В длинном ряду элементов традиционной культуры осетин особое место по праву занимает «Цыкурайы фæрдыг» (бусина желания). Особость этого элемента состоит, в первую очередь, в ее многофункциональности. Считалось, что наделённая магическими свойствами, она приносит счастье, благополучие и изобилие, то есть то, что объединяется у осетин под собирательным понятием «фарн». Кроме того, эта бусина может даровать бездетным детей, и даже способна воскрешать людей из мёртвых. Из поколения в поколение у осетин передавались предания о целебных свойствах цыкурайы фæрдыг. Известно, что осетинки традиционно использовали ее также в целях гадания и ворожбы.
Так что же это за магическая бусина, где и как ее находили, и как обращали ее волшебную силу на службу своим желаниям? Таким вопросом задавалось не одно поколение осетин, верящих в чудодейственность бусины. Ответы на эти вопросы искало и не одно поколение исследователей-осетиноведов.
Пожалуй, следует начать со значения термина «цыкурайы фæрдыг». По общепринятому мнению учёных, словосочетание переводится как «бусина чего попросишь» (волшебный камень). Она (бусина) как бы подёрнута завесой, за которой скрыт таинственный и загадочный мир. О цыкурайы фæрдыг мы находим немало упоминаний в фольклорных жанрах осетин. Так, в нартских сказаниях осетин неоднократно встречается сюжет о том, как нарт Сослан с помощью «волшебного камня» (цыкурайы фæрдыг) смог оживить свою невесту Бедоху. О чудодейственной способности бусины воскрешать мертвых рассказывается и в сказке «Згидская красавица», в которой она также оживляет покойницу. Ценнейшие сведения о бусине желания «цыкурайы фæрдыг» мы находим в творческом наследии К.Л. Хетагурова, научных разработках осетинских учёных З.Д. Гаглоевой, В.К. Тотрова, Л.А. Чибирова, Д.В. Сокаевой… В данном направлении продолжают работу и молодые исследователи Э. Парастаева, З. Кусаева и др.
В мифологии осетин «бусина желания» тесно связана с культом змеи, она либо отнималась у змеи, либо змея сама ее приносила. Посторонним видеть ее было строжайше воспрещено! Даже семья-обладательница бусины могла созерцать ее с благоговением и молитвенными приношениями только раз в году. В частности, Коста Хетагуров так писал об этом: «Никакой дружбой вы не достигнете, чтобы хозяин показал вам камень счастья, который он хранит, как говорится, за семью замками, от всякого постороннего глаза». (К.Л. Хетагуров. Быт горных осетин. Этнографический очерк. С.1939. с.12). Ценно и само описание «цыкурайы фæрдыг», данное Хетагуровым: «этот камень величиною от горошины до голубиного яйца, имеет слегка желтоватый оттенок и небольшую прозрачность. В темноте испускает довольно сильный фосфорический свет». (Там же).
По тем же представлениям, змея, хранящая во рту «цыкурайы фæрдыг», бывает окружена множеством других змей, с ожесточением бросающихся на всякого, кто пытается отнять у них это сокровище.
Об особом почитании осетинами чудодейственной бусины свидетельствуют и выводы известных археологов, сделанных на основе анализа находок артефактов, раскопанных в ходе осуществлённых ими экспедиций. Данное утверждение находит свое подтверждение и полевым материалом, собранным нами в ходе научных экспедиций разных лет. Мы неоднократно слышали от информаторов о том, что некоторые фамилии (например, Дзасоховы в селении Тли, Маргиевы в селении Бадзыгат, Царитовы в селении Цъæритты хъæу) держали змей в жилых помещениях, поили молоком, в честь змей пекли пироги, готовили для них всякие яства. Некоторые из этих змей по представлениям осетин, и являются хранителями волшебных камней «цыкурайы фæрдыг».
