Чем занимались монахи в монастырях

Внутренняя жизнь монаха в условиях постоянного общения с миром

Доклад на XXIII Международных Рождественских образовательных чтениях, направление «Преемство святоотеческих традиций в монашестве Русской Церкви» (Сретенский ставропигиальный мужской монастырь. 22–23 января 2015 года)

Внутренняя жизнь монаха во многом зависит от внутреннего устава монастыря.

Монастырь, как духовная колыбель, принимает в себя младенцев и дает им все нужное для того, чтобы они росли для Бога. Молитва как главное дело монаха есть не только собеседование с Богом, она − атмосфера, в которой живет душа, а монастыри, или ισιχαστιρηα– в буквальном переводе место тишины, покоя, – создают ту атмосферу, которая способствует молитве. Два слова: προσ− ευχηв переводе из греческого составляют значение слова «молитва». Ευχη значит молитва, пожелание как бы в статичном состоянии, а в совокупности с προσ – обозначает ее направление или движение к какому-либо лицу, с целью соединения с ним. Этим лицом для монаха является Сам Христос, к Нему он призван непрестанно обращать свой внутренний взор и сердечное желание соединиться с Ним.

Когда такое желание созревает в сердце человека, то ему становится неинтересным тот мир, в котором он живет; у него теряется интерес и к общению со своими близкими, он теряет вкус ко всему мирскому и в какой-то момент стучит в монастырские врата, чтобы войти. Можно сказать, что он услышал голос Божий, как некогда его услышал пророк Моисей : «взыди ко мне на гору и стани тамо…» (Исх. 24:12). И каков результат? − «. и взыде Моисей на гору и покры облак гору и сниде Слава Божия. » (Исх. 24:15−16).

В Ветхом Завете монашескую жизнь предобразили святые мужи, такие, как пророк Моисей, святой пророк Илья, святой Иоанн Предтеча, которые жили «в пустынях, пещерах и в пропастех земных. » (Евр. 11:38).

Моисей был избран Богом, чтобы вывести народ из рабства и привести к Земле обетованной. Моисей почти всегда находился в многолюдной среде, но главное − он не прекращал быть в постоянном общении с Богом, и Бог Сам его наставлял и являлся ему.

Святой Иоанн Предтеча, прежде чем выйти к народу с проповедью Евангелия, много лет жил, удалившись от мира, в пустыне − в посте и молитве. И приходивший к нему народ, видя его суровую жизнь, − удивлялся. Современные монастыри, как разноликие Моисеи и Иоанны, по сути, воплощают в своих стенах эти разные по образу виды жительства, обьединенные одним − не прекращаемым пребыванием с Богом. Монастыри являются неотьемлемой частью Матери-Церкви и остаются активным органом в живом ее организме. Они как сердце, которое, будучи невидимым, может быть услышано. Монахи также желают быть невидимыми миру, но мир слышит о добрых делах их. Монашество − это Пасха, переход из человека душевного к человеку духовному. Человек выходит из мира, чтобы умолкнуть для мира и начать беседу со Христом. Этим он ни в коем случае не презирает людей и родных своих, но − саму только привязанность к ним, дух мира сего, так как жаждет Духа высшего.

Если о ком-то говорят: «Вот он − настоящий монах!», то нам сразу становится понятным, что имеется в виду: делатель внутренней молитвы, нестяжатель, не привязанный к земному миру. Монах должен выстроить в себе вертикаль: плотию находясь на земле, умом пребывать на Небе. Множество подобных вертикалей и есть единая составляющая тех столпов, которые являются опорой всего мира. Главное − не терять эту вертикаль.

Послушнице, ступившей на порог первой степени монашества в нашем монастыре, дается благословение на ношение подрясника, и она сдает свой мобильный телефон и получает взамен четки. Связь с миром прекращается или, точнее сказать, она видоизменяется. Только раз в неделю, в воскресный день, насельницы имеют благословение, по необходимости, позвонить родным и близким.

Монашество, хотя и производит впечатление бегства от мира, оно есть естественная принадлежность общества. Монастыри были и есть местом духовной жизни для мирян, и монахи являются духовными отцами людей, приходящих к ним.

