Цифровой концлагерь что это
Путин подписал закон о «всероссийском цифровом концлагере», как называют его противники
Причем эти самые противники — это не столько «либералы», сколько люди, в общем-то, власти лояльные.
Ранее закон «О едином федеральном информационном регистре, содержащем сведения о населении Российской Федерации» был принят Госдумой и одобрен Советом Федерации. Теперь он вступает в силу.
Речь в нем идет о создании базы данных на россиян, где будут содержаться сведения о гражданах страны и находящихся на территории России иностранцах. Данные соберут из информационных систем органов госвласти и государственных внебюджетных фондов.
Государство соберет о гражданах около 30 видов различных сведений, в том числе об уровне образования, семейном положении и т. д.
В регистр не будут включаться данные о доходах и имуществе граждан, а также сведения, составляющие гостайну. Оператором регистра назначили Федеральную налоговую службу (ФНС).
Госдума даже выпустила специальный ролик, разъясняющий безопасность этого закона.
Видео Госдумы России: «Вся правда о единой базе данных россиян»
Но этот закон вызвал массу споров в обществе. Причем между, казалось бы, людьми, придерживающимся одинаковых взглядов и лояльным нынешним российским властям.
Как раз из-за этого закона недавно поругались и разошлись телеведущие Анна Шафран и Владимир Соловьев. А лидер КПРФ Геннадий Зюганов считает, что теперь «англо-саксонцы будут контролировать каждого из нас… Это электронно-бытовой концлагерь, о котором фашисты даже не мечтали».
Против закона выступали даже известные деятели культуры. Светлана Крючкова, Александр Розенбаум, Наталья Бондарчук, Александр Михайлов, Иван Охлобыстин, Николай Бурляев и Мария Шукшина записывали видеобращение, где выступили против «цифрового контроля за россиянами». Но их мнение власти не учли.
Видео: обращение артистов против закона о федеральном информационном регистре
Противники создания единой базы данных людей в России прежде всего боятся утечки информации. Многие знают, насколько все плохо в России с хранением и защитой персональных данных. Но это не единственная претензия.
Что людям не нравится в новом законе, они сами пишут в соцсетях.
— Березницкий Вячеслав (@Viacheslav43) June 8, 2020
Путин подписал закон о создании единого регистра сведений о населении
Подсчет крепостных на Руси — давняя забава членов партии Единая Россия…
Путин подписал закон о создании единого регистра, содержащего всю информацию о гражданах. Ещё в нём будут отслеживаться все важные этапы жизни с момента рождения.
Добро пожаловать в цифровой ГУЛАГ.
Про то, что данные будут у бандитов всех мастей, помимо кремлёвских, вообще молчу.
Многоуважаемый Владимир Владимирович!
Прокомментируйте пожалуйста, Вы сегодня подписали закон о создании единого регистра сведений о россиянах? Есть ли риск того, что теперь нечистый на руку сотрудник налоговой, имеющий доступ к данным сведениям, может торговать ими?
Скорее всего, люди создавшие и узаконившие идею Единого Федерального Информационного Регистра (ЕФИР), подумали, что для полноты учета персональных сведений о гражданине, недостает еще данных об его исторической генетической предрасположенности к разного рода деятельности…
На патриотическо-охранительском корабле бундЪ?
он позволит повысить слежку за населением, скоро в туалетах заставят анализаторы ставить, что бы определять, что накануне человек ел, а потом отчитывался на какие шиши были куплены продукты…
— Владимир Савенко (Волгоградец) (@zhitelvlg) May 22, 2020
Вообще вся эта цифра дошла до шизофрении. Тотальный контроль. Цифровой концлагерь.
Закон о создании единого регистра с информацией о гражданах, принятый в четверг Госдумой — очередное проявление цифрового авторитаризма. Государство использует технологический прогресс не для улучшения жизни россиян, а для укрепления собственной власти и контроля за оппозицией.
Очень опасный прецедент, имея всю информацию по человеку, и его поднаготную власти и денежные мешки получают безграничные возможности. Это гораздо страшней чем «длинные руки» КГБ. Финансовая информация и личные предпочтения каждого человека под анализом бизнесменов обогатит их.
Вот мы сейчас хихикаем, закатываем глаза «рептилоиды, теории заговора», а наши дети будут жить в цифровом фашизме.
Вот создадут регистр россиян, и поделят бояре между собой холопов.
Надо было сразу же установить рекомендованную розничную цену на базу, ну чтобы уж два раза не вставать
Никита Михалков: «Единый регистр населения — это подарок ЦРУ и всем спецслужбам».
Цифровой концлагерь и реальность
На небольшом канале «Больше всех надо» была поднята весьма обсуждаемая сегодня тема информационной безопасности в цифровом мире, поскольку некоторые утверждают, что нас ожидает «цифровой концлагерь», в котором «старший брат», под которым обычно подразумевают государство, поставит под неусыпный контроль всё и вся, включая личную жизнь людей.
