Чем жив человек бунин
Бунин: что на самом деле было на душе у известного «сноба и скандалиста»?
Приблизительное время чтения: 8 мин.
Ивану Бунину — 150. Когда говорят об этом поэте, то нередко вспоминают о бунинском вспыльчивом характере и его резких суждениях в адрес других писателей. Но есть и другой Бунин… В проекте «50 великих стихотворений» разбираем один из самых трогательных лирических текстов поэта, который он посвятил своей матери.
Иван Алексеевич Бунин
Матери
Я помню спальню и лампадку,
Игрушки, теплую кроватку
И милый, кроткий голос твой:
«Ангел-хранитель над тобой!»
Бывало, раздевает няня
И полушепотом бранит,
А сладкий сон, глаза туманя,
К ее плечу меня клонит.
Ты перекрестишь, поцелуешь,
Напомнишь мне, что он со мной,
И верой в счастье очаруешь…
Я помню, помню голос твой!
Я помню ночь, тепло кроватки,
Лампадку в сумраке угла
И тени от цепей лампадки…
Не ты ли ангелом была?
«Хвалите, пожалуйста, хвалите!»
Стихотворение «Матери» было написано Иваном Буниным еще до всех тех жизненных потрясений, которые выпали на его долю. «Окаянные дни» революционных лет, непростой период эмиграции 1920–30-х годов, годы фашистской оккупации. В промежуток с 1901 по 1910 год Бунин был уже известен в литературных кругах, издавал поэтические сборники, писал статьи, очерки и рассказы, перевел «Песнь о Гайавате» Генри Лонгфелло (английский язык поэт выучил самостоятельно) и получил престижную Пушкинскую премию. Уже был написан знаменитый рассказ «Антоновские яблоки», который поспособствовал популярности Бунина у читателей. Однако сам писатель все равно часто страдал от недостатка внимания людей, и в молодости нередко писал критикам фразу «Хвалите, пожалуйста, хвалите!», а также просил своих друзей писать отзывы на произведения.
Чувство одиночества поселилось в нем раз и навсегда, и даже присуждение Бунину Нобелевской премии в 1933 году не исправило ситуации. Порой в творчестве писателя эта тема одиночества доходит до крайности, у Бунина появляются противоречивые и даже богоборческие строки, иногда полные отчаянной гордости:«Один я был во всей вселенной, / Я был как бог ее».
Однако к концу жизни эта борьба с Богом сменилась на тихий разговор с Ним наедине. В период тяжелой болезни, уже будучи 82-летним стариком, Бунин напишет стихотворение о том, что, несмотря на ощущение покинутости людьми, рядом с ним Бог:
Никого в подлунном мире,
Только Бог и я.
До конца жизни Бунина мучили приступы одиночества, хотя среди писателей у него были настоящие друзья (например, его ровесник, писатель Александр Куприн). Как писал литературовед Михаил Дунаев, «одиночество Бунина определено прежде всего его чувством своей выделенности из общего ряда». Однако эта выделенность приносила ему не удовлетворение, а напротив — страдание и тоску. Хорошо известно, что к людям Бунин был довольно критичен, не принимал в них многого и нередко жестко о них высказывался. Да, Бунин был мастером резких строк и порой свысока взирал на многих своих собратьев по перу. Всю жизнь Бунин относился с недоверием к людям. По его словам, постоянно «искал человека»: «Я не знаю, кто называется хорошим человеком. Верно, хорош тот, у кого есть душа, есть горячее чувство, безотчетно рвущееся из глубины сердца».
При этом Бунин помогал молодым авторам публиковаться, перевел нуждающимся часть своей Нобелевской премии, жертвовал деньги нищим в то время, когда уже сам находился в бедственном положении.
Стихотворение «Матери» — один из самых пронзительных его лирических текстов. И возможно, именно в нем стоит искать ответ на вопросы о том, что не позволило этому всепоглощающему одиночеству, порождающему раздражение на людей и сомнения в Боге, одержать победу, и какие чувства на самом деле питали сердце человека, которого многие считали и продолжают считать лишь неким снобом и эстетом.
Мгновения настоящего счастья
Бунин вырос и воспитывался в православной семье, душой которой была мать будущего писателя Людмила Александровна Чубарова. Она не только открыла своему сыну путь веры (по выражению самого Бунина, мать была «горячо» верующим человеком), на котором он почувствовал радость от чтения житий святых, начал поститься и молиться. Также Людмила Александровна привила Ивану любовь к поэзии. Она сама знала огромное количество стихов и читала их сыну наизусть. Именно благодаря матери и началось формирование творческого дара писателя в раннем детстве.
Впоследствии поэт посвятил своей матери несколько стихотворений. Одно из них, ставшее хрестоматийным, начинается словами «Я помню спальню и лампадку…». По воспоминаниям жены поэта, Веры Муромцевой-Буниной, поэт решил порадовать этим стихотворением мать, которая в 1910 году тяжело заболела и вскоре скончалась.
Этот текст Бунина — лирическое посвящение самому близкому для него человеку. Поэт здесь описывает ночное бдение матери, качающей ребенка и ограждающей его от всего злого и темного. Бунин делает акцент на голосе матери: «Я помню, помню голос твой!» Здесь подчеркнута ее кротость, трижды упомянута лампадка над детской кроваткой, ее благословляющий ребенка жест, традиционное для православных людей пожелание «Ангел-хранитель над тобой!».