Одним из приношений любви монастырей миру является то, что при многих монастырях действовали и действуют больницы, старческие дома, школы и приюты, в которых лечат боль, одиночество и сиротство. Монастыри служили и продолжают служить прибежищем для изгнанных, домами для бездомных, мастерскими, где обучаются профессиям, просветительскими центрами для воспитания юных.

Спросили Авву Агафона: «Что есть любовь?» И он, блаженный, который в совершенстве стяжал царицу добродетелей, ответил: «Любовь, это – если бы я встретил человека прокаженного, то с радостью отдал бы ему мое тело, и если было бы возможно, − взял бы его тело себе».

Смысл и задачи монастырей − только духовные, поэтому и не должно в их стенах присутствовать ничто мирское, но − только небесное, для того, чтобы души насельников и паломников переполнялись сладостью райской жизни. Труд в монастырях должен быть соразмерен физическим и духовным силам насельников и быть отдыхом или разрядкой от молитвенного труда. Когда в монастыре царят благочестие, страх Божий, и не присутствует в нем мирское мышление, это радует Бога, умиляет мирян и притягивает их в монастырь.

«Аще живем духом, духом и да ходим. » (Гал. 6:25), − пишет апостол Павел. Если в монастыре делается что-либо, не подходящее духу монашества, тогда у монахов в этом монастыре не будет внутреннего мира. Чтобы сохранить внутренний мир и покой в душах насельников, монастырь не должен развиваться в некое предприятие, приносящее прибыль, а скромные монастырские лавки не должны превращаться в торговые центры, куда будет идти поток покупателей, а не благочестивых паломников, ищущих душевной пользы.

Если таковые центры торга все же у монастырей имеются, то лучшее их расположение − не на территории монастыря, и они не должны обслуживаться монахами. Когда миряне приезжают в монастырь, который живет монашеским, а не предпринимательским духом, то получают там пользу, исцеление души, утверждение духа и силы для дальнейшего несения своего земного креста.

Независимо от того, расположен ли монастырь высоко в горах, далеко ли в пустынях, либо в центре городской суеты, − монастырская ограда несет свою функцию: она не только оптически, но и духовно ограждает, защищает внутреннюю жизнь монастыря от влияния на нее извне.

Миряне должны приниматься в монастыре радушно, в простоте духа и любви. Они ожидают увидеть в монастырях иную жизнь, «вкусить немного неба» и для этого им совсем не обязательно заводить беседы с монахами. Всё необходимое им дает Сам Господь через участие в монастырских службах, Таинствах Исповеди и Причастия. Да и кратковременное пребывание в среде монашествующих само по себе уже целительно влияет на душу.

«Когда мы пребываем в молчании, − говорил преподобный Серафим Саровский, − тогда диавол ничего не успевает относительно к потаенному сердца человеку; сие же разумей о молчании в разуме. Оно рождает в душе разные плоды Духа. От уединения и молчания рождаются умиление и кротость; в соединении с другими занятиями духа оно возводит человека к благочестию. Плодом молчания есть мир души, безмолвие и постоянная молитва». Путем молчания преподобный Серафим достигал высших духовных дарований и благодатных утешений, ощущая в сердце постоянную радость о Духе Святом, которая изливалась в сердца на него взиравших.

Сестра-гостиничная встречает паломников и отвечает на первые возникающие у них вопросы, при желании паломники могут побеседовать с настоятельницей. В современном мире человек не так нуждается в пище телесной, как остро ощущает потребность духовного питания. Болезни современного общества естественным образом ставят перед монастырями новые задачи, требуют особого подхода к их решению. Помочь хотя бы одной семье не разрушиться, поддержать подростков, которые должны выдержать огромное психологическое давление в школах, посильно помочь и подсказать матери не убивать во чреве.

Как же определить ту грань, до которой монахи могут участвовать в жизни мирян?