Поводом для подобных умозаключений стало появление цифровой системы распознавания лиц: она якобы позволит взять под контроль всех. Некоторые считают, что в Китае «цифровой концлагерь» уже построен: государство уже выстроило социальные рейтинги для своих граждан в зависимости от их социального поведения, в том числе при переходе улицы.
Да, система распознавания лиц может быть использована для слежки и за преступником, и за политическим активистом, но ведь это было всегда. Сегодня появился новый «цифровой шпик», аналог шпиков-топтунов начала ХХ века, которые выслеживали всех, кого им приказывали. И «цифрового шпика» тоже можно обманывать, как и шпиков-топтунов. Другой вопрос: как быть с уличной преступностью?
Но всё же правомерен вопрос: куда всё это нас ведёт? Ведёт ли нас развитие цифровых технологий в «цифровой концлагерь»? Здесь под подозрение попадает «государство», которое обладает возможностями для создания объединённого «цифрового профиля» человека, и многие исходят из того, что государство — это злодей, который рано или поздно захочет злоупотребить системой распознавания лиц, поэтому государство нужно поставить под общественный контроль. Но что такое «государство», и что такое «общественный контроль»? Это тоже инструменты, технологии, которые сами по себе нейтральны, но которые могут быть использованы работающими в этих структурах людьми в своих целях.
Общество можно эффективно контролировать средствами пропаганды и запугивать отрядами «патриотов» на улицах. Это дёшево и практично, по сравнению с системой «цифрового концлагеря», в истории таких «концлагерей» создавалось множество, сегодня мы видим такой националистический «концлагерь» на Украине, где 70% населения, проголосовавшего за «Голобородько», запуганы «патриотами», а государственная пропагандистская машина регулярно прочищает всем мозги. Без всякой «цифры».
Государство и общество
А что такое «общественный контроль» со стороны общества? Фактически, это попытка создания нового, параллельного государства, так как эта «общественная организация» ставит своей задачей контролировать само государство, людей в его структурах. Не важно, какого государства: «демократического» или «авторитарного», которые отличаются друг от друга только по цвету и запаху, но не по своей сути.
На наш взгляд, маньякам, стремящимся создать «цифровой концлагерь», проще и выгоднее захватить власть именно в новых «общественных структурах», «корпоративных структурах», чтобы продвигать свои идеи от имени общества, отстранившись от скомпрометированных веками истории институтов «старого государства». Потому что возникающее «новое государство» не обременено никакими традициями, условностями, которые есть у «старого государства», но претендует на представление интересов всего общества, то есть на приоритет над «старым государством».
Что же нам остаётся? Бороться с «цифровыми» маньяками — и тогда защитим мы свою свободу от «цифры». Ничего не поделаешь: вся наша история — это борьба, и «цифровой мир» не может этого изменить. Так устроен наш мир: «И вечный бой, покой нам только снится. »
Апокалипсис под расчёт: Глубинная цифровизация как обнуление человечества
«Цифровой концлагерь», «тотальный цифровой контроль», «число зверя». Эпопея с «цифровым обеспечением» самоизоляции во время пандемии COVID-19 здорово подогрела (даже вскипятила) страсти вокруг цифровизации. Люди не просто испугались электронных пропусков – они вспомнили обо всех своих опасениях, связанных с «цифрой»: о накапливающихся в течение жизни персональных данных, о «цифровом контроле» не только за теми фактами, которые ты сам предоставляешь цифровому начальству, но и за твоими покупками, интересами, интернет-пристрастиями и политическими взглядами.
«Западная цивилизация измеряет счастье в количественных категориях».
Прот. Андрей Ткачёв
И пугает людей не только возможный цифровой контроль «Большого Брата» из антиутопии Оруэлла «1984» – всемогущего тоталитарного государства. И не только угроза (вполне реальная) криминального доступа к персональным данным со стороны разных коммерческих структур или просто мошенников. Страшит возможность анонимного, рассредоточенного контроля – потому что физически сервера, на которых находится всё то, что мы о себе знаем и не знаем, – за пределами территории России, под полным контролем и при необходимости управлением чужих государственных или надгосударственных структур.
Люди нервничают, пугаются, впадают в отчаяние, а в ответ им раздаются раздражённо-снисходительные упрёки очень умных и современных государственных банкиров, депутатов-единороссов и телепропагандистов: кто вы такие, нелепые и неосведомлённые люди, чтобы судить о грядущем торжестве новых цифровых технологий и наступающем царстве искусственного интеллекта? И, не получая ни уважительных разъяснений, ни внятных ответов на обоснованные тревожные вопросы, люди на самом деле впадают в панику и в истерику. И, как луддиты, с яростью отвергают огромные и несомненные возможности, которые открыли перед людьми новые информационные технологии.