Бунин запечатлевает момент, в котором всякое одиночество, бесприютность человека преодолевается любовью: любовью матери, склонившейся над маленьким беззащитным телом сына и напоминающей ему о Боге, Который заботится о всем беззащитном человечестве вообще, Который Сам и есть — Любовь: «Ты перекрестишь, поцелуешь, / Напомнишь мне, что он со мной, / И верой в счастье очаруешь…»
Уподобляя свою мать ангелу в последних строках, поэт таким образом передает, что его воспоминание поистине священно и в его памяти навсегда останется эта сцена: когда рядом мама, Он, а, значит, и счастье.
Во что же верил Бунин?
Это религиозное чувство, «очарованнность верой в счастье», начало складываться у Бунина именно в детстве — и поэт не утратил его до конца жизни.
Несмотря на свойственные многим писателям Серебряного века метания от веры к неверию, Бунин никогда не терял Бога, и его поэзия — лучшее тому доказательство.
Жизнь поэта была далеко не безмятежной. Искусствовед и знаток творчества Бунина Борис Любимов очень точно высказался о жизни писателя:«Она была более тяжелой или менее тяжелой. Но крестной она была всегда. И эта крестность жизни, свойственная ему и осмыслявшаяся им в его прозе иногда и трагически, и драматически, в поэзии была на редкость светлой и чистой».
Вспоминая свадебное путешествие в Египет, Сирию и Палестину в 1907 году, Бунин писал: «В те благословенные дни, когда на полудне стояло солнце моей жизни, когда, в цвете сил и надежд, рука об руку с той, кому Бог судил быть моей спутницей до гроба, совершал я своё первое дальнее странствие, брачное путешествие, бывшее вместе с тем и паломничеством во Святую землю». Эта цитата — также прекрасное свидетельство о том, что поэт постоянно ощущал присутствия бытия Божьего в мире.
В «Окаянных днях» Бунин пишет о православном храме: «Часто заходим и в церковь, и всякий раз восторгом до слез охватывает пение, поклоны священнослужителей, каждение, все это благолепие, пристойность, мир всего того благого и милосердного, где с такой нежностью утешается, облегчается всякое земное страдание».
Архимандрит Киприан Керн, с которым Бунин много переписывался, однажды написал ему: «Боже мой, сколько Ты дал этому человеку, Боже мой, как Ты одарил его, как он богат Тобою… Я восхищаюсь замыслом Божиим о вас и думаю о том величайшем назначении человека, которое дано всякому и с особенной силой запечатлено на вас».
«Не имею желания играть с символистами в аргонавтов, в демонов, в магов»
Да, в поэзии Бунина можно встретить не только христианские образы, но также немало буддистских и исламских. Мусульманская культура и религия привлекали писателя своей «орнаментальной загадочностью». Часто Бунин обращался и к народному творчеству в своих стихах, за что его по праву можно назвать одним из самых «фольклорных» русских поэтов. Достаточно вспомнить его сказочную поэму «Листопад», начальные строки которой известны всем с детства («Лес, точно терем расписной. »). Вся поэма дышит русской народной образностью, поверьями и сказками.
Всё это — обращение поэта к языческому древнему прошлому и другим религиям — позволило некоторым из исследователей творчества Бунина упрекать его в мультирелигиозности, в лихорадочном сплаве верований. Однако за этим обилием исторических имен, событий и образов стоят скорее поэтическая мощь, увлеченность Бунина и невероятная тяга «обозреть красоту мира» и «познать тоску всех стран и всех времен».
Бунин старался увидеть, постичь, запечатлеть в своей поэзии как можно больше стран, народов, людей, природных явлений: «Жизнь моя — трепетное и радостное причастие вечному и временному, близкому и далекому, всем векам и странам, жизни всего бывшего и сущего на этой земле, столь любимой мною. Продли, Боже, сроки мои!»
Внимательное прочтение его поэзии не оставляет никаких сомнений, что мировосприятие Бунина скорее было именно христианским. Несмотря на то, что писатель долгое время был вхож в салоны и литературные студии символистов, он открыто заявлял, что не имел никакого желания играть с символистами «в аргонавтов, в демонов, в магов».
В поэзии Бунина насчитывается около 150 стихотворений, связанных с темами и образами Ветхого и Нового Заветов, Псалтири, житиями святых. А пасхальная и святочная темы — одни из распространенных в его рассказах и стихах. Вообще, пасхальное, возрождающее мироощущение не оставляло писателя даже в трагические, «окаянные» послереволюционные дни. Так, 24 мая 1919 года Бунин записал: «Пасхальные колокола звали к чувствам радостным, воскресным. Почувствовал, кроме того, какое-то внезапное расширение зрения — и телесного, и духовного, — необыкновенную силу и ясность его».
Незадолго до смерти, в 1953 году (писатель прожил 83 года!) он создал несколько стихотворений, где явлено поразительное ощущение Бога. В одном из них Бунин пишет:
А Бог был ясен, радостен и прост:
Он в ветре был, в моей душе бездомной.
Именно так, просто и ясно, Бунин ощущал присутствие Бога в жизни людей, в природе, во всем вокруг.
Использованная литература: О. А. Бердникова «Поэтика адресованных жанров в творчестве И. А. Бунина»; Б. Н. Любимов «Бунин и Бог: о религиозной поэзии писателя и о его делах милосердия»; Г. Ю. Карпенко «Творчество И. А. Бунина и религиозное сознание рубежа веков»; О. А. Бердникова «Путь и истина Ивана Бунина»; Н. П. Смирнов «Русская древность и фольклор в поэзии Бунина»; М. М. Дунаев «Вера в горниле сомнений»; Д. Михалев «Русский поэт и скиталец И. А. Бунин»; И. А. Косенкова «Христианские мотивы в лирике И. А. Бунина (лингвистический анализ текста)».
