в блокадных днях мы так и не узнали меж юностью и детством где черта
В блокадных днях мы так и не узнали меж юностью и детством где черта
В блокадных днях
Мы так и не узнали:
Меж юностью и детством
Где черта?
Нам в сорок третьем
Выдали медали,
И только в сорок пятом —
Паспорта.
И в этом нет беды…
Но взрослым людям,
Уже прожившим многие года,
Вдруг страшно оттого,
Что мы не будем
Ни старше, ни взрослее,
Чем тогда…
5 комментариев
И другие заключенные
Пусть читают у ворот
Нашу память застекленную —
Надпись: «Все ушли на фронт»…
Похожие цитаты
Убивали любовь. И однажды она умерла
Ей бы взять, обмануть, притвориться убитой- и только.
Но любовь, как любовь — притворяться она не могла.
Да и им поначалу не жаль её было несколько.
Убивали любовь. На поминках его желваки
Заходили на скулах, а взгляд её слезы затмили.
А потом, как ни странно, всё в те же четыре руки
Поливали цветы у убитой любви на могиле…
Нежданно,
Подобно весеннему грому,
Слепящей, ликующей,
солнечной вьюгой
Приходит мгновенье,
Где двух незнакомых
Как будто бросает
Навстречу друг другу.
Их руки
Еще ничего не сказали
И губы
Еще ничего не просили,
Они говорили одними глазами,
Однако о скольком уже расспросили!
… показать весь текст …
Неверно,
Что сейчас от той зимы
Остались
Лишь могильные холмы.
Она жива,
Пока живые мы.
И тридцать лет,
И сорок лет пройдет,
А нам
От той зимы не отогреться.
Нас от нее ничто не оторвет.
Мы с ней всегда —
И памятью и сердцем.
… показать весь текст …
Юрий Петрович Воронов В блокадных днях
***
На Московском вокзале
Вокзал Московский пуст,
Уныло, как в пещере.
Под валенками хруст:
Надуло снег сквозь щели.
Нам в городе сейчас
Нет до вокзала дела:
Он просто в этот раз
Укрыл нас от обстрела.
И я среди других
Стою в том главном зале,
Где ждали мы родных,
Знакомых провожали.
Где мир как улей был,
Где жались лавка к лавке,
Где так я не любил
Его вокзальной давки.
И в мертвенной тиши
Поймёшь, бродя по залу:
Вокзалы хороши,
Пока они вокзалы.
На хлеб даже две стограммовых картошки
У этой дружинницы выменять можно.
Старик предлагает ей чайные ложки,
Однако старанья его безнадёжны.
Я тут проходил, ничего не меняя,
А голод пошёл выворачивать тело.
Оно вдруг заныло, как рана сквозная:
Картошка проклятая в память засела.
Вода
Опять налёт, опять сирены взвыли.
Опять зенитки начали греметь.
И ангел с петропавловского шпиля
В который раз пытается взлететь.
Но неподвижна очередь людская
У проруби, дымящейся во льду.
Там люди воду медленно таскают
У вражеских пилотов на виду.
Рушится ночью небо,
Голод и стынь с рассвета.
Если бы я здесь не был,
Я б не поверил в это.
Как же непросто будет
Вновь обрести нам силы,
Чтобы поведать людям,
Что с Ленинградом было.
И потому что нету сил,
А над землёю вьюга стонет,
Мы мёртвых, чтоб не рыть могил,
В траншеях городских хороним.
В пути
С каждым шагом тяжелеют ноги.
Но про отдых лучше позабудь:
Может, мёртвый на краю дороги
Сел вначале тоже отдохнуть.
Ветер разбегается и сходу
След мой заметает на снегу.
Полпути осталось до завода.
Я бреду, а кажется, бегу.
Бейся, сердце! Стучи, несмотря на усталость,
Слышишь: город клянётся, что враг не пройдёт!
. Сотый день догорал. Как потом оказалось,
Впереди оставалось ещё восемьсот.
6 декабря 1941 года
Ни хлеба, ни топлива нет.
Улыбки на лицах знакомых
Нелепы, как вспыхнувший свет
В окне затемнённого дома.
Нелепы, и всё же они
Сегодня скользили по лицам,
Как в старые добрые дни.
Мы знали, что это случится!
Бежали домой чтоб в волненье
Там выдохнуть эти слова:
«Москва перешла в наступленье. »
Поклон тебе низкий, Москва!