Русский ученый начала ХХ-го века Г.Ф. Чурсин писал, что те немногие счастливцы, которые находили «цыкурайы фæрдыг» пользовались «всяким благополучием». Такой камень становился фамильным талисманом, стражем и хранителем фамильного благосостояния. Он приносит богатство, счастье, благополучие, ограждает от несчастий, исполняет все желания». (Чурсин Г.Ф. Осетины. Тифлис.1925, с.65).
По сведениям З.Д. Гаглоевой, «цыкурайы фæрдыг» встречается нескольких расцветок: 1) чёрного цвета с белыми и красными пятнами; 2) белого с жёлтым оттенком; 3) красного с тремя полосками – синей, чёрной и белой; 4) белого с лёгким синим оттенком, называемая – æхсыры бæркады цыкурайы фæрдыг (бусина, дающая изобилие молочных продуктов); 5) чёрного, дарующая детей бездетным; 6) желтоватого, дающая изобилие урожая; 7) красного, служившая для гадания. (Гаглоева З.Д. «Составные элементы праздника «Ног Бон». Известия ЮОНИИ. Вып. IX. Сталинир.1958, c.172).
Определённый интерес вызывают и способы добывания бусины желания. Согласно народным поверьям, известно несколько способов:
1) Цыкурайы фæрдыг теряют дерущиеся друг с другом ядовитые змеи. Эти поединки змей происходят весной, а бусина падает на землю во время града или сильного ливня. (Чибиров Л.А. Традиционная духовная культура осетин. Владикавказ. 2008 г. с.149).
2) Чтобы овладеть бусиной, следует бросить перед змеями кусок красной или синей материи. Тогда змеи оставляют бусинку на материи и сами уползают. Или же отнявший ее непременно должен перейти реку. Чтобы змея не смогла догнать его и не отняла бусину. (Гаглоева З.Д. «Составные элементы праздника «Ног Бон». Известия ЮОНИИ. Вып. IX. Сталинир. 1958, c.172).
Как отмечалось выше, «цыкурайы фæрдыг» у осетин имела многофункциональный характер. Она могла приносить как счастье, так и несчастье, если хозяева не оказывали ей должного внимания. Поэтому прежде чем нести бусину в дом, проверяли ее следующим образом: вырезали в дереве кору и под нее клали бусину. Если дерево сохло, то бусину считали приносящей несчастье и оставляли там. В противном случае, семья в честь неё готовила кувинæгтæ – жертвоприношения (три пирога, пиво, баранину, маленькую деревянную коробочку, кусок шелковой материи, кусок чистой ваты и торжественно, с тремя свечами, вносили бусину в дом. (Чурсин Г.Ф. Осетины. Т. 1925, с.65).
Из особых правил хранения бусины отметим то, что категорически не разрешалось передавать в другие руки, а тем более похищать ее. Ведь не всякая семья могла иметь этот волшебный камень. Семьи, которым удавалось завладеть бусиной, заворачивали ее в чистую вату, клали в деревянную шкатулку и хранили в правом углу дома, в женской половине хæдзара. Те же семьи в первый день нового года совершали моления с жертвоприношениями: варили пиво, пекли три обрядовых пирога с сыром, а с лета оставляли для такого дня топлёное масло. Эти яства разрешалось употреблять только членам семьи, так же, как и другие обрядовые блюда и напитки, приготовленные в честь покровителя семьи – домового. Только в этот день разрешалось извлечь «цыкурайы фæрдыг», он очищался и натирался маслом. Женщинам не разрешалось даже дотрагиваться до него. Все операции совершались исключительно мужчинами. Приведённый ритуал описан В.К. Тотровым в работе «Культ змеи в верованиях и мифологии осетин». Известия ЮОНИИ. Вып. XXIII. «Мецниереба», Тб., 1978, с. 53).