Тема смысла жизни в произведениях Бунина сочинение
Бунин в своих произведениях часто рассуждал на тему смысла жизни. Ярче всех эта тема поднималась в рассказе «Господин из Сан-Франциско». Видимо этот вопрос сильно волновал писателя, он хотел донести свои ценные наблюдения до читателей.
Бунин описывал жизнь богатого аристократа, который, конечно, не испытывал нужды в жилье и еде, но в тоже время настоящей жизни не видел. Он не испытывал настоящих эмоций и чувств, вокруг него всегда были люди, изображающие счастье, радость и переживания. Можно сказать, они все играли в идеальных людей. А господин всю жизнь потратил на то, чтобы заполучить как можно больше денег. То есть он считал, что в них заключается всё его счастье. Бунин же думал по-другому, что смысл жизни состоит не в материальных ценностях, а в духовных. А также, что куда важнее проводить время с по-настоящему ценными людьми и сделать что-то полезное для общества. Когда господин умер, то о нём никто не скорбел. Всё его окружение на корабле, даже семья расстроилась только из-за испорченной поездки.
В другом произведении Бунина «Бернар», моряк, умирая, считал, что был хорошим моряком. Тем самым автор хотел сказать, что каждый человек, приходя в этот мир, имеет какую-то цель. У всех есть своё призвание. И реализовав его можно добиться настоящего счастья. Ведь таким образом можно приносить пользу не только для себя, но и окружающим.
«Господин из Сан-Франциско» был хорошо воспринят современниками Бунина. Я думаю, что, к сожалению, эта тема продолжает быть актуальной даже в наше время. Ведь сейчас существует культ успешной жизни, которую всем поколениям навязывают средства массовой информации. Больше всего этот культ популярен в социальных сетях, где размещаются фотографии красивой жизни: постоянных путешествий, больших квартир, дорогих машин и мотоциклов, красивых моделей, которые достигли популярности только благодаря операциям. В результате чего люди всеми силами пытаются добиться такой же жизни и начинают забывать о настоящих ценностях. О значимости семьи и собственной жизни.
Таким образом, часто, люди тратят жизнь не на тех людей и на ложные цели. Но деньги действительно никогда не заменят верных друзей и любящую семью. Любому человеку, какая жизнь бы ему не дана, короткая или длинная, должен успеть понять это и сделать правильный выбор. Следуя примеру главного героя, абсолютизация денег ни к чему хорошему не приведёт.
2 вариант
У Бунина в поэзии нашлось место для буржуазной тематики. Самым популярным рассказом на эту тему стала повесть о Господине из Сан-Франциско. Безусловно, этот рассказ оценили на высшем уровне.
Автора подтолкнуло для написания этого рассказа, работа над рассказом «Братья». Первоначальное название эта повесть имела «смерть на Капри», но позже была переименована. Главным героем являться господин из Сан-франциско, он был достаточно богатым человеком.
В произведении довольно подробно описывает поэт роскошную жизнь богачей. Своему главному героя Бунин не дает даже имени. Описывает его он просто как мешок с деньгами без души и сердца.
Главный герой до самой старости копил деньги, не когда не отдыхал, а все работал, а когда стал уже старым и слабым, ему начало казать, что только его жизнь начинается.
Отношение самого автора произведения можно понаблюдать, что он к своему главному героя относиться с некой язвинкой. Да, безусловно, Бунин описывает образ героя, но у него отсутствует душа. Он думает, что деньги, если есть, но не страшно не чего, не что не может произойти. Поэт описывает, то, что не в богатстве счастье.
Бунин в своем творчестве, явно показывает уверенность в самом себе богатых людей. Но он поэт утверждает, что илюзюзия богатства и счастливой жизни через время исчезнет.
Что же автор пытается сказать народу своим творчеством, только то, что перед смертью равны все. Что после смерти богач оказывается не нужным не кому.
Подводя итог творчеству Бунина и его рассуждениям о смысле жизни, можно сказать, что его философский вопрос о смысле жизни раскрыт лишь в том понимании, что не заключается счастье в богатстве и что не нужно на нем зацикливаться.
Творчество Бунина довольно интересное, он всегда рассуждал с здравым умом и памятью. Своим творчеством он пытался открыть глаза людям на происходящие действия вокруг. Жизнь проходит, а люди не замечают главного. Что однозначно, не в богатстве счастье, а нужно оставаться человеком с душой и сердцем, а не быть бездушным как скала. Ведь день это зло и не к чему хорошему это не приводит, как и главного его героя произведения.
Также читают:
Картинка к сочинению Тема смысла жизни в произведениях Бунина
Популярные сегодня темы
Иван Алексеевич Бунин – писатель и поэт с тонкой душевной организацией и своими особенными взглядами на жизнь. Бунин очень многие свои рассказы посвящал теме любви. Он описывал её как некую силу
С самого начала рассказа читатель чувствует оптимизм и жизнелюбие, которым наделен главный герой, с которым автор повествует о событиях. Сказочная история о неизвестном цветке, с трудом выживающем среди камней и глины
Н. В. Гоголь в своей комедии «Ревизор» изображает характерный для России девятнадцатого века уездный городок, где из-за коррумпированности местных чиновников царит беспорядок.
Набоков «Рождество». Краткое содержание и план рассказа Зимним вечером накануне Рождества Слепцов вернулся в свой дом после похорон ребенка.
