Цвет пурпурный книга о чем
Цвет пурпурный
Посоветуйте книгу друзьям! Друзьям – скидка 10%, вам – рубли
© Alice Walker, 1982, 1992
© Перевод. М. Завьялова, 2017
© Издание на русском языке AST Publishers, 2018
Перевод цвета
Цвета, как и многие другие признаки, перебираясь из одного языка в другой, попадая в культуру с иной организацией смыслов, меняют оттенки. Царский пурпур, цвет королевской мантии, в русском языке горделиво красен. Вспоминается пушкинская старая Москва, поникшая перед новою столицей, как «порфироносная вдова». Порфира – так назывался по-гречески моллюск, из которого как раз и добывали пурпурный краситель. Древний пурпур, добывавшийся из морских моллюсков, был фиолетовым. В английском «purple» – обыденное, лишенное надменности слово, такими бывают полевые цветы, простенькие, почти не видные в траве, но и царь Соломон одевался не роскошнее их. Земля, травы, деревья укутаны в божественную славу, это, а не тело деспота достойно пурпура. Истинный пурпур незаметен, как незаметна на фоне мировой истории жизнь черной деревенской девочки Сили, героини романа «Цвет пурпурный». Так, наверное, можно толковать название книги Элис Уокер. Но есть и другие значения у этого названия, угадать которые невозможно, если полагаться только на свою сообразительность. В «Цвете пурпурном» заявлена определенная программа, плохо различимая без некоторой доли окололитературных сведений. И, вероятно, не стоит скрывать, да и вряд ли это возможно, что текст Элис Уокер имеет отношение к феминизму.
«Цвет пурпурный» появился в 1982 году, на исходе второй волны феминизма, бывшего неотъемлемой частью бурных политических движений за гражданские права предыдущего двадцатилетия. Феминизм второй волны 60-х и 70-х годов задавался проблемами равенства, причем не равенства на кухне перед горой грязной посуды, как часто это толкуют сторонние наблюдатели, а равенства за пределами семьи и дома. Белые американки хотели вырваться из одиночества кухни в благоустроенном пригородном доме, заниматься профессиональной деятельностью наравне с мужчинами, обходиться при этом без обидных замечаний, получать вознаграждение за работу, соизмеримое с тем, какое получали мужчины, иметь свои счета в банке (а замужние женщины не имели на это права). Нам, постсоветским женщинам, опять же, не говорю за всех, но по крайней мере в большинстве своем, трудно понять эти проблемы, так как многие из них были решены для нас и за нас ранними декретами советской власти. Беспокоит скорее излишек работы, чем ее недостаток, скорее отсутствие дома в пригороде, чем его наличие. На это же жаловались афроамериканки того времени, утверждая, что белые феминистки, стремясь вон из дома и выдавая это стремление за универсально необходимое всем женщинам, отрицали тем самым «женскость» цветных сестер, которые в большинстве своем и так были вынуждены работать вне дома с утра до вечера, делая грязную работу за небольшие деньги, чтобы прокормить семью. Их нужды зачастую были в корне противоположны нуждам образованных и обеспеченных белых американок. Цвет кожи оказывался не менее отягчающим обстоятельством, чем пол, в ремесле выживания, и вовсе не по эстетическим соображениям – он влиял на социальный статус. Черные участницы движения утверждали, что белые феминистки, борясь за свои права, не замечают, как сами, в силу своей принадлежности к белому среднему классу, участвуют в угнетении афроамериканцев, включая своих черных «сестер». Поэтому-то у черных американок и возникла необходимость обозначить свои интересы как отличные от интересов белых феминисток.