Весьма примечательна и статья С. Каргиева, в которой мы находим идентификацию «цыкурайы фæрдыг» с «алутон» и «бура-фæрдыг». Трудно сказать, о какой связи между ними может идти речь, поскольку по данной теме нет до сих пор единого мнения специалистов, и она остается предметом научной дискуссии исследователей.
Касаясь темы бусины желания, мы не случайно добавляем, что речь идет об «осетинской бусине», поскольку следует пояснить, что данные о «цыкурайы фæрдыг», встречаются также в фольклоре и мифологии ряда других народов мира, большей частью кавказских. Так, по наблюдениям ученых, у имеретин обладание таким камнем было гарантией исполнения всех желаний, а у абхазов и армян залогом материального благополучия и благоденствия. Этот камень, служивший амулетом, по одним толкованиям находится в голове змеи, по другим – служит змее для подбрасывания вверх и забавы. (Чурсин Г.Ф. Амулеты и талисманы Кавказких народов. М., 1929, с.29).
Находим мы описания феномена бусины желания и в творчестве Гакстгаузена. В частности, по его сообщению, у тех же армян, например, существовало поверье, что «среди змей горы Арарат есть порода, которая находится под владычеством избранной ими царицы… Царица держит во рту волшебный камень. В известные ночи она высоко бросает его, и он сияет тогда, как солнце» (там же).
Балкарский исследователь М.Ч. Джуртубаев свидетельствует, что до наших дней бытует у балкарцев и карачаевцев поверье о змеином камне (жилян минчакъ), который якобы находится в зеве (или на голове) царя змей. Они верили, что змеиный царь отличается красноватой окраской, сам он невелик. Камень носит на золотой тарелочке другая змея, держа тарелочку на голове. По истечении года змеиный царь должен был сразиться с другими претендентами на обладание чудотворной бусиной. Бусина по поверьям балкарцев и карачаевцев, была зелёного (или синего) цвета, с крапинками чуть больше плода шиповника. Отнимать ее у змеи силой было нельзя – следовало бросить на змею красную тряпочку или шнурок, и змея, якобы выплюнув бусину, уползала. Они верили, что человек, взяв в рот чудесный талисман, начинал разуметь язык зверей, мог и сам разговаривать с ними. Приложенная к ране бусина якобы исцеляла ее, как и любые болезни. (М.Ч. Джуртубаев Мифология и эпос карачаево-балкарского народа, Нальчик. 2011, с. 34-35). Вышеприведённый материал, помимо всего прочего, является убедительным свидетельством культурного взаимопроникновения соседних народов в глубокой древности.
Вера в магическую силу «змеиной бусины» имела широкое распространение также в Китае, где она была известна под названием «жемчужина дракона Инь-Ян». На многих изображениях китайской мифологии дракон держит во рту круглый предмет, или же он пытается поймать и проглотить круглый предмет, который постоянно от него ускользает. Это Жемчужина дракона Инь-Ян. Жемчужина во рту дракона способна, как и «цыкурайы фæрдыг», исполнять все желания. Волшебная бусина – символ гармонии духовного и материального богатства. Это символ единства противоположностей, неразрывности материи и духа. Считается, что если у дракона нет жемчужины, он злится, и может не принести удачу, т.е. в ней заключается сила дракона.
Вышесказанное, на наш взгляд, находит своё объяснение в этнической культуре осетин. Сравнительный анализ осетино-китайских этнографических параллелей между жемчужиной дракона «Инь-Ян» и бусиной желания «цыкурайы фæрдыг» приводит нас к весьма интересным выводам. «Инь», как известно из китайской мифологии, означает женское начало всего, а «Ян», соответственно, мужское. Осетинский «цыкурайы фæрдыг» всегда хранился в женской половине хæдзара (помещения), но дотрагиваться до камня имели право только мужчины.