Мы позабыли о тепле,
Перед глазами
Хлеб маячит.
Но люди
На Большой земле
Пусть знают:
В городе не плачут.
До дней весенних —
Как до звёзд,
И птицы над землёй
Не вьются.
Пускай они бегут из гнёзд,
Мы верим,
Что они вернутся.
Другие статьи в литературном дневнике:
Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.
Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
© Все права принадлежат авторам, 2000-2021 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+
В блокадных днях мы так и не узнали меж юностью и детством где черта
СТИХИ О ГОРОДАХ-ГЕРОЯХ
Впервые городами-героями 1 мая 1945 года были названы Ленинград, Сталинград, Севастополь и Одесса. 21 июня 1961 года к их числу добавился Киев, а с 8 мая 1965 года почетное звание «Город-герой» стало официальным и присваивалось «городам Советского Союза, трудящиеся которых проявили массовый героизм и мужество в защите Родины в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.». С 18 июля 1980 года звание города-героя стало высшей степенью отличия для населенного пункта.
Есть в этой бронзовой медали
Синь затемненных фонарей
И отраженный в грозной дали
Огонь тяжелых батарей.
И ярость та, что клокотала
В атаках русских штыковых,
Упругий, чистый звон металла,
Как перестук сердец живых.
Она свидетельствует миру
О нашей доблести в бою.
Солдаты, дети, командиры
В крови, у смерти на краю.
Забыв в дыму, в окопной глине,
Что сон бывает наяву, —
Мы беспощадный путь к Берлину
Открыли битвой за Москву.
«О Москве». А. Прокофьев
2. Ленинград (Санкт-Петербург)
Задумчиво в Черное море глядит
Бессмертный гранит обелиска.
К нему одинокая чайка летит,
Над берегом кружится низко.
Акации в парке опять расцвели,
Где встал обелиск величавый.
И курс на Одессу берут корабли-
На Вечный огонь ее славы.
«Берег славы». В. Бершадский
4. Волгоград (Сталинград)
Идут полки. Готовятся отряды
У пристаней, в завесе дымовой,
Здесь, на святых руинах Сталинграда,
Принять великий, небывалый бой…
Подобного никто не знал похода,
Такого подвига не мог свершить,
Как эти люди – воины народа,
С которыми нельзя не победить!
«Дорога». М. Бажан
Мой Минск, мой город славный!
Твой взор горяч и чист –
Как часовой, ты смотришь
На светлый обелиск.
И нет такого часа,
И нет такого дня,
Чтоб люди не стояли
У вечного огня.
И стар, и млад на площадь
Идут со всех сторон,
Чтоб здесь героям спящим
Земной отдать поклон…
«На площади Победы». П. Бровка
Вставал рассвет над Керченским проливом,
Еще мигали сонно маяки…
Уверенно, не то чтоб торопливо,
В атаку поднимались моряки.
Врага накрыли «черные бушлаты»
Сразу среди тысячи огней,
И в город на заре вошла тогда ты,
Победа, вместе с песней сыновей.
«Вставал рассвет». В. Харитонов
Город-порт, заснеженный и гордый,
Вечно у экзотики в плену.
Город-порт у Кольского фиорда,
Мужественно встретивший войну.
Я тебя таким ещё не знала,
Город-порт, глядящий в океан,
На заводах, слипах и причалах
Развернувший наступленья план.
Город-порт, уверенный и гордый,
Лютой смертью недругу грозит.
Город-порт у Кольского фиорда
Неприступной крепостью стоит.
Я видел груды битого стекла,
Я видел горы каменных развалин…
Здесь городская улица была,
И нет ее: здесь немцы побывали.
Я видел место, где в былые дни
Густые липы небо закрывали.
Их больше нет. Остались только пни:
Здесь враг прошел. Здесь немцы побывали.
Я видел холм у старых стен Кремля,
И этот холм забудется едва ли.
Здесь вся в слезах и вся в крови земля:
Здесь был конец. Здесь яму зарывали.
Я видел все, что видеть мне пришлось,
Что враг терзал без всяких сожалений…
Но ни на миг ему не удалось
Тебя, Смоленск, поставить на колени.
Здесь, на западе державы,
Был окоп передовой.
Это — город нашей славы,
Первый воин и герой.
Шли с фронтов плохие вести,
Задыхался Минск в огне.
Но бойцы сражались в Бресте.
На войне как на войне.