Как-то раз Элис Уокер сказала такую фразу: «Пурпурный относится к лавандовому, как вуманизм к феминизму». Понятно, что лавандовый бледен и водянист по отношению к насыщенному богатому пурпуру. Но что это за «вуманизм» такой, который интенсивнее и ярче феминизма? Слово, образованное от английского «woman», то есть женщина, было придумано самой Элис Уокер, чтобы очертить позицию цветных женщин в пределах буржуазного, преимущественно белого, американского феминизма и заявить о разногласиях с белыми феминистками. Сменив ярлык, Элис Уокер тем самым дала понять, что не о мистических феминах высоких сфер, а о женщинах, реальных и телесных, будет идти речь, и не только об отдельных женщинах, но о целом женском мире афроамериканок, о материнстве и сестринстве, об отношениях женщин друг с другом, их трудах и днях. И не писатели-мужчины или белые американки, такие, как, например, Гарриет Бичер-Стоу с незабываемым дядей Томом, будут чревовещать за афроамериканок, а сами они заговорят своим голосом. В «Цвете пурпурном» не сторонний наблюдатель – сама героиня романа рассказывает о себе в письмах, хотя «закон отца» велит ей молчать: запрет на открытую и откровенную речь озвучен в первых строках повествования.
Говоря о мужчинах своего народа, Элис Уокер вряд ли склонна приписывать их негативные характеристики полу, генетике или национальному характеру. Система – вот источник гендерного зла. Автор демонстрирует, что зло не присуще человеческой натуре, ему учат отцы сыновей, старшие и более авторитетные младших, только вступающих в жизнь. Муж Сили, Мистер __, сидя на террасе и покуривая трубку, в то время как рушатся жизни его детей, лишенных его внимания и заботы, учит своего сына, как вести себя в семье. И учит так же, как учат друг друга дети во дворе, – дразня и обзывая. Смотри, говорит он, если будешь заниматься детьми, помогать жене и быть с ней единодушным, тебя будут дразнить кухонным мужиком и подкаблучником. Таков культурный каркас патриархатного мироустройства в «Цвете пурпурном». Здесь реальность женской и детской жизни не важна, ее не существует, существует только соперничество между мужскими особями, борьба за статус и боязнь его утраты.
Книга начинается с запрета на речь, или, иначе говоря, на репрезентацию. Сили приказано молчать, и она послушно и простодушно пишет письма Богу, до тех пор, пока верит, что запрет наложен ее настоящим отцом. Но власть оказывается узурпирована злым отчимом (здесь Элис Уокер делает выпад против литературного клише, образа злой мачехи), и закон отца на деле оказывается пустышкой, не менее от этого вредоносной. Согласно Элис Уокер, патриархатный мир основан на подлоге. Закон отца на деле является законом отчима, а патриархат системой подстановок, где кто угодно может захватить власть.
Так что же, разрушим мир до основания, а затем построим наш, новый? Хотя Сили в конце концов бунтует против мирового устройства, никто в текстуальном мире Элис Уокер не собирается его свергать. Уокер не строит свою вселенную на смертной вражде. Революции не будет. Женский мир не пытается вытеснить мужской, женщины не соперничают с мужчинами в борьбе за территорию. Мудрая героиня романа знает, что средства определяют окончательный продукт. Каково средство, таков и результат, а цель – всего лишь благое намерение и на ход дела влияет незначительно. Поэтому Элис Уокер предлагает альтернативное устройство социума, этакую гендерную утопию. Женский мир в романе Уокер выстраивается в другом пространстве и на других началах. Ее героиня, Сили, в детстве познав изнанку гетеросексуальных отношений, отворачивается от такого способа бытия. Мужчины ей больше не будут интересны ни в каких целях. Ее мир – это мир лесбийских отношений, мир женщин, поддерживающих и вдохновляющих друг друга, где материнство не является клеткой и не обрекает мать на радикальное одиночество в силу того, что другой жизни, кроме жизни вокруг своих детей, у нее нет, а дети ее никому, кроме нее, не нужны. В этом мире женщины не культивируют уникальный материнский быт и исключительные отношения с собственными детьми, а вместе воспитывают тех детей, своих ли, чужих, которых им Бог послал, поскольку, как говорится в африканской пословице, требуется деревня, чтобы вырастить одного ребенка. Да и Бог здесь другой, не мужчина и не женщина, не картина и не седобородый дед на облаке, а все во всем – веселое играющее божество, благословляющее любые сексуальные ориентации и любые любовные переживания. Не напоминает ли это В. В. Розанова, писавшего в «Опавших листьях»: «Берегите всякое живое «есть» любви»?