Вопрос о наличии связи между осетинской бусиной «цыкурайы фæрдыг» и китайской жемчужиной дракона вызывает несомненный интерес и требует дополнительного исследования. Обозначим и вторую напрашивающуюся осетино-китайскую этнографическую параллель. В мифологии жемчужина дракона была эмблемой солнца. На картинах и рельефах (в китайской мифологии) часто изображаются два «борющихся» дракона, с обращенными друг на друга глазами. В то же время на одном важном артефакте – средневековом аланском зеркале из Даргавского могильника – также обнаружено изображение схватки змей за обладание такой бусиной.
Непременной особенностью таких картин в китайской мифологии являются солнце, либо луна, размещённые между противоборствующими драконами. Ассоциировать же «Цыкурайы фæрдыг» со светом мы можем по его культовому расположению в верхней части помещения или же по варианту появления его с неба, дающей его владельцу частичку небесной благодати «фарн».
Здесь непременно возникает вопрос об истоках предания о «волшебном камне» или «камня исполнения всех желаний» (цыкурайы фæрдыг). По мнению известного осетинского ученого Ю.С. Гаглойти, решающим в этом вопросе является, пожалуй, одно краткое сообщение римского автора Iв. н.э. Плиния Старшего (23-79гг.), автора знаменитой «Естественной истории». По интересующему нас вопросу этот античный автор пишет буквально следующее: «Скифы рассекают голову змеи между ушами, чтобы достать камешек, который, как говорят, она проглатывает в испуге. Другие используют всю голову. Из змеи изготовляют пилюли, которые используют для многих лекарств». Несмотря на предельную краткость этого сообщения Плиния, нет никаких сомнений в почти стопроцентной идентичности упоминаемого римским писателем «змеиного камня» и «цыкурайы фæрдыг» осетинского фольклора». (Ю.С. Гаглойти. Об одном новом направлении в скифологии // Газ. Южная Осетия, № 6 от 16 янв. 2014). На это сопоставление обратил внимание также Яценко (См. С.А. Яценко, ВДИ, 1995 с.192). Но более глубоко и всесторонне изучил вопрос Ю.С. Гаглойти. Определённый интерес, по его мнению, в подтверждении данного тезиса, представляет и пояснение Плиния о том, что этот камешек змея, якобы, «проглатывает в испуге». Делала ли змея это именно «в испуге», сказать трудно, но то, что камешек мог оказаться в зеве змеи только путём его проглатывания, не подлежит сомнению. Равным образом, следует согласиться и с тем, что змея так же спокойно могла проделывать и обратную операцию, т.е. ронять камень.
Что касается лечебных свойств отдельных компонентов змеиного яда, то об этом было известно давно, о чем свидетельствуют и вышеприведенные слова Плиния об изготовляемых из змеи пилюль, которые «используют для многих лекарств».
Нам представляется бесспорным утверждение Ю.С. Гаглойти о том, что осетинский сюжет о «цыкурайы фæрдыг» генетически связан с отмеченным Плинием скифским обычаем добывания «змеиного камешка» из головы змеи.
Попытки более тщательного изучения феномена «цыкурайы фæрдыг» нас выводят на ряд неисследованных доселе задач. В частности, связанные с вышеуказанным сопоставлением осетинской бусины желания «цыкуырайы фæрдыг» с «бура фæрдыг» и «алутон». Мы намерены подробнее коснуться данной темы в следующих наших работах.