Об этом спросили преподобного Паисия Афонского, и он ответил: «Монахи могут помогать мирянам до того момента, пока они не увидят, что человек сам себе уже может помочь. Если же мы погружаемся всецело в проблемы и скорби мирян, то мы и сами вскоре станем мирянами. Бывает так, что монах под предлогом помощи мирянам, совершает поступки, которые чужды монашескому духу. В таком случае миряне не получают никакой пользы от помощи, а наоборот − соблазняются, видя в монашествующих привычный им мирской дух. Встречаются монахи, носящие в себе мирской дух, и наоборот − миряне, имеющие в себе монашеский дух. Поэтому при встрече со Христом с одного снимется схима и на другого возложится. »

«Если миряне желают монашеской жизни, то они становятся святыми, а если монах желает мирской жизни, то он идет в ад», – говорил преподобный.Монахи должны стараться помогать всему миру прежде всего своею молитвою, потому что для этого делания им выдается время. Они не связаны житейскими обязанностями и поэтому могут и должны помочь ближним, если сами живут в молитвенном духе.

К сожалению, иногда бывает так, что человек приходит в монастырь со своим мирским настроем и даже со своей профессией. Ожидая ее применения в монастыре, он и не думает со своим «богатством» расставаться. Он фактически вносит с собой в монастырь мирской дух, в котором и продолжает жить. Не имея усердия в исполнении духовного послушания и в отсутствие должного внимания от настоятеля, ум его в основном занят внешними делами и, в конце концов, духовно грубеет так, что и связанному ему невозможно усидеть в своей келии. Он то и дело вращается среди паломников, ищет с ними разговора, желая им помочь, показать им достопримечательности монастыря. и все внимание его обращено на тленное (здания, красиво посаженные цветы, техника, посуда). Такой монах открыто показывает мирянам свое происхождение из глины, а не от Духа Божия.

В каждом монастыре со временем вырабатывается свой опыт хранения тишины и безмолвия. Это зависит от многих как внутренних, так и внешних факторов. Например, можно ли предположить безмолвное житие для монашествующих братьев и сестер, несущих послушание на Святой Земле? Почти невозможно.

Мне известен опыт некоторых монастырей, где по средам и пятницам совсем отключается телефон и работает только факс. Интернет им знаком понаслышке. Тем не менее, один из этих монастырей содержит сиротский дом и дом для престарелых, которые обслуживаются благочестивыми мирянами. Два раза в неделю трудятся в них монахини с медицинским образованием, а также сестры-катехизаторы, но в остальные дни недели эти монахини подвизаются в своем монашеском строю. Мне трудно себе представить, что в Германии, где всего-то два монастыря, можно практиковать отключение телефона на целых два дня. но попробовать можно.

В одном крупном, общежительном монастыре, в котором подвизаются приблизительно 150 сестер, сестры вынуждены находить себе «благодетелей», которые могут оплатить им самое необходимое –медикаменты, ткань на монашескую одежду, дозволенный разовый отпуск в году.

Игумения одного из греческих монастырей рассказывала нам этим летом, что когда она не поехала на похороны своего отца, ее мать и брат не могли в себе этого вместить и возмущались, говоря ей: «Ты в прелести! Это ли проявление любви, о которой вы, монахи, нам говорите?» Ее ответ брату был следующим: «Жизнь отцу нашему я все равно вернуть не смогу, но помочь ему молитвою могу. Я приехала сюда, в монастырь, чтобы отсюда уехать в Царствие Небесное, другого маршрута у меня нет». Только по истечении некоторого времени, слава Богу, родственники поняли ее поступок.

Общение с миром создает препятствие для общения с Богом, так как физически невозможно разговаривать одновременно с двумя собеседниками. Внимая одному, оставляем другого собеседника и наоборот. Кроме того, опыт показывает, что при общении с мирскими людьми в душе монаха непременно остаются зрительные, либо звуковые впечатления, которые впоследствии ведут к рассеянию ума и являются дополнительною помехою при умном делании, а в худших случаях − приманкой врага.

Наш Авва говорит: «При общении с ближним своим мысленно выстраивай Троицу: ты – Бог − ближний. И так будешь приучать себя видеть ближнего своего через Христа, как посланника Божия».