Будь этот роман написан немного раньше, в 70-е или даже 60-е годы, весьма вероятно, что стройплощадка для утопии «Цвета пурпурного» переместилась бы в Африку, в которой происходит много событий романа. В десятилетия «расовой революции» в Америке афроамериканская культура, отказавшись от надежд стать равноправным участником многонациональной американской семьи народов, стала искать альтернативную почву для своего роста. На какой-то момент казалось, что родная Африка, не испорченная голым чистоганом, земля предков, живших в единении с природой, может стать идеальным полигоном для афроамериканской культуры, неким референтным раем, пусть навсегда потерянным, но возобновимым на символическом уровне. Однако за расовой революцией последовала феминистская, и культурная ситуация, для американцев всех цветов, весьма переменилась. Элис Уокер посылает своих героев в Африку, но только затем, чтобы они могли убедиться, что патриархат повсеместен, власть капитала повсеместна, сколько от них ни бегай по планете. Афроамериканцы имеют свое уникальное прошлое, свой национальный эпос порабощения, свою судьбу, которую им еще предстоит аристократизировать (а романтизирована она уже) и которой им еще предстоит гордиться. Радикальных улучшений можно ждать только в пределах своей культуры, на пути внутреннего поиска и переформулирования своей личности и своего сообщества, в отказе от правил патриархатного закона жизни.
«Цвет пурпурный» не раз называли феминистской утопией, где перевернуты с ног на голову общепринятые понятия о том, кто такие мужчина и женщина, как им положено себя вести, чем заниматься, кого и как любить, опрокинут мир, в котором отношения между полами трагичны, темны и безысходны. Завязывая узел неразрешимых и жестоких противоречий в начале романа, Уокер дает своим героям неожиданный выход в счастливое пространство собственного дома Сили, но не ранее, чем они излечились от своих болезней. Элис Уокер как-то писала, что в ее намерения не входило делать из Мистера __ дьявола, а из Сили ангела. По ее словам, они оба серьезно больны. Садомазохистская логика их существования должна быть изжита, застарелые стереотипы отвергнуты. В утопическом пространстве «Цвета пурпурного» мужчина имеет право плакать, быть слабым, терпеть поражения, готовить еду и возиться по дому, посвящать свою жизнь детям, быть под каблуком у собственного ребенка, шить, если ему того захочется, не вызывая недоуменных реакций или вообще каких-либо реакций окружающих. Так же, впрочем, как и женщина, которая может любить столярные работы больше, чем стирку и уборку, может иметь влечение к женщинам, а не к мужчинам, может не признавать, что дети – это единственный смысл и оправдание ее жизни. Перед нами своеобразная мастерская социального конструирования. Ведь не все девочки любят убирать дом, некоторые любят его строить. К ним относится и Элис Уокер.
Конечно, как любая утопия, роман Элис Уокер уязвим для критики. Но в одном отношении он уже за пределами досягаемости убийственных рецензий и обзоров: действие его разворачивается не только на страницах. Так случилось, что оно перетекло с бумажных страниц в действительность. «Цвет пурпурный» относится к тем произведениям, которые не только произведены, но и сами произвели действие, впрочем, наверное, как и все книги, независимо от их литературных достоинств, которые читаются большим количеством людей и имеют резонанс. «Цвет пурпурный» изучается в университетах, на нем оттачивают мастерство начинающие литературоведы и культурологи, сочиняя сотни курсовых, дипломов и попадающих в печать статей.
«Цвет пурпурный» – роман оппозиционный. Если не увидеть в американской культуре ее самую, может быть, важную и ценную часть, культуру оппозиции, то можно не увидеть и самой культуры, как это зачастую и происходит. Американская не-массовая культура строится не вокруг песен и кино. Это прежде всего культура гражданская. Чтобы общество не съело своих детей, должна существовать оппозиционная общественная жизнь, которая не зависит от того, кто у власти, белые или красные, демократы или республиканцы, русофилы или западники. В мире американского оппозиционного движения, и в частности в феминизме, представлены многие тысячи групп, которые хотят быть услышаны. Они мало известны за пределами страны, а зачастую за пределами университетских кампусов или крошечных офисов некоммерческих организаций и их веб-сайтов, но структура создает напряжение, некое силовое поле, хоть в какой-то степени защищающее жителей, включая не вовлеченных в политические затеи потребителей, от людоедства власти и капитала.
