа. Особой “красивостью” отличается разве что первая фраза: “Настало утро, и золотые блики молодого солнца заплясали на едва заметных волнах спокойного моря”. В дальнейшем же яркие эпитеты и метафоры встречаются в повести достаточно редко.
Как в любой притче, в повести Ричарда Баха много глаголов, причастий, деепричастий и мало прилагательных — это рассказ о действии, а не о лицах и обстановке: “И вот они уже снова поднялись в воздух, тренировка возобновилась. Сделать бочку вдвоём трудно, потому что в перевёрнутом положении Джонатану приходилось, летя вверх лапами, соображать, как выгнуть крылья, чтобы выполнить оставшуюся часть оборота, сохраняя безупречную согласованность движений со своим учителем”.
Трёхчастная композиция произведения отражает три ступени духовного самосовершенствования Джонатана Ливингстона:
I часть — постижение истины, идеи свободы;
II часть — достижение совершенства;
III часть — стремление поделиться знанием высшей истины с учениками, чтобы они тоже воплотили собой идею Великой Чайки, всеобъемлющую идею свободы.
В то же время чётко просматривается треугольник земля — небеса — земля, причём “небеса — это не место и не время. Это достижение совершенства”.
Этот треугольник — одна из граней магического кристалла познания высших истин, символ всеведения.
Так всем строем своего художественного произведения Ричард Бах подводит читателя к главной мысли: “Жизнь не исчерпывается едой, борьбой и властью в Стае”, “смысл жизни в том, чтобы достигнуть совершенства и рассказать об этом другим”.
Десятки критиков в разных странах пытались, каждый по-своему, объяснить неслыханный читательский успех этой небольшой повести. Одни теории сменялись другими, а «Чайку» читали и продолжают читать до сих пор. И, наверное, ещё долго будут читать, быть может, просто потому, что идея высокого назначения человека, заложенная в этой романтической повести о птице, не может не найти отклика в сердцах людей, пробуждая Джонатана-Чайку, “который живёт в каждом из нас”.
Цитаты из книги Р. Баха «Чайка по имени Джонатан Ливингстон»
― Чем выше летает чайка, тем дальше она видит.
― Небеса – это не место и не время. Небеса – это достижение совершенства.
― Цена непонимания, – подумал он. – Тебя называют дьяволом или богом.
Однажды одна маленькая, но очень гордая чайка решила научиться совершенному полету. Вы знаете, чем кончилась эта история, правда? Птичку выгнали из Стаи, потому что она летала слишком высоко, и окончательно оторвалась от коллектива.
Поэтому этой Чайке пришлось найти себе новую Стаю. Такую, в которой все умели бы летать так же, как она. В которой все хотели бы научиться совершенному Полету. И у Джонатана получилось.
Зачем стоит перечитать цитаты из книги «Чайка по имени Джонатан Ливингстон»?
— Чтобы узнать, что главное для большинства чаек;
— и какова цена непонимания;
— и что такое совершенная скорость.
А потом перечитайте саму книгу, чтобы вспомнить, что на самом деле нужно, чтобы научиться летать.
― Чайки, как вы знаете, не раздумывают во время полета и никогда не останавливаются. Остановиться в воздухе – для чайки бесчестье, для чайки это – позор.
― Большинство чаек не стремится узнать о полете ничего кроме самого необходимого: как долететь от берега до пищи и вернуться назад. Для большинства чаек главное – еда, а не полет.
― Полеты – это, конечно, очень хорошо, но одними полетами сыт не будешь. Не забывай, что ты летаешь ради того, чтобы есть.
― Он почувствовал облегчение оттого, что принял решение жить, как живет Стая. Распались цепи, которыми он приковал себя к колеснице познания: не будет борьбы, не будет и поражений. Как приятно перестать думать и лететь в темноте к береговым огням.
― Темнота! – раздался вдруг тревожный глухой голос. – Чайки никогда не летают в темноте! Но Джонатану не хотелось слушать.
― Благие намерения позабыты, унесены стремительным, ураганным ветром. Но он не чувствовал угрызений совести, нарушив обещание, которое только что дал самому себе. Такие обещания связывают чаек, удел которых – заурядность. Для того, кто стремится к знанию и однажды достиг совершенства, они не имеют значения.
― Но скорость – это мощь, скорость – это радость, скорость – это незамутненная красота.
― Насколько полнее станет жизнь! Вместо того, чтобы уныло сновать между берегом и рыболовными судами – знать, зачем живешь! Мы покончим с невежеством, мы станем существами, которым доступно совершенство и мастерство. Мы станем свободными! Мы научимся летать!»