Немного из нашего опыта.

На сегодня наш монастырь является единственным православным женским монастырем на территории Германии. К нам приезжают паломники из всех православных юрисдикций, со всего мира, и каждый со своим народным темпераментом и церковными традициями. На каждой двери гостевой келии висит памятка паломникам на русском и немецком языках, с помощью которой паломники легко могут ориентироваться в распорядке дня, богослужений и общих правил поведения в обители. День начинается с вечера, и богослужебный цикл в монастыре начинается в 18:00 вечера − девятым часом и вечерней, после чего ставится трапеза как для насельниц, так и для паломников. В 20:00 мы служим малое повечерие с каноном Божией Матери из октоиха и, после совместных молитв на сон грядущий, совершается чин прощения. После этого сестры молча расходятся по келиям.

«При выходе из церкви мы не должны бросать молитву, как тряпку, а бережно и в полном молчании нести ее в свою келию», − так наставляет нас наш Авва. «Монахи должны входить в свои келии, как священник в алтарь», − говорит Владыка. С 4:00 до 7:00 утра читаются утренние молитвы, поются полунощница, утреня и часы с изобразительными; в дни, когда служится Литургия, изобразительны опускаются. После предложенной трапезы или чая, в зависимости от дня недели, начинаются послушания. С 12:00 до 13:45 монастырь закрывается для отдыха и сестры и паломницы находятся в своих келиях. После отдыха 15-минутный чай для всех и с 14:00 до 16:00 опять послушания. С 16:00 до 18:00 время келейного правила и духовного чтения. В это время монастырь закрыт для общения с миром. Паломникам в эти часы, так же, как и сестрам, нет благословения заниматься чем-нибудь другим или ходить по монастырю, нарушая тишину. Пребывание паломников у нас длится три дня. По желанию паломников и при условии их участия во всех монастырских богослужениях, им благословляется быть дольше. Мы призываем паломников с детьми будить детей и приводить их хотя бы на часть службы. Такой опыт я видела в Аризоне, у старца Ефрема, где дети от пяти лет, совершенно бодренькие, приходили на ночное богослужение, которое начинается около часа ночи. и ждали святого Причастия. Такой опыт подростков формирует их души иногда на всю жизнь.

В нашем монастыре первый этаж занимают гостиничные келии для паломниц, а на втором этаже находятся келии насельниц. В одном здании с общим коридором и трапезной практически вплотную встречаются два разных мира. Паломники принимаются как временно вливающиеся в уже действующий ритм монастырской жизни. Участвуя в богослужениях и послушаниях, а нередко трудясь вместе с сестрами, они не имеют благословения разговаривать с ними, так же как и сестрам не благословляется вести разговоры с паломниками. На послушаниях как насельницы, так и паломники вполголоса творят Иисусову молитву. Когда она звучит на послушаниях в монастыре, то, с одной стороны, она защищает монашествующих от лишнего внешнего вторжения. А с другой стороны, воспринимая ее слухом, легче оставаться в молитве, в памятовании о Христе, так как всем нам известно, на какие полеты способен ум человека, приступающего к молитве.

Таким образом, монахи и миряне, приобщаясь из одной Чаши и посредством молитвы общаясь в монастыре с Богом, общаются тем самым и друг с другом. Именно молитвенное общение позволяет монахам и мирянам сохранить не расстроенной эту священную параллель между ними, которая ведет к одной цели – соединению со Христом!

Монашество утвердилось и живет как «армия священных», град монашеский и ангельский.

Монастыри – благословение Божие в современном мире!

Источник

Литургическая жизнь в монастырях и смысл монастырских послушаний. Богословское и каноническое содержание монашеских обетов

Предлагаем вниманию читателей доклад насельника монастыря Кутлумуш (Святая гора Афон) иеромонаха Хризостома, прочитанный на Международной конференции «Монастыри и монашество: традиция и современность» 23 сентября 2013 г. в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре.