Как написать сочинение «Чем люди живы» по рассказу Бунина «Человек из. «?
Как написать сочинение «Чем люди живы» по рассказу Бунина «Человек из Сан-Франциско»?
Читать надо прежде.
Во вступлении поставьте вопрос себе, окружающим. Как живешь, что держит в мире, почему мир разный.
Потом разберите душевные качества героя, разберите смысл существования героя.
В конце в итоге сделайте определение, чем живет человек, какие отличия. Может отличий не быть.
Люди живы любовью состраданием радостью и горестями. Все человеческие эмоции несут нам жизнь.
Ну вот это мои мысли. Нужно на примере одного героя показать становление его личного развития на протяжении всего романа. Возьмите к примеру Наташу и покажите как из девочки она становится взрослой девушкой. Как на нее повлияла война. Чем она жива, что ей от жизни нужно?
Можно взять и Балконского и Пьера. Но мой совет про Наташу все же легче писать.
У Джека Лондона есть замечательная фраза про брошенную кость собаке. Автор не считает, что дав голодному животному еды, тем самым человек проявляет милосердие. По утверждению Джека Лондона, милосердие заключается в умении сострадать в любой ситуации, то есть, когда голодный поделится с собакой едой, тогда это и есть высшая любовь к ближнему.
В наше время кажется, что милосердие потихоньку уходит из человеческих сердец, но это не так. Человек умеет сострадать, человеку присуще помогать ближнему и даже у врага просыпается сочувствие к побежденному.
Но надо уметь отличать, когда любовь к ближнему может перерасти во вседозволенность, превращающая слабого в задиру и эгоиста. Вседозволенность это не милосердие, милосердие возвышает человека, «слепая» любовь губит.
В греческой мифологии всепоглощая любовь Гелиоса к своему сыну Фаэтону, погубила Фаэтона, горько рыдал безутешный отец, но было уже слишком поздно. Проявлять милосердие не значит прощать все, милосердие это любовь, идущая во благо и даром этим наделены не все. Поэтому милосердию надо учить, чтобы правильно распорядится этим даром небес.
Темы душевные силы есть в ОГЭ как сочинение 15.3, по тексту Распутина.
На тему душевные силы можно написать очень много разного рода текста. В сочинении можно упомянуть о том, как важно иметь эти душевные силы и каким образом можно их использовать. На самом деле от душевных сил человека зависит очень много разных факторов для человека. Душевное спокойствие, душевное равновесие. И ем сильнее душевные силы, тем лучше легче живется человеку.
Вот пример сочинения 15.3:
Мир фантастики такой разнообразный! Любой человек найдёт себе то, что ему понравится. Читайте фантастику!
О смысле человеческого существования в творчестве И. Бунина
И.А. Бунин в числе труднопостигаемых художников XX века уже по одному тому, что не укладывается ни в одну из наработанных литературоведческих или культурологических схем. Внешняя простота его сюжетов обманчива. Когда мы готовы воскликнуть: «Реалист!», вдруг обнаруживается, что реалистические механизмы во многих случаях «не работают» или дают ничтожно малый результат. Сегодняшние рассуждения о «модернизме» Бунина имеют под собой основания, но не позволяют выстроить завершенной системы, точно так же как и «мифологические» и «онтологические» подходы к его текстам. И, вероятно, прав автор наиболее систематизированного исследования бунинского творчества Ю. Мальцев, который описал различные слои бунинского художественного мира, не стремясь свести их в единое, до него не обозначенное целое. Нет в творческом наследии великого русского художника того, что мы ищем в нем по аналогии с другими,— единой, всё объясняющей и объединяющей схемы или системы. Наше традиционное причинно-следственное мышление должно опираться на что-то единственное и привычное, от чего мы ведем свой поиск, — на среду, идеал, христианство, язычество и пр. Мы, приступая к изучению нового явления, ищем некую смыслопорождающую основу, от которой, по нашему разумению, как от источника, и идет в своем поиске писатель. Невольно или вполне сознательно мы таким образом подчиняем художника своей современности, тому, что занимает нас сегодня прежде всего. Разумеется, в том и величие художника, что он может ответить на вопросы, которые задают его потомки через многие десятилетия, однако значительно больший интерес представляет круг тех проблем, какие неотступно решал сам художник, что волновало его в первую очередь.
Но как для Толстого, так и для Бунина этот вывод не конечен и недостаточен. Сознание писателя не может уложиться в традиционно-религиозную систему. Ведь не случайно И. Бунин в другом месте заметит почти мимоходом: «…никакой ортодоксальной веры не держусь» (IX, 258). Признавая наличие в мире «Хозяина и Отца», в земной жизни художник, как и его герои, ищет другого: «…люди находят спасение от смерти не умом, а чувством» (IX, 165). И Толстого, уверен Бунин, спасали те минуты, когда он не смирялся перед неизбежным, когда он не спрашивал, верит ли он, а просто жил. «А ведь всё в чувстве. Не чувствую этого «Ничто»—и спасен»,— заключает Бунин (IX, 165).