младший научный сотрудник отдела истории и этнологии ЮОНИИ
МОТИВ ЧУДЕСНОЙ БУСИНЫ (ЦЫКУРАЙЫ ФÆРДЫГ) В ФОЛЬКЛОРЕ И ЭТНИЧЕСКОЙ КУЛЬТУРЕ ОСЕТИН
МОТИВ ЧУДЕСНОЙ БУСИНЫ (ЦЫКУРАЙЫ ФÆРДЫГ) В ФОЛЬКЛОРЕ И ЭТНИЧЕСКОЙ КУЛЬТУРЕ ОСЕТИН
Впервые попытку научной жанровой классификации песенного фольклора осетин предпринял известный ученый-фольклорист и композитор Ф.Ш. Алборов, внеся существенные коррективы в принципы жанровой дифференциации, разработанной Б.А. Галаевым и Е.В. Гиппиус в сборнике «Осетинские народные песни», изданном в 1964 г. [6]. Изучив записи Д.И. Аракишвили, В.И. Долидзе, П.Б. Мамулова и других собирателей, а также материалы, опубликованные в сборниках «Осетинский музыкальный фольклор» и «Осетинские народные песни», Ф.Ш. Алборов обнаружил, что «все это огромное песенное наследие не распределяется по тем жанрам, по которым распределяется музыкальный фольклор других народов, тогда как жанровая структура музыкального фольклора осетинского народа никакими исключительными особенностями не отличается от аналогичной системы других народов» [4, с. 31]. Алборов систематизировал песенный фольклор осетин по общепризнанному жанровому принципу, который является весьма важным с точки зрения научного определения места каждого фольклорного образца в системе жанровой классификации, а именно:
1) эпические (сказания);
Вместе с тем особенностью жанровой классификации ученого явилась разработка целого корпуса поджанров, определяющих многообразие песенного фольклора осетин:
II. обрядовые песни
1. Мифологические песни
2. Песни-заклинания и умилостивления
4. Хороводные песни
III. трудовые песни
1. Земледельческие календарные песни
2. Пастушеские песни
3. Песни домашнего женского труда
IV. Историко-героические песни
1. Песни борьбы (тохы зарджыта)
2. Песни о народных героях
3. Песни о боевых укреплениях
4. Революционные песни
1. Колыбельные песни
2. застольные песни
5. Сатирические песни
Ф.Ш. Алборов отмечал, что по многообразию поджанров особенно выделяются жанры бытовых, историко-героических и обрядовых песен, т.к. быт и национальные особенности психологического склада осетин наиболее полно и многообразно отразились в поджанрах именно этих жанров [Там же].
В современном музыкальном фольклоре осетин эпические сказания представлены в основном песнями-сказами о героях Нартовского эпоса и дошли до наших времен как в поэтической, так и в прозаической форме, а также эпическими песнями – кадагами. Согласно этимологии В.И. Абаева, kadag – «эпическая песня», «сказание», «сага», «былина»; исполняется с музыкальным сопровождением на фандыре. Являясь производным от кад (слава, почесть), восходящего к иранскому kata (воздавать должное), данный термин применяется только к старым эпическим песням, прежде всего к нартовским сказаниям и сказаниям о Даредзанах. Соответственно, «Нарты кадджытж» с полным основанием можно интерпретировать не только «как сказания о нартах», но и, в большей степени, как «прославление нартов», либо, не изменяя оригинального названия, именовать тексты Нартиады «кадаг», «кадаги» (мн.ч.), к чему и склоняется большинство современных исследователей [1, с. 566].
Характерной особенностью песенного эпоса осетин является то, что он непременно исполняется в инструментальном сопровождении (в основном дыууадастæнон фæндыр – двенадцатиструнная арфа и хъисын фæндыр – двухструнная скрипка). При этом «кадæггæнæг» (сказителем) мог именоваться только тот сказитель, кто самостоятельно сопровождал свое пение на каком-либо из названных музыкальных инструментов.
Отличительной чертой манеры сказительского искусства осетин традиционно являлись благопожелания (арфæтæ), адресованные слушателям перед началом исполнения кадагов: «Фарнæйдзаг ут!» (Да пребудет с вами Фарн (божественная благодать)); по завершении: «йеныр, Фарн хъусджытæн, æмæ уыдоны æрцыдмæ дзæбæхæй фæцæрут!» (А теперь Фарн слушателям, и живите счастливо до возвращения тех, о ком повествовалось!). Арфæтæ, органично взаимодействуя с эпическими сюжетами, строятся по традиционной
форме народных благопожеланий, но эпическое повествование придает им особое содержание и пафос, характерный для жанровой природы героического эпоса. Они подчинены универсальной формуле и произносятся в виде монолога, обращенного к одному человеку или группе лиц [12, с. 52-65].