Делание монаха, говорит постоянно преподобный Роман Сладкопевец, есть песнопение Богу. В одном из кондаков преподобному сказано, что пение это должно быть «разумным и благозвучным», дабы «воспарить яко орля в горняя». Большую часть своего времени монах посвящает седмичному кругу богослужений, общему для всей братии. Богослужение – это не пустая формальность, чтобы умилостивить Бога. В нем мы выражаем свою любовь и благоговение и, только укоренив в себе эти добродетели, монах становится причастником Божественных тайн. В богослужении человек учится погружать себя в деяния Божии, познает и сопереживает Его безграничную любовь. Богослужения без благоговения быть не может. Благоговение передается богослужебному настрою и созидает глубинную связь с Богом.

О значении богослужения свидетельствуют все монашеские источники: уставы, которые определяют до мелочей порядок совершения богослужений; житийная литература; учение великих Отцов Церкви; а также современный опыт. Глубокую укорененность в литургической традиции наблюдаем мы и в жизни старцев-отшельников, как свидетельствует монашеская литература.

Так, в Нитрийской пустыне, если кто-либо из отцов не появлялся на общей молитве, это означало, что он тяжело болен или претерпел некое искушение.

Далее, еще одним служением ангелов является несение послушаний, назначенных Богом. Не случайно сам термин «послушание» или «диакония» применим к деятельности монахов. Разумеется, любой труд помогает человеку развивать, возделывать и сохранять свежесть духовных сил. Но помимо этого, термин «послушание» свидетельствует о том, что монах добровольно служит ближнему, общине. Служит не потому, что он подчиняется некоей системе трудовых отношений; монастырь – не производственное предприятие, но приобщаясь и укореняясь в Божественной любви, он делится ею с ближними. Значение любви в том, чтобы радеть и подвизаться для духовного преуспевания всей братии, и этой задаче служат послушания. Для Антония Великого «совершенным деланием» было то, что служило на пользу братии. Такой труд служит средством борьбы с себялюбием и унынием. Самое незначительное на первый взгляд послушание самого неприметного монаха и такое послушание, как настоятельство, являются действиями одного организма и направлены на его сохранение и возрастание. Послушания назначаются в соответствии с возможностями и способностями каждого из братий. В то же время, монашеская традиция предписывает смену послушаний, что, по моему мнению, преследует две цели. Во-первых, таким образом формируется сознание, что в монастыре ничего и никому не принадлежит на правах собственности. И во-вторых, так познается на практике сложность и особенные требования для каждого из послушаний, с тем, чтобы братия понимали, помогали и соучаствовали в послушаниях друг друга. Все заботятся обо всех и обо всем, но при этом каждый пребывает на своем месте, оставаясь твердым, разумным, усердным, готовым к самопожертвованию.

К послушанию нельзя относиться как к работе на предприятии. Монастырь не офис, заправляют в нем не менеджеры, значимость каждого не измеряется производительностью труда, и общая отдача не зависит напрямую от менеджмента и роста продаж. К послушанию нужно относиться как к молитве, оно должно, насколько возможно, исполняться с молитвой в духе служения и братолюбия. Один из святых отцов перед тем, как дать практическое наставление касательно жизни в монастыре, говорил: «Бог да сохранит любовь между вами».

Священническое служение также является послушанием. Характерно, что преподобный Кассиан Римлянин советовал братии избегать общения с епископами. Конечно, это не выпад против церковной иерархии. Но чтобы не впасть в соблазн славолюбия, которое часто рядится в одежды выхода из монастыря ради заботы о спасении пасомых. Принятие священного сана неизбежно сопряжено с духовной властью, и если оно не сопровождается добродетельной жизнью, духовной борьбой и искренним смирением, то рождает гордыню, тщеславие и жажду власти. Но в монашестве священнослужение воспринимается как одно из послушаний. Священник – один из братий, который равно делит с ними все. В этом благословение и особенность монашеского общежития. Священство – это не блеск и мирские почести, а тяжелое послушание и подвижническая ноша.