Но от чего спасен? От неверия или ужаса «Ничто»? Именно на этом пороге — на переходе от рационального к чувственному и наоборот—расходятся герои писателя. Духовно-рациональное и материально-чувственное в бунинском человеке существуют одновременно, но принадлежат словно бы разным его ипостасям. Рационально постигаемое имеет линейную длительность, стремится объяснить мир в логических понятиях, тем самым обретая личностный характер прежде всего в представлениях о земной жизни, конечности человека и т. д. И совершенно в другой плоскости лежит ответ сумасшедшего, встретившегося Толстому на дороге: «…какой такой тот свет? Свет один» (IX, 160). А раз свет один, продолжим мы в этой логике, то и человеческая жизнь не прерывается, просто переходит в иное состояние. Бунин замечает, что такой ответ сумасшедшего Толстому «очень понравился», ибо, с его точки зрения, Толстой «бессознательно, может быть, следовал инстинкту самосохранения, смутно предвидел, куда, к каким жертвам приведет его “демон” » (IX, 162).
Чувственное господствует в бунинском человеке, оно древнее рационального, теснее связано с миром. Плоть несет в себе генетическую память не только о предках, она словно бы не только тебе принадлежит, а оттого острее позволяет чувствовать связь с миром. Она неподвластна линейному времени, таинственно живет в каждой судьбе, недоступна житейской дешифровке. Тренированный на изучении событийно-каузальной стороны жизни, человеческий разум ищет во всем логики, последовательности событий, останавливаясь перед органично-плотским существованием.
Для пояснения этой мысли сошлюсь на рассказ «Мелитон». Рассказчик, традиционный для русской литературы интеллигент, а значит, рационалист, пытается понять тайну жизни Мелитона, жившего трудно и долго, а сейчас несуетно ожидающего смерти. Служба в николаевской армии, потеря семьи должны были бы ожесточить старика, если исходить из житейского опыта. Но ничто не оставило ожидаемого следа в душе Мелитона. В конце жизни он так же безмятежен и спокоен, как будто находится в ее начале. И это тем более загадочно, что Мелитон не закрыт для общения, но не дает ожидаемого ответа не от недостатка развития или нежелания. Он находится в иной системе ценностей, живет по-другому, оттого и не понимает обращенных к нему вопросов.
«Мелитон, отчего ты всегда такой скучный. Или горе у тебя какое?»,— спрашивает рассказчик. Ответ старика лежит в иной плоскости: «На то и живем-с, чтобы за грехи каяться» (II, 208 — 209).
Совершенно очевидно, что перед нами разно проживаемые жизни. Поведение рассказчика и его вопросы рождены традициями русского народничества и просветительства. Мелитон увиден Буниным вне этого привычного силового поля.
Цитированный выше рассказ демонстрировал различные точки зрения на человека. Рациональное и чувственное в «Мелитоне» отданы разным героям, по этой причине не достигающим понимания. Обычно же обе эти ипостаси живут в бунинском персонаже одновременно, сопрягая сиюминутное и вечное в каждой судьбе. Плотское бытие героя таинственным образом соотносимо с вечным, однако сам герой этой связи объяснить не может, да и не всегда ее ощущает. Дело в том, что Бунин опускает систему мотиваций, которая могла бы чувственные ощущения и догадки вывести на уровень рационально осмысляемых причинно-следственных зависимостей. Необходимости в таком объяснении прежде всего не ощущают сами герои. Присутствие глубинного, независимо от человека существующего смысла его бытия самим персонажем вроде бы и не осознается, а между тем его жизнь проходит в бытийном силовом поле. Можно сказать, что бунинские герои, сами того не сознавая, пишут сценарии своей судьбы, всякий раз интуитивно сверяя свое решение (поступок) с неведомым им планом, с властно ощущаемой модальностью. Эта зависимость, рождая ощущение своей неповторимости, не создает личностного чувства в современном понимании. «Если есть бессмертие, то только в безличности…Божеское начало опять проявится в личности, но это будет уже не та личность. Какая? Где? Как? Это дело Божье»,— выписывает Бунин из дневников Л. Толстого, мучительно ищущего выход из личностного тупика (IX,160).
Наличие глубинного, внеличностного смысла земного бытия уравнивает всех живущих в их одиночестве и неразгаданности тайны пути. Из человеческой жизни не уходит загадка, ощущение своего предназначения несуетного, небытового. Загадка личностного бытия бросает отсвет на бытовое, повседневное, делая его значительнее. Наличие двух несовпадающих измерений усложняет размышления героя о себе. Бытовое, внешне случайное внезапно может получить иной смысл, прозреваемый, но не осознаваемый героем. Потому и ощущает себя бунинский человек на грани двух миров, в каждом из которых его роль не до конца ему ясна.
«В этом мире должна быть только одна правда,— третья,— а какая она—про то знает тот последний Хозяин, к которому уже скоро должен возвратиться и Чанг» (IV, 385). Не странно ли, что мысли Толстого, перед которым Бунин благоговеет, и мысли собаки устремлены к одному Хозяину, владеющему последней тайной всего живого? Но для Бунина именно так обозначается беспредельность жизни — в многообразии ее форм, в равенстве всего живого, во взаимной связи и подчиненности. Человек —равный в этом ряду, отмеченный общей для всего живого тайной и единым смыслом. Это обреченность на движение по своей земной дороге, метафорически наглядно обозначенное в рассказе «Перевал», не сообщает бунинскому герою философской торжественности. Жизнь—единственное, что надлежит исполнить человеку на земле. Исходная бытийность позволяет соотносить между собой героев, казалось бы, таких разных произведений, как «Деревня», «Мелитон», «Сны Чанга», «Легкое дыхание», «Жизнь Арсеньева» и др. Различий между ними в онтологическом смысле не больше, чем расхождений между родными братьями Красовыми. Сословное принципиально не важно для Бунина, так как каждый из его героев занят главным делом—реализацией своей земной жизни. Из всего многообразия решений, предлагаемых ему бытом, он должен сделать единственный выбор, даже если это будет ошибка. В конечном итоге разница между героями сводится лишь к тому, как осознают свой поиск герои — как задачу творческую, радостную (Арсеньев, Мещерская) или как тяжкую повинность (Красовы).