Но ярость и психоз попросту отводят нам глаза от гораздо более глубоких и страшных вещей. От той «цифровизации», которая намного опаснее интернета, биткоинов и Big Data. От базовой основы нынешней «мировой» (на самом деле западной) цивилизации. От того, что обессмысливает, опустошает и разрушает все стороны нашей жизни – от веры, культуры, семьи и морали до образования, науки и тех самых полезных и нужных людям цифровых технологий.
Апокалипсис – это учёт
Глубинная цифровизация (будем так её теперь называть) пришла к нам, по большому счёту, в XX веке. Хотя в каком-то смысле о ней говорили и раньше – например, Лев Толстой в романе «Война и мир», для которого «движение больших масс людей» стало новым смыслом истории, которую раньше измеряли в «великих вождях» и прочих полководцах. В реальность XX века цифра вошла как символ массовой смерти: в бельгийском Конго, где чиновники короля Леопольда II физически уничтожили до 10 миллионов человек (около половины населения) и на полях сражений Первой мировой войны. И чтобы спасти человечество от массового стресса, а элиты – от признания своей вины и покаяния, оставалось перевести эту гекатомбу в цифру.
Отрицать необходимость учёта и подсчёта для понимания всё более огромного мира было бы просто чушью. Но следующим шагом стало нечто намного менее естественное, чем статистика, и далеко не сразу осмысленное – сведение этого мира к чистой цифре, к отчёту и учёту.
Перепончатокрылая ленинская фраза «Социализм – это учёт» показала, куда ведёт человечество «ленинский курс». Безумная, маниакальная идея поставить под контроль все аспекты общественной жизни – от экономических результатов и социальных проблем до уровня трудового энтузиазма (вроде контроля над перевыполнением плана) – обернулась химерой «советской пятилетки», которая к 70-м годам XX века превратилась в планирование перевыполнения плана (который можно было постфактум скорректировать, то есть понизить показатели, чтобы к отчётному сроку превратить «невыполнение» хотя бы в недоперевыполнение – такое слово, кстати, тоже было).
Знаменитая «красная цифровизация» обеспечила полную победу отчётности над жизнью. Продуктом этой победы стал дефицит, а символом – слова Александра Твардовского: «Обозначено в меню, а в натуре нету». Лукавая цифра докладывала о постоянном «росте благосостояния советского народа», а в магазинах периодически пропадали не только мясо и сыр, но и туалетная бумага, репчатый лук, сгущённое молоко и книги классических русских писателей. В конце концов обожествление учёта свелось к полной утрате контроля над советской экономикой и крушению советской власти.
Нацисты в концлагерях номера выжигали на коже узников. Фото: Scherl/Globallookpress
Но в самой инфернальной форме в середине прошлого века сведение человека к цифре реализовалось в нацистских концлагерях смерти – ну и в ГУЛАГе тоже. Правда, в ГУЛАГе номера нашивались на одежду, которую можно было снять, а нацистов выжигали их на коже узников. Впрочем, и в том, и в другом случаях человека цифровизовали, чтобы вычеркнуть его из мира живых душ, лишить его личности и – как они надеялись – жизни, как здешней, так и вечной.
Образование – это стандарт
Цифровизация образования обосновывалась даже более рационально и человеколюбиво, чем плановая экономика. Массовое, всеобщее образование, охватывающее миллионы детей в огромной стране, нельзя было оставить без определённых рамок, обязательных для всех. В СССР дети от Бреста до Петропавловска-Камчатского должны были получить базовые знания и – по результатам своей учёбы – оценки их знаний, с которыми они могли бы впоследствии, например, поступать в вузы. Пятёрка же в Бресте равнялась пятёрке в Петропавловске безо всякого сомнения.
Все эти необходимые статистические рамки разрабатывались высокоразвитой советской педагогической наукой, которая умела связать между собой разные цифры и факты – о возможностях детской психики в зависимости от возраста, о знаниях, необходимых для социализации, о требованиях народного хозяйства, о номенклатуре специальностей и т. д.
Однако образовательные стандарты в СССР оставались именно рамками. При всей цензуре и безальтернативности программ передача детям знаний шла через живой голос учителя, через его душу и через меловые линии на грифельной доске. И эти же живые учителя ставили оценки – не только по числу ошибок в буквах и неправильных решений в числах, но и по своему личному, человеческому пониманию ребёнка, его возможностей и достижений. Да и пятёрки с четвёрками продолжали – в скобках – поясняться словами «отлично» и «хорошо».