― …своим легкомыслием и безответственностью, – текла торжественная речь, – тем, что попрал достоинство и обычаи Семьи Чаек…
― Круг Позора означает изгнание из Стаи, его приговорят жить в одиночестве на Дальних Скалах.
― …настанет день, Джонатан Ливингстон, когда ты поймешь, что безответственность не может тебя прокормить. Нам не дано постигнуть смысл жизни, ибо он непостижим, нам известно только одно: мы брошены в этот мир, чтобы есть и оставаться в живых до тех пор, пока у нас хватит сил.
― Он научился спать в воздухе, научился не сбиваться с курса ночью, когда ветер дует с берега, и мог преодолеть сотни миль от заката до восхода солнца. С таким же самообладанием он летал в плотном морском тумане и прорывался сквозь него к чистому, ослепительно сияющему небу… в то самое время, когда другие чайки жались к земле, не подозревая, что на свете существует что-то, кроме тумана и дождя. Он научился залетать вместе с сильным ветром далеко в глубь материка и ловить на обед аппетитных насекомых.
― Джонатан понял, почему так коротка жизнь чаек: ее съедает скука, страх и злоба, но он забыл о скуке, страхе и злобе и прожил долгую счастливую жизнь.
― Ты можешь подняться выше, Джонатан, потому что ты учился. Ты окончил одну школу, теперь настало время начать другую.
― Эти слова сверкали перед ним всю жизнь, поэтому Джонатан понял, понял мгновенно. Они правы. Он может летать выше,и ему пора возвращаться домой.
― Достигнув двухсот семидесяти трех миль, он понял, что быстрее лететь не в силах, и испытал некоторое разочарование. Возможности его нового тела тоже были ограниченны, правда, ему удалось значительно превысить свой прежний рекорд. Но предел все-таки существовал, и чтобы его превзойти, нужны были огромные усилия. «На небесах, – думал он, – не должно быть никаких пределов».
― Небеса – это не место и не время. Небеса – это достижение совершенства.
― Совершенная скорость — это не тысяча миль в час. И не миллион. И даже не скорость света. Ибо любое число суть предел, а предел всегда ограничивает. Совершенство же не может иметь пределов. Так что совершенная скорость — это когда ты просто оказываешься там, куда собираешься направиться.
― Чтобы летать с быстротой мысли или, говоря иначе, летать куда хочешь, – начал он, – нужно прежде всего понять, что ты уже прилетел…
― Забудь о вере! – твердил Чианг. – Разве тебе нужна была вера, чтобы научится летать? Тебе нужно было понять, что такое полет. Сейчас ты должен сделать то же самое. Попробуй еще раз…
― А потом однажды, когда Джонатан стоял на берегу с закрытыми глазами и старался сосредоточиться, он вдруг понял, о чем говорил Чианг. «Конечно, Чианг прав! Я сотворен совершенным, мои возможности безграничны, я – Чайка!» Он почувствовал могучий прилив радости.
― Наконец-то ты понял, – сказал Чианг, – но тебе нужно еще поработать над управлением…
― ПОЛУЧАЕТСЯ!
― Разумеется, Джон, разумеется, получается, – сказал Чианг. – Когда знаешь, что делаешь, всегда получается. А теперь об управлении…
― Чем выше летает чайка, тем дальше она видит.
― После победы над пространством остаётся только Здесь. А после победы над временем — только Сейчас.
― Тогда, Флетч, – обратилось к нему сияющее создание с ласковым голосом, – давай начнем с Горизонтального Полета…
Часть третья
― На самом деле каждый из нас воплощает собой идею Великой Чайки, всеобъемлющую идею свободы, – говорил Джонатан по вечерам, стоя на берегу, – и безошибочность полета – это еще один шаг, приближающий нас к выражению нашей подлинной сущности. Для нас не должно существовать никаких преград. Вот почему мы стремимся овладеть высокими скоростями, и малыми скоростями, и фигурами высшего пилотажа…
― Прошел почти час, прежде чем все члены Стаи узнали о Приказе Старейшего: Не обращать на них внимания. Чайка, которая заговорит с Изгнанником, сама станет Изгнанником. Чайка, которая посмотрит на Изгнанника, нарушит Закон Стаи.
― Джонатан вздохнул. «Цена непонимания, – подумал он. – Тебя называют дьяволом или богом».
― Дело в том, Флетчер, что мы пытаемся раздвинуть границы наших возможностей постепенно, терпеливо. Мы еще не подошли к полетам сквозь скалы, по программе нам предстоит заняться этим немного позже.
/* как важно уметь вовремя исчезнуть
― Он жив! Он умер и снова жив!
― Прикоснулся крылом! Ожил! Сын Великой Чайки!
― Нет! Говорит, что не сын! Это дьявол! ДЬЯВОЛ! Явился, чтобы погубить Стаю!