Стены крепости дрожали,
С каждым днем был враг лютей.
Из-под стен бойцы вставали,—
Люди крепче крепостей.
Песня о героях-городах. Муз. М. Протасова. Сл. Е. Шкловского
Уходят в глубь истории года
Со славою военной, как солдаты.
Но остаются с нами даты
И вечные герои-города.
Москва и Ленинград,
Керчь, Новороссийск,
Киев, Волгоград,
Севастополь, Минск,
Одесса, Тула, Брест,
Мурманск и Смоленск,
Герои-города!
Мы отдаём Вам честь всегда!
Всегда!
Юрий
Воронов
Все стихи Юрия Воронова
27 января 1944 года
За залпом залп гремит салют.
Ракеты в воздухе горячем
Цветами пёстрыми цветут.
А ленинградцы тихо плачут.
Ни успокаивать пока,
Ни утешать людей не надо.
Их радость слишком велика —
Гремит салют над Ленинградом!
Их радость велика, но боль
Заговорила и прорвалась:
На праздничный салют с тобой
Пол-Ленинграда не поднялось.
Рыдают люди, и поют,
И лиц заплаканных не прячут.
Сегодня в городе салют.
Сегодня ленинградцы плачут.
31 декабря 1941 года
Она теперь везде, как ветер.
Он в Ленинграде незаметен.
И без конца пожары рядом.
Враг зажигалками дотла
Спалил Бадаевские склады.
И мы Бадаевской землёй
Теперь сластим пустую воду.
Наследье прожитого года.
Блокадным бедам нет границ:
Мы глохнем под снарядным гулом,
От наших довоенных лиц
Остались лишь глаза и скулы.
И мы обходим зеркала,
Чтобы себя не испугаться.
Не новогодние дела
У осаждённых ленинградцев.
Здесь даже спички лишней нет.
И мы, коптилки зажигая,
Как люди первобытных лет,
Огонь из камня высекаем.
Ползёт за каждым человеком.
И всё же в городе у нас
Не будет каменного века!
Кто сможет, завтра вновь пойдёт
Под вой метели на заводы.
. Мы не встречаем Новый год,
Но утром скажем: С Новым годом!
6 декабря 1941 года
Ни хлеба, ни топлива нет.
Улыбки на лицах знакомых
Нелепы, как вспыхнувший свет
В окне затемнённого дома.
Нелепы, и всё же они
Сегодня скользили по лицам,
Как в старые добрые дни.
Мы знали, что это случится!
И люди друг другу махали,
Забыв, что под боком беда.
Бежали домой чтоб в волненье
Там выдохнуть эти слова:
«Москва перешла в наступленье. »
Поклон тебе низкий, Москва!
Бомбёжка
Всё небо распорото боем.
И жёлтые звёзды срываются вниз:
Им выдержать трудно такое.
И мечется между разрывов луна,
Как птица над лесом горящим.
Бомбёжка всё ближе. Взрывная волна
Мой дом задевает всё чаще.
Холодный чердак, где находится пост,
Как старый скворечник, колышет.
Осколки зенитных снарядов и звёзд
Колотят по стенам и крышам.
И звёзды на небе помятом
По прежним местам разобрались. Отбой.
В блокадных днях мы так и не узнали
В блокадных днях мы так и не узнали:
Меж юностью и детством где черта.
Нам в сорок третьем выдали медали
В густом и холодном тумане
Проспекты, каналы, сады.
Пурга леденит и арканит.
Позёмка заносит следы.
Деревья, ограды, дома.
Но скрипнут шаги человечьи,
И сразу становится легче,
И снежная тропка пряма.
В пути
С каждым шагом тяжелеют ноги.
Но про отдых лучше позабудь:
Может, мёртвый на краю дороги
Сел вначале тоже отдохнуть.
Ветер разбегается и сходу
След мой заметает на снегу.
Полпути осталось до завода.
Я бреду, а кажется, бегу.
Вьюга. От неё не оторваться.
Можно только спорить на ходу:
В тяжёлой палате
Нам сёстры, если рядом не бомбят,
По вечерам желают «доброй ночи».
Но «с добрым утром» здесь не говорят.
Оно таким бывает редко очень.
Когда январский медленный рассвет
Крадётся по проснувшейся палате,
Мы знаем, что опять кого-то нет,
И ищем опустевшие кровати.
Позвали не врача, а санитаров.