В СССР передача детям знаний шла через живой голос учителя, через его душу. Фото: Boris Kavashkin/Globallookpress
Конечно же, это была очень шаткая и часто несправедливая система. Субъективизм учителя, коррупция (в те времена часто не денежная), прямые указания сверху, – всё это было. Разные требования в разных школах и в разных концах страны – было. Подтасовки результатов экзаменов для лучшей отчётности перед начальством – тоже. А введение ЕГЭ (независимый от произвола учителей и чиновников механизм справедливого измерения уровня знаний), образовательные стандарты (только рамочные требования, допускающие вариативность образования), а также международное образовательное сотрудничество в рамках Болонского процесса (чтобы дипломы о высшем образовании в России и в остальном мире признавались бы на взаимной основе), – всё это обосновывалось исключительно интересами детей, эффективностью и конкурентоспособностью образования. Очень многие были с этим согласны – в том числе и педагоги.
Но получилось другое
Защита от субъективизма педагогов превратилась в защиту системы от личности, в войну на уничтожение субъектности – то есть индивидуальности ученика и его личной, человеческой связи с учителем и с учёбой. А методы совершенно необходимого учёта – в механизм замены образования отчётностью, а школьника и студента – цифрой в графе этой отчётности.
Введение ЕГЭ в течение нескольких лет разрушило учёбу школьников в выпускном классе: весь год отныне был посвящён цифровому натаскиванию в сдаче тестов (с практически полным отказом от «лампового» – человеческого и традиционного – образования и воспитания). Болонский процесс в высшем образовании не помог адаптировать документы о высшем образовании к европейским и мировым стандартам, а принялся рушить нашу высшую школу, возводя на её месте картонные муляжи бакалавриатов и магистратур. Унификация высшего образования в рамках модульной системы (так называемые образовательные кре́диты – они же «зачётные единицы Карнеги») вышла далеко за рамки механизма обеспечения сопоставимости результатов учебного процесса: она понемногу свела всё университетское многообразие к взаимозаменяемым галочкам в итоговых таблицах. Теперь ничто уже не могло сдержать высшую школу от движения по любимому пути Германа Грефа – от «лишних знаний» и развития «мозговой мускулатуры» творцов и думающих людей к KPI эффективных менеджеров и успешных потребителей.
Введение ЕГЭ в течение нескольких лет разрушило учёбу школьников в выпускном классе. Фото: Александр Авилов/АГН «Москва»
Ну и – в завершение всего – в последние дни (надеюсь, что не в самые последние дни русской школы) они повели дело к полной и окончательной цифровизации образования через «дистанционку». Это уже какая-то дьявольская смесь из ЕГЭ, модульной системы и примитивных компьютерных программ на месте живых учителей. Что-то совсем уже похожее на «воспитание» условных рефлексов у собачек Павлова.
Единица – вздор, единица – ноль
Гениальный певец «адовой работы» на благо коммунизма Владимир Маяковский провидчески сформулировал суть будущей цифровизации через аллегорию, с помощью которой он пытался обосновать тоталитаризм партийной диктатуры.
Молодые читатели, возможно, не помнят или не знают этих запоминающихся строф – так позвольте процитировать.
Замечательное по своей глубине саморазоблачение! Единица – личность – приравнивается к нулю, но тут же утверждается, что очень много нулей равны бесконечности. Враньё – и этому учит нас подлинная наука о цифрах, арифметика: миллион, умноженный на ноль, это всего лишь ноль.
Поэтому «глубинная цифровизация» – это обнуление человека и всего, что с ним связано.
Советская «пятилетка качества» (1970–1975 годы) – переход от измерения выпускаемой продукции в литрах, тоннах и кубометрах к измерению в «условных рублях» произвольно назначаемых властью цен.
Эффективный, в точности по западным стандартам, менеджмент научных исследований (блестящая спецоперация наших «спецучёных» успешно сокрушила твердыню Российской академии наук, с которой ничего не смогли сделать ни Ленин, ни Сталин, ни Хрущёв) поставил в центр своей системы учёта, контроля и финансовой оценки научной работы высосанные из пальца «индексы цитирования». Которые не оставили никаких шансов гениальным математикам (одна-две гениальные работы за год, а то и за пять лет) в сравнении со специалистами по логистике продвижения кнопкодавительных услуг (30-31 публикация в месяц).
Эффективные системы учёта экономического эффекта театральной деятельности дали возможность коммерсантам от искусства похоронить легендарный русский театр и протащить вместо него вакханалию бездарной порнографической «богомоловщины».
«Глубинная цифровизация» того, что называют цифровым развитием (то есть внедрения колоссальных возможностей новых информационных технологий в жизнь человека), превращает, если уже не превратила окончательно, этот несомненный прорыв в будущее в чёрную дыру в никуда: вместо того, чтобы работать на человека, усиливать и укреплять его во всё более сложном мире, эта цифровизация делает его всё более бесправной и бессильной игрушкой в руках неведомо кем написанных алгоритмов. Впрочем, как это «никем».