― Что ты сказал? Как мы здесь очутились?
― Ты сказал, что хочешь избавиться от обезумевших птиц, верно?
― Да! Но как ты…
― Как все остальное, Флетчер. Тренировка.
― Старайся каждый день хоть на шаг приблизиться к подлинному всемогущему Флетчеру. Он – твой наставник. Тебе нужно научиться понимать его и делать, что он тебе велит.
― Не верь глазам своим! Они видят только преграды. Смотреть – значит понимать, осознай то, что уже знаешь, и научишься летать.
Конец
И ведь что интересно.
Чему как бы учат нас цитаты из книги «Чайка по имени Джонатан Ливингстон»?
Присоединяйтесь, барон. Присоединяйтесь!
Понравился пост? Любите хорошие цитаты?
Тогда давайте не будем терять друг друга!
Оставайтесь на связи:
Ссылки по теме
Что-нибудь еще? Да, их есть у меня.
Уильям Шекспир. Все цитаты. О, вспомните о славных мертвецах! Их подвиги для мира воскресите!
Плоть и кость Дзэн. Можно ли курить во время медитации?
“Чем выше летает чайка, тем дальше она видит”
Что мы вспоминаем, когда слышим слово “птица”?
“Отчего люди не летают. Я говорю: отчего люди не летают так, как птицы? Знаешь, мне иногда кажется, что я птица.
Когда стоишь на горе, так тебя и тянет лететь. Вот так бы разбежалась, подняла руки и полетела”.
Почему эти строки, знакомые с юности, так волнуют и тревожат? Мы восхищаемся смелым Соколом, который в последние секунды жизни хотел вновь ощутить радость полета, сочувствуем крику боли Нины Заречной: “Я – чайка”, повторяем вслед за героем очерка Короленко “Парадокс”:
Может быть, потому, что только в полете мы представляем себе абсолютную свободу, сияние бескрайних небес и пьяняще-чистый холодный воздух?
Живет на свете Ричард Бах ( Richard Bach ; 1936), потомок гения немецкой музыки. Служил в американских ВВС на тактических истребителях, уволился в положенное время в звании капитана. Страстно влюбленный в авиацию, стал пилотом-каскадером, выпустил книги по эксплуатации летательных аппаратов. На своем старом одноместном самолете не раз совершал далекие рискованные
А еще писал романы, которые мало кто читал, и статьи, изредка появлявшиеся на страницах научно-популярных журналов. И вот однажды…
Как рассказывал сам Ричард Бах, прогуливаясь по берегу канала, он услышал голос, который произнес: “Чайка по имени Джонатан Ливингстон”, и рассказал историю, ставшую одноименной повестью-притчей.
Правда это или красивая легенда – неизвестно, но зато точно известно, что Ричард Бах написал повесть о Чайке и в 1970 году она была напечатана в журнале. Однако поначалу ни читатели, ни критики не обратили внимания на “Чайку по имени Джонатан Ливингстон” ( Jonathan Livingston Seagull ). Но вскоре она вышла отдельным изданием, затем была переведена на многие языки, можно сказать, побила все издательские рекорды. Ее читали в Америке, в Европе, в Австралии.
Сколько ни перечитываешь эту маленькую повесть, каждый раз поражаешься глубине ее содержания и законченности формы. О чем она? О том, как Джонатан Ливингстон пытался понять “всеобъемлющую невидимую основу вечной жизни”, достичь совершенства и наконец постигнуть, “что такое доброта и любовь”.
Внешний же событийный ряд прост: попытки Чайки освоить фигуры высшего пилотажа, достичь совершенства в полете и передать свое знание истины ученикам.
Проблема поиска смысла жизни, центральная в этой притче, – одна из “вечных” в литературе. В повести Р. Баха она приобретает характер конфликта между серой Стаей и гениальным Изгнанником.
Стая считает, что “нам не дано постигнуть смысл жизни, ибо он недостижим, нам известно только одно: мы брошены в этот мир, чтобы есть и оставаться в живых до тех пор, пока хватит сил”. С этим категорически не согласен Джонатан, которым движет неистребимая жажда познания: “Тысячи лет мы рыщем в поисках рыбьих голов, но сейчас понятно наконец, зачем мы живем: чтобы познавать, открывать новое, быть свободными!”
Но, конечно, Ричард Бах затронул и другие “вечные” проблемы: взаимоотношения отцов и детей, “низкие” заботы повседневности и стремление к высокому, невежество и жажда знаний, философское понимание доброты и любви.