По представлениям древних, процесс гармонизации вселенских сил предусматривал единство слова и звука: синкретизм вербального текста и его ритмомелодийной формулы. Ученые усматривают следы мифологии и магии уже в самой технологии изготовления музыкальных инструментов, в правилах пользования ими, в информации об особой скрытой их силе, что и находит свое отражение в эпических сюжетах осетинской «Нартиады» [14, с. 180-191].
Поскольку Нартовский эпос распространен у большинства северокавказских народов в различных этнических версиях, в настоящей культурной ситуации региона «Нартиада», возможно, играет роль своеобразного символического универсума. В каждом национальном эпосе обнаруживается некая идентичность и вместе с тем самобытность и оригинальность. И задача исследователей – обнаружить в национальных версиях эпоса особенность эпической традиции в общем процессе изучения мирового эпоса, опираясь на труды известных ученых А.Н. Веселовского, В.Я. Проппа, Е.М. Мелетинского, В.И. Абае-ва, Ж. Дюмезиля, В.М. Жирмунского, Т.А. Гу-риева, Б.Н. Путилова, В.М. Гацака, А.И. Алиевой и др.
В контексте изучения вопроса о взаимовлиянии этнической культуры и фольклорной традиции осетин представляется уместным использование термина «эпическая обрядность», введенного А.П. Решетниковой в статье «От обряда к олонхо: эпическая обрядность как критерий оценки особенностей эпоса» [20, с. 28]. Понятие «эпическая обрядность» позволит исследовать конкретные проявления особых коммуникационных отношений, эволюционирующих в контексте композиционных принципов эпоса, обрядовой поэзии, молитвословий, преданий, а также привести к прояснению генезиса их сюжетной основы.
Эпические мотивы тесно связаны с обычаями и обрядами и изучать их следует не просто как этнографические отголоски, а в более широком кодовом значении, как специфическое и формульное для эпоса отражение определенной мировоззренческой и культурно-бытовой системы. В развитии мировоззрения осетин существенную роль сыграла мифология, которая и послужила исходным материалом для создания фольклорных произведений. Некоторые особенности мифологического мышления сохраняются в сознании народа и в современном мире наряду с научными представлениями. Глубокое влияние оказала мифология и на создание Нартовского эпоса осетин, обогатив его мифологическими традициями, символами, языком. Наряду с древними религиозными представлениями, обрядово-ритуальным комплексом она является одним из основных сюжетообразующих компонентов осетинской «Нартиады» [11, с. 169-179].
В этой связи значительный интерес представляют общие мотивы, составляющие композиционную и сюжетную ткань различных жанров фольклора и являющиеся своеобразным метафорическим кодом, посредством которого моделируется картина мира исследуемого этноса. Речь идет о мотиве чудесной бусины (Цыкурайы фæрдыг), устойчиво зафиксированном в фольклоре и этнографии осетин.
Согласно сведениям, подробно зафиксированным в этнографическом очерке К.Л. Хетагурова «Особа», задача человека – добыть бусину из зева ядовитой змеи, безусловно, с риском для жизни, и только в этом случае она обретает свое функциональное назначение, а именно: исполнять желания, исцелять больных, воскрешать мертвых, дарить изобилие и благополучие, быть источником творческой энергии [25, с. 327]. В рамках же мифологической мировоззренческой системы восстанавливается мировая гармония, нарушенная вследствие борьбы Света и Тьмы.