Ну и продвинутая система КПЭ (ключевые показатели эффективности) – а на самом деле KPI (Key Performance Indicators, или, как я это перевожу, ключевые индикаторы перформанса). Ими сегодня измеряется всё, что угодно – от работы офис-менеджеров или медиа до профпригодности губернаторов. Точнее, не измеряется, а подменяется.
Любая оценка человеческой деятельности сводится к количественным и качественным методам. Никакой самый продвинутый соцопрос не даст тех результатов, которые покажет фокус-группа, проведённая талантливым и опытным модератором. Никакие индексы Хирша не помогут созданию устойчивой репутации учёного в пока ещё недобитом научном сообществе. Никакие де́биты и кре́диты не заменят интуитивной, основанной на личном учительском опыте, оценки таланта, одарённости ученика.
Более того, буквы и слова невозможно свести к цифрам.
Язык, – пишет философ Ноам Хомский в своей книге «О природе и языке», – не является коммуникацией в собственном смысле этого слова. Это система для выражения мыслей, то есть нечто совсем другое. Её, конечно, можно использовать для коммуникации… Но коммуникация ни в каком подходящем смысле этого термина не является главной функцией языка.
Скажем проще: язык – это, прежде всего, коммуникация духа с душой и личностью. Нечто неизмеримое и только отчасти умопостигаемое.
А вот попытка цифровизации духа – это уже совершенно апокалиптическая технология. То самое предсказанное число зверя – не в виде прямо и грубо поставленного штампа на лбу, а в виде порядкового номера, приравнивающего к нулю человека и человечество.
Цифровой концлагерь? За вами уже следят, вы просто этого не знаете
Появилось сразу несколько поводов поднять тему того, как государство может использовать технологии, чтобы следить за гражданами и тем, что они делают в повседневной жизни. К сожалению, эта тема изобилует мифами, домыслами, которые создают как те, кто боится слежки за собой, так и чиновники, выдумывающие страшилки и запускающие их в широкий оборот. С чьей-то легкой руки в последние недели появилась фраза «цифровой концлагерь», она увязывается с ограничениями на передвижение, что введены в Москве, когда нужно получать QR-код, а также привязывать к этому коду свои персональные данные плюс номер машины или номер электронной транспортной карты («Тройка»/«Стрелка»).
Мне всегда нравилась точность определений, и несмотря на литературность, образность фразы про цифровой концлагерь, она не отражает сути тех же QR-кодов. Концентрационный лагерь – это место, в котором всех собирают, помещают как минимум под наблюдение. Те же QR-коды для этой задачи не служат никоим образом, так как глубоко вторичны и ни государством, ни мэрией Москвы для чего-либо использоваться не могут. Тут присутствует очевидный элемент обмана и запугивания, когда во всех медиа говорят о страшных штрафах, которые последуют, если вы нарушите режим самоизоляции. Например, мне понравилась сказка о том, что камеры, фиксирующие штрафы ПДД в Москве и области, теперь будут соединены с базой QR-кодов и все, кто их не оформил или сделал это неправильно, начнут получать квитанции на 5 000 рублей. И не просто разово, а за проезд под каждой камерой: проехали под десятком камер – будьте добры заплатить 50 тысяч рублей. Несуразность самого штрафа, отсутствие юридических обоснований для QR-кода – все это разбиралось в той или иной мере многими людьми, я останавливаться на этом не буду. Правовая форма QR-кода, на мой взгляд, наиболее соответствует понятию «филькина грамота» – серьезнейший документ, что призван убедить нас, что за ним есть высокие технологии и все под колпаком.
Дискуссия о том, что в Москве пытаются запустить под прикрытием мер по борьбе с вирусом систему слежки и QR-коды – это часть такой системы, вызывает улыбку. Невозможно серьезно рассматривать это утверждение, так как система контроля за перемещениями граждан существует давно, эффективно работает и никакие QR-коды для нее не нужны! История вокруг QR-кодов – это создание мифа, чтобы люди ограничили свои перемещения, оставались на карантине в своих домах. Более того, все мифы, созданные в последний месяц, не выдерживают даже минимальной проверки реальностью.
Например, в первый же день привязки транспортных карт к пропускам выяснилось, что система не работает, в транспорте можно использовать карты, которые нигде не указаны. Первоначально можно было выписывать себе QR-коды с любой информацией, она де-факто не проверялась. Уже задним числом ввели простейшие проверки, чтобы вычистить откровенно липовые пропуска. Но подделать пропуск при наличии головы на плечах не составит труда, другое дело, зачем это делать, если его можно получить в обычном режиме?