Как только не определяла критика жанровое своеобразие этого произведения: притча, философская сказка, поэма в прозе. И все-таки это повесть-притча, потому что события в ней, как и в других произведениях этого жанра, не определены ни хронологически, ни территориально: все полеты чаек происходят над каким-то морем, “здесь и сейчас”. Сюжет прямолинеен: не забегает вперед, чтобы создать драматическое напряжение, не возвращается назад, чтобы сообщить дополнительные сведения. Он останавливается только на главных моментах, не отвлекаясь на подробности или описания.
Но пересказать его сложно, потому что философский смысл этой притчи очень глубок и должен быть разгадан самим читателем (добавлю: каждым по-своему).
Кто-то увидит историю о бесконечном стремлении гения постичь тайну совершенства, кто-то – воплощение знаменитой фразы: “Художник, воспитай ученика, чтоб было у кого потом учиться”. А кто-то – реализованное в аллегорических образах учение Будды о достижении полной свободы тела, речи и ума. Влияние философии буддизма, на мой взгляд, сказывается в том, что Джонатану свойственно ощущение пространства как блаженства, он, как и Будда, ищет не власти, а истины, к нему приходит внутреннее, сверхчеловеческое зрение, и конечный результат его опытов – полное просветление, состояние совершенства, высшая радость (а прозвище Гаутамы “Будда” и означает “просветленный”).
Как и Будда, Джонатан учит своих последователей методам достижения просветления, перехода из одного мира в другой, чтобы, пробудившись от коллективного сна, они увидели, что нет никакой границы между сансарой (миром обусловленности) и нирваной (миром ничем не обусловленного существования) и что мир с самого начала един.
Герои этой притчи, не исключая и Джонатана, нарисованы весьма схематично. У них одна страсть – полет, одна судьба: изгнание из Стаи – обретение Учителя – настойчивый труд – просветление (постижение истины) – достижение совершенства.
Система образов построена на противопоставлении серой Стаи (восемь тысяч глаз) и чайки Джонатана с его семью учениками (число “8” как отражение восьми заповедей буддийского образа жизни – Благого восьмеричного пути).
О Джонатане мы узнаем вначале только то, что он “голодный, радостный, пытливый”, о его единомышленниках – еще меньше: наставник Салливан и старейший Чанг – воплощение мудрости, изгнанник Флетчер Линд, “очень молодая чайка”, – “сильный, ловкий и подвижный”, Мартин Уильям – “незаметный” и “маленький”, Кэрк Мейнгард – с поломанным крылом, а Чарльз-Роланд – “удивленный, счастливый и полный решимости завтра подняться еще выше”. Эти образы очень мало индивидуализированы, что, впрочем, вполне соответствует выбранному автором жанру притчи.
Интересная деталь: чайки обретают имя и фамилию, только когда становятся изгнанниками, когда Стая прогоняет их. Почему? Не потому ли, что они обретают в этот момент свою индивидуальность и бессмертную душу?
В этом произведении практически нет пейзажа. Особой “красивостью” отличается разве что первая фраза: “Настало Утро, и золотые блики молодого солнца заплясали на едва заметных волнах спокойного моря”. В дальнейшем же яркие эпитеты и метафоры встречаются в повести достаточно редко.
Как в любой притче, в повести Ричарда Баха много глаголов, причастий, деепричастий и мало прилагательных – это рассказ о действии, а не о лицах и обстановке: “И вот они уже снова поднялись в воздух, тренировка возобновилась. Сделать бочку вдвоем трудно, потому что в перевернутом положении Джонатану приходилось, летя вверх лапами, соображать, как выгнуть крылья, чтобы выполнить оставшуюся часть оборота, сохраняя безупречную согласованность движений со своим учителем”.
Трехчастная композиция произведения отражает три ступени духовного самосовершенствования Джонатана Ливингстона:
I часть – постижение истины, идеи свободы;
II часть – достижение совершенства;
III часть – стремление поделиться знанием высшей истины с учениками, чтобы они тоже воплотили собой идею Великой Чайки, всеобъемлющую идею свободы.
В то же время четко просматривается треугольник Земля – небеса – земля, причем “небеса – это не место и не время. Это достижение совершенства”.
Этот треугольник – одна из граней магического кристалла познания высших истин, символ всеведения.
Так всем строем своего художественного произведения Ричард Бах подводит читателя к главной мысли: “Жизнь не исчерпывается едой, борьбой и властью в Стае”, “смысл жизни в том, чтобы достигнуть совершенства и рассказать об этом другим”.
Десятки критиков в разных странах пытались, каждый по-своему, объяснить неслыханный читательский успех этой небольшой повести. Одни теории сменялись другими, а “Чайку” читали и продолжают читать до сих пор. И, наверное, еще долго будут читать, быть может, просто потому, что идея высокого назначения человека, заложенная в этой романтической повести о птице, не может не найти отклика в сердцах людей, пробуждая Джонатана-Чайку, “который живет в каждом из нас”.