От переводчика
Элис Уокер поселила героев своего романа в одном из южных штатов, в Джорджии, где, в городе Итонтоне, родилась она сама. Ее персонажи говорят на афроамериканском варианте английского языка. Чтобы избежать контраста диалектной прямой речи и обрамляющего ее литературного языка рассказчика, автор поручила вести рассказ самой героине книги, Сили. Таким образом, язык романа, за исключением писем Нетти, написанных правильным и даже несколько возвышенным языком, представляет собой социоэтнический диалект английского языка. Английский язык, на котором говорят афроамериканцы, своеобразен. Среди заметных черт этого варианта английского, если не считать произношения и интонации, можно упомянуть глагольные формы с усеченными окончаниями, пропуск глаголов-связок и специфическое употребление местоимений. Переводить дословно эти особенности я не стала, чтобы не создавать ощущения неправильности речи. Афроамериканский язык имеет свои правила, и все кажущиеся отклонения подчинены обычной языковой логике. Если бы я попыталась переводить дословно, это выглядело бы так: «он иду домой» или «нас пошли на речку». Поскольку язык этот сложился не в городской среде, для передачи его особенностей я выбрала некоторые черты южных диалектов русского языка, стараясь ограничиться глагольными и местоименными формами, хотя не обошлось и без некоторой доли диалектных слов и выражений. Важно отметить, что это не есть перевод на южнорусский диалект. Скорее, диалектные вкрапления я использовала как красочные мазки, наложенные тут и там, без особого распорядка, чтобы создать определенный колорит, как в живописи. Кроме того, язык героев романа обогащен знакомством с Библией, поскольку жить в сельской Америке и не состоять в церковной общине, не ходить по воскресеньям в церковную школу и не читать Библии было немыслимо в первые несколько десятилетий двадцатого века, когда происходят события романа. И каковы бы ни были их нравы, в языке героев романа почти полностью отсутствуют бранные слова. Если искать аналогии в русской языковой среде, то это скорее наивная чопорность маленького провинциального городка, где проступки и преступления совершаются под покровом приличия и обычая, чем матерная искренность русской деревни или привычная бранчливость городских низов.
Перевод романа был сделан при поддержке издательской и женской сетевой программ фонда Сороса. За помощь в транслитерации некоторых имен, а также за ряд полезных советов хочу поблагодарить аспирантку магистерской программы изящных искусств Университета Миннесоты Карлу Джонсон.
Цвет пурпурный
Посоветуйте книгу друзьям! Друзьям – скидка 10%, вам – рубли
Эта и ещё 2 книги за 299 ₽
Но однажды в жизни Сили появляется наставница и настоящая подруга, которой она небезразлична. Вместе с ней Сили найдет путь к свободе и независимости. Сделав первый шаг и оставив прошлое позади, она поймет свое призвание в этом мире и окружит себя любимыми людьми…
С этой книгой читают
Отзывы 6
Это первая книга за последние лет 15, которую я бросила, не дочитала, не осилила. Я понимаю, почему она написана безграмотным языком, но глаза на куче ошибок в каждом слове просто «ломаются», а мозг закипает. Написана в стиле- он пришёл, она сказала, я ответила… Мрак! Понятно,что это так задумано, но читать невозможно, мне по крайней мере.
Это первая книга за последние лет 15, которую я бросила, не дочитала, не осилила. Я понимаю, почему она написана безграмотным языком, но глаза на куче ошибок в каждом слове просто «ломаются», а мозг закипает. Написана в стиле- он пришёл, она сказала, я ответила… Мрак! Понятно,что это так задумано, но читать невозможно, мне по крайней мере.
Великолепная, тонкая и полная жизни история. История о боли и печали, о долгожданной радости и счастье и, конечно же, о Боге. И всё это умещается в огромном сердце маленькой неприметной цветной женщины.
Великолепная, тонкая и полная жизни история. История о боли и печали, о долгожданной радости и счастье и, конечно же, о Боге. И всё это умещается в огромном сердце маленькой неприметной цветной женщины.
Отличная книга. Заставляет о многом задуматься. Очень понравилась концовка. Читается на одном дыхании.
Сначала непривычно из-за стиля изложения, но в этом особый шарм книги.