Давайте посмотрим на городскую инфраструктуру и на то, как она выстраивается, что она позволяет узнать про человека, насколько он остается анонимным. Для передвижения по городу вы можете использовать личный транспорт или общественный. С личным транспортом все достаточно просто, машина имеет номера, что отслеживаются на камерах дорожного движения. Необязательно машина должна быть зарегистрирована на вас, это может быть муж, жена, дедушка, дядя из Мелитополя, это не играет большой роли. Машина как объект – не иголка в стоге сена, местоположение всегда известно, вне города известны зоны, где машина может находиться (какие камеры проезжала). Где-то сетка камер плотная, где-то она пореже.
В общественном транспорте все выглядит иначе. Транспортные карты анонимны (за исключением именных городских карт), на первый взгляд их нельзя привязать к конкретным людям. Увы, это заблуждение. Каждая карта имеет уникальный номер, который фиксируется на турникетах в метро, в валидаторах на транспорте. Отследить перемещения каждой карты не составляет никакого труда. Но ведь человек неизвестен?
Программа лояльности для карты «Тройка» – это первое что приходит на ум, там нужно вводить сведения о себе, чтобы воспользоваться бонусами. Но это полнейшая ерунда, на уровне государства никто не будет полагаться на случай и то, что человек сам раскроет свою личность.
В дело вступает система видеонаблюдения, причем нужно разделить разные элементы этой системы. Еще в СССР метрополитен стал площадкой для обкатки новых технологий, в частности, систем видеонаблюдения. В Москве, несмотря на гигантский пассажиропоток, видеокамеры позволяли проследить путь отдельных пассажиров, обнаружить их точки входа, переходы и выходы. Тридцать лет назад число камер в метро было ничтожным, это входы и выходы, вестибюли, но не подвижной состав. Сегодня число камер на порядки больше, они покрывают практически все пространства и обеспечивают непрерывный контроль.
А теперь давайте добавим такой элемент, как распознавание лиц. Например, на станции Шаболовка некий анонимный гражданин входит через турникет. Его карта регистрируется в 8 часов 16 минут 24 секунды. В системе видеоанализа нужно получить картинку турникета (часть общей картинки), выделить лицо и запомнить его. Получив точку входа, система может отслеживать этого «анонимного» человека, в том числе увидеть, на какой станции он вышел. Это все автоматизированные операции, что не требуют никакого ручного труда.
В наземном транспорте также есть камеры, но они пока не подключены к той же базе, что и в метро, пока эти базы разрозненные. Вопрос времени, когда возникает общее пространство, в которое также добавят камеры на светофорах и во дворах. Более того, локальные камеры обзаведутся собственными мозгами, они смогут сверять лица с базой разыскиваемых граждан и тут же отправлять в управляющий центр сигнал, что найдено соответствие. В Китае подобные системы не просто работают, они уже применяются на практике, и очень широко. Фактически каждая камера становится в чем-то умной, города покрываются широкой сеткой из таких камер. Почитайте материал о том, как эти технологии применяют во благо.
Вернемся к наземному транспорту. После выгрузки видео с разных транспортных средств можно проследить путь человека в городе (имени мы пока не знаем). Можно отмотать историю назад и посмотреть перемещения в прошлом, рассчитать стандартные маршруты. Привязка транспортной карты к лицу человека не нарушает чьи-то свободы, это нигде не оговорено, и в принципе невозможно куда-то пожаловаться, если только не написать письмо в «Спортлото».
Как узнать, кем является наш аноним? Тут существует десяток разных способов, не сработает один, тогда отлично подойдет другой. Самый банальный способ – это идентификация транспортной карты по базе платежей, многие покупают и оплачивают карты с помощью своих банковских карт. Вы можете этого не сделать в самом начале, когда покупаете карту. Но в какой-то момент вы засветите свою карту в автомате, где нужно пополнить баланс, или в кассе, когда под рукой не окажется наличных. Не ручаюсь за точность информации, но ребята из сферы безопасности говорят, что так лишаются анонимности (так и тянет написать «цифровой невинности») порядка 90% всех транспортных карт.
Является ли ваше лицо вашей собственностью? Формально да. Давайте я задам вопрос иначе – является ли изображение вашего лица, тела, возможно, оцифрованное представление походки вашим? Ответ – нет. Все это могут использовать как частные компании, так и государство, для создания любых систем, что отслеживают перемещения. Понятно, что государство воспринимает это исключительно как свою прерогативу, но частный бизнес строит и свои системы. Правового поля в этой области нет практически нигде в мире, она слишком свежа.
Добавим камеры, что стоят на каждом подъезде в Москве, они также собирают информацию нон-стоп, распознают лица ночью и даже на удалении в десять метров от подъезда! В некоторых домах дворовое пространство простреливается камерами насквозь, обеспечивая полное покрытие площади.