. Теперь ты понимаешь, почему
Меня вторым укрыли одеялом!
В школе
Девчонка руки протянула
Её из школы на носилках
Домой ребята понесли.
В ресницах у подруг слезинки
То исчезали, то росли.
Никто не обронил ни слова.
Лишь хрипло, сквозь метельный сон,
Учитель выдавил, что снова
Вновь озноб ледяной волной
Вновь озноб ледяной волной,
Будто ток, пробежит по телу,
Если кто-то передо мной
На снегу поскользнётся белом.
Он, поднявшись, снежок стряхнёт.
Ни о чём у меня не спросит.
А меня на блокадный лёд
Снова память моя отбросит.
Вода
Опять налёт, опять сирены взвыли.
Опять зенитки начали греметь.
И ангел с петропавловского шпиля
В который раз пытается взлететь.
Но неподвижна очередь людская
У проруби, дымящейся во льду.
Там люди воду медленно таскают
У вражеских пилотов на виду.
Не думайте, что лезут зря под пули.
Наполненные вёдра и кастрюли
Привязаны к саням, но люди ждут.
Ведь прежде чем по ровному пойдём,
Нам нужно вверх по берегу подняться.
Он страшен, этот тягостный подъём,
Споткнёшься, и без помощи не встать,
Чтоб воду по пути не расплескать,
Мы молча ждём, пока она замёрзнет.
Врач опять ко мне держит путь
Врач опять ко мне держит путь:
Так бывает, когда ты плох.
Я сегодня боюсь уснуть,
Только сон не уходит прочь.
Загадал, как вчера, опять:
Если выживу эту ночь,
Значит, буду весну встречать.
Дорога жизни
Они лежали на снегу
Недалеко от города.
Они везли сюда муку.
И умерли от голода.
За воем сирен
Завалы из щебня и лома,
Уже от разбитого дома.
Забвенье или память?
И я тебе отвечу, жизнь, без спора:
Конечно, память! В ней мои мосты
Когда приходит памяти конец,
Нет ничего опаснее сердец,
В которых пережитое убито.
Самих себя своими же руками.
Становятся слепыми ум и страсть,
Когда у человека меркнет память.
И я в свои недожитые дни
Взываю то с надеждой, то с тревогой:
О жизнь, ты только память сохрани,
Пока живу я, памяти не трогай!
Из писем на Большую Землю
Наш город в снег до пояса закопан.
И если с крыш на город посмотреть,
То улицы похожи на окопы,
Вагоны у пустых вокзалов стынут,
Ведь семафоры рук своих не вскинут
На всех путях, ведущих в Ленинград.
Луна скользит по небу одиноко,
Как по щеке холодная слеза.
И тёмные дома стоят без стёкол,
Как люди, потерявшие глаза.
Нас не согнут отчаянье и страх.
Мы знаем от людей, сражённых смертью,
Мы знаем: клятвы говорить непросто.
И если в Ленинград ворвётся враг,
Мы разорвём последнюю из простынь
Лишь на бинты, но не на белый флаг!
Картошка
На рынке у булочной тихо и грустно.
Как в древности, здесь натуральная мена:
На хлеб даже две стограммовых картошки
У этой дружинницы выменять можно.
Старик предлагает ей чайные ложки,
Однако старанья его безнадёжны.
И ясно: другого обмена не будет.
На рынке у булочной граммы на граммы
Меняют друг с другом голодные люди.
Я тут проходил, ничего не меняя,
А голод пошёл выворачивать тело.
Оно вдруг заныло, как рана сквозная:
Картошка проклятая в память засела.
Книги
Мы, чтоб согреться, книги жжём.
Но жжём их, будто сводим счёты:
Мы их опять переплетём,
Когда весну в апреле встретим.
Нас вспомните по книгам этим.
Когда живое всё от взрывов глохло
Когда живое всё от взрывов глохло,
А он не поднимал ни глаз, ни рук,
Мы знали: человеку очень плохо.
Ведь безразличье хуже, чем испуг.
Мы знали: даже чудо не излечит,
Раз перестал он жизнью дорожить.
И крикнуть человеку: «Надо жить!»
Приказом и мольбой одновременно
Звучал тот полушёпот-полукрик.
И было так: с потусторонним пленом
Вновь расставался человек в тот миг.