Отдельно стоит остановиться на гостеприимстве, с которым связан целый ряд монастырских послушаний. Мы говорим здесь о страннолюбии, которое заповедано святыми отцами. В «Лавсаике» говорится, что на Нитрийской горе имелась церковь «великая», а возле нее странноприимница, чтобы «всегда исполнялась заповедь любви». Давайте поясним: страннолюбие – это не просто обязанность монастыря. Это в большей степени добродетель – которая касается не просто функционирования одного из подразделений, но напрямую затрагивает дело спасения души. Душа каждого монаха, независимо от рода его послушания, должна быть открыта гостеприимству. Она должна распахнуть объятия для странника, как если бы желала принять самого Христа. Подобно тому, как Христос открывает нам свои объятия. Странник или паломник знаменует собой самого Христа, поскольку сам Спаситель сравнил себя с «одним из малых сих» и обещал Царствие Небесное тому, кто «поднесет чашу воды студеной». Осознание этого должно буквально сквозить в обращении с паломниками. Это не означает, что монах должен увлекаться внешними вещами или заниматься человекоугодничеством. Но любые проявления мизантропии и низменной эгоцентричности также недопустимы, ибо и то и другое, то есть равнодушие и многопопечительность, равно перекрывают духовный кислород. Монах должен объять душою весь мир, все творение. Не случайно не только соборная молитва в храме, но и совершение келейного монашеского правила во многих творениях именуются одним словом «собрание на молитву». Мы – дети эпохи индивидуализма, которая учит нас отдавать предпочтение личному комфорту, даже если нам хочется назвать это «душевным комфортом». Примером самоотречения может служить для нас старец Паисий Святогорец. При том, что ночи он проводил в молитве и бдении, целыми днями он утешал, наставлял, принимал и угощал паломников, невзирая на усталость и боли в последние годы жизни.

Это особое внутреннее состояние благодарения непосредственно связано с Таинством Божественной Евхаристии. В нем совершается соединение творения с Творцом, потому что Тело Христово есть в то же время и человеческая плоть, и в Нем соединилась всякая материя, всякое начало, всякая природа, но в первую очередь в Нем совершается единство верующих, которые становятся Телом Христовым. В первых общежитиях Египта отцы причащались каждую субботу и воскресенье, таков был общий порядок. Причащение Святых Христовых Тайн считается источником просвещения и «безмолвия – исихии», «божественного умозрения», согласно святителю Иоанну Златоусту, и неразрывно связано с подвижнической жизнью.

Но таинство не действует магическим образом. Сегодня, в эпоху смешения понятий, индивидуализма и крайностей, можно увидеть молодых монахов, которых так волнует, сколько раз в неделю они причащаются, как будто речь идет о пищевых добавках, мультивитаминах или энергетиках. Такое отношение делает человека безразличным к ближнему. Иоанн Мосх приводит рассказ о старце, который три воскресения подряд причащался, имея обиду на одного из братий. Тогда явился ему диавол и сказал: «мне принадлежит всякое злопамятство, и отныне ты будешь мой». Этот случай заставляет нас вспомнить заповедь Спасителя о том, что нужно прежде примириться с братом, перед тем, как принести жертву Богу (Мф. 5,24). Участие в Таинстве Евхаристии само по себе не соединяет нас с Христом и друг с другом. Мы можем продолжать ходить в церковь или, как сейчас модно говорить, «тусоваться», но что это нам даст, если те, с кем мы общаемся, приносят с собою эгоизм и самодовольство? Мы живем церковной жизнью только тогда, когда можем отбросить свои эгоистичные желания и вернуться к единству человеческой природы, в котором личности соединены в подлинной и благородной любви. В единой воле, которую воспринял Христос, соединив ее с Божественной волей. Как говорит святитель Василий Великий, «ни в чем так не проявляется наша природа, как в общении нас между собою и в любви каждого к единосущному своему». Не думайте, что Евхаристия, как действо, сама по себе возводит нас на небеса, и мы автоматически становимся ангелочками и богами по благодати. Причащение Святых Даров означает приобщение Телу и Духу Христову, но как Дух может просветить и обогреть нашу душу, если внутри нее пламя не соединится с кислородом? Поэтому и говорит святитель Иоанн Златоуст: «да не обольстимся мы тем, что однажды соделались членами одного тела, ибо порок приводит к тяжкой болезни. Искренность и чистота души является залогом нелицемерного приобщения». Дух дышит только там, где есть любовь, пишет тот же святой. И если Он и есть то, на чем стоит Церковь, то к душе, не имеющей любви, Он не нисходит. Эгоистичные желания, мирские устремления, требования индивидуального комфорта, все это не дает проявиться действию Божественной благодати. Благодать не проявляется неким магическим способом. Она приходит в ответ на благое намерение, веру и личное подвижничество. Как часто мы бы ни совершали Евхаристию или участвовали в ней, наши пороки делают нас причастниками тайны беззакония. Не будем забывать, что и в Церкви есть свое «древо познания добра и зла» и оно, по словам преподобного Марка Отшельника, есть отсутствие сострадания, нечувствие.