Оруэлл и Большой Брат произвели неизгладимое впечатление на целое поколение, стали отражением страхов многих людей, что государство научится следить за каждым шагом любого человека. У меня есть плохая новость – государства уже научились это делать, и такие системы достаточно эффективны. С каждым годом их эффективность и объем данных/знаний будет только возрастать.
И вот тут мы приходим еще к одному мифу, который важен для понимания современной концепции безопасности. Это поиск иголки в стоге сена. То есть заказчик в лице государства хочет иметь возможность найти и вычислить анонима, узнать, кто он, и сделать это в разумные сроки. Для этого приходится собирать информацию обо всех без исключения, иначе реализовать эту возможность нельзя. Можно ли это назвать системой массовой слежки? С некоторой натяжкой и рядом оговорок.
Возможности государств поражают, но с точки зрения идеологии не изменилось ровным счетом ничего. В прошлом, когда кто-то совершал преступление, его искали с помощью опроса свидетелей, восстанавливали социальные связи, искали зацепки и так далее. Сегодня в этом нет большой необходимости, так как в конечном итоге будет создано сплошное информационное поле, в котором будут учитываться все передвижения граждан, и они будут анонимны до момента, пока не произошла какая-то ситуация, например, то же преступление.
Государства не хотят создавать универсальный инструмент, который позволяет в одних руках сосредоточить полный объем информации. Поэтому в большинстве стран все базы данных разрозненны, доступ к ним жестко регламентирован. И в России ровно такая же ситуация. Чем выше уровень чиновника, спецслужб, тем к большей части информации они имеют доступ. Но это не единая база, это возможность в короткие сроки сопоставить данные из разных баз.
Государство не следит за всеми своими гражданами одновременно в режиме реального времени, такой задачи нет, и она слишком сложна для технической реализации сегодня. В недалеком будущем это станет возможным, но сегодня этого просто не существует. До момента, пока вы не становитесь объектом внимания, ваша жизнь, ваши передвижения никого не волнуют и никак не отслеживаются. Концепция этого хорошо описана в фильме «Враг государства», который вышел в 1998 году. Отбросьте всю шпионскую мишуру, посмотрите на идею, она передана очень точно.
Приватная жизнь возможна только в рамках вашего жилья, вне квартиры или дома вы попадаете в общественные пространства, где вас постоянно снимают тысячи камер и отслеживают каждый ваш шаг. Чуть позже к этому добавится контроль разговоров, их распознавание. Одна компания уже запустила распознавание голосовых сообщений в мессенджерах, выпустила B2C-продукт, который первоначально создавала для государства и контроля телефонных разговоров. Оцифровка наших жизней идет полным ходом, хотим мы того или нет.
Я в этом не вижу для себя какой-либо опасности. Это инструмент, и он может быть как полезным, так и вредным. Как лопата, ей можно копать, а можно приложить кого-то так, что человек умрет. И тут все зависит от общества, от того, как выглядит государство, какие формы взаимодействия существуют. Из моего рассказа следует, что мы движемся к утопии в стилистике «Черного зеркала», но, наверное, жизнь все-таки будет скучнее и привычнее. Мы уже видим, что система тотального контроля никак не сказывается на повседневной жизни. И поверьте, что QR-коды как попытка вас контролировать на фоне перечисленного – это какой-то детский сад, уж простите за такое сравнение.
Телефон как идеальный инструмент слежки за человеком
Люди не могут выйти из дома без своего телефона, они готовы забыть что угодно, но не телефон. Без этого помощника мы чувствуем себя зачастую неполноценными, нас лишают большого куска жизни. И то, что телефоны настолько вошли в повседневность, хорошо, они дают нам многое. Но это также идеальный предмет, который служит соглядатаем и показывает все, что вы делали. Нет никакой необходимости слушать ваши разговоры, читать вашу переписку, телефон расскажет про вас намного больше, чем вы даже можете предположить.
Мне нравится пример, которым поделился сотрудник информационной безопасности одного из банков. Мошенники пытаются обмануть людей, разводят на деньги, используют левые SIM-карты или маскируют свой номер с помощью GSM-шлюза, когда не видно, кто звонит. Но это не играет никакой роли, так как жертва может сообщить время звонка, а также его продолжительность. Вся эта информация содержится в любом телефоне без исключения.
Можно ли найти по времени звонка и его продолжительности того, кто звонил? Однозначно. Нужно, чтобы операторы проверили такие звонки, это большой объем работы для поиска по базе (он автоматический, руками и глазами никто его не делает), но дальше будет обнаружено несколько записей. Дело техники, как обнаружить локацию мошенника.