Счастливые обладатели чудесной бусины ревностно оберегают ее от посторонних глаз, храня в самом сокровенном месте своего жилища. О бережном отношении к бусине повествуется и в эпических текстах: Хамыц хранил как чудесную бусину свою любимую жену Быценон, днем в кармане, а ночью она являлась к нему прекрасной женщиной, подобно дочери солнца, излучающей свет. – Хамыц дардта Цыкурайы фæрдыгæн Быценоны, йæ уарзон усы, бон йæ дзыппы, æхсæв та йын уыд хуры чызгау йа цуры рухс тын, рæсугъд сылгоймаг [16, с. 295].
М. Элиаде отмечал, что любой ритуал имеет свою сакральную модель [26, с. 12-13], что явно прослеживается на примере традиции почитания небесных покровителей, наделяющих священную бусину чудесными свойствами. Данная традиция устойчиво зафиксирована и в современном обрядовом комплексе осетин. Суть его сводится к следующему: обладатели данной реликвии раз год в присутствии исключительно членов семьи с чувством священного трепета извлекают бусину из тайника и выполняют обряд омовения бусины в молоке. Затем, поместив ее в центр трех ритуальных пирогов, совершают благодарственное молитвенное обращение к Создателю и небесным покровителям, одарившим их семью чудесной бусиной. Данный ритуал является подтверждением ее божественного происхождения, вопреки встречающемуся в научной литературе мнению, определяющему принадлежность Цыкурайы фæрдыг к предметам фетишистского поклонения, а значит – и к низшей мифологии. Обряд является календарным, поскольку проводится в дни празднования Нового года. Бусина преимущественно является предметом узкосемейного почитания, однако в ряде случаев подобные бусины хранятся в святилищах и имеют влияние на целое общество того или иного ущелья [22, с. 3].
По терминологии основателя теории лиминальности А. ван Геннепа, инициантом осуществляется процесс «реагрегации», где финальная фаза транзитности, согласно концепции обрядов перехода, предполагает возврат в социум в ином, обновленном статусе [8, с. 15]. Данный сюжет практически идентичен сюжетам волшебных сказок (и их различных вариантов), песен, легенд, преданий, составляющих устоявшийся в осетинской фольклорной традиции цикл о красавице згиде, где центральным сюжетообразующим компонентом является мотив чудесной бусины. Аналогичные смыслы наблюдаются и в волшебной сказке Цыкурайы фæрдыг.
В системе эпического повествования осетинской «Нартиады» обращают на себя внимание космогонические мифы, где заметное место занимают этиологические сюжеты о происхождении небесных светил. К примеру, ка-даг о сотворении нартов, где в основе мироздания значительная роль отведена Цыкурайы фæрдыг: Дзырдтой намысон фыдæлта раджы, мæнг дуне, дам, уыдис, фынæй, æмыр, саудалынг, стай цъæх арвы зылдыл фæзындис хуры цалх, мæйы зынг, стъалыйы æрттывд, сæуæхсид мæ нывæндгæ Æрфæны Фæндаг. Стæй сæ рухсы æндæрг фæрдыгау цæхæртæ ацагъта цъæх арт, æмæ арвæй фесхъиудта зынджы стъæлфæн, уый фæстæ фестадис саумылазон фæнык зæххы цъарыл. Æмæ куы æрхаудта уæд арвæй цæхæркалга судзгæ арты зынджы æртдих, уæд сау фæнык фестади зæххыл. Уый фæстæ Хуыцау сфæлдыста уыцы цæхæр æрвон арты фæныкæй» [21, с. 7]. – Говорили наши славные предки, что прежний, ложный мир был спящим, беззвучным и темным. Затем на небе появился свет луны, блеск звезд, и от горизонта к горизонту протянулся Млечный Путь. После этого загорелась утренняя звезда, и на синем небе появился солнечный диск. Позже ярким светом драгоценной бусины блеснула на небе искра и упала на землю, и все вокруг на земле покрылось темным пеплом. Бог создал из остатков небесного огня Нартов. От дыхания Создателя во Вселенной изначально появилась чудесная бусина (перевод мой. – З.К.). Очевидно, что бусина в картине первотворения ассоциируется с божественной энергией и солнечным светом.