В более широком смысле, в богослужении, при том что оно составляет ядро духовной жизни, может быть выхолощено его духовное содержимое. Человек зачастую живет визуальными образами. Он целиком поглощен видимым, внешним. Обычаи и обряды, внешние действия, символика; все это обладает глубокой красотой, которая нас очаровывает, призывает замереть и остаться в этом впечатляющем микрокосмосе, и помогает развитию либо наших дарований, либо нашего тщеславия. С другой стороны, существует еще одна опасность – опасность привыкания к святыне, превращения ее в привычку. Здесь мы теряем сущность и красоту вещей. Так, ослепленные этим миром таинственного или, напротив, привыкнув к нему, мы забываем, что все это возникло и существует ради живой Церкви Божией, которой и является наша разумная душа. Это путь требовательности, осознанной ответственности и усердия, как учил старец Паисий. В противном случае, сам смысл таинства может быть искажен до неузнаваемости. Без постоянного внутреннего анализа, самоконтроля и прислушивания к голосу совести, без личного подвижничества все превращается в пустую формальность, внешнюю оболочку и фарисейское самодовольство. Давайте вспомним Великого Инквизитора из «Братьев Карамазовых», который говорил Христу что «мы построили Твое царствие на трех вещах, которые могут осчастливить мир: таинство, чудо и авторитет». И учит, что ни свободный выбор сердцем, ни любовь не имеют значения. Достаточно одного таинства, которому надо следовать безоговорочно, слепо и в полной уверенности.

Наконец, иноческие уставы, на которых основывается жизнь в монастыре, в практическом применении могут сформировать некий дух светской организации. Которая базируется исключительно на субординации, руководстве и дисциплине или на безличном управлении. Обмирщение – это такой способ существования, который может проникнуть и разложить даже самые духовные основания. Поэтому необходимо постоянно обращаться к иноческим уставам и бережно сохранять их духовное содержание, чтобы буква не угасила духа.

Монашеское делание, будь то послушание, бдение, пост, молитва или различные лишения, равно как богослужебные и евхаристические собрания составляют смысл духовной жизни и являются плодом Духа. Некоторые академические богословы, следуя характерной черте нашего времени упрощать реальность, все обособлять и всему приклеивать ярлыки, придумывают противоречия и возводят в абсолют различия между евхаристическим и пастырским богословием. Подобная фрагментарность свидетельствует о некоей ущербности в нашей жизни и в духовном опыте. Вероятно, поэтому труды современных богословов так отличаются от творений святых отцов. Человеческое само по себе стремится к дисперсности. Богодухновенное ведет к синтезу и единству.

Если мы говорим о чинопоследованиях, канонах, правилах, установлениях, традициях и типиконах, все они имеют целью единство, отвержение всякого разделения, ибо не для этого воплотился Христос. Единство внешнее и внутреннее. Это единство, которое есть плод Духа, выковывается в храме и вне его; внутри души, где совершается незримая Евхаристия; в общении с братиями; в нелицеприятном предстоянии пред Богом. Так мы преодолеем раздробленность пространства, времени и истории, чтобы взойти на пир в тот невечерний день, когда Христос будет «всяческая во всем». Монашеские традиции, если мы будем верны их заветам и не исказим их, приведут нас в правильном направлении.

Источник