Отличная книга. Заставляет о многом задуматься. Очень понравилась концовка. Читается на одном дыхании.
Сначала непривычно из-за стиля изложения, но в этом особый шарм книги.
Начала читать, чтоб посмотреть, что за жанр писать книгу в виде писем и неожиданно увлеклась, втянулась. Сначала коробило неграмотное письмо, понятно, что так задумано, но потом причиталась. Одним предложением автор может указать на огромный пласт эмоций и трудностей. И немного расшифровать эмоции. От письма к письму героиня меняется.
Меня впечатлила книга. Но, конечно, не каждому это понравится.
Начала читать, чтоб посмотреть, что за жанр писать книгу в виде писем и неожиданно увлеклась, втянулась. Сначала коробило неграмотное письмо, понятно, что так задумано, но потом причиталась. Одним предложением автор может указать на огромный пласт эмоций и трудностей. И немного расшифровать эмоции. От письма к письму героиня меняется.
Меня впечатлила книга. Но, конечно, не каждому это понравится.
Она великолепна! В самое сердце! Уж не знаю как в оригинале, но переводчик здесь постарался от души. Хочется крикнуть лучшая книга, лучшие чувства, послевкусие хочется смаковать и смаковать. Передать просто человеческую историю и как замыкает я круг на себе самом. Для меня понятие рабство как то отсутствовало. Дожив до 33 лет, я прочитала сначала прислугу, затем возлюбленная, и вот последние страницы прочитаны третей, поистине ласковой истории. Несмотря на все, наверное так люди переживают войну… Дай бог нашим детям сохранить вкус к жизни. Что творили белые по отношению к цветным? Какая струна натягивается чтобы отыграть эти ужасы. Спасибо автора что даёт испить чистой воды надежды, что ужасы будут забыты, и любовь согреет сердца людей. Странный отзыв, ничего информативного… Но это чувство, словно песня в душе! Читайте!!
Она великолепна! В самое сердце! Уж не знаю как в оригинале, но переводчик здесь постарался от души. Хочется крикнуть лучшая книга, лучшие чувства, послевкусие хочется смаковать и смаковать. Передать просто человеческую историю и как замыкает я круг на себе самом. Для меня понятие рабство как то отсутствовало. Дожив до 33 лет, я прочитала сначала прислугу, затем возлюбленная, и вот последние страницы прочитаны третей, поистине ласковой истории. Несмотря на все, наверное так люди переживают войну… Дай бог нашим детям сохранить вкус к жизни. Что творили белые по отношению к цветным? Какая струна натягивается чтобы отыграть эти ужасы. Спасибо автора что даёт испить чистой воды надежды, что ужасы будут забыты, и любовь согреет сердца людей. Странный отзыв, ничего информативного… Но это чувство, словно песня в душе! Читайте!!
Отзывы на книгу « Цвет пурпурный »
«Цвет пурпурный» за рубежом украшает собой большинство списков «Надо прочесть до 100 лет, иначе ты редиска», фильм Стивена Спилберга «Цветы лиловые полей» украшает собой большинство списков «Надо посмотреть до 100 лет, иначе ты сосиска», а у нас до сих пор издан только один перевод небольшим тиражом, который фиг достанешь и о котором никто не слышал. При том, что книга действительно достойна прочтения.
Уровень скандальности у «Цвета пурпурного» зашкаливает, и дело даже не в том, что главная героиня одновременно чёрная, женщина и нетрадиционной ориентации. Скандальность в том, что Элис Уокер, являясь той самой чёрной женщиной, смогла показать нам мир мужчин-афроамериканцев, про который белые писать не могут. Потому что, во-первых, банально его не знают, во-вторых, а ты попробуй напиши, сразу тебя заклюют за нетолерантность, проклятый куклусклановец. Между тем, далеко не всё ладно в чернокожем королевстве. Элис Уокер пишет о тех временах, когда афроамериканцы были для белых людьми второго сорта, и для всех вокруг это было в порядке вещей, закладывалось в воспитание и никто даже не мог помыслить, что может быть как-то иначе. В то же время женщины для чернокожих мужчин были тем же самым, чем сами афроамериканцы были для белых. Минус на минус в этом случае никакого плюса не дал, и чернокожие женщины оказались во вдвойне глубокой и вонючей заднице. С ними обращаются даже не так, как с вещами или скотом. Вещи и скот берегут, потому что это ценное имущество. А женщина? Нахлебница, только и годится, что стирать портки и раздвигать ноги, а потом ещё ртов нарожает, тьфу на неё.