И если вдруг от боли или муки
Я стану над судьбой своей тужить,
Ты, как тогда, на плечи брось мне руки
И, как тогда, напомни: «Надо жить. »
Ленинградки
Что тяжелее тех минут,
Когда под вьюгой одичалой
Они на кладбище везут
Детей, зашитых в одеяла.
Когда ночами снится сон,
И не с письмом, а с похоронной.
Когда не можешь есть и спать
И кажется, что жить не надо.
Но ты жива. И ты опять
Идёшь на помощь Ленинграду.
Идёшь, сжимая кулаки,
Сухие губы стиснув плотно.
Крест-накрест, лентой пулемётной.
Ленинградские деревья
Им долго жить — зелёным великанам,
Когда пройдёт блокадная пора.
На их стволах — осколочные раны,
Но не найти рубцов от топора.
И тут не скажешь: сохранились чудом.
Здесь чудо или случай ни при чём…
…Деревья! Поклонитесь низко людям
И сохраните память о былом.
Они зимой сжигали всё, что было:
Шкафы и двери, стулья и столы.
Но их рука деревьев не рубила.
Сады не знали голоса пилы.
Они зимой, чтоб как-нибудь согреться —
Хоть на мгновенье, книги, письма жгли.
Но нет садов и парков по соседству,
Которых бы они не сберегли.
Не счесть погибших в зимнее сраженье.
Никто не знает будущих утрат.
Деревья остаются подтвержденьем,
Что, как Россия, вечен Ленинград!
Им над Невой шуметь и красоваться,
Шагая к людям будущих годов.
…Деревья! Поклонитесь ленинградцам,
Закопанным в гробах и без гробов.
Младшему брату
Исковерканный шкаф, как гроб.
Кто-то крестит с надеждой лоб.
Не поможет ни бог, ни врач.
И с лица не смахнёт мне слёз.
На вечерние гроздья звёзд.
Из-за туч среди бела дня.
Я спешил из булочной с хлебом.
Не успел, ты прости меня.
Мы никогда так много не молчали
Мы никогда так много не молчали,
Не думали так много никогда,
Как той зимой потерь, тревог, печали,
Где новый день, как новая беда.
К чему ж упрек, что слишком поспешил
И трудное решенье принял сразу?
Я, может быть, уже тогда решил,
Как поступить сегодня был обязан.
Мы позабыли о тепле
Мы позабыли о тепле,
В городе не плачут.
И птицы над землёй
Пускай они бегут из гнёзд,
Мёртвые
Мне кажется: когда гремит салют,
Погибшие блокадники встают.
Они к Неве по улицам идут,
Как все живые. Только не поют.
Не потому, что с нами не хотят,
А потому, что мёртвые молчат.
Мы их не слышим, мы не видим их,
Но мёртвые всегда среди живых.
Идут и смотрят, будто ждут ответ:
Ты этой жизни стоишь или нет.
На Московском вокзале
Вокзал Московский пуст,
Уныло, как в пещере.
Под валенками хруст:
Надуло снег сквозь щели.
Вверху под потолком,
Луна, как снежный ком,
Нам в городе сейчас
Нет до вокзала дела:
Он просто в этот раз
Укрыл нас от обстрела.
Стою в том главном зале,
Где ждали мы родных,
Где мир как улей был,
Где жались лавка к лавке,
Где так я не любил
Его вокзальной давки.
Ответит только эхо.
И некого встречать,
И в мертвенной тиши
Поймёшь, бродя по залу:
Облака
Наш хлебный суточный паёк
Ладонь и ту не закрывает.
И человек, который слёг,
И потому что нету сил,
А над землёю вьюга стонет,
Мы мёртвых, чтоб не рыть могил,
В траншеях городских хороним.
Бушует голод. И пока
Не разорвать кольца блокады.
Красны, проплыв над Ленинградом.
От них пылает небосклон.
И враг, увидя их, в смятенье:
Перед началом наступленья.
Обстрел
Опять фанера хлопнула в окне
И старый дом от взрыва закачался.
Ребёнок улыбается во сне.
А мать ему поёт о тишине,
Чтоб он её потом не испугался.
Палата спит. А он с самим собою
Палата спит. А он с самим собою
Вполшёпота о чём-то говорит.
Он знает, что во сне кричит от боли,
И, чтобы не мешать другим, не спит.
Он умирал под ними двое суток.
Скорей бы утро, можно будет спать.
Память
Неверно, что сейчас от той зимы
Остались лишь могильные холмы.
Она жива, пока живые мы.