Жанровый состав, включающий мотив чудесной бусины, многообразен. Он достаточно распространен в молитвословиях, активно используемых в обрядово-ритуальной культуре осетин в современной действительности. В обрядовом молении, где миф сакрализован, участники ритуального действа обращаются, согласно принятому иерархическому порядку, к Создателю, Небесным покровителям, покровителям домашнего очага, наделяющим бусину желаний чудесными свойствами: О, Цыкурайы фæрдыг, зæххон лæджы цаст цы на уыны, уый ды уыныс, æмæ дын тых чи дæтты, уыцы дзуæртты хорзæх нæ уæд, цæмæй нæ царды фæндагыл къуылымпыдзинад макуы баййафæм! – О, чудесная бусина, ты видишь все, что сокрыто от глаз земного человека! Пусть те небесные покровители, которые наделяют тебя силой и чудесными свойствами, одарят нас своею благодатью, чтобы не было препятствий на нашем жизненном пути! (из личного архива З.К. Кусаевой).
В обрядовом молении, как и в фольклорной традиции осетин в целом, чудесная бусина отождествляется с Небесным зеркалом (Арвайдæн), поскольку в ее сверкающей, отражающей поверхности, как в волшебном зеркале, можно наблюдать все то, что недоступно видению человека либо эпического героя. В Нартовском эпосе осетин Арвайдæн принадлежит прорицательнице и нартовской госпоже Шатане. В иранском фольклоре аналогом данного сакрального предмета является чаша Джамшида, в других восточных преданиях – зеркало Искандера.
Неотъемлемым компонентом ритуального комплекса осетин являются обрядовые песни. Они отражают как религиозно-мифологические воззрения, так и различные сферы этнической культуры осетин, их отношение к брачно-семейным, народно-правовым и другим общественным институтам.
В музыкальном фольклоре осетин бытует мифологическая обрядовая песня «цыкурайы фæрдыг». Она сохранилась в живом звучании, живет самостоятельно, в отрыве от ритуально-обрядовой традиции. Об архаичности данного фольклорного текста свидетельствует обилие мифологических персонажей и архетипических символов: крылатый конь, Небесное зеркало, священная гора – Хъæриу хох, черная лисица, числовая символика и др. Очевиден в данном фольклорном тексте и мотив испытания жениха в предсвадебном обрядовом цикле. Мотивы «трудное задание» или «испытание жениха» являются одними из самых распространенных в индоевропейском фольклоре.
На материале русской волшебной сказки данный мотив хорошо изучен В.Я. Проппом, и суть его сводится к следующему. Невеста в ответ на сватовство героя предлагает ему «трудное задание», от выполнения которого зависит ее ответ. При этом невеста – это не просто девушка, а, как правило, «царевна». цель же задания заключается в том, чтобы выяснить, обладает ли герой магическими свойствами или волшебным помощником [5, с. 238]. В када-ге, в соответствии с представлениями древнего индоевропейского социума об устройстве мира, герой совершает свои подвиги в верхнем, среднем и нижнем мирах: уæларв (небеса), зæхх (земля), дæлдзæхх (подземный мир):
В длинном ряду элементов традиционной культуры осетин особое место по праву занимает «Цыкурайы фæрдыг» (бусина желания). Особость этого элемента состоит, в первую очередь, в ее многофункциональности. Считалось, что наделённая магическими свойствами, она приносит счастье, благополучие и изобилие, то есть то, что объединяется у осетин под собирательным понятием «фарн». Кроме того, эта бусина может даровать бездетным детей, и даже способна воскрешать людей из мёртвых. Из поколения в поколение у осетин передавались предания о целебных свойствах цыкурайы фæрдыг. Известно, что осетинки традиционно использовали ее также в целях гадания и ворожбы.