Почему эти возможности не используются массово? Ответ очевиден, подобными средствами обладает не МВД, а ряд спецслужб, которые не занимаются мошенничествами, у них другой спектр задач. В принципе, МВД может использовать такой поиск, что они иногда и делают, когда речь идет о громких преступлениях. И это еще один важный момент – это недешевый инструмент для оператора, его нельзя применять массово, он избирателен.
Массовая слежка должна предполагать, что некий большой круг лиц может видеть все, что делают другие люди. Ни в одной стране мира этого нет, так как слежка в конечном итоге сводится к конкретным людям, группам лиц, а не ко всем гражданам без разбора.
Можно ли натренировать AI-алгоритмы, чтобы они искали нестандартное поведение в использовании телефонов – перемещения, звонки и так далее? Да! Что для этого нужно? Набор первоначальных данных. Например, у нас есть человек, что пойман на размещении закладок с запрещенными веществами. И таких людей не один десяток. В полиции знают, с каких номеров телефонов они осуществляли свою деятельность, большего не нужно для тренировки алгоритма. Даже не нужен доступ к самому телефону и его содержимому, это лишнее. Оператор знает все звонки, перемещения, интернет-сессии (не нужно видеть, что внутри, пусть они даже защищены VPN-соединением), в конечном итоге алгоритм сможет найти другие подобные аппараты на сети. Они подпадают в некое множество, которое имеет сходный паттерн использования. И подобным образом можно искать кого угодно и где угодно. Люди не осознают, как много информации доступно оператору из технических данных. Никому не нужен доступ к вашей переписке, звонкам, это лишнее. Узнать про вас все, чем вы дышите и чем живете, намного проще без беллетристики (вспоминаю доктора Хауса – «все люди врут»). И такая информация точно показывает, кто может стать объектом для изучения.
У меня часто спрашивают, как оградить себя от этого. Ответ звучит банально – быть обыкновенным человеком, вести обыденную жизнь. Другого способа пройти сквозь эти сети не существует. Нигде в мире, ни в США, ни в России, ни в Китае. Отказ от телефона вас не убережет и не спасет, так как это только часть истории, пусть и достаточно значительная.
Ваш телефон знает о вас все, что только возможно. Да и ваш оператор знает об этом. Добавьте сюда полную прозрачность банковской сферы, то, что ваш личный кабинет, так или иначе, привязан к номеру телефона, и вы получите понимание, что никаких тайн не существует. Концепция приватности мертва, другое дело, что есть иллюзия, что такие системы еще не созданы, а значит, кто-то и что-то может скрывать от государств. Это заблуждение.
То, насколько государство видит расходы и доходы компаний, конкретных лиц, приводит к постепенному усилению контроля за налогами, что правильно. Это еще одно следствие цифровых технологий, от всевидящего ока практически невозможно скрыться. Но также как и в контроле, тут нет массового применения инструмента, вначале начинают контролировать большой бизнес, потом идут вниз – обычные люди в самом конце цепочки. И эти инструменты не автоматизированы, они всегда применяются в ручном режиме. Почему? Чтобы не наломать дров и не вызвать социальную напряженность.
Когда отдельные люди, занимающиеся политикой, начинают играть в шпионов, пытаются менять SIM-карты, телефоны и изображают бурную деятельность по защите информации, это забавно. Такой подход работает у их конкурентов, что находятся на их уровне. От государства нет никакой защиты, оно обладает инструментами для полного контроля (конечно, не все государства в мире, их сегодня от силы пять-шесть с подобными возможностями).
В качестве заключения хочу сказать следующее. Системы массового контроля появились больше десяти лет назад, они сильно эволюционировали и продолжают развиваться. Остановить прогресс в этой области невозможно, да и не нужно, так как блага для общества перевешивают потенциальные минусы. Это отличный способ борьбы с преступностью, любыми видами криминала. Государство не использует такие системы для массовой слежки, объект – это всегда человек. И таких людей не очень много, в процентном соотношении это доли процента от числа живущих.
У меня нет желания занимать какую-то позицию, утверждать, насколько это плохо или хорошо. Это уже есть, и это данность, которая не изменится. Мое желание – рассказать об этом так, чтобы не было иллюзий, что существует приватность, вне дома есть возможность быть анонимом. Мы давно прошли этап, когда в городе человек мог остаться неузнанным.
Понятно, что не везде описанные системы есть в полном объеме, Москва лидирует по их числу и ассортименту. В маленькие города такие системы придут позднее, но там в силу меньшего числа жителей они будут намного более эффективны. И прежде чем возмущаться, что за вами следят, подумайте, что именно вас смущает в этом вопросе. Сам факт того, что железки записывают ваши действия? Так весь наш мир устроен теперь таким образом. Что-то волнует из того, что вы делаете, и вы считаете, что об этом лучше не знать другим людям? В чем причина вашего беспокойства?