Герои повести «Деревня», во внутренний мир которых автор позволяет нам заглянуть, живут в трагическом осознании ошибочности своего выбора, неугаданности пути. Томится «неотступной думой» Кузьма: «…пропадает, пропала его жизнь» (III, 69). «…Поздно, поздно»,—вторит ему Тихон. Даже Серый, «самый нищий и бездельный мужик в деревне», тоже заключает о себе:«А тут человек без толку пропадает…» (III, 101). «Грустит, жалкует, сам над собой плачет» нелюбимый всеми Дениска, вызывая своим нелепым письмом не только насмешку Тихона Ильича, но и его сочувствие, но чем? Может быть, тем, что и вызвало к жизни нелепое, пародийное Денискино послание?
Точнее других поддается расшифровке «неотступная дума» Кузьмы, столь характерная для русской народнической литературы конца прошлого века. Путь Кузьмы традиционен для правдоискателя некрасовского толка. Он ищет ответ на мучающий «всех русских самоучек» вопрос «что делать?» в плане прямого социального действия. «Растравляя душу статьями Толстого, сатирами Щедрина» (III, 69), он не может ответить самому себе на естественно возникающий в такой системе рассуждений вопрос: «Для кого и для чего живет на свете этот худой и уже седой от голода и строгих дум мещанин, называющий себя анархистом и не умеющий толком объяснить, что значит—анархист» (III, 91). Его мысль мечется в кругу несоотносимых понятий, принадлежащих разным областям наблюдений. С одной стороны, это мысли о народе, к которым подталкивают статьи Толстого и сатиры Щедрина, с другой — вопросы, которые ставит конкретика быта. «Странник—народ, а скопец и учитель—не народ? Рабство отменили всего сорок пять лет назад,— что ж взыскивать с этого народа? Да, но кто виноват в этом? Сам же народ!» (III, 78). В очередной раз «спутались» мысли Кузьмы, отыскивающего линейный, в поступках зафиксированный выход из ситуации, тупиковой уже по одному тому, что смешаны в ней разные подходы к непростой ситуации.
Кузьма ищет выход не для себя, но для всего народа сразу. Ответы на столь масштабные вопросы он хочет видеть в сфере социального действия, и народ оценен им с позиции человека, ищущего универсального ответа: «…кто виноват. сам же народ!». Смешение планов не позволяет Кузьме найти ответ на вопросы, не подлежащие простому решению, а потому в системе народнических поисков его конечный вывод справедлив: «Мы дурновцы, песенка наша спета».
Рисунок судьбы Тихона расшифровывается иным ключом. Его недюжинная энергия, жизненная сила направлены в иную, нежели у Кузьмы, область. Он не принадлежит к тому рационально-созерцательному типу, который представляет Кузьма. Это деятельный русский человек, принимающий правила игры той эмпирической реальности, в которой ему выпало жить. Окрестные мужики ахали, «как это ухитрялся он не разорваться: торговать, покупать, чуть не каждый день бывать в имении, ястребом следить за каждой пядью земли…» (III, 13). И сам Тихон Ильич видел в такой деятельности проявление лучших своих качеств: «Я, брат, человек русский. Мне твоего даром не надо, но имей в виду: своего я тоже трынки не отдам!» (III, 13—14).
Вспомним слова Мелитона: жизнь дана, чтобы в грехах каяться. Так поступает и Тихон: знает, что греховен, но пытается искупить свой грех, нередко и деньгами. Не любивший «неверного церковного света», он везет Настасью Петровну к угоднику вымаливать наследника, живого ребенка, хотя и крепнет в нем уверенность, что «Бог должен наказать его» (III, 16). Знаков смерти становится всё больше. Странник Макарка сует в руки Тихону картинку с надписью «Жан-Поль Рихтер, убитый молнией», умирает Настасья Петровна, внезапно, по дороге на вокзал (частый мотив в произведениях Бунина—смерть в толпе, в ожидании дороги). И всё это служит для Тихона Ильича доказательством того, что путь его в Дурновке закончился. А потому практические дела отступают на второй план, их место занимают проблемы иного рода.
Суров Бог в бунинском мире, но всё же появляются у Тихона «кощунственные мысли: он все сравнивал себя с родителями святых, тоже долго не имевших детей» (III, 26). И эта параллель, которую Тихон таит в себе, рождает надежду если не на прощение, то на дальнейший путь, на возможность выхода. Первым шагом по этому пути становится свадьба Дениски и Молодой. Ей предшествует сговор Тихона и жениха, в котором внешне много необязательного, разоблачающего героев. Дениску «разоблачают» вещи, Тихона—Денискины ответы. Будущий жених держит «в правой руке дешевый серый чемоданишко, щедро усеянный жестяными шляпками и перевязанный веревкой» ( III, 56), который для Тихона служит доказательством Денискиной глупости и неоправданности его желаний: «Жрать нечего, а чемоданы да книжки покупаешь» (III, 57).
Однако «тема чемодана» получит после сговора иное наполнение. «Дениска вернулся из Тулы и околачивался без дела, болтая по деревне, что хочет жениться, что у него есть денежки и что скоро заживет он за первый сорт. Деревня сперва называла эти россказни брехнею, потом, по намекам Дениски, сообразила в чем дело, и поверила» (III, 118; курсив мой.—Т. Н.).