Элис Уокер показывает нам различные пути, которыми могли в то время пойти чернокожие женщины. Главная героиня, которая полуграмотно пишет свои письма к Богу (а кому ей ещё писать?), большую часть книги предпочитает терпеть и страдать. Побои, изнасилования, помыкание — и это даже не от огромного мускулистого мужика, как в фильме, а от мелкого задохлика. При этом сам задохлик не то чтобы персонаж отрицательный, он бьёт женщину лишь потому, что его так приучили, ну, как кататься на велосипеде. Другого варианта обращения с ней он просто не знает.
Сестра главной героини получает максимальное доступное ей образование и отправляется на историческую родину в Африку. Где оказывается, что яйца те же, только в чуть более потный и солнечный профиль. Женщинами помыкают, пожимая плечами, деды так делали, зачем что-то менять?
Мощная мужиковатая София пытается примерить на себя мужскую модель поведения: лупцует мужа в ответ, командует парадом и говорит то, что думает. В итоге огребает по полной, но уже от второй ступени задницы — от белокурых дьяволов, властелинов мира.
Кажется, что в этом мире лучше всего чувствует себя красотка Шик Эйвери, которая играет с мужчинами, курит, пьёт, поёт и делает, что хочет. Но это чисто внешняя мерлинмонровщина, где-то внутри она всё равно так же несчастна, как и остальные чернокожие дамы. Сейчас у неё есть разменная валюта — собственная красота и обаяние — но, во-первых, от её употребления идут некислые побочные эффекты (и бабушки на лавочках кричат ей вслед сами знаете что), а во-вторых, эта валюта ненадёжна. Пять лет, десять, пятнадцать, а потом лицо покроется морщинами, главные герои большинства её песенок обвиснут и останется Шик-Шик-Шикаладка у разбитого корыта.
Примечательно, что на фоне всего этого беспросвета Элис Уокер умудряется-таки замутить хэппи-энд. Сомнительно, правда, чтобы тот путь, который она указала главным героям, сработал в жизни так же легко и беспрепятственно, как в книге. Ну да ладно, это мы сейчас тоже в теории рассуждаем, теория против теории. Уокер напоминает нам, что терпимость и нетерпимость, толерантность и политкорректность — это, прежде всего, вопрос воспитания, который с годами никуда не исчезает. Сейчас, конечно, в этом направлении ведутся работы, но унизительные, корявые, с перегибами, выставляющие любую борьбу за равноправие в нелепом и комичном свете. Не в этом дело вообще. Не в борьбе. Проблема не в том, чтобы никто не смел оскорблять, ущемлять и калечить чернокожих женщин (к примеру). Проблема в том, что у человека вообще не должно возникать даже помысла к тому, чтобы кого-то оскорбить или ударить, независимо от пола, цвета кожи, ориентации и так далее. Вот просто на уровне рефлексов, как нельзя прижимать ладошку к раскалённому утюгу.
Отдельное спасибо за проделанную работу с переводом Марии Завьяловой. Думаю, что это одна из причин, по которой роман так долго не переводили на русский — трудность адаптации. Главная героиня пишет от первого лица, при этом она малограмотная дамочка из гетто, которая и говорит-то неправильно и специфически, а пишет — хоть святых выноси. Как это на русский передать? Мне показалось, что Марии Завьяловой это удалось неплохо, хотя аналога сленга чёрного гетто в русском языке нет. Вместо него она воспользовалась кучей просторечий, особенно южных. Попадание не на сто процентов, но всё же удачное.
Под конец примечание для тех, кто любит помыться после книжек: в книге не только много ббпе, но можно наткнуться и на педофилию, изнасилования, вроде как инцест, женское обрезание, лесбийские утехи и прочие вещи, о которых простая чернокожая бабёнка говорит спокойно, как о покупке картошки, а нежную и трепетную душу они могут ранить навылет.