И тридцать лет, и сорок лет пройдёт,
А нам от той зимы не отогреться.
Нас от неё ничто не оторвёт.
Мы с нею слиты памятью и сердцем.
Во всей своей жестокости нетленной.
Но я шепчу ей: «Будь благословенна».
Она щемит и давит. Только мы
И эту память, как бы нас ни жгло,
Не троньте даже добрыми руками.
Пленные
По Невскому пленных ведут.
Они никуда не уйдут,
И наши солдаты спокойны.
В блокаде куда им уйти,
В какой закоулок податься?
На всём протяженье пути
Казнят их глаза ленинградцев.
Им хлеб, как и нам, выдают,
По Ладоге в город пробитый.
Похороны
Тяжело, потому что нами
Занялись и мороз и вьюга.
Потому что земля как камень.
Потому что хороним друга.
Мы хороним тебя без гроба,
Без цветов, без речей, без плача.
И не скажем ни слова, чтобы
Оправдаться. Нельзя иначе.
Нам, тебя пережившим людям,
Ты обязан простить всё это.
Если ж вдруг мы тебя забудем,
Вот тогда нам прощенья нету.
Пусть другие судачат
Пусть другие судачат:
Без большого труда.
Если я в полной мере
Не намучился с ней.
Мне опять не до смеха,
Стих упрям, как всегда.
Не желай мне успеха,
Рушится ночью небо
Рушится ночью небо,
Голод и стынь с рассвета.
Если бы я здесь не был,
Я б не поверил в это.
Как же непросто будет
Вновь обрести нам силы,
Чтобы поведать людям,
Что с Ленинградом было.
Скрипач
«Весной пойду учительствовать к детям.
А поначалу думал, что каюк. »
Я слушаю, стараюсь не заметить,
Как рукава свисают, будто плети.
Сосед, скрипач, оставшийся без рук.
Потом земля под домом и тобою
Встревоженно ворочаться начнёт.
Потом всё это снова повторится,
И крыша из-под ног пойдёт скользя.
Сотый день
Это б всё ничего, только руки немеют,
Только ноги становятся вдруг не твои.
Только сердце внезапно сожмётся, как ёжик,
И глухие удары пойдут невпопад.
Сердце! Надо стучать, если даже не можешь.
Бейся, сердце! Стучи, несмотря на усталость,
Слышишь: город клянётся, что враг не пройдёт!
. Сотый день догорал. Как потом оказалось,
Впереди оставалось ещё восемьсот.
Сугробы
Иной сугроб страшней трясины,
Что делать, я один не в силах
Через него перешагнуть.
Стою и жду под снежным воем,
Пока другой не подойдёт.
Вот подошёл. Теперь нас двое.
Так бывает порою с нами
Так бывает порою с нами:
И глядишь на всё не глазами,
А глазницами той войны.
Если память своё заладит,
Бесполезно перечить ей.
Ты опять прикован к блокаде,
Как к скале своей Прометей.
Вновь январь за окном белеет,
Рядом снова твои друзья.
Не меняются. Им нельзя.
Обсуждают твои поступки:
Осуждают твои уступки:
— Тут нельзя отступать, никак.
И тогда в своё оправданье
Слишком много лет расстоянья.
Я, наверное, стал иной.
И темнеют зрачки их глаз:
— Раз ты жив, по тебе сегодня
Люди могут судить о нас!
— Я согласен, но это трудно.
И уйдут, молчаливо глядя
Сквозь тебя и других людей.
. Так живу. Прикован к блокаде,
Как к скале своей Прометей.
Трое
Я к ним подойду. Одеялом укрою,
О чём-то скажу, но они не услышат.
Нас в комнате трое, но двое не дышат.
Я знаю: не встанут. Я всё понимаю.
Зачем же я хлеб на три части ломаю?
Улица России
На улице Росси строй жёлтых фасадов
Подчёркнуто чёток, как фронт на парадах.
Она небольшая. И нет ленинградца,
Который сумел бы на ней затеряться.
Здесь фильмы снимают при ясной погоде,
Туристы, беседуя с гидами, бродят.
Проходят девчонки с походкой приметной,
Поскольку тут — здание школы балетной.
Я тоже на улице Росси бываю.
Но мне здесь невесело: я вспоминаю.
Дворец пионеров, что с улицей рядом,
Стал новой больницей в начале блокады.
Сюда привозили из разных районов
И тех, кто спасён был в домах разбомблённых,