Денискины намеки на чудесно свалившееся на него богатство («клад») не только делают свадьбу мотивированной и логичной, но выстраивают тот «сюжет», который подспудно живет в сознании дурновцев вопреки бытовому содержанию повседневности. Оказывается, Дурновка, восхищавшаяся хозяйственной «лютостью» Тихона Ильича, всегда знала, что за богатство ему придется платить, а потому готовно наблюдает жертвоприношение Молодой.
«Антимир Древней Руси противостоит не обычной реальности, а некой идеальной реальности, лучшим проявлениям этой реальности. Антимир противостоит святости —поэтому он богохулен, он противостоит богатству—поэтому он беден…» [8]
«Антимирность» всей дурновской свадьбы легко обнаруживается не только в фигуре Дениски, о чем шла речь выше, но и в том, как Дениска и его отец Серый укоренены в дурновской жизни. Вспомним, что после сговора Дениска передает Тихону Ильичу написанное им письмо. Прежде чем прочесть его, Тихон заглядывает в людскую и слышит «историю», которую рассказывает Оська в полном соответствии со скоморошьей традицией — о внезапно разбогатевшем мужике, корыстолюбивом и глупом попе. Это стилистически однородный фон письму Дениски, каракули которого «трудно и скучно» разбирать Тихону, но которое тем не менее написано во исполнение Денискиной роли. Оно странным образом напоминает «Азбуку о голом и небогатом человеке» [9] и его ритуальные жалобы.
Характеристика Серого, которому также отведена важная роль в сюжете свадьбы, столь же беспощадна, как и Дениски. Нищий Серый потому нищ, с точки зрения Тихона и других дурновцев, что ленив. Его легко представить в числе бунтовщиков не только в более поздних «Окаянных днях», но и в «Деревне» (III, 120). Но надо сказать, что Серый странным образом связан с обоими братьями. Пустой и ничтожный человек, по определению столь непохожих Тихона и Кузьмы, он оказывается существенным звеном в их размышлениях. Когда он попадает в поле зрения Кузьмы, то обнаруживает способность к покаянию, к реалистической самооценке. Разговаривая с Кузьмой в темноте своей убогой избы, он «прост, грустен, сознается в своих слабостях. Голос его порою дрожит…» (III, 107), совсем как у Кузьмы Ильича в покаянные минуты.
Но в повести есть Серый, который готовно принимает участие во всех мирских делах и происшествиях, где он отчаянно деятелен, бестолково смел и только из-за того, что рассчитывает на даровое угощение. Именно эту жизнь видят и оценивают дурновцы. Однако есть и то, что Серый рассказывает «от себя», в доказательство своей ценности и хозяйственности. В числе таких рассказов—история о том, как он выдавал замуж дочь (III, 103 — 104). Ее смысл для Серого не в том, что у него нет денег на свадьбу и что бесприданнице обычным способом жениха не сыскать, как понимают слушатели, а в возможности обозначить для себя иную роль (вспомним письмо Дениски!)—заботливого отца и рачительного хозяина: «Еще как свадьбу-то сыграли! На расходы я, брат, жмуриться не стану…» (III, 104).
Такой Серый нужен Тихону в организации свадьбы Молодой и Дениски. Вступив в роль заботливого отца, Серый становится удивительно деятельным. Придя свататься, он говорит «необычайно развязным и ладным тоном», в его поступках и жестах начинает сквозить едва угадываемый, не обыденный смысл. С одной стороны, он «стал заискивать в сыне», как только понял возможность появления «даровых» денег, будущего мнимого богатства. С другой, свадебный сюжет определяет ему роль щедрого свекра будущей невестки. Следуя ему, он дарит Молодой два чугунчика и моток черных ниток, в ответ получая имя в новой роли:
«— Спасибо, батюшка, — поблагодарила Молодая ласковым и особенным тоном» (III, 127).
Но перед нами—свадьба-искупление. В ней Молодой отведена роль жертвы. Она ничему не сопротивляется на протяжении всего действия, пытаясь выжить в тех условиях, какие диктует ей Дурновка. Она «молчит, как убитая», когда с ней говорит Тихон, молчит, когда ее «ежедневно и еженощно» избивает Родька. Она же одобряет свадьбу, не несущую ей радости: «…Это он хорошо придумал»,— оценивает Молодая замысел Тихона, тем самым принимая роль жертвы.
Тема жертвы-искупления свадьбой не исчерпывается. Тихон неоднократно дает возможность «заработать» на своем грехе самому нищему мужику в деревне. Он велит Серому «полакомить овчарок», зарезав старую лошадь, затем тот к свадьбе сына забивает ту самую «худую свинью», что Тихон Ильич прислал в подарок. Но ритуальность всех действий Серого снижена присутствием «изначального мира» (Лихачев). Во всех его действиях есть нечто пограничное, «изнаночное», как и его роль: «…кобыла (приговоренная к закланию.—Т. Н.) с визгом, с желтыми, оскаленными от боли и ярости зубами, с бьющей на снег струей черной крови, кинулась на своего убийцу и долго, как человек, гонялась за ним…» (III, 117).
В полном соответствии с этой традицией ведет себя и Молодая, сознающая, что и Дениска не в радость, но тем не менее ожидающая от свадьбы едва ли не чуда. «Куда ж, по-вашему, мне деваться?—зло спрашивает она Кузьму.—Век чужие пороги обивать? Чужую корку глодать?» (III, 119). Риторический смыслее вопрошаний явственно не совпадает с тем почти отцовским сочувствием, с каким относится к ней Кузьма. Приняв на себя роль жертвы в замысле Тихона, Молодая «горячо и грубо» отказывается от житейского истолкования свадьбы, на чем настаивает Кузьма. Она остается в том сюжете, по велению которого и устраивает свадьбу Тихон. «За грех мой не свечку поставлю, а сотворю благое. Хоть и лепту одну подам, да за лепту эту попомнит мне господь» (III, 112),—надеется «пестрая душа» русского человека. В ней удивительным образом сочетается стремление к самореализации, желание словно бы опредметить самое жизнь, оставив после себя нечто материальное, с сознанием своей суетности. Живущие совершенно по-разному, герои одинаково страстно ожидают чуда. На этом каждый из них сосредоточен, но ожидание не объединяет героев, а фатально их разводит. Крайне редко дурновец узнает отраженное свое в исповеди другого. Но значительно больше, чем самососредоточенность, разводит бунинских героев по-разному понимаемая повседневность.
«…Так коротка жизнь, так быстро растут, мужают и умирают люди, так мало знают друг друга и так быстро забывают всё пережитое, что с ума сойдешь, если вдуматься хорошенько!» (III, 53). Этот дискурс кажется неожиданным для Тихона, его лексики и уровня понимания мира, но едва ли случаен. Он абсолютно логичен в том глубинном сюжете, который привел его к мысли о смерти и покаянии. Пороговая ситуация всегда обращает человека к онтологическим глубинам. Тихон, с азартом обличающий «народ» («Сквернословы, лентяи, лгуны, да такие бесстыжие, что ни одна душа друг другу не верит!»—III, 123), по вечерам читает требник и диву дается: «как это можно было слова такие сладкие придумать:
Для Тихона, совсем не в церковном смысле понимающего текст требника, оказываются соотносимыми и взаимопроникающими два мира—реальной жизни, где он «лютый хозяин», и мира «изначального», в котором всё обретает свой истинный вид. Его одновременное существование сразу в двух ипостасях—человека онтологического и первонакопителя—мучительно для него, ноестественно для «пестрой» души русского человека. И в обоих мирах он деятелен и созидателен.
Миросозерцание Тихона не предполагает нахождение ответов. То беспокойство, которое он испытывает, не может быть опредмечено или подавлено внешними действиями. Оно лишь ими явлено, обозначено, свидетельствует о том, что сознание его направлено на собственный внутренний мир, ориентировано на некую инобытийную значимость.
Подобное качество героя —родовое в бунинском мире. Вся человеческая жизнь, по Бунину, есть процесс познания, где инструментом является сам человек. «Мы живем всем тем, чем живем, лишь в той мере, в какой постигается она лишь в минуты восторга —восторга счастия или несчастия, яркого сознания приобретения или потери; еще—в минуты поэтического преображения прошлого в памяти» (IX, 366).
И мы опять возвращаемся к той мысли, которая так дорога писателю,— постижение смысла человеческой жизни совершается спонтанно, доступно только чувственной стороне человеческого существа. Главным качеством жизни является внутренняя динамика, на которую человек откликается всеми своими чувствами. Чувства же включают человека в естественный жизненный круговорот. В автобиографической заметке писатель замечает, что от мысли о смерти, рождавшей «мучительную тоску, длившуюся целую зиму», его «излечила весна» (IX, 257; курсив мой. —Т. Н.). Как и природа, человек подчинен единому ритму человеческих переживаний. Горячка первой любви настигает каждого тогда, когда «душа менее загрязнилась» (IX, 340), беспамятство старости в равной мере свойственно и благообразному Мелитону, и «ошалевшему от долголетия» Таганку. И в этой повторяемости единство и целостность мира, его вечность. В таком ощущении мира бунинский человек глубоко природен и архаичен. В своей глубине он язычник, которому внятны различные религии и верования, если они созвучны его чувствам «в минуты восторга яркого сознания приобретения или потери». Вот почему бунинского человека трудно свести к одной какой-то формуле или схеме, так как у него всякий раз новый порог возвращения на круги своя. Архаическая вертикаль — главная познающая константа в мире Бунина. Прошлое имеет власть над его героями потому, что прерывает завесу смерти, преодолевает забвения, но не рационально, а чувственно. «Смертная память» всегда материализована в его героях как часть судьбы. Телесное и духовное, вечное и повседневное в ней вступают в драматические отношения, не подчиняясь эмпирике социума, линейному времени, но и не отказываясь от них. Следуя логике смутно ощущаемого «изнаночного мира», в свою очередь не всегда идеального и гармоничного, герой опредмечивает его своей жизнью, превращая быт в бытие.
[1] Бунин И.А. Собр. соч.: В 9 т. М., 1967. Т. 9. С. 257. Далее ссылки на это издание приводятся в тексте, с указанием тома и страницы.
[2] Лихачев Д.С., Панченко А.М., Понырко Н.В. Смех в Древней Руси.М., 1984. С. 20.
[3] Русский народ. Его обычаи, обряды, предания, суеверия. Собр. М. Забылиным. Репринт: М., 1990. С. 438.
[5] Лихачев Д.С., Панченко А.М., Понырко Н.В. Смех в Древней Руси.С. 20.
[6] Воровский В. В. Эстетика. Литература. Искусство. М., 1975. С. 335—345.
[7] Лихачев Д.С., Панченко А.М., Понырко Н.В. Смех в Древней Руси.С. 13.